Встреча на Эльбе

Лев Шейнин

Встреча на Эльбе

Серия «Советский экран»

© Шейнин Л.В, 2025

© ООО «Издательство Родина», 2025

Встреча на Эльбе

Мокрая, дрожащая от страха кошка, держа в зубах своего детеныша, пытается выбраться из воды, цепляясь за проплывающие мимо предметы. Вот она взобралась на деревянные стенные часы с кукушкой и, подхваченная водоворотом, стремительно уплыла. По реке, громоздясь, как льдины в ледоход, плывут крыши разбомбленных домов, разбитые грузовики, эсэсовские знамена, трупы людей и животных… Книжные шкафы. Листы бумаги, газеты, корыта, кровати… Полуопрокинутый речной транспорт с надписью «Германия», сохранившейся над разбитыми колесами… И над всем этим слышно гудение многих тысяч моторов, скрежет железа, лязг гусениц…

Разводной мост. Две его половины повисли над рекой, как две гигантские железные руки, не дотянувшиеся одна до другой.

«Встреча на Эльбе». Киноплакат

Сотни немецких беженцев буржуазного обличия сгрудились на восточной стороне моста, стремясь переправиться на другой берег. Через разрыв моста перекинуты деревянные трапы, подгибающиеся под тяжестью обезумевшей толпы, в панике перебегающей через пропасть… На переправе хаос. Физически сильные, в безумном страхе пытаясь пробиться на противоположный берег, топчут более слабых.

Потерявшие человеческий облик, обезумевшие люди цепляются за доски разрушенного моста, теснимые напором толпы с берега, срываются, падают в воду. Слышится треск. Мостки не выдерживают, ломаются: все находившиеся на них падают в реку. Увидев, что путь по мосту прерван, толпа бросается к стоящему у причала старому катеру – речному трамваю с названием «Адольф Гитлер». У одного из бегущих раскрывается футляр от виолончели и оттуда вываливаются какие-то ценности, платье, белье.

Крики, ругань, стоны сопровождают посадку на катер. Плечистые, здоровые немцы с военной выправкой расталкивают женщин и детей. У одного из них распахнулось штатское платье, промелькнула военная гитлеровская форма. В сгрудившейся толпе, стиснутый со всех сторон, стоит инженер Отто Дитрих. Это человек лет около 60, седой, в золотых очках. На нем дорожный плащ с траурным крепом на рукаве, грубые башмаки. Белый, будто жестяной крахмальный воротничок, подпирающий морщинистый подбородок, странно диссонирует с этим дорожным платьем. В руках у Дитриха плетеная кошелка. Рядом с ним высокий немец, чуть моложе Дитриха, с хищным лицом. Это Гуго Фишер.

Дитрих. Боже, как все это ужасно! Останемся здесь, Гуго; будь, что будет!

Фишер. Если вам нравится болтаться в петле, оставайтесь. Не говорите глупостей, Отто. Надо бежать к американцам.

Катер «Адольф Гитлер» перегружен настолько, что вода уже подступает к краям его бортов, но посадка не прекращается.

Старик-рулевой, ворочая штурвал и тревожно ударяя в колокол, кричит сиплым голосом: «Ахтунг! Ахтунг!», но никто не слушает его воплей.

Множество людей гребут веслами и досками, отталкиваются шестами, и «Адольф Гитлер» отходит от берега… Не успевшие уцепиться за его борта люди валятся в воду. Нарастает гул и грохот моторов.

Оставшиеся на берегу и вылезающие из воды немцы поворачивают лица в сторону, откуда слышен нарастающий гул, и в страхе снова пятятся в воду.

Дымящийся, разрушенный взрывами и пожарами саксонский город средневекового вида. К самой реке подходят нагромождения толстых крепостных стен, башни, крыши с уцелевшими кое-где причудливыми шпилями.

По набережной, по мостам, по узким уличкам идут советские танки и самоходные пушки.

Из всех окон уцелевших зданий торчат белые флаги капитуляции. У самого берега стоит большой старинный, выточенный из камня пограничный знак. На нем готическим шрифтом высечена надпись: «Город Альтенштадт. Основан Генрихом I в 928 году для защиты подданных его, окруженных славянскими племенами».

