Богемский лес. Книга 2

В это время маркиза, кажется, упрекала ее за лишние движения и что даме себя так вести не стоит, ведь всегда есть готовые прийти на помощь мужчины. С последними словами она уже глядела на графа и игриво улыбалась тому. Амелия не слышала ее речей, так как застыла, потом вспыхнула, а потом и растерялась. Она совершенно забыла дать ответ на его записку и до сих пор не придумала как быть. Юноша поприветствовал дам и посвятил Амелии страдающий взор.

– Ужели я чем-то успел заслужить вашу  недоброжелательность, мадемуазель? – горько осведомился он, когда они отстали от маркизы с подругой.

– О, что вы, вовсе нет! – выпалила Амелия и запнулась. Что обычно в таких случаях говорят светские дамы? Как выпутываются?

В то время граф находил очаровательной ее неопытность и готов был улыбнуться, но сдержался.

– Я принял бы любую вашу реакцию. Но молчание породило во мне мысли, будто вы не желаете со мной общаться. Этим бы вы разбили мое сердце, ведь мы договорились быть искренни с друг другом, помните? Или вы решили передумать? Могу я узнать причину? Если оно так, то я намерен всеми силами вернуть ваше расположение.

– Вовсе нет, сударь… господин д’Обиньи…Я долго думала, что может ответить незнакомому мужчине неопытная в светских вопросах девушка только на днях переехавшая в Париж. Право, мне не хочется, чтобы вы подумали обо мне что попало и обнадеживать вас своим расположением тоже пока не решаюсь, но мне будет приятна ваша дружба для начала.

– Бог с вами, мадемуазель, я и не думал ни о чем, кроме искренней дружбы! Так сложно в этих местах встретить такого искреннего и чистого человека, прям отдушина.

– Вы действительно хотите стать моим другом?

– Больше всего на свете! И еще хочу доказать это как можно скорее своими действиями!

– Тогда прекратите для начала так на меня смотреть. Вы ставите меня в неловкую ситуацию.

– Как же я на вас смотрю, сударыня?

Амелия снова смутилась и опустила голову. В это время юный граф перехватил бразды правления над душой графини.

– Будьте покойны, я смотрю на вас так, как смотрят, когда принимают самое искреннее участие в судьбе дорогого человека, когда ждут, что этот человек позволит засвидетельствовать ему почтение и по праву заслуженное уважение, ведь этот человек чист душой и благороден, а таким людям очень хочется всегда чем-то услужить!

Юный граф рассуждал в таком духе, чем окончательно расположил Амелию к себе, прогнал ее опасения и даже вытянул нежную дружескую улыбку себе в награду.

Антракт незаметно подошел к концу и начался второй акт пьесы. В этот раз Амелия решила-таки воспользоваться лорнетом и действительно убедилась в том, что ее то и дело кто-то разглядывает. Она посвятила этому делу около десяти минут, и на этом терпение ее кончилось. Она чувствовала, как горят щеки и вообще ей сделалось жутко не по себе от подобных привычек публики. Но и этот момент тоже смущал только ее одну. Так как все собравшиеся чувствовали себя в своей тарелке. Никогда не приняла и не поняла бы, наверное, она подобный порядок поведения в театре.

По окончании спектакля снова явился поклонник Амелии и предложил дамам свою карету, чтобы доставить их домой. Амелия собиралась было отказаться, ее полностью устраивала их наемная коляска, но маркиза расцвела от такой любезности и поспешила согласиться.

Пока они ехали втроем в карете граф выпросил у Амелии разрешение нанести ей визит и отправлять записки по необходимости.

Следующие два дня маркиза решила устроить выходные, дабы дать Амелии отдых и возможность переварить все события, свои действия и слова.

Последняя решила отправиться в храм с целью благодарственных молитв о будущем, что и было тотчас же исполнено. Так как до храма было всего минут двадцать ходьбы она решила пройтись.

День выдался хмурый, а высокие дома бросали тень на всю улицу. Тем не менее вокруг кипела жизнь, так же как и в первый день приезда. Амелия заглядывала в витрины лавок. Там красовались наряды, аксессуары, ароматное мыло и разные притирания и дорогие ткани. Удивительное количество лавок так затмило женское воображение, что Амелия не могла отдать отчета в какой момент времени ошиблась с поворотом и скоро прелестные лавочки сменились мелкими развалами для горожан, а потом вдруг резко кончились и далее начиналась темная улица с мусором и ужасной вонью. Амелия остановилась и огляделась, попробовала пойти назад, но снова свернула не туда и попала на очередную неприятную взору улицу. Так она петляла добрых полчаса, пока совершенно не отчаялась и не выбилась из сил. А ведь она даже не помнила точно название улицы, где жила.

