Он хороший

– Ты же сама эту юбку принесла, – от обиды Олеся была близка к тому, чтобы разреветься. Мало того, что подружки отлупили, так ещё и родители докопались, – Сама принесла, сама!

– Я её перешить собиралась. Не думала, что ты настолько бесстыжая, напялишь её на себя, – мать брезгливо скривилась, – Позорница! За то и отлупили тебя, дрянь!

– То есть я ещё и виновата? – из голубых глаз Олеси хлынули слёзы, – Ну ничего себе… Ты же сама меня провожала, чё не сказала-то ничего?

– Ну, ты правда, Зин, видела в чём она уходила, – отец отодвинул мать плечом, – Говори, кто это сделал! Говори, за что тебя так! – приказал он уже вовсю ревущей Олеське.

– Никто, – захныкала несчастная пуще прежнего. Если она сдаст Нинель с Маргариткой, те перестанут её уважать.

Но с другой стороны? Эти двое и так её не уважают. Разве нормально вести себя, как они? А наивная Олеся их своими подругами считала! Чуть не раздели средь белого дня, это же грязное пятно на всю оставшуюся жизнь. Пережить такой стыд Олеся не в силах! Неприличные новости расходятся по району быстрее света. «Подруги» не просто так хотели устроить ей именно стыдную казнь: старались максимально унизить.

Пусть отвечают за свои поступки. Папа не позволит этим шалопайкам распускать руки и сплетни, он обязательно что-нибудь придумает. Может быть, даже милицию привлечёт.

– Скрываешь имя преступника – значит сама такая, – разозлился отец, – Я умываю руки! – он развернулся, чтобы уйти.

А если Нинель с Маргариткой снова на неё нападут и унизят? Нет, допустить этого никак нельзя.

– Это Нинка с Риткой, – выпалила отчаявшаяся Олеська в папину спину.

– Кто такие? Где живут? – отец обернулся к ней, яростно сверкнув глазами, – За что они тебя так? Свидетели есть?

– Свидетели? – Олеська напряглась, – Мальчик один… видел, – она сглотнула. Сдать Алёшку? Но это как-то не по-человечески, он же беглый.

– Какой мальчик? Сколько лет? – отец решительно к ней подскочил, заставляя отступить к стене, – Это вы из-за пацана подрались? Стыд и срам!

– Позорище! – завопила мама, – как вам не стыдно! Вам об учёбе нужно думать, а не о женихах! Воспитывали-воспитывали, и вот: из-за пацана подралась! Позор!

– Да чё вы заладили: из-за пацана да из-за пацана. Нафиг мне ваши пацаны-придурки? Ритка хотела у меня твои туфли отобрать, мама. И вообще одежду, – Олеська потупилась, – У них никогда таких шмоток и туфлей не будет, вот они и решили меня обворовать и… деньги забрали, – она покраснела.

– А пацан? – отец грозно прищурился, – Пацан что делал? – он как-то странно на Олесю посмотрел, – Вы там не это самое, не шуры-муры? – и осёкся.

– Папа! – от предположений отца Олеси стало стыдно, – Чё говоришь-то? Просто мальчик хороший мимо проходил и их спугнул. Он милицией пригрозил, и они испугались.

– Хороший? – мама скосила взгляд на папу, – С чего взяла, что хороший? Им всем одного надо. Да, отец? Спас тебя, а ты теперь на всё согласная? Знаю я этих пацанов: им лишь бы над девушкой посмеяться. Да, отец? Признавайся, чё за пацан?

– Он маленький совсем, – Олеська задумалась. Сказать про Алёшку? С одной стороны, пацан свидетель, с другой – как-то не по-человечески, – Совсем маленький. Он потом ушёл, – наконец, приняла решение она.

Не сдаст она Алёшку. Кстати, надо ему подушку с одеялом как-то мимо родителей пронести. Без подушки на чердаке спать жёстко, а без одеяла холодно.

