
Полная версия:
Встреча на Эльбе
Курт. …Солнце свободы пришло с востока. Сегодня великая Советская Армия освободила нас, дала нам свободу..
Толпа освобожденных бурно аплодирует.
Слышны возгласы:
– Да здравствует Советская Армия!
– Да здравствует Советский Союз!
– Да здравствует великий Сталин!
– Да здравствует свободная Германия!
Курт. Мы, немецкие коммунисты и социал-демократы, клянемся германскому народу, что будем крепить единство рабочего класса и всех трудящихся и построим наше новое, свободное демократическое отечество!
Бурная овация. Друзья Курта тесным кольцом окружают его.
Стихийно возникает мелодия песни «Братья, к солнцу!»… Из ворот лагеря выходит демонстрация освобожденных антифашистов, их друзей и родственников. Все дружно поют немецкую революционную песню «Братья, к солнцу!»… Жители Альтенштадта со всех сторон присоединяются к демонстрации. Некоторые из них с плакатами, знаменами. Демонстрация выходит на набережную, обгоняет колонну идущих из немецкого плена французов, англичан, американцев, становясь все мощнее, растягивается по набережной.
Зал в старинном немецком замке. По углам статуи рыцарей, закованных в латы. Следы разрушения видны на стенах, выбит угол паркета. Картина «Похищение Европы», сорванная со стены, стоит на полу. Генерал Мак-Дермот и Фишер ведут беседу.
Мак-Дермот. Не угодно ли кофе? Я счастлив, что мне удалось познакомиться с вами лично.
Фишер. Благодарю. Я со своей стороны рад приветствовать в вашем лице свободную демократию Америки.
Мак-Дермот. Можем ли мы рассчитывать, что немецкие социал-демократы создадут специальное восточное бюро, которое не допустит объединения рабочих партий и подорвет доверие к коммунистам?
Фишер (кивая головой). Безусловно.
Мак-Дермот. Мы надеемся, что члены вашей партии в советской зоне помогут нам в сборе сведений о русских, которые вызывают наше любопытство. Ну, а деньги и поддержку мы обеспечим. (Меняя тему разговора.) Посмотрите-ка эту картину. Мне принесли ее как курьез мои офицеры. Она напоминает знак нашей дивизии. Бизон. (Показывает на свой нарукавный знак.) Бизон и герл!
Фишер. Это «Похищение Европы», господин Шранк вывез ее из Италии.
Мак-Дермот. Кстати, какие сведения о Шранке?
Фишер. Пока нет, он в восточной зоне.
Мак-Дермот. Знают ли там, что он нацист?
Фишер. Его мало кто знает.
Мак-Дермот (откинувшись в кресле). Ну и прекрасно. В наше время хозяевам лучше находиться в тени. (Снимает трубку зазвонившего телефона.) Хелло! Дэви? Что? Тридцать процентов оставьте немецким владельцам. Мы победители, черт возьми! (Фишеру.) Заводы господина Шранка, кажется, не сильно разрушены?
Фишер. Нет, они не пострадали.
Мак-Дермот поднимает бинокль. В бинокль виден общий план разрушенного города Альтенштадта. И только оптический завод не затронут бомбежкой. Его белые корпуса резко выделяются среди темных и серых развалин, как оазис, спасенный каким-то чудом.
Мак-Дермот. Американские летчики молодцы!
Фишер. Американские летчики оказались недальновидны – русские первыми вошли в Альтенштадт.
На башне завода видно широко развевающееся советское знамя. Мак-Дермот подходит к окну.
Мак-Дермот. Русские уйдут рано или поздно. Наше дело – сорвать демонтаж и сохранить специалистов. Пейте виски.
Фишер. Благодарю.
Мак-Дермот. Пять тысяч долларов на организационные расходы вы получите. Мы рассчитываем, что немецкие социал-демократы не болтуны, а деловые люди.
Фишер. А как же союзнические соглашения?
Мак-Дермот берет соглашения, рвет их и бросает в корзину под письменным столом.