Тут ее настиг испуг, это, несомненно, отразилось и в лице. Она встала и принялась беспомощно озираться по сторонам, стараясь припомнить хоть что-то.

– Сударыня, мне кажется или вы пишете круги? Я натыкаюсь на вас уже третий раз. Могу я вам чем-то помочь? – послышался вдруг чей-то голос.

Амелия вздрогнула и обернулась в сторону голоса. Он принадлежал господину в летах, но все еще не пожилому. Скромно, но со вкусом и аккуратно одетого в серые одежды. Он восседал в приличном экипаже, видимо, личном. Похож на вид он был на какого-то высокого служащего, в целом вид он имел довольно порядочный, невзрачный, в общем, обычный.

Амелия сообщила о своем затруднении. Незнакомец обрадовался и ответил, что тоже держит путь в этот же храм. Он помог Амелии забраться в коляску, и через десять минут петляний коляска очутилась аккурат у дверей храма.

– Даже если бы мне не нужно было сюда, я бы все равно вас довез. Здесь я ожидаю крестную, она наверняка еще не окончила молитвы. Смею настаивать, мадемуазель, отвезти вас домой. Боюсь, вы снова потеряетесь.

Амелия начала отказываться, так как не знала сколько времени пробудет в храме, но он продолжил настаивать с еще большим рвением, и они сговорились на том, что он отвезет родственницу, если та освободится раньше, и вернется за Амелией. Что касается господина, его звали Шарль Бовэ. Он действительно оказался служащим, не дворянином, а финансистом, причем глубокоуважаемом, согласно его словам. Господин Бовэ давал ссуды даже королевской казне.

Итак, Амелия вошла в храм и огляделась по сторонам. На скамьях там-сям молча молились люди и не обратили внимания на нового гостя. Она прошла к дальней скамье и села в укромном уголке, чтобы ничем не отвлекаться. И принялась за молитву, которая больше шла от сердца, нежели чем по канону и Амелия делала это так усердно и искренне, что не только потеряла счет времени, но и начала неосознанно молиться вслух, бормоча некоторые фразы, которые ей хотелось бы, чтобы бог обязательно услышал.

Она просила его о мудрости, прежде всего, смочь достойно вписаться в новое общество и чуткости, дабы смочь вовремя понять его законы, обычаи и вкусы, просила защиты от злых людей и их происков и покровительства для достижения своих целей. Она желала бы, чтобы он руководил ей всецело и смирялась на его волю полностью, так как ему с Небес виднее, куда вести свою паству, еще она желала быть счастливой и жить в достатке. Она желала иметь самые модные платья из лучших тканей, есть заморские яства каждый день в своем особняке и иметь большой штат слуг, обязательно ливрейных лакеев, ездить непременно в изысканной карете с двойной подвеской на рессорах и многое другое. Что плохого в том, когда хорошенькая женщина желает жить в достатке и стремится к этому? Взамен она обещала помогать бедным и жертвовать большие суммы на благотворительность.

Вдруг ее молитву прервал чей-то кашель рядом. От неожиданности Амелия вздрогнула и обернулась, думая, что в своем местечке находилась одна. Но нет, рядом, через два ряда, сидела женщина в темном одеянии. Та до сих пор ничем себя не выдавала. Теперь она вышла в проход и как-то шатко, держась за скамьи, направилась в сторону выхода. Ее состояние показалось Амелии странным, поэтому она продолжала провожать даму глазами. Не прошло и пары минут, как женщина согнулась, поднесла руку к груди и упала.

Амелия охнула и тотчас же оказалась рядом. Женщина дышала, но очень тяжело и пребывала в полубеспамятстве, бормоча что-то.

– Держитесь, сударыня, что с вами? Как я могу помочь?

Голос Амелии дрожал. Она в первый раз попала в подобную ситуацию и представить не могла какие действия предпринимают в таких случаях. Она похлопала даму по щекам. Та вроде как немного приоткрыла глаза и сжала рукой свой кошель на поясе, снова что-то бормоча. Амелия инстинктивно потянулась к сумочке и нащупала там какую-то склянку. Это оказалась нюхательная соль. Вялые движения дамы и бормотания давали понять: в этой склянке заключалось ее спасение. Соль была поднесена к носу дамы и через пару мгновений та, казалось, начала приходить в себя, но еще была очень слаба. Тут же вызванный шум поднял со скамьи человека, он так же пришел на помощь.

