Он хороший

– Давай, мать, всё, чё есть, надо протеины поднять, накидывай сюда, – приказал незнакомец, просовывая в окно спортивную сумку. Олеськин взгляд скользнул по широкой спине в стильном бомбере, опустился ниже, к натянутым на шикарную задницу джинсам. Сердце остановилось в странном предчувствии, а перед глазами пошли оранжевые круги.

– Игорёчек, сюда? Оно ж растает, – слабо возразила продавщица, всё ещё растягивая лицо в вымученной улыбке.

– Туда, – бросил Игорь равнодушно, – Твоё дело накидывать, а не советы раздавать.

От звука его голоса по Олеськиным коленкам пробежала волна колючих мурашек.

– Эй, молодой человек, вообще-то мы первые были, – подала вдруг голос Галина, возмущённая вызывающей наглостью конкурента. Олеська схватила подружку за рукав, пытаясь её остановить, но было уже поздно: насмешливые карие глаза Игорька буравили её лицо заинтересованным взглядом.

Во рту у Олеськи пересохло, а ноги подкосились. В этот раз она совершенно растеряла свой храбрый настрой и, кажется, даже покраснела.

– Какая красивая девочка, – вынес свой вердикт симпатичный хам, обнажая ровные белые зубы в снисходительной улыбке, – Познакомимся? – он запустил руку в свои осветлённые волосы, откидывая чёлку назад. На запястье блеснул металлический браслет от часов.

Как же всё в нём гармонично, какой он уверенный в себе, какой… офигенный!

– Познако… – произнесла Олеська, запнулась и закашлялась. Голос от волнения сел.

– Да не с тобой, малолетняя, – рассмеялся Игорь, отчего в уголках его красивых глаз собрались восхитительно привлекательные складочки, – С ней! – он ткнул в Галину указательным пальцем, не сводя с растерянной Олеськи хитрющих глаз и явно наслаждаясь её смущением, – Она-то повзрослее и пофигуристее. А ты иди в куклы играй, дитё.

– Игорёчек, не смущай девочек, они школьницы ещё, – попыталась сгладить ситуацию тётка-продавец и вытолкнула из окошка сумку, – На, вот…

– Школьницы? А ну и ладно, – Игорь отвернулся, словно полностью потеряв к девочкам интерес, закинул сумку на плечо и ушёл, насвистывая себе под нос что-то весёлое.

– Тётенька, а это… Хромой лось? – быстро нашлась Олеська, заглядывая в окошко ларька с любопытством.

– Козёл он, – выкрикнула продавщица с ненавистью, – Жрут, но никогда не платят, козлы. Идите отсюда. Закрыто, – окошко резко захлопнулось.

– И чё это было? – Галина даже рот приоткрыла от шока, – Он ларёк… обворовал? – она глупо хихикнула.

– Пойдём по домам, – процедила Олеська, обозлённая тем, что Игорь выделил Галину, а не её.

– Он… познакомиться со мной хотел? – Галина снова хихикнула. Её карие глаза затянуло мечтательной поволокой.

– Издевался он, – буркнула Олеська в ответ, сердито хмурясь.

– Он такой красивый.

– У него глаза карие, тебе не подойдёт.

– Он сказал, что я красивая.

– Бля…

Глава 6. Кинотеатр

Зато теперь она знает, как его зовут!

Каков козёл! Олеську даже затрясло от злости. Бессовестный козёл! Чёлку осветлил и решил, что ему всё можно?

Как он сказал? Какая красивая девочка?

Галя красивая? Эта оглобля с коровьими глазами красивая?

Олеська со злостью швырнула сумку с учебниками под стол и залезла на кровать с ногами.

Конечно! У Самохиной пальто из Риги, стрижка «Аврора» и глаза размалёванные – выглядит, как двадцатипятилетняя тётка! Ну и по фиг! Олеся тоже накрасится и волосы лаком уложит! И новую косуху надет, которую на той неделе купила. Еле-еле уломала мать раскошелится на эту красоту. И комбинезон модный – ни у кого такого нет, даже у Галины!