По течению реки плывут приветственные лозунги американцев: «Американский привет доблестным русским союзникам!», «Американцы никогда не забудут подвига русских солдат!».
Библиотека Дитриха.
Дитрих разбирает книги, чтобы освободить одну из полок, заваленных при разрушении. Входит Кузьмин.
Дитрих. Доброе утро, господин майор.
Кузьмин. Доброе утро! Разрешите мне задать вам один вопрос? (Присаживается на стол.) Мне известно, господин Дитрих, что у вас хранятся патенты военной оптики.
Дитрих. Да, но вам я их не отдам.
Кузьмин. Вы считаете их своей личной собственностью?
Дитрих. Нет, я считаю их собственностью Германии.
Кузьмин. Собственностью какой Германии? Фашистской?
Дитрих. Если я вам скажу, господин майор, что я давно презираю нацистов, вы сочтете это за ход с моей стороны, и чтобы вы так не думали, я скажу, что не люблю их так же, как и вас.
Кузьмин. Кого же вы любите?
Дитрих. Германию!
Кузьмин. Что же, спасибо за откровенность.
Дитрих. Пожалуйста!
Кузьмин у шкафа берет с полки книгу. Дитрих тревожно наблюдает за ним.
Кузьмин. Поэма «Германия» Гейне? Вам удалось сохранить Гейне от нацистов? Ведь это был большой риск.
Дитрих. Да…
Дитрих торопливо вставляет другую книгу на место взятой Кузьминым и закрывает таким образом щель. В окно видно, как по саду прогуливается Шметау, прислушиваясь к разговору и стараясь быть не замеченным ни Кузьминым, ни Дитрихом.
Кузьмин. Считаете ли вы, что Германия должна платить долги?
Дитрих. Да, платить придется, но пусть это будут репарации, а не военные трофеи. Мы, немцы, любим порядок, и если мы платим, то хотим получить хотя бы квитанцию.
Кузьмин. В таком случае наши стремления совпадают. Мы тоже любим порядок. (Подходит к Дитриху и пристально глядит ему в глаза.) Можете ли вы мне гарантировать, что до установления репараций эти патенты не попадут в третьи руки?
Дитрих. Я могу дать только одну гарантию – свое слово.
Кузьмин. Что ж, мне этого достаточно.
Дитрих взволнован неожиданным ответом Кузьмина.
Дитрих. Благодарю, я сдержу свое слово. (После паузы.) Но позвольте мне задать вопрос вам.
Кузьмин. Слушаю.
Дитрих. Вы сказали – в третьи руки. Вероятно, из деликатности вы не назвали американцев. Но я вас прекрасно понимаю, и, кроме того, я хорошо знаю, что американцы действительно охотятся за нашими патентами… но… ведь и вы, как я вижу, небезразличны к германским секретам…
Кузьмин. Можете не продолжать, я вас понял. Вы хотите спросить, в чем же разница между нашей и их заинтересованностью? Разница большая! Им секреты вашей техники нужны для разрушений, для убийств, для новой войны… Для нас важно, чтобы ваши патенты не служили целям войны. Мы боремся за мир.
В библиотеку входит сержант Егоркин.
Егоркин. Прибыл американский комендант, товарищ майор!
Кузьмин. Иду. (Дитриху.) Мы поговорим в следующий раз.
На веранде накрыт стол. Сервирован завтрак. Кузьмин выходит из дому навстречу подымающимся по ступенькам американцам. Офицеры пожимают друг другу руки.
Кузьмин (улыбаясь). Вот и разъехались по домам!
Хилл. Да! Черт побери! (Показывает на Кимбро.) Мой заместитель капитан Хантор Кимбро.
Кимбро тупо отдает честь, не протягивая Кузьмину руки.
Хилл. Его только что прислали из Соединенных Штатов.
Кузьмин. Стало быть, мы соседи?
Хилл (с бокалом в руке). Да, мы соседи. И вступаем – как это у вас называется… – в социалистическое соревнование!
