скачать книгу бесплатно
– Ну, это да, – кивал Дмитрий, как обычно не желавший спорить.
– Каждый раз, когда там идёшь, всего передёргивает, – продолжал тот. – То на дерьмо боишься наступить, то шприцы под ногами валяются. Я-то стараюсь там не ходить, но местным приходится, на работу или на парковку. Вы слышали, что власти создали целую службу, которая собирает использованные шприцы по улицам? Каждый день вижу этих мужиков со щупами. Бред же полный. Это самый центр города. Тандерлойн мог бы быть отличным местом для прогулок, если бы не был оккупирован бомжами. Преступность опять же. Только идиот будет отрицать, что из-за них не растёт преступность. Сколько я историй слышал о кражах из машин в центре, и это почти никто не расследует.
– Да, все слышали, – соглашался Дмитрий.
– Ну, их логику можно понять, – вставляла она из своего угла. – Логику властей, я имею в виду.
– И в чём же их логика? – спрашивал Олег.
– Что-то вроде урока свободы. Ты исходишь из идеи, что государство должно указывать людям, как им жить и что делать. Гонять их с места на место для того, чтобы поддерживать благообразный вид улиц. Они считают иначе. Город – это общественное пространство, и эти люди, вроде как, имеют такое же право пользоваться этим пространством, как и все остальные. Знаешь, в древности города или монастыри иногда объявляли себя убежищами, где любой мог найти защиту от преследования. Такой старый обычай. У этих бомжей нет дома, и они находят убежище под защитой города. Они сами выбрали такую жизнь, и, поскольку тут свобода, то они имеют на это право. Такая, вот, логика.
– Право быть деградантами? Право быть наркошами? Местные леваки просто искажают понятие свободы. Сама знаешь, что есть старая формула – свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого. То есть, не гадь другим. Эти бомжи, как ты сама знаешь, гадят.
– Да, правда, но не в этом главное. Суть в том, что свобода многогранна. Иногда она может напрягать, накладывать обязательства. Да, в этой вседозволенности бездомных есть, конечно, и левая идея о том, что они якобы несчастные, угнетаемые социальной средой, но в основе тут всё же лежит определённое понимание свободы. Я не говорю, что нужно это принимать, просто объясняю их логику. Мне, например, не нравится такая жизнь, и я предпочла бы совсем другую, но я не имею право запрещать им жить так.
– Это всё твои оксфордские либеральные выверты, Алекс. Свобода должна быть простой и не противоречить здравому смыслу, – не сдавался Олег.
– Ты так думаешь. Я же готова признать, что у свободы бывает много вариантов. Не только свобода самосовершенствования, но и саморазрушения.
– Ладно, хватит политики, – прерывал их обычно Дмитрий. – В этом городе её и так слишком много. Лучше сосредоточимся на пельменях. Здесь они не такие как дома, хотя и там я пробовал лишь вариант своих родителей. А у тебя домашние делали такие, Алекс?
– Нет, они не входили в наш список русских блюд.
– И как тебе эти?
– Более-менее…
Дождь прошёл совсем недавно, и мокрый асфальт чернел в свете фар, а в воздухе чувствовалась влажность, стоявшая почти осязаемым маревом. Холмы следовали за холмами, и на подъёмах её стёртые шины визжали, цепляясь и проскальзывая. Она быстро покинула пустынные улицы центра, оказавшись окружённой плотной тьмой на узких улочках пригорода, где маленькие дома по обочинам словно жмурились, когда проезжала мимо, нарушая их сон.
Взобравшись на господствующую над местностью гору, она упёрлась в тупик – хаотичную парковку, почти пустую сейчас, посреди которой мигал аварийными огнями «Митсубиси» Дмитрия. Уже внизу она чувствовала приближение тумана, но здесь, недалеко от океана, его белые массы стояли плотной стеной. Обычно туман находил волнами, и можно было за один час увидеть, как он то ложится, то отступает по многу раз, однако сырой зимой, как теперь, он часто господствовал беспросветно.
– Хорошо, что ты здесь.
Дмитрий возник из молочной пелены словно призрак или живой мертвец. Он был в одной футболке с порванным воротом и тёмных джинсах. На правой руке была хорошо заметна сильная ссадина, похожая на след падения на асфальте.
– Смотрю, ты жив, – ответила она. – Где он?
Не сговариваясь, они вместе заговорили как-то осторожно, почти шёпотом. Этому способствовала ещё и удивительная тишина, заполнившая мир вокруг. Из-за тумана казалось, что они отрезаны от города, затерялись во времени и пространстве.
– Всё там же, – Дмитрий мотнул головой в сторону парка. – Как знал, что нельзя было брать того мутного типа в центре… Но у меня нет привычки отказываться от клиентов, особенно если они уже подошли, и осталось только сесть в машину.
– Расскажи суть, – попросила она.
В свете фонарей, что пробивался сквозь пряди тумана, она видела его взволнованное лицо. Он был чем-то похож на Тайлера, больше всего, светлыми глазами и короткими пшеничными волосами в сочетании с бледной кожей, однако имелись и отличия. Дмитрий был несколько выше ростом, да и черты его лица казались мягче, как бывает у северных славян, изрядно смешавшихся с финно-угорскими народами.
– У меня был вызов в городе. Мутный парень какой-то на ночь глядя попросил отвезти его в парк Макларена. Сдаётся мне, что они тут наркотой торгуют или закладки делают. Но, в конце концов, это не моё дело. Я просто везу клиента туда, куда он просит.
– Верно.
– Короче, отвёз я парня сюда, и он ушёл. Я задержался на этой парковке, хотел подождать новых вызовов, да и просто передохнуть, ведь не первый час уже работал. Тогда подошёл ко мне этот, второй. Сразу было понятно, что бездомный, а то и вовсе сумасшедший. Он потребовал, чтобы я бесплатно отвёз его куда-то, но я, конечно, отказался, сказал, чтобы он делал заказ как положено. Тогда он начал бесноваться. Сначала орал, потом набросился… Повозились мы тут. Окно мне разбил, ключи из замка зажигания выдернул.
– Понятно. Пойдём к нему и хотя бы заберём то, что тебе принадлежит. Вряд ли с него можно стрясти компенсацию.
– Он довольно здоровый. Как ты хочешь это сделать? Может, ещё наших собрать? Жаль только, что никто из знакомых сегодня ночью не работает.
– У меня есть средство почти столь же убедительное как проповедь Мартина Лютера, – она достала из-за пояса пистолет, показав его едва блеснувший в этом скудном освещении ствол.
– Откуда у тебя он? Не важно. Мы не можем его использовать. Убери. Не будешь же ты в него стрелять?
– Слушай, я могу использовать его как средство убеждения. Мы получим то, что нам надо, без драки, и не придётся рисковать сломанными носами и выбитыми пальцами, да и он целее будет. Ствол прекрасно убеждает людей, поверь.