Сегодня вечером они как раз собирались в кинотеатр на «Человек с бульвара Капуцинов». Но какой бульвар, каких капуцинов и что за человек – Олеське было пофиг! Не в сюжете дурацкого фильма дело, не в вечерней прогулке и даже не в самой Самохиной. Всё дело в принципе!

Самохина сама по себе, может, и классная: спортом занимается и парням нравится. Пусть, но…

Олеська Олеськой Синицкой не будет, если не затмит подругу-выскочку! Это соревнование Олеся просто обязана выиграть.

Она стукнула подушку кулаком и бросилась к огромному настенному зеркалу оценивать свои шансы на победу. Оттуда на неё глянула офигенная юная красавица: лицо от волнения раскраснелось, а небесно-голубые глаза блестели, как будто Олесю лихорадило. Вот, кто здесь красивая, а не эта дылда! Только волосы надо начесать и лаком забрызгать. И губы красной помадой накрасить, чтоб больше никто не посмел дитём назвать. И чёрным карандашом глаза подвести.

Олеська открыла дверцу стенки, озадаченно разглядывая свои немногочисленные наряды на вешалках. Вроде тряпок куча, но всё дерьмо. Даже комбинезон, о котором думала пару минут назад, не нравился.

– Ты куда намылилась? – мать всегда возвращалась домой неожиданно, – Мы с отцом в гости собрались, думали ты с Сонечкой посидишь, а тебя опять черти за приключениями несут!

Сонечка, младшая Олеськина сестра, полненькая и неуклюжая тихоня, совсем на Олеську непохожая, вполне могла бы побыть дома одна. Ей почти шесть лет, на следующий год в школу. Взрослая уже!

– Мам! Я с Самохиной иду в кино, никак нельзя отказываться – она мне билет подарила, обидится, если не пойду, – соврала Олеся, – Я только из-за этого собираюсь, правда: из-за того, что она билет подарила, некрасиво будет.

– Подарила? – мать слегка улыбнулась, – Пусть кому-нибудь другому передарит.

– Мам, кому? Из всего класса она только со мной дружит, только она и я из приличных семей, ты же знаешь, – Олеся заискивающе заглянула матери в глаза, – Мы же, это, особый слой… ну…

– Какой слой? – мать довольно рассмеялась. Она гордилась своей семьёй и своим положением.

– Номенклатурный, – выпалила Олеся на одном дыхании.

– Какой-какой? Это тебе папа сказал? – мать прыснула со смеху, – Я жене секретаря нашего райкома платья шью. Вот там власть, хотя и он не всесильный, а папа твой больше мечтатель. Заведует идеологической работой. Ну и чё это за должность? Болтология! Лучше бы в хозяйственники шёл… Только ты ему не говори, а то обидится, – последнюю фразу мать произнесла полушёпотом, будто испугалась, – В стране и в партии перемены грядут, а отец твой не видит ничего! Только благодаря моим связям и живём. Ладно, иди, раз бесплатно, мы Сонечку с собой возьмём. Налаживай контакты с нужными людьми. Только смотри у меня! Без излишеств! И с пацанами ни-ни…

– Мама!

– Им лишь над девушкой посмеяться. Я знаю, о чём говорю, – лицо матери посуровело, – Потом локти кусать будешь, да только как локоток укусить?

– Мама!

– Ладно, просто знай.

Мать ушла.

Не номенклатурная? По фиг. Зато красивая.

«Посмеяться»? Очень похоже, что этот Игорь над ней смеётся. Не может он не видеть, какая она хорошенькая. Личико, конечно, юное совсем, но точно не детское. Всё в Олесе, как надо. И фигура тоже.

Она заботливо огладила себя, бессознательно втягивая живот и выпрямляясь. Повернулась бочком. Снова посмотрелась в зеркало. Хороша! Да, очень даже ничего. И грудь есть, и талия тонкая.

Или ему не нравятся блондинки? Настроение опять испортилось.

Покажет она Игорю кузькину мать! Влюбит в себя и бросит! Вот возьмёт и будет гулять в частном секторе, где «Хромые лоси» тренируются. А чтоб, не изнасиловали, собаку себе заведёт, немецкую овчарку.

