скачать книгу бесплатно
Тайлер медленно встал, удостоверяясь, что мир уже не качается перед глазами, и начал стягивать перчатки.
– Что для тебя бои? – спросила она. – Выход агрессии, что накопилась? Поиск уверенности в себе?
– Хороший вопрос. Я видел парней, которые становились увереннее, когда приходили в зал. Бои, пусть даже и тренировочные, снимают страх, как ни крути. Лично у меня после драки наступает какое-то спокойствие, чувствую себя просветлённым как буддист. Впрочем, эффект временный.
– Нужно повторять?
– Да, можно и повторить. Мне понравилось.
Позже они сидели на краю ринга, допивая последнюю оставшуюся с дневной тренировки бутылку с водой.
– Так что там с твоим боем? – спросил Тайлер. – Уже нашла вариант?
– На днях буду общаться с парнями из одной организации. Они обещали быстрый контракт.
– Всё же хочешь биться по ММА? Почему не бокс? Его ты знаешь куда лучше.
– Брось. Кто сейчас смотрит женский бокс? Никто. Никому и в голову не придёт сделать бой женщин главным событием вечера, если только это не какая-нибудь малобюджетная контора. В ММА всё иначе, там для женщин совсем другие деньги и перспективы. Там есть и главные бои, и трансляции. Сам знаешь, что и миллионный гонорар уже не фантастика. Хотя деньги для меня не главное. Достаточно будет, чтобы не пришлось разрываться между тренировками и подработкой.
– Хорошо, что у тебя есть навыки и в борьбе тоже. Неплохой задел для ММА, согласен.
– И я о том же. Зря что ли не стала бросать борьбу даже в университете, хотя казалось, что она мне будет совсем не нужна? Тогда думала, что это лишь привычка. Как в детстве ходила, так и там продолжала ходить. Конечно, победа на местном турнире меня воодушевила, но это всё же были успехи, не сравнимые с моими достижениями в боксе. Тогда я уже чемпионат мира взяла, к Олимпиаде готовилась. Теперь пришло время пожинать плоды.
– Так ради чего ты дерёшься, если не из-за денег?
– Сложно сказать… У меня ничего другого больше не осталось. Наверное, это моя судьба.
– В каком смысле?
– Ну, вся жизнь вроде бы готовила для меня другой путь, и единственная причина, из-за которой я здесь, – это моя природа. Такой уж родилась, получается…
Иногда она вставала в пары и с другими обитателями зала. Засаживала свой правый прямой тому парню, что метил в профессионалы, старалась на отходе поддеть левым крюком Ти-Джея, чёрного паренька из любителей, временами щадила, а иногда совсем нет неповоротливого Джорджа, но только с Тайлером раскрывалась в своей игре до конца. Он стал её постоянным спарринг-партнёром, тем человеком, с которым устанавливается понимание почти без слов. В работе на ринге и за его пределами.
Незаметно и как бы само собой он стал ей другом.
*****
Дни на работе перетекали один в другой. День. Ночь. Всё с начала.
Иногда она въезжала в Сан-Франциско с севера, и первыми её встречали Золотые ворота. Обычно красные опоры моста, возвышавшиеся как могучие башни, остро контрастировали с небесной синевой, временами же они кутались в полосах тумана, подобно мистическим великанам. Краем глаза она замечала внизу корабли, проходившие под мостом. Длинные сухогрузы, суетливые буксиры, голубые и лёгкие как марлины эсминцы ВМС. Основной массив города, его даунтаун, лежал по левую руку, и небоскрёбы в утреннем солнце белели как зубья спинного гребня какого-то древнего чудовища, прикорнувшего на берегу залива. Проскользнув по артерии моста, где машины в начале рабочего дня теснились как поток крови под давлением, она выскакивала на открытое пространство, и все пути мира открывались перед ней.
