Встреча на Эльбе

Неожиданно на них выливается ушат помоев. Немцы, вскрикнув, смотрят вверх. Над неоновой рекламой «Золотой берег» – разрушенное окно, у которого собралась группа американских солдат. Они покатываются со смеху, готовясь вылить еще один ушат помоев на прохожих. Слышно пение:

– Би-Би-Бизония, моя Бизония…

Облитые помоями немцы отбегают от кафе, останавливаются, смотрят на идущих по тротуару, широко открывают глаза и удивленно говорят:

– Господин Дитрих! О, господин Дитрих!

Дитрих и Фишер в сопровождении двух «эмпи» удивленно наблюдают происходящее. Фишер подталкивает Дитриха, и старик, опустив глаза, идет дальше.

Полутемная комната. Горит настольная лампа. Светится работающий радиоприемник. Кузьмин сидит около радио со стаканом чая. Московское радио передает песни по заявкам радиослушателей.

Слышен голос отчизны родимойОт свободных просторов вдали,Ничего нет на свете любимейИ дороже советской земли.

Глухов. И вы поверили, товарищ майор, этому Дитриху?

Кузьмин. Да, поверил.

Глухов. Но ведь он же наш противник, он сам прямо заявляет об этом. Я вас не понимаю!

Кузьмин. Вот и хорошо, что сам заявляет. Значит, говорит то, что думает.

Глухов. А вот теперь он покажет свое настоящее лицо на том берегу.

Кузьмин. Он вернется!

Глухов. Сомневаюсь!

Из радиоприемника слышится пение:

Ничего нет на свете красивей,Ничего нету в мире светлейНашей матери гордой России,У которой не счесть сыновей.

В бинокль видны темные очертания развалин американского берега с яркими рекламами ночных кабаков; все остальные жилые здания погружены в темноту. Над хаосом тревожных, разгульных звуков ночной Бизонии – воркующий голос американского диктора:

– Америка – страна подлинной демократии. И она охотно передает Европе свои достижения, свои идеалы, свой образ цивилизованной жизни.

Ночной клуб «Аист». Из дверей клуба двое американских солдат выбрасывают на тротуар избитого негра в форме американского солдата. Его лицо и голова разбиты в кровь, но тяжелые армейские ботинки продолжают ударять в грудь, живот, голову.

Голос С. Ш. А. Президент Трумэн сказал сегодня, выступая в сенате: «В Соединенных Штатах нет расовой дискриминации!» Президент Трумэн подчеркнул, что все национальности, живущие под американским флагом, пользуются полной свободой.

По лицу негра ударяет ботинок солдата «Милитари Полис» в белой гетре. Эту гнусную сцену наблюдает молчаливый, угрюмый Дитрих. Фишер подталкивает его.

Фишер. Господин Дитрих! Ну, вот мы и в Америке!

Стоящий спиной американский солдат замечает Дитриха и Фишера. Он замахивается стеком.

Солдат. Назад! Немцам прохода нет.

Среди развалин немецких домов – наскоро сколоченные бараки и подремонтированные помещения, напоминающие времена «золотой лихорадки», когда обезумевшие от возможного обогащения золотоискатели неистовствовали в притонах Клондайка. Множество кабаков, и у каждого входа – драка, хохот, свист, фигуры пьяных, которые еле стоят или уже лежат в лужах. По улице идут Дитрих и Фишер. Вспыхивают вывески: «Аист», «Золотая лихорадка», «21» (названия американских ночных клубов). Но вот открывается темное здание магазина для немцев. Дитрих останавливается, смотрит. Горят керосиновые фонари, освещая над входом вывеску: «Баттер центер» (обменный пункт). От двери тянется большая очередь истощенных немцев, с ночи ждущих открытия магазина. Каждый из стоящих в очереди держит в руках какой-либо антикварный предмет: картину, вазу, мраморную статуэтку, бюст Бетховена, хрустальную люстру. Некоторые немцы сидят на раскладных стульчиках, жуют завернутое в бумажки жалкое подобие еды. Подойдя к одному из немцев, стоящих в очереди, Дитрих спрашивает:

– Извините, что здесь такое?

Немец. Обменный пункт. (Горько улыбаясь, показывает на картину, которую он держит в руках.) Меняем немецкую культуру на американские бобы и сигареты.

Передача «Голоса Америки» плывет над очередью.

Голос Америки. США стоят на страже свободной коммерческой торговли, свободной деятельности во всем мире!

Немец (продолжая усмехаться). Обмен вполне справедливый. Одна банка бобов за одну Мадонну, пачка сигарет за бюст Бетховена. Но кушать – надо.

Раздается резкий гудок автомобиля. Немцы разбегаются, Дитрих бросается в сторону, прижимаясь к стене. Поблизости от Дитриха останавливается машина генерала Мак-Дермота. Рядом с ней – джип капитана Кимбро. Из радиоприемника в машине Кимбро слышна пошлая фокстротная музыка с присвистом и женским визгом. Пьяный Кимбро «выскакивает из джипа» и открывает дверь генеральской машины. Выходит жена генерала Мак-Дермота. Позади генеральского автомобиля уже остановились студебекеры, груженные ящиками, на которых яркие наклейки: «Сигареты “Честерфильд”», «Сигареты “Кэм-эль”», «Сигареты “Лайки Страйк”». Из дверей магазина выходят несколько американцев в штатском.