Хотя и не похож Игорь на насильника, но Галькин рассказ про Костяна и его банду внушал тревогу. Собака – это выход. С собакой не страшно.

А вдруг у хромых ружья есть?

Блин!

Олеськина рука сама потянулась к декорированной узорами ручке двери модной румынской стенки. Сначала Олеся оденется, потом начёс сделает, а в подъезде уже накрасится, чтоб мать не спалила.

И всё-таки в тот вечер она выбрала красивый темно-серый комбинезон с металлическими пуговицами.

***

Кинотеатр «Восток», огромное сооружение в виде неправильного прямоугольника, встретил их с Галиной гостеприимными огнями и толпой тревожно судачащих о чём-то граждан.

– Стой, куда? Не пускают, – крикнула в догонку девчатам, уверенно повернувшим в сторону входа, седовласая тётка в затёртой дермантиновой куртёхе и стоптанных не за одну осень ботах.

– А почему не пускают? – обернулась к ней Галина, – У нас сеанс на девятнадцать ноль-ноль, мы же опоздаем.

– У всех на девятнадцать ноль-ноль. Но не пускают, ироды, – тётка погрозила кому-то невидимому кулаком.

– А почему? Почему не пускают-то? Бомба? – Галина побледнела и испуганно покосилась на фасад кинотеатра, – Может, мы тогда пойдём отсюда, Олесь?

– Какая бомба? – тётка прыснула, – Малец какой-то в зал залез, окопался там и не выходит, угрожает Богом и грозит ножом.

– Богом? – Олеся встрепенулась.

– Богом, представляете? Говорит: «Бог вас накажет, не имеете права». Я, говорит, хочу фильм про киноиндустрию смотреть, кино снимать мечтаю, представляете? Бесплатно! Вот разбойник!

– Ножом? – Олеся даже рот приоткрыла от удивления. Неужели… Алёшка? А ведь она обещала, что в гости придёт, а сама начисто о нём забыла. Какая улица? То ли имени музыканта какого, то ли писателя… Твардовского? Не-а… – Каким ножом?

Маяковского! Точно, Маяковского.

– Ага, складным, длинным таким, опасным, – тётка довольно улыбнулась, обнажив некрасивые, кривые и жёлтые зубы.

– А вы-то откуда знаете? – Галина подозрительно нахмурилась.

– Так я в кинотеатре работаю, за милицией бегала. Им же звонить бесполезно, надо за руку тащить, иродов, – тётка снова погрозила кому-то кулаком. Странная, – Тем более, что у нас телефон не работает. А вот и они, явились – не запылились! Сюда-сюда, защитники! Сюда, мои родные! – она бодро ломанулась навстречу машине с синей мигалкой.

– Во дела. Может, пойдём отсюда? – Галина равнодушно зевнула, – Ещё на полчаса тягомотины, а я маме обещала не задерживаться.

– Давай подождём, Галь, интересно, – откликнулась Олеся, с любопытством вглядываясь в оживившуюся толпу возле самого входа, – Я подтвержу, что ты в кино была.

– А ну расступись! – заорали в рупор.

Олеська вздрогнула.

Мимо бежали милиционеры.

– Дяденьки милиционеры, я знаю этого мальчика! Мне кажется, что я знаю! Можно я с вами?! – заголосила она громко и звонко, кидаясь на дядек в форме, как бык на красное полотно, – Я с ним поговорю, пожалуйста!

– Не положено, – молодой милиционер бесцеремонно отодвинул её в сторону, смерив с ног до головы любопытным, каким-то слишком мужским взглядом, – И чё вы, красивые, в уголовниках находите? Мало вам пацанов нормальных?

Олеська смутилась и отступила.

– Олесь, ты чего? – уже вовсю трясла её Галина, – Кого ты знаешь? Кого, а? Откуда знаешь?

– Я думаю, что знаю, Галь.

Через несколько минут возле входа началась настоящая свалка, и Олеська поняла, что «оккупанта» поймали.