– Переодевайся, пойдём к участковому. Там всё расскажешь: имена, приметы. Быстро! – приказал папа, похлопывая Олеську по плечу, – Давай-давай, собирайся.

– Может, не надо? Они же мне потом жить не дадут, – замешкалась Олеся, испуганно перебирая в голове возможные варианты событий, – Они обе безбашенные, из воровских семей. Я боюсь, пап.

– Из воровских? – отец оживился, – Совершеннолетние?

– Нинке вроде семнадцать исполнилось, а Ритке всего пятнадцать, – Олеська неуверенно пожала плечами.

– Воры должны сидеть в тюрьме! За нами, законопослушными гражданами, будущее, а воры нам не товарищи. Советский союз не для того создавался, чтобы урки комсомолок обижали, – папа снова завёл свою обычную песню, но, слушая его, Олеся немножко успокоилась. Всё-таки её папа, коммунист и большой человек, и он как-нибудь повлиятельнее Риткиных отчимов-алкашей. Ритка сама говорила, что последний хахаль её матери спит и видит, как бы выселить её куда подальше, чтоб не мешала. А Нинель – вообще шестёрка, без Маргаритки связываться с Олеськой зассыт.

– Прав ты, пап, нельзя так, – поддакнула Олеся.

– Переодевайся!

– Кстати, они не только меня обворовать пытались. Они каждый день на рынках промышляют. Я всё расскажу, всё, только обещай, что меня им не сдашь, давай я всё сделаю… инкогнито, – Олеся всё ещё опасалась.

– Мы и побои снимем, если надо! Они у меня попляшут! – казалось, папа был настроен решительно, – У тебя вон губа разбита.

– А откуда ты столько о них знаешь, Олеська? – встряла в разговор молчавшая до сей поры мама, – А ну говори! – она подозрительно нахмурилась.

– Люди говорят – Олеська густо покраснела и поспешила к себе в комнату переодеваться.

Уже через пять минут Олеся была готова: кое-как обработала стёсанные колени йодом, надела невзрачное платье до середины икры, причесалась. А в подъезде её ожидал неприятный сюрприз: злой, весь расцарапанный дворник дядя Паша, тащил за шиворот… Алёшу. Тот упирался, даже пытался драться, но попасть по поработившему его взрослому дядьке никак не мог и лишь размахивал маленькими кулаками вхолостую.

– Куда вы его тащите? – возмутилась Олеся, в голове которой тут же созрел план, – Папа, это тот мальчик Алёша, который видел, как меня обворовывали.

– Он меня веником обозвал, сказал, что Бог накажет, как вам, а? – пожаловался дворник Олеськиному отцу, – А потом как дал дёру, я его еле за ногу поймал – хотел от меня на чердак смыться, хулиган.

– Конечно, накажет, ты же икону в мусорку выкинул, – подтвердил Алёша, сжимая кулачки и по-детски хмуря брови, – Креста на тебе нет, веник!

– Советский человек верит не в Бога, а в науку, я тебе всыплю сейчас! – не унимался «веник», – Как ты со взрослыми разговариваешь?

– Папа, это тот самый Алёша! – напомнила Олеся, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, – Который свидетель.

Не хватало ещё упустить верный шанс наказать оборзевшую Маргаритку и трусливую Нинель! Теперь бывшие подружки не отвертятся.

Странный этот Алёша: она же сказала ему, чтоб сидел и не высовывался, зачем к дворнику привязался? Неосторожный, но… тем лучше.

С одной стороны, она, конечно, беглого пацана подставит, но с другой – спасёт от оскорблённого дяди Паши.

Никак нельзя упускать шанс!

Теперь она не сомневалась ни секунды: Алёшку нужно вести с собой в милицию. Ему уже всё равно – он засветился, а так хорошее дело сделает.

– Папа, ну, пап, – капризно напомнила она.