Иногда она работала утром, по повышенному тарифу, пульсируя в трафике и развозя людей на рабочие места. В это время все кровеносные сосуды города вели к его сердцу – офисам корпораций, империям «Facebook», «Google», «Apple», вокруг которых цены на недвижимость росли, как нагревается вода в ядерном реакторе. Впрочем, утреннюю работу она не любила, и делала это лишь по необходимости. Утро куда лучше подходило для пробежки и первой лёгкой тренировки, пока тело ещё окончательно не проснулось. Иногда работала днём. Тоже ничего хорошего. Часто низкая интенсивность заказов, мучительные простои, жара, что превращает машину в раскалённую печку, туристы, которые сами не знают, куда им нужно. Гораздо больше ей нравилось работать вечером и ночью. Если бы была возможность, она бы только так и делала, но возможности не было – десятки складывались в тысячи, всё ложилось один к одному. Оплата зала, аренда дома, еда, одежда, тренировочный инвентарь. Нужно было подбирать каждый доллар.
В обычные будни к ночи город стремительно вымирал. Теплились жизнью только бары и ночные клубы, палаточные лагеря бездомных на центральных улицах, однако вокруг этих тёплых пятен простиралась холодная пустота. Машин немного, они не сдерживают движения, не мешают чувствовать себя в уединении, снять все оковы и просто скользить сквозь мир, полагаясь на отсутствие фиксаторов скорости и знание дорог. Ночью город освещён как днём – никакой экономии, – белый, стерильный свет заливает дороги, перекрёстки, каждый небоскрёб озарён как огромный сталагмит, каждый отель обрамлён гирляндой ламп, горят витрины нижних этажей, позволяя увидеть всё их содержимое. В тишине сменяются огни светофоров, пары зелёных глаз становятся красными, изумруды на рубины, в пространстве беловато-жёлтого света их видно далеко-далеко.
Пассажирами в это время были те, кто работал допоздна, случайные люди, местные чудаки, но, главное, посетители баров и клубов, не находившие в себе сил и решимости садиться за руль. Для пьяных альтернативы такси почти не существовало. Иногда одиночки, иногда целые кампании. Длинные поездки или короткие. По центру или в один из тех городов, что окружают Сан-Франциско с трёх сторон.
Большинство проблем с пьяными были заранее предсказуемы. Бумажные пакеты в каждом кармане на задней спинке сидения для блевотины, большая накидка в багажнике, если нужно приютить совсем уж заблёванного. Для сохранения высокого рейтинга желательно не отказывать клиентам, а ночью других пассажиров и не ждёшь. У пьяных было и много очевидных плюсов. Они часто засыпали и позволяли ей остаться наедине с собой, они не спорили с выбором музыки, и она могла слушать всё, что захочет. Наконец, они оставляли щедрые чаевые, словно каждый представлял себя богачом, для которого деньги не имеют большого значения. Ночь несла в себе и угрозы, однако она была к ним готова.
– Ты словно охотник на бизонов, когда рыскаешь по этим пустынным улицам в поисках добычи, – сказала ей однажды мама, когда они ехали лишь вдвоём, слушая гудение воздуха за опущенными окнами, и ночь окружала «Тойоту» со всех сторон.
Тысячи лет назад осёдлая жизнь сформировала у людей определённую модель поведения – они стали селиться скученно, выращивать злаковые культуры, стали полагаться на алгоритмы, согласно которым одно и то же действие в одном и том же месте приводит к одному, проверенному результату. Такая жизнь минимизирует риски, исключает поиск, ведёт, в конце концов, к утверждению власти немногих, как это было в восточных деспотиях Междуречья. Сдавленные как крысы в клетках, люди оказываются в рабстве у государства, тиранов и удачливых бандитов. С другой стороны, в кочевых обществах охотников-собирателей, что следуют ещё более древним законам, важным является открытие нового, ценность свободы, постоянный поиск, инициатива вместо покорности, риск ради успеха, значительно превышающего стабильный, гарантированный результат.