– Пойдём к машине, пока не поздно, – она вцепилась в рукав Галькиного пальто и потащила её в сторону милицейского «бобика», притаившегося на асфальтированном «пятачке» за афишным столбом, – Побежали, пока нет никого!

– Да что с тобой, Олесь? – Галина недовольно, но подчинилась.

– Я знаю этого мальчика. Он хороший! Думаю, что знаю… Не арестовывайте его! – завопила Олеська в сторону скучавшего возле «бобика», в тени невысоких сосен, милиционера с папиросой в зубах, видимо водителя.

– Девчата, идите отсюда! – тот Олеськиной персоной не заинтересовался, – Брысь.

Шумная толпа уже неслась им с Галиной навстречу, а во главе процессии шествовал высокий милиционер, ведущий скрученного, щуплого, но всё ещё воинственно настроенного мальчонку, вырывающегося и выплёвывающего слова угроз.

Алёша. Он.

– Не арестовывайте его! Это Алёша. Я его знаю. Он хороший. Он просто кино хотел посмотреть, – голос у Олеськи был сильный и звонкий, поэтому услышали её все, кто хотел. Шум на пару секунд смолк, – Я за него заплачу! Пусть посмотрит. Ну, пожалуйста! – рискнула она, заискивающе улыбнувшись милиционеру, который шёл чуть в стороне. Тот самый, который сказал, что она красивая. Олеська инстинктивно поняла, что он старший. Погоны у него с широкой полосой, не такие, как у других, и взгляд важный.

– Знаешь, говоришь? – Олеська сразу поняла, что вступилась за Алёшу зря, – Ну значит с нами поедешь, красивая. И ты знаешь? – он уставился на бледную и перепуганную вусмерть Галину.

– Нет-нет, – та попятилась, – Меня мама дома ждёт.

– Свободна!

Сильные руки уже подхватили глупую Олеську под локти и резво потащили в сторону «бобика». Зарычал мотор. Упираться было бессмысленно. Приоткрывшая рот Галина осталась где-то далеко позади.

– Олесь, зачем? Я бы и сам справился, – подал голос Алёша, – Но спасибо.

– Отставить разговорчики! – грозно рявкнул на него старший и ухмыльнулся, принимаясь нагло обнюхивать начёсанные Олеськины локоны, – Как хорошо пахнешь, красивая, – шепнул он Олеське в макушку, отчего по её телу пробежала неприятная дрожь, – Люблю светленьких.

– Не ори на меня, сержант, – насмешливо кинул наглому менту Алёша, – И девушку осторожнее трогай. У неё отец большой начальник.

– Чё?! – тот аж подпрыгнул от оскорбления, – Я старший сержант, мелочь пузатая, горемыка неграмотный! – но нюхать Олеську перестал.

– Это пока старший…

– Ах ты!

Глава 7. Менты

В отделении милиции Олесю с Алёшей разделили, и около получаса она провела в пустом кабинете, тупо вглядываясь в решётку на окне. Несмотря на тёмное время суток, шторы не были задёрнуты, и художественно оформленная решётка, красная и в форме цветка, вызывала некоторое недоумение. Для подобной организации это было неуместно и странно.

Остальное драгоценного Олеськиного внимания не стоило. Обстановка как обстановка. Никакая. Казённый дом.

Воняло чем-то протухшим, пепельница на столе была доверху забита папиросными бычками, а на обшарпанной тумбе стояла грязная чашка из-под чая. Неудобный стул, видавший виды шкаф и многочисленные дыры в стене наводили на мысль о том, что вечер не задался. Конечно, Олеся любила приключения, но предпочла бы что-то более комфортное и весёлое. Даже история о непонятном человеке с какого-то бульвара, где проживают капуцины, казалась ей более привлекательной, чем то, что происходило в реальности.

Дверь, такая же обглоданная временем, как и всё остальное, резко отворилась, и в кабинет заглянуло скуластое мужское лицо калмыцкой национальности.

– А Снегирёв где? – произнесло оно полными губами и улыбнулось, отчего и без того узкие глаза превратились в щёлочки.