Все смеются. Кузьмин изучает взглядом Хантора Кимбро. Хантор Кимбро похож на животное: флегматично жует жевательную резину, пьян, вялые, полузакрытые глаза.
Егоркин подходит к ординарцу Хилла.
Перебейнога. Хэлло, хэлло! Хау ду ю ду?
Егоркин. Ай дуду! Здорово!
Перебейнога (по-русски). Спасибо!
Егоркин. Не за что! Плиз, милок, устраивайся… по-русски понимаешь?

Егоркин и Перебейнога. Кадр из фильма
Перебейнога и Егоркин усаживаются на завалинке дома.
Перебейнога. Айэм фром Калифорниа… трошки разумию по-русски, бо я есть украинец из города Полтава.
Егоркин. Да какой же тебя леший занес в Америку?
Перебейнога. Дидов моих занесло, а не меня, а я там родився.
Егоркин приносит деревянный поднос с графином водки и стаканами.
Перебейнога. О, это есть водка!
Егоркин. Там родился, а нашу водку знаешь?
Перебейнога. О'кэй! Лете дринк водка!
Егоркин. Ну, дринк, так дринк. Как тебя зовут?
Перебейнога. Гарри Перебейнога.
Егоркин. А по-нашему как?
Перебейнога. Герасим.
Егоркин. Герасим – вот это понятно. А меня Егоркин Фома.
Перебейнога. Фома? По-нашему Томас, Томми! (Обнимает Егоркина.)
На веранде Хилл и Кузьмин.
Хилл. Однако у меня к вам дело, сосед. Ведь нам надо произвести демаркацию наших округов, черт их побери!
Кузьмин. Да, во многом надо разобраться.
Он протягивает руку в комнату через окно, берет со своего рабочего стола карту, разворачивает ее.
Кузьмин. Надо установить границы. Наши предложения к вашим услугам, майор.
Кимбро пьет рюмку за рюмкой.
Хилл. Вообще мы, майор, с вами стали настоящими чиновниками, дипломатами, черт возьми! А как хочется поговорить откровенно, по-дружески.
Хилл берет Кузьмина под руку, отводит его в угол веранды. Кимбро у стола продолжает выпивать.
Хилл. Слушайте, Никита… Никита…
Кузьмин. Иванович.
Хилл. Иванович… на всякой дипломатической конференции существуют кулуары, курительные комнаты, где разговоры бывают совсем не те, что за круглым столом. Что, если у нас с вами будут свои кулуары?
Кузьмин (улыбаясь). Понимаю!
Хилл. Ну, так устраиваем перекурилку?
Кузьмин. Ну, что ж, если вы курите – пожалуйста.
Перебейнога и Егоркин.
Перебейнога (показывая на пилотку Егоркина). Слухай, май фрэнд, подари мне тую зирку.
Егоркин. Что?
Перебейнога (показывая на звездочку). Стар.
Егоркин. А, звездочку!
Он отвинчивает, передает ему и, задержав звездочку в ладони американца, говорит:
– Но только помни: кто эту звездочку носит хотя бы и в кармане, должен быть настоящим человеком. Понимаешь, мистер Перебейнога, бери, а то я вас, американцев, знаю. – И шутливо добавляет: – Я ведь на ответственной работе до войны служил!
Перебейнога. Это кем?
Егоркин. В гостинице «Интурист» истопником!
Перебейнога. Ха-ха, шуровал?
Егоркин. Ай, ду-ду!
Офицеры на завалинке.
Хилл. Предварительно одно условие: мы, офицеры, не будем касаться военных тайн.
Кузьмин. Ну, разумеется.
Хилл. Значит, покурим! Прошу! (Предлагает сигарету.) Кузьмин. Благодарю. (Предлагает советские папиросы.) Хилл закуривает папиросу и, видя, что Кузьмин не начинает разговора, предлагает:
– Пожалуйста.
Кузьмин. Благодарю, вы – первый.
Хилл (закуривая). Скажите, мистер Кузьмин, вы в самом деле хотите организовать здесь советскую власть?
Кузьмин. Какая чепуха!