Хелен нередко рассказывала свою шутливую теорию о том, что и в современном обществе сохранились эти две модели поведения. Одни люди предпочитают подчиняться, паразитировать, довольствоваться малым, но стабильным доходом, ползти потихоньку по лестнице, ступенька за ступенькой. Другим никогда не сидится на месте, им всегда мало, всегда хочется большего, и они мечутся по миру в поисках новых мест, новых образов, новых богатств. Они рискуют, не боясь проиграть, они ценят свободу выше стабильности, они готовы приносить в жертву ради своей мечты и себя и других.
– Ты из породы древних охотников-собирателей. Я так и вижу, как ты бежишь по здешним прериям вслед за мохнатыми громадами мамонтов, загоняешь их в ловушку, и вокруг метаются точки факелов, а в руке у тебя копьё, – говорила мама, когда они летели сквозь тьму. – Есть что-то в твоих генах от той древней породы. Это вело первооткрывателей Нового Света. Колумба, Кортеса, Писарро. Это и тебя заставило пересечь океан. Ты прибыла сюда, чтобы завоевать эту землю, как она была завоёвана в старые времена.
– Всегда ты так.
– Это правда. С детства ты была такой. Знаешь, я придумала свою теорию ещё до твоего рождения, может, даже украла её у кого-то из своих учителей в университете, и почти каждого человека можно было уложить в эту канву. Когда ты появилась, я стала присматриваться к тебе, и очень быстро заметила в тебе удивительную непоседливость. Помнишь, как мы были в музее, смотрели на персидское искусство. Там был фрагмент рельефа, изображавшего царя Дария, а у ног его шествовавших воинов, одинаковых в своей покорности. Я сказала тебе, что в этом есть определённая красота, но ты ответила, что всегда будешь стоять на стороне греков, всегда будешь сражаться только за свободу.
– Помню.
– Ты росла, что называется, не по дням, а по часам, прямо как в сказке. Другие дети держались за матерей, но ты никогда. О том, что ты особенная, мы быстро сообразили, ведь то и дело приходилось узнавать о твоих новых подвигах. После вашего уличного футбола детишки возвращались с разбитыми носами, однажды, тебе было лет двенадцать, выбила мальчишке зуб. Помнишь? Лезла в драку по любому поводу. Я шутила тогда, что ты такая же дикая как Кухулин в юные годы.
– Зуб этот у него сам расшатался…
– Иногда мне хотелось, конечно, чтобы ты была поспокойнее, больше времени проводила за учебниками, особенно в те дни, когда узнавала о твоих драках, когда приходилось вызволять тебя из полиции. Я была так зла, узнав, что ты таскаешь с собой пистолет и стреляла в том ночном клубе.
– Я стреляла в воздух.
– Потом поняла, что лучше тебя отпустить. Нужно принять то, какая ты есть. Не сказала бы, что я и прежде донимала тебя сильно, но внутри всё же тешила надежду, что смогу тебя изменить, как-то незаметно повлиять. В один момент мне стало ясно, что нет. Тебя не изменишь. Ты – маленький охотник-собиратель, что никогда не остановится.
– Ты знала меня лучше, чем кто-либо. Те драки… Я просто хотела справедливости. Да, срывалась пару раз. Кровь играла. В том баре была просто глупость.
– Теперь я знаю.
– То же, что было в Лондоне… Я ни о чём не жалею. Они заслужили всё, что я с ними сделала, заслужили даже больше.
– Я знаю.
Мир вокруг словно вымер. Она въезжала на Бей-Бридж с востока, и шестиполосная дорога стелилась в свете фар как взлётная полоса, жёлтые предупреждающие огни оставались за спиной, свидетельствуя о приближении терминалов оплаты. Для того, чтобы заплатить четыре бакса за проезд моста, ей не нужно было тормозить – система сама считывала информацию с закреплённого на приборной панели устройства. Машина проскакивала в узком проёме меж полосатых щитов ограждения, и пронзительный писк сообщал, что оплата произведена.
– Не гони так, – сказала мама. – Тебе всё кажется, будто ты можешь догнать что-то важное, если будешь носиться сломя голову. Это опасно.