– Меня должна ждать коляска, помогите поднять эту даму в нее. – попросила она мужчину-горожанина, который без слов подхватил даму. Амелия встала с другой стороны и они почти выволокли ее на улицу.

Господин Бовэ читал газету в экипаже и не сразу сообразил что к чему, но, как только увидел троицу, побледнел и запричитал.

– Бог мой, крестная! Опять этот приступ, будь он неладен. Мадемуазель ди Фигуэро, вы просто ангел-спаситель! Давайте ж скорее посадим ее в коляску…

С этими словами втроем они уложили больную в экипаж, Бовэ протянул пару монет мужчине, довольно бедной наружности, но тот отказался и поспешил удалиться.

Бледность покрывала лицо женщины. Она охала, ахала и тяжело дышала, но пока ей едва ли становилось лучше. Амелия, так же бледная, теребила в руках платок и библию и не знала чем помочь, не обращая внимания на слова благодарности господина Бовэ.

– Не беспокойтесь, сударыня. Скоро ей обязательно станет лучше, я обещаю. Мы ей ничем не поможем, но через десять минут мы будем дома,  и я дам ей все лекарства. Вот увидите, она воскреснет почти сразу же!

– Но отчего же ей стало плохо?

– Врачи точно не знают причину болезни, но зато знают: сырость тут имеет очевидное влияние и еще духота. Мадам принимает лекарство для облегчения приступов, но оно не излечивают их, увы.

Экипаж уже подъехал к особняку. Лакеи помогли поднять больную в ее покои, и Амелия, не желая ее покидать, наблюдала, как господин Бовэ со знанием дела мешает микстуры и поит больную. Вскоре воцарилась тишина. Мужчина вышел из спальни, раскрасневшись от всех событий. Он решил перевести дух в гостиной, куда пригласил и Амелию, но та изъявила желание остаться на случай чего подле больной.

Действительно, не прошло и получаса, как больная пришла в себя. На щеках ее заиграл румянец, губы заалели. Эта женщина уже достигла шестого десятка. Она имела тонкое аристократичное телосложение и, как позже выяснилось, обладала такими же изящными манерами, покладистостью характера и добротой. Хотя жила она, кстати сказать, в весьма скромных апартаментах с самой необходимой мебелью и без излишеств. Квартира могла бы принадлежать мелкому буржуа, которые держали лавочки в городе, а женщина, скорее всего, приходилась ему женой или дочерью. Так думала Амелия, пока разглядывала даму и комнату.

Между тем глаза дамы открылись еще шире, когда она разглядела девушку в сумерках комнаты. Та поначалу сидела неподвижно, словно фарфоровая статуэтка, аккуратно сложив точеные ручки на коленях. Волосы были забраны наверх и скрыты под шляпкой, обнажая тонкую, прекрасного цвета и сложения, шею.

– О, благослови вас господь, милая моя, не знаю кто вы, но похожи на ангела. Ужели я умерла?

Амелия спешно поднялась и подошла к даме. Та во все глаза смотрела на нее и при этом выражение лица с вопросительного стало проясняться и глаза начали блестеть, словно ее озарила какая-то приятная мысль.

– Нет, сударыня. Вы живы, так же как и я во плоти и крови стою перед вами. Вам сделалось плохо в храме, вы потеряли сознание и…

– О, я помню! Дорогая, избавьте меня от этих печальных подробностей. Я хоть и слаба, но память меня еще пока не подвела. Это же вы пришли мне на помощь! Как благородно и чутко с вашей стороны! По вашему лицу и что до сих пор не оставили меня видно – у вас доброе сердце. Я так вам благодарна и, клянусь, в долгу не останусь.

Амелия еще раз высказала беспокойство о здоровье новой знакомой, однако с момента ее отлучки прошло уже более двух часов, тетушка волнуется и ей необходимо срочно уйти о чем Амелия сразу же и сообщила. Но она просила пожилую даму уведомить ее запиской о выздоровлении.

Дама была безмерно тронута вниманием, глаза ее увлажнились, она дала Амелии это обещание, на том они и распрощались. Господин Бовэ, как и обещал, доставил Амелию домой с таким почтением и церемониями словно вез саму королеву и тоже пообещал ей, что обязательно найдет, как ее отблагодарить, хотя та упорно отказывалась от всех подарков.