Первый американец. Добрый вечер, миссис Мак-Дермот! Как здоровье генерала?

Миссис Мак-Дермот. Скажите, Томми, как идут дела?

Второй американец. Терпимо, миссис Мак-Дермот, вполне терпимо, хрусталь брать перестали, сегодня только саксонский фарфор и баккара в серебре.

Миссис Мак-Дермот. Но, Томми, мне не нужен больше фарфор, пожалейте этих бедных немцев, оставьте им хоть посуду. (Смеется.) Берите золото, меха, произведения искусства, полегче весом, чтобы не перегружать самолет, а то может лопнуть наш воздушный мост через океан. (Все смеются.) Самолеты доставили новую партию сигарет. Генерал запретил другим торговлю ими, и мы имеем возможность считать сигарету не по 6, а по 8 марок за штуку.

Дитрих, прижатый к стене грузовиками, из которых американские солдаты выгружают ящики с сигаретами, унося их в дверь обменного пункта, наблюдает за тем, как из магазина выносят обмененные у немцев вещи и нагружают ими грузовики. Пробегает растрепанная, дрожащая от страха красивая молодая немка. Дитрих отступает в темноту ниши. Следом за немкой бежит пьяный, возбужденный капитан Кимбро. Дитрих поправляет сбитую с него шляпу и съехавший на сторону галстук

Кабинет генерала Мак-Дермота.

Мак-Дермот, подымаясь из-за стола, говорит тоном, не допускающим возражений:

– Вы получите много долларов, паек американскими продуктами. Такие оптики, как вы, очень нужны Америке, господин инженер! Я говорю это вам, я, Мак-Дермот, член правления американского оптического концерна в Германии.

Дитрих перед столом генерала.

Дитрих. Что же я должен делать?

Мак-Дермот. Вы будете руководителем лаборатории авиационных и артиллерийских прицелов.

Дитрих. Но разве война не окончена, господин генерал, и разве немецкие оптические заводы уже принадлежат американскому концерну?

Мак-Дермот. Да, мы приобрели эти заводы. Старая война окончилась. А теперь новая война, война с коммунизмом! Разве вы, настоящий немец, не хотите бороться с коммунизмом? Вы знаете, что такое план Маршалла? Мы предоставим вам огромные возможности, лаборатории таких масштабов, какие вам не снились при Гитлере, господин инженер.

Дитрих. У меня другие сны, господин генерал. Мне снится мир, и этот сон о мире видят миллионы людей, миллионы немцев!

Мак-Дермот (смеясь). Ну, что же, у нас свобода сновидений, господин Дитрих. Но реальная жизнь часто не похожа на сны.

Позади генерала Мак-Дермота знакомая картина «Похищение Европы». Телефонный звонок. Мак-Дермот берет трубку.

Мак-Дермот. Да, слушаю… Мне не нужны их паршивые марки, я их печатаю сам. Рубите лес. Рубите, и мы продадим его англичанам…

Митинг социал-демократов. На развалинах фашистского памятника немецкие жители Бизонии слушают выступление Фишера.

Фишер. Мы в Германии можем и должны быть социалистами, но мы не можем быть коллективистами, мы не можем поддерживать передачу заводов и фабрик, принадлежащих уважаемым немцам, в руки рабочих.

В стороне от митинга – отдельная группа. Это мрачный, ушедший в себя Дитрих и рядом с ним несколько немецких инженеров. Среди них те, на которых выливали помои из окна клуба «Золотой берег».

Фишер. Если мы здесь, на Западе, станем слабыми, то мы растворимся в миллионных массах Востока, тогда будет уничтожена историческая культура Запада и придет конец мечте о цивилизованной Европе.

Жидкие аплодисменты. Фишер похож на хищную птицу. Все его манеры напоминают бесноватого «фюрера». Он кричит резким пронзительным голосом, брызжет слюной, действуя на слушателей болезненной манерой фанатика.

Первый инженер. Американцы приказали мне сегодня вечером взять чемодан, вещи и явиться на аэродром.

Второй инженер. Они отправляют нас в Америку, а наши дети, семьи?

Первый инженер. Они даже не спросили моего согласия, они обращаются с нами, как со своими неграми.

Третий инженер. Они заставят нас в Америке делать то же самое, что заставлял нас здесь делать Гитлер.

Дитрих (резко подымая голову). Вам надо перебраться на тот берег!

Инженеры повернули головы к Дитриху:

– К большевикам?

Дитрих. На берег демократической Германии!

Инженеры переглядываются.

Первый инженер. Но там диктатура коммунистов!

Второй инженер. Там тоталитарная система!

Третий инженер. Господин Дитрих, вы понимаете, что вы говорите?

Фишер. Я никогда не вернусь на советский берег. Там – ужас и кошмар! Там подавление свободы, унижение личности и уничтожение частной инициативы!

Инженеры поворачиваются в сторону говорящего Фишера.

Дитрих. Это – ложь! Даю вам слово, господа, что Фишер – подлец и агент врагов Германии. Теперь я все понимаю! Наш дом на том берегу!

Решительно и сурово лицо Дитриха. Дитрих и группа инженеров идут по лесной дороге. Вокруг американские солдаты рубят лес, валятся вековые деревья древнего парка. Инженеры, идущие вслед за Дитрихом, стиснув зубы, сдерживают свой гнев. Группа людей проходит через поляну. Свежие пни на месте бывшего леса.