– Боюсь, что тебе придётся привыкать к моему стилю вождения. Учитывая обстоятельства, – она бросила короткий взгляд на замершую в соседнем кресле фигуру. – Те обстоятельства, что ты мертва, а я здесь… скитаюсь по миру, как ты говоришь.
– Разве тебе есть куда торопиться?
– Просто хочу отдаться течению. Можешь списать это на нервное напряжение, которое хочется куда-то излить, или на мою жажду саморазрушения.
Днём она обычно каталась под ненавязчивые фоновые мелодии, удобные для пассажиров, не порождающие вопросов. Ночью слушала то, что по-настоящему нравилось. Под Тревиса Скотта, Дрейка, иногда Эминема она скользила в этом пустынном, ночном мире, погружалась в лёгкий гипнотический транс плетения белых полос, будто ты паук, никогда не отпускающий свои нити. Теперь всё было также. Она вдавила педаль, упёршись в ограничитель, и чувствовала, как тело наливается тяжестью. Двигатель заходился в высоком вое. Это был не тот благородный звук, что запомнился по старым фильмам, в которых по пустынным дорогам Америки носились «Челленджеры» и «Мустанги», но можно было смириться и с таким. Стрелка спидометра приблизилась к отметке в сто миль в час.
– Ладно. На самом деле это как-то успокаивает, – сказала она, словно оправдываясь. – Ты никогда не любила быстрой езды, знаю, но у меня свои причуды.
– Я молчу.
На мосту были и другие машины, однако из-за множества полос они нигде её не замедляли, лишь изредка заставляя перестроиться. Они обтекали её подобно каплям ртути, будто это не она движется, а мир течёт ей навстречу. Красные огни накатывали и исчезали позади, иногда сбоку проскакивали озарённые огнями тела грузовых фургонов и минивэнов. За рядами высоких осветительных столбов она увидела гигантскую опору подвесного моста, от которой расходились канаты, напоминавшие рёбра бронтозавра. Машина словно ныряла в чрево этого чудовища, светящегося белым, стерильным светом.
– О чём думаешь, Алекс? – спросила мама через какое-то время. – Кажется, дела идут на лад.
– На лад? Я не знаю. Скоро третий бой, а первый уже кажется так далеко. Живу между этими моментами. С работой, жильём, тренировками всё по-прежнему неопределённо. Да, нашла зал, но это не то, к чему я стремлюсь.
– Не нравится мистер Робертс?
– Он довольно милый, но это не тот уровень. Он готовит любителей, с детьми занимается. Мне тут почти нечему учиться. Я должна работать с лучшими.
– А где лучшие?
– В Лос-Анджелесе, сама знаешь, я говорила. Там одна из самых сильных школ бокса в стране, золотые залы Западного побережья. Однако решиться на переезд не так просто. Здесь у меня есть хоть какое-то жильё, да и контракт по бою надо отработать.
– Вечно ты кочуешь, как я и говорила.
– Плыву по течению… И в снах, и наяву. Ничего не контролирую, и нельзя ничего контролировать. В бурном потоке, который сильнее меня, в потоке, что несёт брёвна и мусор, несёт и меня, захлёбывающуюся, едва видящую свет. Раньше я думала, что сама могу выбирать путь, но теперь… Что я могу выбирать? На ощупь в темноте. Следую своим инстинктам.
– Не говори так. Ничто не предопределено.
– Хочешь сказать, что я могу выбирать? Если что-то и могу, то не бороться с потоком, а уцепиться за какой-нибудь камень в этой реке или направить себя к свисающим над водой ветвям дерева, надеясь, что это что-то изменит. Но изменит ли? Знаю, что ты хочешь, чтобы я пыталась. Я буду пытаться.
Смартфон, закреплённый на приборной панели, осветился ярким светом и завибрировал от мелодичного колокольного перезвона.
– У тебя вызов, – сказала мама.