Хилл. У нас все уверены, что в ближайшие дни в вашей зоне откроются… как их… (заглядывает в книжку) райсоветы!
Кузьмин (смеясь). Ерунда! Мы хотим только демократической Германии.
Хилл. Слово джентльмена?
Кузьмин. Слово офицера!
Егоркин и Перебейнога сидят рядом. Видно, что солдаты подружились. Перебейнога сбросил с себя манерность и держится проще, Егоркин стал более доверчив. Перебейнога вынимает из кармана небольшой кожаный кисет, показывает Егоркину.
– Це полтавська земля! – Высыпает на руку горсть земли. – Дид ее з Украины вывез! Когда я на войну уходил, отец дал мне эту землю и сказал: ее защищать будешь, ибо это есть славянска земля.

Владлен Давыдов в роли Кузьмина
Во время разговора высыпает землю обратно в кисет и кладет туда же красную звездочку, подаренную ему Егоркиным.
Егоркин (придвигаясь к Перебейноге). Эге, браток, я вижу, у нас с тобой найдется, о чем поговорить.
Офицеры.
Хилл. Разрешите еще одну затяжку?
Кузьмин. Пожалуйста!
Хилл. Скажите, Никита Иванович, вы в самом деле верите в эти рассказы про нацистское подполье?
Кузьмин. Верю!
Хилл. Нацисты – покойники, поверьте мне!
Библиотека Дитриха.
Дитрих, оглядываясь и стараясь не производить шума, снимает несколько книг с книжной полки. За книгами обнаруживается сейф, замаскированный в стене. Дитрих вынимает из кошелки, которую мы уже видели раньше, толстый портфель и прячет его в сейф, затем ставит книги на свои места, маскируя ими дверку сейфа, и украдкой оглядывается по сторонам.
Противоположная от веранды сторона дома. Советский часовой на карауле. По дорожке гуляет Шметау, поглядывая на окна дома, но опасаясь близко подходить к часовому.
На завалинке сидят офицеры.
Кузьмин. Можно мне?
Хилл. Пожалуйста.
Кузьмин (закуривая). Почему вы сразу начали восстанавливать военные заводы в вашей зоне, вместо того чтобы их разрушать, согласно потсдамским решениям?
Хилл. Простите, военная тайна!
Кузьмин. Вот я тоже думаю, что это военная тайна. И это очень опасно, майор! Вы подумали об этом?
Хилл. Мой генерал Мак-Дермот говорит, что солдату не полагается думать.
Кузьмин (вставая). Ваш Мак-Дермот не оригинален в этом утверждении, у него был предшественник, который утверждал то же самое.
Хилл. Кто это?
Кузьмин. Адольф Гитлер.
Хилл (смеется). Вот так предшественник!.. Однако я слышу колокольчик председателя, пора покинуть курилку и перейти в зал заседаний.
Веранда.
Кимбро, пошатнувшись, выламывает перила веранды и сваливается в сад.
Кузьмин. Я вызову скорую помощь.
Хилл. Не беспокойтесь, это его обычное состояние. (Кричит.) Сержант!
Подбегает Перебейнога.
Хилл. Сержант, доставьте капитана домой!
Перебейнога отдает честь и кивком головы просит Егоркина помочь ему.
Майор уходит. Перебейнога ловким маневром подымает пьяного капитана Кимбро. Видно, что он делает это не первый раз. Егоркин помогает Перебейноге поддерживать Кимбро. Они ведут его к машине. Здесь Перебейнога бросает пьяное тело капитана в кузов, садится за руль и, дав газу, уезжает. Егоркин, усмехаясь, покачивает головой.
На веранде офицеры разворачивают на столе карту. Склоняются над ней.
Хилл. Генерал Мак-Дермот считает, что этот участок земли (указательный палец Хилла движется по карте) на вашем берегу должен быть возвращен помещику господину фон Шлитцу.