– Не знаю, дяденька, а когда меня отпустят? На улице уже темно. Как я домой попаду? Дяденька, отпустите меня, пожалуйста! – запричитала Олеся, поднимая на дядьку глаза, полные слёз, – Я ничего не сделала, совсем ничего.

Сказать по правде, это было далеко не первое её знакомство с ментовской кухней, и Олеся давно усвоила, что лучше всего давить на жалость и притворяться дурочкой. «Косить под дурочку» – беспроигрышный вариант при общении с мужиками, а в погонах они или нет – дело десятое.

Тем более, что калмык показался ей вполне добродушным.

– Что натворила, милашка? Проститутка? – дядька умудрился улыбнуться ещё шире, хотя это было невозможно в принципе, а Олеся разозлилась. Почему проститутка? Почему никто не принимает её, например, за убийцу? Это хотя бы звучит уважительно, – Снегирёву везёт на красивых проституток.

– Проститутка?! Да какая я проститутка? Я ребёнок! – крикнула она зло, отчего зазвенела ложка в пустом стакане из-под чая, – Мне всего-то шестнадцать лет, я в школу хожу! У меня папа в райкоме работает. Он… он… не знаю, что он сделает, когда узнает! – отчего-то вспомнились слова Алёшки про отца-большого начальника и то, каким образом они повлияли на старшего сержанта, – Я… я… меня мама дома ждёт. Я отличница, я…

– А зачем так ярко губы красишь? Ой, нехорошо, – строго покачал дядька головой, переставая улыбаться, – Губы-то сотри, умойся, будь хорошей девушкой.

И исчез.

Олеська вскочила и грязно, насколько умела, выругалась. Благо опыт общения с печально популярной матершинницей и хулиганкой Заяц имелся.

Как же они ей все надоели! Мужики эти. Сами не знают, чего хотят. Плохо одета – прикид дерьмо, модно одета – проститутка. Некрасивая – херово, красивая… эх…

Надоело! Надоело! Бесит!

Старший сержант Снегирёв, конечно, зашёл не вовремя.

– Чё надо от меня, а? – завопила Олеська прямо ему в лицо так, что даже стакан на тумбочке подпрыгнул, – Чё надо? Кто мне деньги за билет вернёт? Кто? Из-за вас на сеанс не попала, а за что задержали, можно узнать? За то, что я мальчика из детдома пожалела, да? – она громко всхлипнула и… разрыдалась навзрыд, громко и совсем по-детски, – Я фильм хотела посмотреть… Капуцинов, – она плакала и плакала, и никак не могла остановиться, – Меня мама накажет, папа будет ругаться… Чё я им скажу, а?

– Мама, папа… детский сад, – Снегирёв брезгливо сплюнул, – Я думал, ты взрослая… Верну я тебе деньги, не реви… за Капуцинов твоих. Хватит, я сказал, – прикрикнул он, раздражаясь, но обезумевшая от ожидания Олеська разревелась пуще прежнего, – Ну, хватит, эй ты… Зачем лицо размалевала, я думал тебе лет девятнадцать.

– Шестнадцать, – завыла Олеся, – Я в школе учусь.

– Шестнадцать? – Снегирёв задумался, – Шестнадцать не четырнадцать.

– А-а-а, – успокаиваться Олеся не собиралась.

– Да не трогаю я тебя, – отмахнулся мент, разочарованно отворачиваясь, – Достала. Хватит ныть, плесенью покроешься.

– А Алёша? – вдруг вспомнила она, смешно икнув, – Что вы с ним сделаете? Он просто хотел кино посмотреть, он хороший, правда.

– Алёша твой в ДД поедет, – казалось, Снегирёв окончательно сдался, – Он вроде пацан рассудительный, я тоже когда-то таким был. Даже не верится, что криминальным путём идёт. Ты бы с ним поговорила. Если будет и дальше такие номера выдавать, мы его закроем. Надолго закроем, клянусь.

– Я поговорю. Обязательно поговорю, товарищ сер… ой, старший сержант, извините, – Олеська хлюпнула носом, потихоньку успокаиваясь.