Около пограничного знака останавливается большая самоходная пушка.

Командир орудия надевает чехол на огромное дуло и, похлопав по нему ладонью, как обычно похлопывают лошадей по холке, говорит:

– Кажется, все! Дальше ехать пока некуда!

Слышно, как глохнет выключенный мотор. На набережной стоит большая грузовая машина с передвижной радиостанцией. Рядом с рупором – советское знамя, развевающееся на ветру. Из рупора раздается спокойный голос диктора:

– Говорит Москва! Приказ Верховного Главнокомандующего!

На танках, на самоходках, на грузовиках примостились сотни советских солдат, слушающих приказ:

– Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, сержанты, старшины, офицеры армии и флота, генералы и адмиралы, трудящиеся Советского Союза! Сегодня наша страна празднует Первое мая – международный праздник трудящихся.

Толпа немцев, сгрудившаяся в воде, слушает, опустив головы и подняв руки с белыми платками и тряпками.

У некоторых «флаги капитуляции» прикреплены к тросточкам и зонтикам.

Диктор продолжает передавать сталинский приказ:

– Ушли в прошлое и не вернутся больше тяжелые времена, когда Красная Армия отбивалась от вражеских войск под Москвой и Ленинградом, под Грозным и Сталинградом…

У бедного домика пожилой человек с изможденным лицом слушает, рисуя на стене серп и молот. Это Ганс Шульц, рабочий оптического завода.

Слышен спокойный голос диктора:

– …Ныне наши победоносные войска громят вооруженные силы противника в центре фашистской Германии, далеко за Берлином, на реке Эльбе…

Шульц, увидев группу советских бойцов, вытаскивает из окна ведро с водой и бежит с ним, подавая воду бойцам.

К восточному берегу реки подходят новые части Советской Армии.

Столовая в доме инженера Дитриха.

Большой, как бы вросший в стену, старый буфет. На стенах – сентиментальные немецкие картины и дорожки с вышитыми бисером сентенциями.

В комнате беспорядок: перевернуты стулья, разбросаны бумаги. Какие-то узлы свалены в беспорядке. Во всей обстановке чувствуются следы поспешного бегства.

Шметау, с рюкзаком за плечами, прячась за стену, наблюдает из окна за происходящим на улице.

Нескончаемым потоком движутся советские танковые колонны. В комнате все сотрясается, как во время землетрясения.

Продолжается радиопередача из Москвы:

– …Воины Советской Армии, находясь за рубежом родной земли, будьте особенно бдительны…

Шметау осторожно закрывает окно. Звуки радио становятся глуше. Он бросается к радиоприемнику и начинает дрожащими руками судорожно вращать микшер. Его жена Эльза в панике носится по комнате, складывая в узлы домашние вещи… Ей помогает 14-летний сын Вальтер.

Эльза (нервно). Боже мой, боже мой! Мы опоздали, все ушли!

Передача из Москвы становится особенно громкой – это начал действовать приемник Шметау.

«Встреча на Эльбе». Киноплакат

– …По-прежнему высоко держите честь и достоинство советского воина…

Шметау лихорадочно крутит микшер. Из радиоприемника один за другим доносятся обрывки передач различных европейских радиостанций. Вдруг Шметау замер у радиоприемника.

– Ахтунг… Ахтунг… 81… Людвиг… Ахтунг… 24… Гертруда…

Шметау вытирает пот со лба.

Шметау. Наконец-то!

Эльза. Что это значит?

Шметау. Это – приказ, это значит, что я должен остаться. Бегите с Вальтером. Вы еще успеете!

Эльза. Мы без тебя не пойдем!

Шметау. Ты слышала, что я сказал?!

Сильный порыв ветра распахивает ставни, и с улицы врываются заключительные слова первомайского приказа:

– …Вперед! За окончательный разгром гитлеровской Германии! Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза Сталин.

Гремит «Марш Победы».

Сильный ветер срывает со столов бумаги, скатерть, треплет занавески.

Эльза, схватив Вальтера, мечется по комнате.