Кузьмин. Господин фон Шлитц – юнкер и фашист. У него (рука Кузьмина ложится на участок земли, изображенной на карте) на том берегу хватит территории. Все, что на этом берегу, перейдет к крестьянам согласно решениям Московского совещания министров иностранных дел, ибо это решение, как известно, было единодушно принято всеми четырьмя державами.
Группа всадников – генерал Мак-Дермот, его жена, помещик фон Шлитц – совершает прогулку на верховых лошадях. Видны огромные поля, на которых работают батраки господина фон Шлитца. Еще издали, завидев своего хозяина, они гнут спину, низко кланяясь. Всадники на лошадях. Мак-Дермот, показывая стеком на противоположную сторону Эльбы, спрашивает:
– Сколько земли у вас осталось на том берегу, господин фон Шлитц?
Фон Шлитц. Пять тысяч гектаров. Золотая земля, господин генерал! Советы намереваются раздать ее крестьянам!
Мак-Дермот. Но ведь нужно еще, чтобы крестьяне согласились взять вашу землю!
Фон Шлитц (удивленно). Какой дурак не согласится, если ему тычут ее совершенно бесплатно!
Мак-Дермот (улыбаясь). Предоставьте нам позаботиться, чтобы такие дураки нашлись.
Группа всадников въезжает в раскинувшийся на холме обожженный черный лес. Останавливается на вершине. Генерал Мак-Дермот поднимает бинокль и смотрит в сторону советской зоны.
Деревенская площадь.
Огромная толпа крестьян окружила импровизированную трибуну, на которой стоит Курт.
Курт. Раздел земли является актом исторической и социальной справедливости по отношению к крестьянам. Немецкий крестьянин и батрак должны быть раз и навсегда освобождены от насилия реакционных крупных землевладельцев. Это будет большим шагом вперед на пути к действительной демократизации Германии.
Крестьянин из толпы. Но господин фон Шлитц скоро вернется обратно…
Курт. Господин фон Шлитц сюда не вернется.
Голос из толпы. Говорят, что вернется.
Другой голос. Почему не вернется?
Курт. Потому что вы его не пустите, вас много, а фон Шлитц – один.
Крестьянин из толпы. Но эта земля принадлежит ему.
Крестьянин кулацкого типа. А вы хотите наводить новый порядок?
Курт. Мы восстанавливаем справедливость, а не наводим новый порядок! А господину фон Шлитцу, если хотите, оставьте те пять гектаров, которые полагаются ему по норме, и пусть никто их не трогает!
Рядом с Куртом поднимается Шмидт.
Шмидт. Мы будем охранять их как собственность господина фон Шлитца.
Курт (улыбаясь). Охраняйте. Я предлагаю выбрать комиссию по разделу земли и распределить честно всю землю между крестьянами.
Аплодисменты, крики одобрения. Группа крестьян. Среди них подручный Фишера – Эберт:
– Все равно американцы изменят границу, и фон Шлитц получит свою землю.
Крестьяне переглядываются, качают головами.
Курт (в группе коммунистов). Нам нужно добиться, чтобы крестьянин, получивший землю, вложил в нее свой труд и капитал, чтобы он засеял ее. Только тогда у него будет чувство, что это земля его, только тогда он будет драться за нее, за свою землю.
Еще группа крестьян.
Говорит подручный Фишера – Эберт:
– Все равно 15-го числа придут американцы. Зачем вам брать землю, это – обман, пропаганда; им надо, чтобы вы голосовали за единую партию…
В полуотремонтированном зале заседает демократический актив Альтенштадта. Заседание идет при свете керосиновых фонарей и ламп. Выступает майор Кузьмин.
Кузьмин. Немцы должны понимать, что мы не отождествляем весь немецкий народ с фашистами, хотя предъявляем серьезное обвинение всему немецкому народу..
Среди сидящих за столом Ролле, Фишер, Курт, священник – представитель христианского союза, представители крестьян, женщин, молодежи.
Кузьмин. Мы оказываем доверие всем тем немцам, которые хотят мира для своей страны, мира и демократии… Пусть немецкий народ сам займется восстановлением своей родины.