– Этот молодой человек – свидетель преступления, – авторитетно заявил отец рассерженному дяде Паше, – И он пойдёт с нами к участковому.

– Я тоже с вами пойду, – дворник был настроен решительно.

– Может, не надо с нами? – возмутилась Олеся, – Вдруг участковый разозлится, что вы иконку в мусорку выбросили? Я как-то в милиции была – там везде иконы.

– Это когда это ты в милиции была? – отец неодобрительно на Олеську посмотрел, – Хороших девочек в милицию не забирают.

– Нас на экскурсию водили, от школы, – нашлась Олеся, пряча от отца глаза.

– Ладно, у меня дела, – дядя Паша сдался, но Алёшку не отпустил, – Некогда мне с этим вашим детским садом возиться.

– Да отпусти ты меня! – Алёшка резко дёрнулся и вырвался, наконец, из цепких рук, – Сила есть – ума не надо.

– Вот, слышали вы? – дядя Паша аж взвизгнул от бешенства, – Как он со взрослыми разговаривает! Скажите участковому, что он хулиган, пусть его на учёт возьмут!

– Скажем-скажем, – покладисто согласился Олеськин папа, явно уставший от пустой болтовни, – Пойдёмте с нами, молодой человек. Нечего время терять.

Олеся облегчённо выдохнула.

Теперь она с бывшими подружками поквитается: за всё ответят!

Глава 4. Побочный эффект

Поход к участковому имел для Алёшки самые понятные последствия: мальчишке пришлось признаться, что он детдомовский, зато для Олеси всё закончилось как нельзя лучше: в тот день звёзды явно ей благоволили. Дядька-милиционер с интересом выслушал бесхитростную Олеськину исповедь и признался, что имена Маргариты Заяц и Нины Королько у него на слуху, и перед малолетними преступницами давно маячит возможность оказаться в школе-интернате, а то и в исправительной колонии.

А ещё оказалось, что совсем недавно Маргарита совершила серьёзное правонарушение, но против неё не хватало улик.

– Милиционера побили, представляете? – возмутился участковый, разведя руками в стороны.

– Ритка? – ужаснулась Олеся. Если Маргаритка на мужика в погонах наехать на побоялась, то её, хрупкую и без рации, пережуёт и выплюнет.

– Реб-бёнок? – Олеськин папа удивлённо прищурился, – Милиционера?

– Нет, конечно, – сотрудник милиции смутился, будто взболтнул лишнего, но быстро пришёл в себя, – Вероятнее всего, рядом стояла. Но теперь дожмём, – заверил он Олеськиного папу и вежливо пожал ему руку, – А вас, молодой человек, я задерживаю до выяснения обстоятельств вашей несанкционированной прогулки по городу, – дружелюбно добавил он грустному Алёшке.

– Прости меня, Алёш, некрасиво получилось, – повинилась перед новым другом Олеся, пока взрослые обсуждали некоторые детали, – Я не хотела тебя сдавать, но ты сам… Зачем к дяде Паше привязался? Сидел бы на чердаке, кто б о тебе узнал?

– Не переживай, – подбодрил её Алёшка, словно помощь требовалась ей, а не ему, – Во всех хороших делах присутствует побочный эффект.

– Как это? – странная манера пацана изъясняться жутко Олесю интриговала.

– Ну вот смотри: пьёшь ты таблетку от головы – голова проходит, но начинает болеть живот. Живот – это побочный эффект, – объяснил Алёша с серьёзным видом.

– А, это просто таблетка – дрянь, нужно нормальную выпить, и тогда не будет побочных эффектов, – протянула Олеська с умным видом.

– Может быть, – быстро согласился мальчишка, – Но сейчас ты раскрыла преступление, и можешь тоже получить побочный эффект.

– Я не хочу побочных эффектов, Алёш, – Олеся испугалась. Если бывших подружек не отправят в интернат или куда-то ещё, её жизнь может сильно осложниться возможной местью. О мести безумной Маргариты даже думать было страшно.