– А кто он тебе? – не сдержал любопытства Снегирёв, внимательно разглядывая её лицо.

Ну и пусть глядит – наверняка тушь растеклась, и она больше на пугало похожа, чем на красивую девушку.

– Он меня спас, – честно ответила Олеся, – От хулиганов.

– Дети, – подвёл итог Снегирёв, окончательно в ней разочаровываясь, – А у тебя правда отец – большой начальник?

– Правда.

– Ладно, вали отсюда.

– По темноте? – Олеся боязливо скосила глаза в сторону окна, из которого на них с сержантом смотрела кромешная мгла.

– А ты борзая. Ладно, попрошу ребят. Отвезут, – Снегирёв ухмыльнулся.

– А с Алёшей? Поговорить? Вы же сами сказали, товарищ старший сержант, – Олеська снова всхлипнула.

– Пять минут дам, только не реви, – перебил её Снегирёв, хватая под локоть, – Пойдём… Какая же ты настырная, верёвки будешь из мужиков вить, когда вырастишь.

Алёша сидел на табурете в кабинете поменьше и потемнее. На его бледном лице играла отрешённая улыбка, а растрёпанные белокурые волосы торчали в разные стороны, как у взъерошенного воробья. Было заметно, что настроение у мальчишки хорошее. В его руках Олеся заметила румяный рогалик. Кто-то угостил? Всё-таки менты нормальные люди!

– У вас пять минут, – напомнил Снегирёв, подтолкнув её внутрь помещения и захлопывая дверь с другой стороны.

– А я думала тебя за решётку посадили, а ты тут… ешь, – произнесла Олеся, отчего-то растерявшись. Этот странный пацан, мудрый не по годам, вызывал у неё непонятное замешательство. Она так много хотела ему сказать, например, что собиралась проведать, наврать, что думала о нём, но увидела и поняла, что он и так обо всём догадался.

Не думала она о нём. Напрочь о нём забыла.

– Будешь? – Алёша разломил остатки рогалика и протянул ей большую часть, – Угощайся. Вроде не отравленный.

– Ешь, тебе нужнее. Я сейчас домой пойду, то есть поеду, – она снова смутилась. У неё хотя бы дом есть, родители любящие, а он… сидел там в своём детдоме, ждал её, наверное. Олесе стало стыдно, – Я помню… Маяковского, – начала оправдываться она, – Я приду обязательно. Не знаю когда, но приду.

– Не обижал он тебя? – кивнул Алёша в сторону двери, – Я ему сказал, что твой отец сотрудничает с милицией и помог раскрыть преступление против чести мундира.

– Откуда ты знаешь? – Олеся удивлённо хлопнула ресницами.

– Я же с тобой был, – напомнил Алёша.

– А. Ну, да…

– Спасибо тебе, Олесь, за то, что заступилась. Навещать меня необязательно, я не пропаду. Не хочу, чтоб у тебя проблемы с папой были, – Алёша слабо улыбнулся, и Олеся увидела, что у него нет половины переднего зуба.

– С папой? – она напряглась. Откуда Алёшка знает, что папа недоволен?

– Говорят, что я ушастый. Наверное, у меня аномальный слух, – объяснил тот и как-то сник, а Олеська почувствовала, что стремительно краснеет.

– Он не против, Алёш, честно, – она поперхнулась, врать Алёше почему-то совсем не получалось.

В коридоре послышались громкие мужские голоса, и дверь внезапно отворилась.

– Где она? Где? – взволнованный голос отца резанул Олеську по барабанным перепонкам, – Вот ты где? Ах, ты, щенок! Мою дочь вздумал с толку сбивать?! Подружку себе нашёл, босяк? – напал он на равнодушно глядящего Алёшу, но тот лишь откусил новую порцию рогалика, – Прекрати жевать, когда с тобой разговаривают!

– Папа! Алёша ни в чём не виноват! – попыталась сгладить ситуацию Олеся, но сделала себе только хуже.