Внезапно зажигается яркий электрический свет… Восторженный гул возгласов одобрения и радости. Теперь видно, что в зале много народа – немцев и советских военных.
Кузьмин. Ну вот, становится светлей. Рабочие пустили электростанцию. (Радостные возгласы присутствующих.) Нам требуется много людей для управления Альтенштадтом, для организации народных выборов. Для передачи земли крестьянам, заводов рабочим. Мы хотим вашей рекомендации. Во-первых, необходимо выдвинуть кандидатуру на пост бургомистра…
Из группы заседающих выделяется фигура Фишера. Он встает и говорит:
– Я предлагаю в бургомистры господина Шметау. Он честный инженер.
Курт. Наша группа предлагает господина Рилле, учителя.
Один из сидящих рядом с Фишером вскакивает:
– Я предлагаю всеми уважаемого известного социал-демократа господина Фишера.
Рилле (тоже вставая). Мне думается, что в настоящий момент следовало бы выдвинуть беспартийного человека. Я предлагаю кандидатуру инженера Дитриха.
Кузьмин. Вы имеете в виду Отто Вольфганга Дитриха?
Рилле. Да, он честный человек, коренной житель Альтенштадта. Его уважает весь город.
Дитрих в саду около веранды своего дома сажает картофель, ему помогает Шульц.
Шульц (продолжаяразговор). Господин Егоркин говорит, что русские не хотят мстить немцам… Кладите картошку сюда!
Дитрих кладет в лунку картофель.
Дитрих. Вы полагаете, что этот простой солдат знает, что думает Сталин?
Шульц. Мне кажется, господин Дитрих, что все русские знают, о чем думает Сталин. (Пауза.)… Потому что Сталин думает о том, о чем думают они…
Шум подъезжающей машины прерывает разговор. Шульц и Дитрих смотрят в сторону ворот. У подъезда останавливается машина Кузьмина. Из нее выходят Кузьмин, Курт, Глухов, Егоркин. Кузьмин что-то говорит Егоркину, и приехавшие проходят в дом. Егоркин направляется к Дитриху.
Комната Кузьмина. Советский комендант города Альтенштадта сидит за рабочим столом. Часовой открывает дверь. Входит Дитрих. Он взволнован.
Дитрих. Вы меня вызывали, господин майор?
Кузьмин. Здравствуйте, садитесь!
Дитрих продолжает стоять.
Кузьмин. Общественность Альтенштадта выдвигает вас в бургомистры. Я хочу поддержать вашу кандидатуру.
Дитрих. Бургомистром, меня?! (Машинально садится.) Вы шутите! Ведь я не сторонник коммунизма.
Кузьмин. Это не мешает вам стать бургомистром.
В дверях дома появляется Курт. Увидев Дитриха, он подходит к нему.
Курт. Здравствуй, отец!
Дитрих вздрагивает, поворачивается, видит сына. Носовой платок падает из его рук Кузьмин и Глухов удивленно переглядываются. Курт поднимает носовой платок и протягивает его отцу. Дитрих отворачивается, вынимает из бокового кармана другой платок, не обращая внимания на Курта.
Дитрих. Я должен подумать о вашем предложении, господин майор. Я могу идти?
Голос Кузьмина. Я жду ответа.
Дитрих. До свидания!
Курт, держа в руках платок Дитриха, задумчиво говорит:
– Характер у отца остался прежним.
– Довольно странные отношения между отцом и сыном, – вскользь замечает Кузьмин.
Курт. Когда я вступил в коммунистическую партию, он перестал меня признавать, выгнал из дому.
Кузьмин. Ничего, признает… Кстати, вы кто по профессии?
Кузьмин усаживается на диван. Курт подходит и садится рядом с ним.
Курт. Хотел быть школьным учителем.
Кузьмин. Это очень хорошо! От воспитания ваших детей зависит будущее вашей страны.
Курт. И быть может, всей Европы!
Кузьмин. Я думаю предложить вашу кандидатуру на пост помощника бургомистра по народному образованию.
Курт. Благодарю за доверие! А кто будет бургомистром?