– Надеюсь, эта твоя таблетка от головы – правильная, – пожал плечами Алёша, – Я уверен, что правильная, – добавил он твёрдо.

– Ты – такой странный, – Олеся задумалась, – Но хороший… Скажи, где твой детдом находится? К тебе можно в гости приходить?

– Навещать можно, но по определённым дням. Сейчас адрес продиктую. Запомнишь?

– Запомню. И обязательно к тебе приду.

– Я буду тебя ждать. Если опять не сбегу… Там плохо.

Взрослые явно о чём-то договорились: Олеськин отец выглядел удовлетворённым, а участковый откровенно сиял.

– Сейчас отзвонюсь, куда надо, и будем вашу Заяц задерживать, – пообещал он, пряча в уголках рта улыбку. Казалось, визитом отца и дочери Синицких сотрудник милиции был крайне доволен, – Вы очень помогли следствию. Теперь Заяц не отвертится. Прощайтесь, молодые люди!

– Ты, это, Алёш, не обижайся на меня, – Олеське снова стало стыдно, – Я не хотела, чтоб ты попался.

– Что это за несознательное поведение, милая барышня? Об Алёше позаботятся воспитатели, – просиявший, было, участковый снова нахмурился, но в глубине его карих глаз всё ещё плясали задорные искорки, – Очень несознательное поведение.

– Извините, – Олеся растерянно потупилась.

– Прорвёмся, – клятвенно заверил смущённую Олесю Алёша и слегка прикоснулся к тыльной стороне её руки прохладной ладошкой, – Маяковского, 17. Я буду ждать.

– Пойдём, дочь, – отец как-то странно на Олесю посмотрел. На мгновенье ей показалось, что папа разозлился, – И давайте… без соплей тут, ладно? Тоже мне, друзья, – последнюю фразу он произнёс вполголоса, – Что за склонность подпускать к себе оборвышей? У него же наверняка вши.

– Папа! – Олеся дёрнулась, – Как тебе не стыдно? Это же человек!

– А твои Королько с Зайцем тоже люди? Думаешь, я тебе поверил, что ты ни при чём? Тебе очень повезло, дорогая, что сегодня я тебя отмазал. Я давно наблюдаю за этой вашей «дружбой». Неудивительно, что закончилось именно милицией. Отбросы никогда и ни при каких обстоятельствах с такими, как мы, не дружат. Максимум, пользуются… и ненавидят! Запомни, дочь! Запомни, чтоб никогда не плакать потом, – убеждённо заявил отец, хватая Олеську под локоть и решительно уводя её в глубь тёмного коридора.

– А кто такие «мы»? – не удержалась Олеся, обозлённая на нравоучительный родительский тон. В глубине души она переживала личную трагедию: всё-таки их с Нинель и Маргариткой связывали несколько лет верной дружбы.

– Мы? Особый слой партийной номенклатуры, дочь, – отчеканил отец, горделиво расправляя плечи.

Олеська замолкла. Слой? Интересно. Сказать по правде, она ничегошеньки не поняла, но почувствовала на уровне спинного мозга, что они с папой серьёзные люди. Расспрашивать подробнее было уже ни к чему.

Интересно, а Хромые лоси уважают партийную номенклатуру?

Знал бы тот понтоватый модник, кто она такая, следил бы за базаром и мило улыбался! Отчего-то Олеське стало грустно. Свидятся ли они когда-нибудь? Вдруг Нинель обозналась, и та особенная бляха на ремне симпатичного нахала ничего не значит?

Из отделения Олеська вышла с твёрдым намерением выяснить, где находится закрытая качалка, и выследить своего случайного знакомого. На секунду промелькнула мысль расспросить о загадочных списанных спортсменах папу, но осторожная девчонка быстро её от себя отогнала. Отец и так знает о ней до фига чего. Не хватало ещё, чтоб досужий родитель догадался, что она интересуется парнями.