– Да, – она прикоснулась пальцем к экрану. – В Окленд. Надо разворачиваться…
*****
Когда она вспоминала, как они с Тайлером превратились в настоящую команду, то вновь приходила к мысли, что при всей спонтанности, так или иначе это было неизбежно. Он искал кого-то, вроде неё, с самого начала, а ей нужен был кто-то, вроде него.
В день того разговора они, наконец, решились на большую уборку в доме, чтобы отделить ценные вещи старика от хлама, которому предстояло быть вывезенным на свалку. Больше всего мусора оказалось во дворе, но и из дома вынесли десяток коробок. Подумывали даже о найме грузовика, однако Тайлер заверил, что тратиться не надо, он перевозит всё и так. Теперь его машина стояла у обочины, заднее сидение было заставлено до крыши, и багажник не закрывался из-за содержимого.
– Это последняя. Больше не влезет, – сказал он, глядя, как она запихивает в «БМВ» очередную коробку. – Я сейчас рейс до свалки сделаю, и потом пообедаем. К вечеру нужно будет сделать ещё пару и всё закончить.
– Ладно. Подготовлю новую партию.
– Будем что-нибудь делать с «Мустангом»? Он всё же место занимает.
Под дощатым навесом сбоку от дома стоял старый «Форд Мустанг Фастбэк» 1965 года, что когда-то привлекал взгляды своими красными боками и изящными формами. Теперь из-за потускневшей краски и ржавчины он казался бурым, словно покрытым слоем охры, боковое стекло провалилось, а колёса начали врастать в землю. Не будь его, можно было бы загнать под навес одну из их машин.
– Старик же запретил тебе его продавать.
– Я думал его просто передвинуть, но боюсь, что там внутри всё настолько проржавело, что, когда будем его тянуть, всё поломаем. За ним не ухаживали лет сорок. Мне кажется, что его утопили, или ещё что подобное случилось.
– Тогда не трогай, – она заглянула внутрь. – У многих древних народов было принято хоронить вместе с воинами их коней, и во время погребения они посыпали тела охрой, так как она похожа на кровь. Эта тачка словно боевой конь, и он уже в могиле. Как бы ни прошла жизнь у этих людей, наших предшественников в доме, но всё уже мертво. Тут повсюду это чувствуешь… Знаешь, мне бы хотелось потом, когда будет много денег, купить настоящий американский маслкар. Воплотить этот образ в реальность. «Шелби» или «Челленджер», чёрный как смоль, а, может, и белый с синей полосой как у летучей рыбы, несётся по узкой дороге вдали от больших фривеев, и вокруг никого, вокруг только пустыня расстилается до горизонта.
– Настоящая американская мечта… Ладно, тогда оставим его здесь как памятник былой жизни.
– Старик, что жил здесь, кем он был?
– Кажется, что он из Мексики, но давно уже переехал сюда. Работал тут в строительстве. Дом в мексиканском стиле, сама видишь.
Дом, и правда, представлял собой воплощение одной из многочисленных форм южной архитектуры. Фасад его был разделён на два яруса, где крыша первого уровня переходила в основание второго. Стены были белыми, а черепичное покрытие окрашено в густой зелёный цвет. Он почти не выделялся в плотном ряду других таких же домов, что скрывались за решётчатыми металлическими или деревянными заборами. На их улице даже в такой рабочий день было припарковано немало машин, старых и неказистых, отражавших скромный уровень доходов местных жильцов.
– Не худший район, согласись, – сказал Тайлер, заметив, как она осматривает окрестности. – Для Окленда совсем не худший. Да, это, конечно, не средний класс. Я бы сказал, что это что-то вроде серой зоны. Банды не имеют тут власти, тут не проворачивают свои делишки ни «северяне», ни «бордер бразерс». Население смешанное, много китайцев, латиносы, есть и белые. Да ты и сама видела.
– Сойдёт.
– Нам надо повесить под крышей американский флаг. Тут мало у кого есть, а у нас будет. Что скажешь?