Через пару дней в дом де Колонь передали целых два послания. Одно от госпожи П., та самая дама, которой в храме сделалось плохо. Она писала, что уже встала на ноги и всегда будет рада видеть свою спасительницу в гостях.

Второе послание было от маркизы де Кондорсе, та спрашивала отчего Амелия пропустила вчерашнее собрание и просила посетить следующее, так как у нее имеется хорошая новость. Впрочем, эту записку граф д’Обиньи принес ей лично, под предлогом встречи.

Маркизы в это время не было дома, она куда-то отлучилась, и Амелия вынуждена была принять его одна. Они устроились в гостиной на первом этаже, так как Амелия не хотела никаких компроматов, скрывать ей было нечего, поэтому она предпочитала быть на виду хотя бы у слуг.

Между тем она все же замечала нежные взоры графа, робела сама, так как он нравился ей все больше, и боялась, что он нарушит их дружеские договоренности, так как не знала как себя вести в таком случае. Это был поистине статный, высокий молодой человек, около тридцати лет. Можно сказать, щеголь, потому что его одежда поражала изысканностью и одевался он по последней моде, не боясь мешать цвета. Всегда при параде и с такими высокими манерами и выдержкой, что мог бы понравиться любой даме, если уж не внешне, то действиями.

Они поговорили о том о сем. А когда нейтральные темы кончились, молодой человек заговорил, видимо, ожидая этого момента:

– Позвольте кое-что сказать и выслушайте меня до конца не перебивая, ma chère amie, мадемуазель Амелия. Мне кое-что стало известно из вашего положения здесь. Имею в виду ваше материальное положение. Посему считаю долгом, как ваш друг, сделать вам приятное. Прошу принять в дар один из моих выездов. Я знаю наверняка, такой прелестной даме как вы негоже ходить пешком по грязным улицам и пользоваться услугами всяких сомнительных лиц. Не хочу, чтобы вас украли или вы были обязаны какому-то неприятному человеку.

– О, ладно вам, сударь. Мне вполне хватает экипажа маркизы и ее слуг. Не хотелось бы вас обременять…

Амелия хотела продолжать в таком же духе, но граф поднял руку и напомнил об обещании выслушать его.

– Я ваш друг, сударыня, если вы забыли. Вы сами согласились на это. Так к чему теперь отказы? От друзей всегда можно принять помощь, не боясь ни за свою репутацию или лишнюю ответственность и чувство долга. Я дарю вам этот экипаж в полное пользование, даже если вы решите рассердиться на меня за что-то и порвать дружбу. Поверьте, для меня этот дар – мелочь, я подарил бы хоть десять таких экипажей, если бы вы согласились. Мне всегда приятно помогать близким людям. А вы исключительно никогда не должны ходить пешком.

Отказываться далее было невежливо. Впрочем, рассердиться на графа – это он явно перегнул палку, в чем Амелия заверила его с удовольствием. А он снова посвятил ей нежный, печальный взор. Даже чуть больше, чем просто нежный, так как Амелия тут же вспыхнула и опустила глаза, стараясь перевести тему. Молодые люди подошли к окну, где красовался личный экипаж юной графини. Экипаж поистине достойный. Новый, черный с позолотой. В упряжке стояла пара породистых гнедых, а на козлах восседали два подтянутых лакея. Можно было без стыда усадить в такую коляску герцогиню.

Пока Амелия восторженно разглядывала экипаж, граф рассматривал ее. Впрочем, он принял безразличный, спокойный вид, будто ничего особенного и не произошло, как бы подчеркивая незначительность подарка.

– Что ж вы так долго рассматриваете экипаж, право, он совершенно обычный, – небрежно бросил граф. – Вот если бы вы сказали, чего вам больше всего хочется из предметов для знатной дамы, то сделали бы меня самым счастливым. Я бы непременно исполнил ваши мечты зная, что они ваши, а не мои догадки, как с экипажем. Я был бы счастлив вызывать вашу улыбку и видеть вас всем довольной. Когда вы улыбаетесь и вас что-то захватывает, как тогда в театре, я наблюдал за вами, это была поистине чарующая картина….

Амелия вспыхнула и с укором посмотрела на графа, желая, впрочем, скрыть свой внутренний трепет при его словах. Они пробуждали в душе приятное тепло.

– Что я слышу? Так вы смотрели на меня, вместо спектакля? Хорошо, что я вас не видела, иначе пристыдила бы…

– А куда же мне еще было смотреть, сударыня, если вы затмили собой весь спектакль.