Шметау не может расслышать слабых звуков подпольной фашистской радиопередачи.

Закоулок города.

Музыка из Москвы, как ветер, ворвалась в этот средневековый квартал.

Хлопают ставни и двери.

Перепуганные немцы высовываются из окон…

Рупор советского радио с развевающимся красным знаменем. Из него несется ликующий «Марш Победы». Среди располагающихся войск спокойно умывается член Военного Совета генерал Маслов. Боец, поливающий ему из каски воду, все время поглядывает в сторону реки:

– Да, интересно хоть в последний день войны второй фронт посмотреть!

Генерал Маслов, не реагируя на реплику бойца, продолжает умываться. Телефонист, отрываясь от трубки полевого телефона, обращается к генералу:

– Товарищ генерал, от майора Кузьмина запрашивают, кончилась война или нет?

Маслов, вытирая руки домашним полотенцем, вышитым русскими петушками, отвечает:

– Это еще неизвестно…

Боец, выплеснув остатки воды из каски, берет бинокль и разглядывает в него противоположный берег, затем обращается к генералу:

– Товарищ генерал, посмотрите, что там делается!

Маслов становится рядом с ним, вынимает бинокль и смотрит в том же направлении.

На западном берегу останавливаются американские автомашины. Солдаты спрыгивают с машин, снимают мундиры и брюки, в трусиках прыгают в воду и вплавь устремляются к восточному берегу. Группа американских солдат плывет по реке. Трое из них гребут одной рукой, держа в другой бутылки с вином. Один шутник плывет на спине, ловко балансируя бутылкой на лбу. На советском берегу происходят первые дружественные встречи. Американский солдат-негр встречается с советским солдатом:

– О! Хэлло!

– Здорово!

Группа филиппинцев обнимается с сибиряками.

– Привет!

Индеец из Нью-Мексико жмет руку украинцу из Полтавы. Кругом братающиеся пьют из фляжек за здоровье друг друга.

Возгласы:

– Салют! Ваше здоровье! Прозит! Будьте здоровы!

Маслов продолжает смотреть в бинокль. На лице генерала появляется добродушная улыбка. Вокруг него собралась группа молодых офицеров, возбужденно наблюдающих за дружеской встречей.

Первый офицер (вдохновенно). Товарищи, вот так могли бы жить народы всего мира…

Маслов (шутливо). Как так? Выпивать, что ли?

Первый офицер. Нет, так дружно, доверчиво…

Группа братающихся.

Маслов. Да, если бы…

Переводит бинокль на западный берег. На американском берегу останавливается штабная машина генерала Мак-Дермота. Генерал выходит из машины, осматривается…

Маслов. …если бы им не мешали…

Мак-Дермот в окружении группы своих офицеров смотрит в бинокль. В бинокль видна уцелевшая башня оптического завода, на которой советские бойцы водружают красное знамя. Мак-Дермот опускает бинокль, разглядывает его:

– Замечательный бинокль! Что это, «Цейс»?

Офицер. «Шранк и К°», господин генерал!

Мак-Дермот. Вот там (указывает на противоположный берег) делали эти бинокли, там осталась немецкая оптика и, главное, там живут инженеры, у которых новые патенты…

Офицер. Но русские опередили нас!

Мак-Дермот. И теперь оптические лаборатории остались на их стороне. Это весьма печально для близоруких американцев, таких как вы, полковник. (Перестав смотреть в бинокль, резко полковнику.) Ваши танки должны были первыми занять этот город!

Вновь поднимает бинокль и смотрит в другом направлении. Группа американских солдат-негров приветствует советских бойцов, пожимая им руки и обнимаясь с ними.

Мак-Дермот. Посмотрите на эту идиллию, господа! Это самые тяжелые последствия войны!

Речной трамвай «Адольф Гитлер» застрял на середине реки… На палубе его сжатые толпой Дитрих и Фишер. Дитрих крепко держит кошелку. На его лице отчаяние.

С западного берега, направляясь к застрявшему речному трамваю, мчится катер с развевающимся американским флагом. На носу катера майор Хилл; у него открытое приятное лицо. Рулевой американского катера, заметив что-то, поднимает руку, вскрикивает:

– Атеншен!