– Не знаю. Я ещё не чувствую себя здесь как дома. Это будет каким-то обманом, будто я претендую на то, что эта страна принадлежит мне, но я ещё слишком мало знаю о ней. У меня даже гражданства пока нет. Но, с другой стороны, не могу запретить тебе это сделать, ведь ты – истинный сын Калифорнии. Если хочешь, то повесь.
– Повешу. Хуже не будет.
Когда он вернулся со свалки, у неё уже было готово несколько новых коробок, из которых она сложила перед входной дверью словно фрагмент древней циклопической стены, где камни прилегают друг к другу без раствора. Их оставили на будущее, сделав запланированный перерыв на обед.
– Знаешь, надо кончать жрать всякое дерьмо, – сказала она, когда они сели за их маленький столик. – Нужна здоровая пища, правильная диета. Серьёзным спортом занимаемся. Когда только приехала, было не до этого, но теперь пора всё менять.
– Это важно, – кивнул Тайлер. – Тебе ещё и весогонки предстоят.
– Я и говорю.
– Ты разбираешься в этом?
– Ну, основы знаю с того времени, когда боксом серьёзно занималась. Нужно ещё будет, конечно, посмотреть в сети, почитать материалы. Суть проста. Как можно меньше быстрых углеводов, типа выпечки, теста, сладкого и так далее. Больше протеина, то есть мяса. Говядина, индейка, курятина. Рис, овощи, фрукты… Видела в магазине огромные пакеты риса и бобов всего за десятку баксов. Нужно накупить их побольше.
– Да, это может быть экономно. Только мясо будет бить нам по карману.
– Ничего, скоро будет легче. Моё такси начинает приносить уже приличные деньги, к тому же, скоро новый бой.
– Знаешь, хотел тебя спросить об одной вещи, – сказал тогда он. – Тебе же нужен помощник в твоём деле? Знаю, что нужен. Человек, который будет и за тренера, и за менеджера, если потребуется, будет сопровождать в поездках на шоу, да и вообще, разные ситуации бывают. Я, вот, что подумал. У меня же есть такой опыт. Уже помогал бойцам, знаю эту кухню изнутри, да и живём мы с тобой в одном доме. Не хочешь, чтобы я стал твоим тренером, ну, и менеджером?
– Тренером? Да ты же не умеешь ничего, – рассмеялась она. – Прости, конечно, но это мне впору тебя учить. Каким ты можешь быть тренером?
– Ладно, может, я не совсем правильно выразился. Ты права, конечно. Я не претендую на роль мистера Робертса, но он проводит с тобой лишь несколько часов в день, и его время дорого, а я могу не учить, но, скажем, помогать тебе закреплять навыки. Можем работать на лапах вечером или даже утром, если хочешь. Могу всегда быть твоим спарринг-партнёром и даже не обязательно в зале, да где угодно. Разве мистер Робертс отправится с тобой на бои в другие города или даже страны? Я могу, ведь меня в городе почти ничто не держит.
– И с кем ты уже работал?
– Был у меня опыт. Это долгая история. Расскажу подробнее, если согласишься, – он старался делать вид, что предложение это для него не так уж важно, но она видела, что он едва сдерживает волнение. – Тебе нужен и менеджер. Я готов обзванивать промоушены и важных людей сколько потребуется. Буду тебя всюду предлагать как отличного бойца.
– И сколько мне тебе за это платить?
– Пока можешь не платить. Когда дела в гору пойдут, тогда и поговорим об этом… К тому же, тебе понадобится человек, что будет заниматься информационным продвижением. У меня тоже есть опыт. Если хочешь, буду вести твои страницы в сети, заливать видео на канал. Стану летописцем твоего восхождения к чемпионству.
– Даже так?
– Ну, да. Ведь ты станешь чемпионкой. У тебя есть все задатки.
– И почему тебе захотелось взвалить на себя всё это? В ближайший год, а то и два нам вряд ли светят большие гонорары. С женщиной работать в нашем спорте – это не прибыльная херня. Мы, конечно, можем мечтать о больших деньгах, которые будут там, дальше… Но будут ли?