– Что вы такое говорите, я уже начинаю сомневаться в вашей дружбе… Ужели в Париже и правда никому нельзя доверять. И, знаете, я, как неопытная еще пока предпочту перестраховаться с осторожностью и….

Видя, что пассия его сейчас вскипит и наговорит глупостей, граф поспешил с горячностью разуверить ее в опасениях. Ему было это нетрудно, так как он употребил все свое светское красноречие, в то время как Амелия не имела и половины того. Но все же он видел, как алеют ее щеки и она беспрестанно отводит глаза. А это для него был первый признак, что крепость скоро будет сдана. Потому внутри он больше порадовался, нежели чем испугался. И дабы не вызывать подозрений, спешно ретировался под предлогом срочных дел.

3

Через два часа после ухода д’Обиньи, когда дамы сидели в салоне и болтали, обсуждая подарок и воображая куда бы можно было в нем выехать, вошел лакей доложить о визитере, пришедшем к мадмуазель Суарез-ди-Фигуэро. Однако приключения на этом не закончились, день обещал быть щедрым на неожиданности.

Дамы переглянулись. Амелия никого не ждала, но предположила, что это снова мог быть д’Обиньи. Когда же посетителя ввели в залу, она застыла и тут же сильно покраснела. Маркиза, видя, какое впечатление произвел посетитель на родственницу, поспешила узнать у того имя и причину визита и, все тут же поняв и не найдя причин для беспокойства, решила удалиться.

Возле входа в залу, не решаясь двинуться с места, стоял шевалье Деланкур. Юноша едва ли изменился, только возмужал чуть более, и одет он был так же изысканно, как и подобает обеспеченным отпрыскам дворянских семей. Так, молодые люди стояли и смотрели друг на друга некоторое время. Первым нашелся юноша.

– Прошу извинить меня за столь неожиданный визит, дорогая Амелия… Хотя мне теперь стоит называть вас по титулу герцогиня фон Аррас… или мадемуазель Суарез-ди-Фигуэро…

У Амелии перехватило дыхание при этих словах и она залепетала:

– О, вы действительно явились как снег на голову. Я думала уж, вы оскорблены и не ответите. Хотя в моем письме я ясно обрисовала ситуацию.

Молодые люди были оба сильно смущены. Амелия постоянно запиналась, то и дело робея, а он едва мог подобрать слова и тоже вел себя крайне неуверенно.

– Да, я прочел ваше письмо и решил лично приехать… по определенным причинам… от меня не зависящим. Ах, мадемуазель, столько всего произошло после нашей разлуки!

Амелия побледнела, подумав, что должно быть он женат. Сердце ее бешено колотилось, но не от переживаний или разбитого сердца, а все еще от неожиданности визита.

– Ну что же, если вы женаты, в этом нет ничего страшного. От начала нашей встречи вы были совершенно свободны в своем статусе. Я сама нарушила обещание. Вы вправе были злиться на меня, но раз вы здесь, скажите, сильно ли вы оскорблены? Давно ли женаты?

Деланкур медленно кивнул и прошел по зале, ближе к Амелии, и тут встал.

– О, прошу, присядем, – нашлась она, указав ему на кресло напротив своего, куда так же присела. – Мне, право, нечего добавить к своему рассказу из описанного в письме. Какая печаль, у меня не нашлось возможности сообщить вам заранее.

– Вы правы, новость о вашем замужестве стала для меня как гром среди ясного неба. Я мог бы уговорить родных дать согласие на этот брак. Но когда все узнал от вашего отца без возможности беседы с вами… или хотя бы письма, то действительно впал в отчаяние, чем мои родные и воспользовались. И да, со стыдом сообщаю, я имел некоторую обиду на вас, хотя можно было бы понять: вы обязались повиноваться отцу в его желаниях. Но теперь раскаиваюсь в этом. Я был ослеплен горем, во мне говорил эгоизм. Только после вашего письма я понял, как ошибался в вас и каким самовлюбленным идиотом был и, наверное, это стоило бы теперь просить прощения за все действия против нашего союза и за мои мысли…

Юноша опустил голову и сник. Он сидел напряженный и словно чужой. Она смотрела на него и не понимала, почему все еще они не бросились друг другу в объятия или хотя бы не рассказали, как сильно скучали друг по другу. Словно между ними пролегла еле заметная трещина.