Все находящиеся вокруг него смотрят в направлении руки. Впереди полуразрушенный разводной мост, с которого свисает длинный бикфордов шнур. По шнуру быстро бежит вверх пламя.

Рулевой сворачивает на полном ходу, и американский катер, чуть не наскочив на «Адольфа Гитлера», обдает его большой волной; переполненный до отказа речной трамвай кренится, зачерпывает воду и переворачивается.

Пассажиры с тонущего речного трамвая бросаются в воду.

Советский вездеход-амфибия подходит к мосту со стороны дымящегося бикфордова шнура. Майор Кузьмин быстро взбирается по фермам полуразрушенного моста, обрывает дымящийся шнур и бросает его в воду. На американском катере перепуганный рулевой, оглянувшись на мост, кричит:

– О'кэй!

Американцы приподнимают головы и смотрят в сторону моста. Кузьмин спускается на полуразрушенную дамбу моста и обращается к группе бойцов во главе с сержантом Егоркиным, которые подоспели к нему на помощь.

Кузьмин. Люди тонут! Спасайте!

Егоркин. Есть, спасать людей!

Прыгает в воду, за ним – другие бойцы. Кузьмин садится на камень, моет выпачканные руки, стряхивает пыль с выцветшего костюма. Фишер плывет, работая только одной здоровой рукой. К нему подплывает Егоркин. Фишер скрывается под водой, но Егоркин вытаскивает его оттуда.

Фишер (испуганно). Господин солдат, не надо меня спасать!

Вырывается и уплывает в сторону. Егоркин, удивленно поглядев на уплывающего Фишера, замечает тонущего Дитриха, хватает его за ворот и плывет вместе с ним к берегу советской зоны. На вышке американской радиоустановки поднимается флаг. Елейный голос диктора начинает передачу:

– Слушайте, слушайте! Говорят Соединенные Штаты Америки! Граждане Германии, отныне вы находитесь под сенью звездного флага Соединенных Штатов!

Отчаянно барахтается в воде тонущий немец.

Голос Америки. Объединенные демократии мира победили силы реакции, американская демократия несет народам свободу личной инициативы, свободу слова.

Утопающийнемец. Помогите, помогите!

Трескучая фокстротная музыка заглушает его крик. Стая крыс подплывает к американскому берегу, проворно выбегает из воды и взбирается по откосу. Следом за крысами к берегу подплывает задыхающийся Фишер и с трудом выбирается на берег.

Дамба под разводным мостом. К дамбе подходит катер Хилла. Кузьмин приветствует американского майора, сходящего с катера на дамбу. За Хиллом следует ординарец с походным банкетным несесером.

Кузьмин. Сердечно рад приветствовать доблестных союзных воинов, сражающихся за общее дело… Простите, переводчика нет!

Хилл (пожимая руку Кузьмину). Я говорю по-немецки!

Кузьмин. Тогда все в порядке! Я тоже говорю по-немецки!

Хилл. Отлично. Терпеть не могу переводчиков. Майор Джемс Хилл!

Кузьмин. Очень рад! Майор Кузьмин!

Тем временем ординарец Хилла открывает несесер, вынимает бокалы, ставит их на поднос и, откупорив бутылку, наливает вино. Хилл, взяв бокал вина, передает его Кузьмину.

Хилл. За представителя великой армии, поразившей мир своей силой и мужеством!

Поднимает свой бокал.

Кузьмин (чокаясь). За славу союзных знамен, память президента Рузвельта, здоровье великого Сталина!

Около дома Дитриха орудуют советские минеры, выискивая своими «хоботами» мины. Егоркин подводит ослабевшего Дитриха.

Дитрих (опускаясь на ступеньки). Спасибо, господин солдат. Вы спасли меня.

Егоркин. Это ваш дом?

Дитрих. Да!..

Егоркин оглядывает дом. Шметау, увидев советских солдат, суетливо отбегает от окна, срывает со стены портрет Гитлера и бежит с ним в уборную. Поглядев последний раз на «фюрера», он разрывает портрет на клочки, бросает их в унитаз и спускает воду.