– Ты лицо своё видела?! – взвился отец, разглядывая её красную помаду и измазанные тушью щёки, – Ты же на проститутку похожа! Позор-позор! Правильно мать говорит, а я, дурак, защищал тебя! А ну пойдём! – он схватил упирающуюся Олеську за шиворот и невежливо потащил её на выход, – Размалёвана, как кукла!

– Папа-папа, люди смотрят! – завопила Олеся, но тут же получила тяжёлую затрещину.

– Нельзя женщин бить, – встрял Алёша, – Бог накажет.

– Заткнись, щенок! Это моя дочь, а не женщина! Не смей в её сторону глядеть! – отец отпустил Олеську и кинулся на детдомовского пацана.

В кабинет заскочил сильно взволнованный Снегирёв.

– Успокойтесь, гражданин. Это я девочку задержал. До выяснения. Старший сержант Снегирёв, – он вытянулся по струнке и приосанился, – Девочка не виновата, а как раз собирался…

– Ладно, сержант, извини за шум. И… спасибо за дочку. Может, хоть теперь поймёт, что такое жизнь, – смилостивился папа, схватил Олесю за руку и потащил в коридор, – На, платок, вытрись, – прошипел он, протягивая ей белый носовой платок, – Мать со стыда помрёт, когда увидит. Не той дорогой идёшь, Олеся! Не той! И… извини, что шматанул. Вывела.

– Он просто кино хотел посмотреть, а я заступилась. Разве это плохо? – от обиды Олеську затрясло мелкой дрожью, – Я просто его пожалела.

– Пожалела? Наивная! Он детдомовский! Он притворяется, чтоб тебя разжалобить, втереться в доверие и облапошить. Он не нашего круга! Он тебя таком научит, что вовек не отмоешься. Не смей с ним дружить, слышишь? Мало тебе твоей уголовницы Заяц? Ты хоть знаешь, на что мне пришлось пойти, чтобы их весёлую семейку выселить? Знаешь, на что мне пришлось пойти, чтоб убрать Королько?

– Папа, что ты сделал с Нинель? – Олеся ужаснулась, – Её… убили?

– Идиотка. Конечно, нет. Просто исключили из школы. Но это было легко – она уже второгодница.

– Папа…

– Что папа?

– Но Алёша не такой. Он хороший, правда.

– Ты дура, Олеся! Полная дура. Если ты не успокоишься… я приму меры! Ты уже не ребёнок, ты девушка и обязана вести себя прилично!

В глубине души Олеся понимала, что папа отчасти прав. Она уже девушка. Чертовски привлекательная девушка.

Это и пугало и… вызывало приступ пьянящего восторга.

Если на её чары попался мент Снегирёв, значит… попадётся и «хромой лось» Игорь.

Дома их с папой ждала разъярённая мама, но Олесе было всё равно. Она поняла, что становится женщиной и очень скоро вырвется из-под родительского контроля.

Как Снегирёв сказал? Будет вить из мужиков верёвки? Звучало как девиз. Олесе Синицкой нравилось.

Глава 8. Новый друг

На следующий день в школе Галина Самохина не отходила от Олеськи ни на шаг.

– Олесь, а это чё вчера было? – выпытывала она на перемене, – Ну, расскажи, – просила во время урока алгебры, – Откуда ты этого пацана знаешь? Это твой родственник, да? – клянчила в школьной столовой, – Такое приключение, просто класс!

– Может, спросишь, как меня в милиции пытали? – не выдержала Олеська, делая скорбное лицо – Бросила меня одну, спасибо тебе большое.

– Пытали? – ужаснулась Галина, – Прости, пожалуйста, Олеся, больно было?

– Это образно! – разозлилась Олеся пуще прежнего, – То есть пытали, конечно, но не физически, а…, а… – она не находила слова.

– Я сразу к твоему папе побежала, – принялась жарко оправдываться Галина, – Всё ему рассказала, Олесь, как есть. Я подумала, что будет лучше, если кто-то один останется на свободе. Если бы нас двоих забрали, я бы ничего не смогла сделать. А откуда ты этого хулигана с ножом знаешь?