Она с горячностью поспешила разуверить его в виновности перед ней. Наверное, так бы они сидели до самого вечера и извинялись друг перед другом, пока Деланкур неожиданно не выдал, собравшись, наконец, с силами:

– Дорогая мадемуазель Амелия, простите эту вольность, но вы для меня близкий человек, и я привык так вас называть. К чему теперь наши извинения, если есть обстоятельства из-за каких мы никак не можем быть вместе! Знайте же, я обручен, но не с женщиной, нет. Это было б не так печально. Я обручен навсегда с церковью. И теперь не могу претендовать ни на какой брак.

Мой отец еще до встречи с вами предлагал церковный сан и аббатство. Я упорно отказывался до поры до времени, желая сделать карьеру в армии. Но у него были свои связи и лучшей карьеры он для меня бы не нашел… Но вы сами знаете, как все происходят в семьях с младшими детьми, не мне вам рассказывать. В общем, после новости о вашем замужестве я сгоряча согласился на его предложение и, пока приходил в себя, отец быстро организовал покупку сана и теперь утрясает последние формальности. Вступление в сан у меня намечается через несколько месяцев. Я, в общем-то, смирился с судьбой, ведь моя должность позволит жить даже лучше, чем мне жилось у отца. Вся семья, довольная таким положением, показала мне преимущества быть аббатом. Как бы я ни желал отказаться, но теперь уж ничего не поделать. Хотя вы для меня важнее жизни и я теперь буду успокаивать себя тем, что вы были первой и последней девушкой, которую я желал бы сделать женой. Я счел своей обязанностью сообщить вам эти важные новости лично, ибо питаю к вам большое уважение и желал бы всегда и во всем поддерживать вас и считать достойнейшей из женщин.

Деланкур замялся и склонил голову. Амелия же едва понимала как реагировать. С одной стороны, она радовалась отсутствию у него жены. С другой – счастлива была, что юноше так повезло с карьерой. С третьей стороны горечь разбитых надежд грызла сердце. Она также чувствовала, что Деланкур держит себя довольно сдержанно, не выказывая особо нежных чувств, и не могла понять причиной ли тому эта манера общения французов или он охладел к ней. Но точно было ясно одно: встреча их оказалась не так нежна, как она себе это представляла.

В конце концов она начала нелепо дергать плечами, это побудило юношу вопросительно посмотреть на нее. На самом деле Амелия просто старалась подобрать слова.

– О, какая неожиданность. Решение сообщить лично очень мудро. Даже не знаю как бы я отреагировала, получив письмо. Это так любезно с вашей стороны. Знаете, для меня главное – ваше счастье. Разве не к этому стремятся все люди? И ведь не все достигают. Вы правы, жизнь в вашем сане не прекращается, может быть, накладывает некоторые особые предписания. Но… они могут быть приятными… Знаете…Это может быть даже лучше, чем погибнуть на войне…

В общем, Амелия распространялась в таком духе между тем чувствуя, что несет какую-то околесицу. К тому же Деланкур имел вид слегка удивленный ее речами и как бы застыл в ожидании следующих странных речей. Действительно, находясь здесь с близким человеком, как выразился шевалье, она чувствовала, что даже наедине их разделяют нелепые каноны городской высокопарной манеры общения, которая придает окраску наигранности и двуличия любым отношениям.

В итоге шевалье не выдержал и попросил у Амелию ручку. Та ему ее охотно предоставила, памятуя старые их отношения. Он слегка сжал ее ладонь в своей, но это был скорее аккуратный дружеский жест без тени страсти, но с некоторой долей нежности.

– Я хотел бы, чтобы вы знали еще одну вещь. Почему еще я решил навестить вас. Моя должность требует отбытия в Руан для знакомства с аббатством и по другим вопросам уже через неделю. Я должен присутствовать там неизвестно сколько времени. Не увидеть вас перед отъездом я не мог. И хотел бы просить вас сохранить наши теплые отношения и, если вы разрешите писать вам, то я стану писать. Прошу вас, рассчитывайте также на меня в любой трудной ситуации. И, так как лично быстро на помощь я прийти не всегда смогу, но одну вас тут оставить не имею права, то хотел бы отрекомендовать вам двух своих друзей. Они надежные, благородны душой и сердцем. Я им полностью доверяю и вы можете положиться на них. Я написал им о вас. Пока я в Париже, разрешите вам их представить? Прошу, не отказывайтесь, иначе я буду сильно беспокоиться о вашем благополучии здесь.