Егоркин вводит Дитриха в дом, одновременно давая команду саперам:

– Товарищи, здесь проверьте.

Саперы входят следом за ними, сосредоточенно обводя улавливателями все закоулки.

Эльза бросается к Дитриху:

– Папа!

Дитрих опускается в кресло:

– Все кончено!

Эльза, заметив саперов, дрожит от страха. В дверях появляется капитан Глухов.

– Мин нет?

Сапер. Пока нет.

Глухов. Все дома разрушены. Этот хоть уцелел наполовину… Чей дом?

Дитрих. Мой дом.

Глухов. Фамилия?

Дитрих. Отто Дитрих.

Глухов записывает в книжечку. Входящий в комнату Шметау сам представляется Глухову:

– Эрнст Шметау – зять господина Дитриха!

Глухов. Вам придется перебраться во флигель.

Глухов замечает Егоркина:

– А, сержант, вы уже тут!

Егоркин. Так точно, товарищ капитан!

Глухов. Здесь будет квартира майора Кузьмина.

Егоркин. Есть!

Кузьмин и Хилл сидят, мирно продолжая разговор.

Хилл (хлопая по плечу Кузьмина). До свиданья, майор! Быть может, мы никогда больше не увидимся.

Кузьмин. Какое все-таки счастье – знать, что ты скоро возвращаешься домой…

Хилл. Домой. И я сниму военный мундир, потому что я учитель, а не офицер! Скажите, у вас есть рубль?

Кузьмин. Рубль? (Роясь в кармане.) Вот – червонец.

Хилл. Подарите мне его в знак нашей встречи. А я вам – доллар. (Вынимает доллар и пишет на нем.) Только и вы напишите…

Кузьмин думает, затем быстро пишет.

Хилл (передавая доллар). Вот, пожалуйста!

Кузьмин (читает). «Примите этот американский вездеход, для которого нет преград во всем мире».

Кузьмин смеется, передает надписанный червонец Хиллу.

Хилл (читает). «Этот червонец дороже миллиона, ибо дружбу солдат нельзя купить ни за какие деньги».

Слышны звуки духового оркестра, исполняющего Государственный гимн СССР. На разводном мосту выстраиваются почетные караулы советских и американских войск. Саперы заканчивают укладку временного перехода между разведенными частями моста. Советский оркестр играет Государственный гимн Советского Союза. Советские знаменосцы входят на мост. Американский оркестр играет национальный гимн. Американские знаменосцы входят на мост. Генерал Маслов встречается с генералом Мак-Дермотом. Пожимают друг другу руки. Войска на американском берегу кричат военное приветствие. Поднимают полотнище с надписью «Американский привет доблестным русским союзникам!».

С советского берега доносится могучее русское «ура!». Мак-Дермот, услышав «ура», смотрит на советский берег и, сдерживая свое удивление, говорит:

– Ого!

Маслов (переводчику). Что значит по-американски «ого»?

Переводчик. То же самое, что и по-русски.

Маслов берету адъютанта бинокль и подает его Мак-Дермоту:

– Прошу вас!

Переводчик автоматически переводит на английский язык

– Пожалуйста!

Мак-Дермот смотрит в бинокль.

Сквозь линзы бинокля видна нескончаемая панорама советских вооруженных сил. До самого горизонта видны остановившиеся железные волны могучей советской военной техники.

Торжествующее «ура» медленно затихает вдали.

Голос Мак-Дермота:

– Отличный бинокль! «Цейс»? У немцев превосходная оптика!

Маслов. Это советский бинокль, генерал. И он не хуже немецкого. (Указывает на марку бинокля.) «Ленинградский оптический завод имени ОШУ».

Мак-Дермот. «ОШУ?» О, через этот бинокль вы, вероятно, видите все, как на ладони?

Маслов. Да, это испытанная марка.

Мак-Дермот (меняя тему разговора). Надо устроить официальную встречу, генерал.

Маслов, протягивая папку с бумагами:

– Вот наши предложения. Завтра в двенадцать ноль-ноль для выработки церемониала встречаются наши представители. Кто у вас комендант Альтенштадта, генерал?

Мак-Дермот. Майор Джемс Хилл. А у вас?

Маслов. Комендантом советской зоны назначен майор Никита Иванович Кузьмин.

Мак-Дермот. Прекрасно.

Берет папку, отдает честь. Генералы проходят перед строем почетных караулов союзных войск. Гремят оркестры. Развеваются знамена. Американцы поднимают полотнище с приветствием «Американцы никогда не забудут подвига русских».

Табличка на дверях:

Комендант города Альтенштадта

майор Кузьмин Н. И.

У дверей на часах – Егоркин.

Кузьмин, стоя у окна, рассматривает взбудораженную, шумящую толпу немцев на площади. У подъезда советской комендатуры, стараясь проникнуть в помещение, в шумной очереди, толпятся немцы разнообразного облика. На дверях большие плакаты: «Регистрация граждан», «Регистрация политических партий», «Регистрация предприятий». Приемная коменданта. Офицеры комендатуры выслушивают просьбы, жалобы, предложения.

Молодой немец и девушка.

Немец. Мы хотим оформить свой брак, просим вас зарегистрировать нашу свадьбу.

Другой столик. Обывательница с таинственным видом сообщает молодому лейтенанту:

– Снаряд лежит у нас под кроватью. Мы боимся спать – он может взорваться!

Третий столик. Старик с ребенком:

– У дочери родился ребенок. Как его официально зарегистрировать?

Четвертый столик.

Немец артистической наружности:

– Я директор оркестра. Пожалуйста, зарегистрируйте наш оркестр. Вам будет нужна музыка, господин офицер…

К Кузьмину, который сквозь окошко смотрит на происходящее в приемной, подходит генерал Маслов.

Маслов. Что это вы разглядываете, майор?

Кузьмин (смущенно). Виноват, товарищ генерал. Взгляните, форменная осада! Немцы атакуют.

Маслов. А это что такое?

Кузьмин. Это ключ от города.

Маслов. Покажите. Отдайте его в музей, это уже прошлое. Сейчас нужен ключ к душе немецкого народа. Двенадцать лет они дышали фашистским ядом. Этого нельзя забывать.

В комнату входит капитан Глухов с бумагами в руках.

Маслов. Товарищ капитан, давайте сюда. (Рассматривает бумаги.) Прежде всего надо освободить из концлагеря заключенных гитлеровцами антифашистов. Вот списки.

Тюремный двор альтенштадтского концентрационного лагеря. Среди мрачных стен тюремных зданий группы освобожденных из фашистского застенка немцев, которых встречают родные. Кузьмин в сопровождении нескольких советских офицеров открывает дверь одной из камер. В двери появляется изможденный старик. Глухов открывает ключом кандалы на его руках.

Кузьмин. Ваше имя?

Заключенный. Краус, Хельмут Краус.

Офицер, стоящий рядом с Кузьминым, читает в книге записей.

Офицер. Хельмут Краус, заключен гестапо за критику нацистского режима. Активный антифашист.

Кузьмин. Вы свободны.

Краус щурится от света, кашляет. Собрав силы, растроганно говорит:

– Спасибо, товарищи! Поздравляю с победой!

Кузьмин с сопровождающими его офицерами и солдатами идет по двору. Его внимание привлекает большая каменная голова, валяющаяся около печей для сжигания трупов. Она окутана колючей проволокой. Кузьмин останавливается у каменной головы, сбрасывает ногой проволоку. Это разрушенный фашистами памятник Генриху Гейне. К толпе людей, заполнивших тюремный двор, подходит освобожденный из концлагеря коммунист Курт Дитрих. Он взбирается на большой камень и, взяв железный прут, стучит им по металлической балке. Толпа стихает. Преодолевая слабость и волнение, Курт начинает говорить.

Курт. Бесконечно велики жертвы, которые в течение двенадцати лет гитлеровской диктатуры несла Германия, несла наша коммунистическая партия…

Группа выпущенных из тюрьмы коммунистов слушает Курта.

Голос Курта. Но коммунисты и в тюрьмах боролись за создание единого фронта, боролись за счастье Германии…