А если ещё и матери расскажет, так та вообще её в клочья изорвёт. У мамы был какой-то странный пунктик по поводу половых отношений – странно, как та замуж вышла, при такой-то ненависти к мужикам.

А вдруг дожать Маргариту у участкового не получится? Вдруг они с Нинель поймут, что Олеся их сдала? Алёшка в детдоме – спасать от унижения некому. Мысли атаковали Олеську со всех сторон, но она мужественно сдерживалась от ненужной откровенности. Домой они с отцом шли в полном молчании.

– Пап, а почему меня водитель в школу не отвозит, если я эта, как её… номенклатура? – выдала она, наконец, перед самым подъездом, – Я в фильме видела.

– Ну… – отец осёкся, – Я подумаю… потом.

Машина с личным водителем была бы сейчас более, чем уместна, а ещё лучше личная охрана. Ссыклом Олеся не была, но боялась безумно.

***

Следующий день всё расставил по своим местам: вся школа обсуждала самые горячие новости. Пятнадцатилетнюю Маргариту Заяц задержали за хулиганство при отягчающих обстоятельствах, и, чтобы хоть как-то реабилитироваться, та выдала всех своих подельников с потрохами. Таким образом, перед бывшей Олеськиной подружкой маячила перспектива загреметь в колонию для несовершеннолетних, а её более взрослым друзьям грозили реальные взрослые сроки.

Нина Королько в школе в тот день так и не появилась, но это ничего не значило – та прогуливала занятия регулярно.

Олеся всю неделю была на стрёме, опасаясь, что ситуация с Заяц как-то рассосётся, но всё только обрастало новыми подробностями. За честь погон менты сражались яростно и жёстко, поэтому сплетни разлетались по округе со скоростью ультразвука: Заяц обвиняли во всех смертных грехах, а свидетели множились, как грибы после дождя. Это был тот случай, когда всем было выгодно, чтобы агрессивная девочка, свидетель несостоятельности одного из представителей силовых структур, куда-нибудь делась.

И Олеське выгодно.

Уже к концу сентября стало понятно, что несовершеннолетняя уголовница Маргаритка вернётся домой не скоро. Если вообще вернётся, ведь её родители, мать и отчим, быстро собрали свои убогие пожитки и куда-то смылись. В их квартиру въехали другие люди.

Отец больше непослушную Олеську не доставал и лишь загадочно усмехался, мать откровенно радовалась, что дочь сидит дома, а сама виновница скандала ликовала: побочный эффект в виде мести девчонки с глупой фамилией Заяц больше её не пугал.

Вот только куда подевалась Нинель?

Пофиг.

Глава 5. Встреча

Не по-осеннему солнечный и погожий октябрь прошёл для Олеси Синицкой в поисках новых приоритетов. Неожиданно для самой себя она начала активно общаться с одноклассницей Галиной Самохиной, которая с детства занималась лёгкой атлетикой и даже участвовала в соревнованиях за честь школы. Олеся всегда считала Галю зазнайкой, но та отлично вписалась в её новую концепцию поведения: интересовалась модой и была спортсменкой.

Спортсмены.

От одного слова Олесю охватывал трепет и непонятное томление. Спортсмены – это сильные, волевые и решительные люди, им не только спортивные снаряды по плечу, им любые высоты по колено. Их боготворят педагоги, а одноклассники завидуют. Спортсмены – люди из особого теста, они колесят по миру и видят то, что рядовому советскому подростку и не снилось.

Хотя… Олеся Синицкая – не рядовая! Она эта… номенклатурная! Слово, конечно, дурацкое, но отец произносил его таким серьёзным тоном…

Новой подругой Олеся была довольна. Галя угощала Олесю финскими конфетами и давала поносить модные рубашки с заклёпками. Она и джинсы бы свои заграничные дала, но была намного выше и плотнее. Воспитанную Галю можно было приглашать домой без опаски быть обворованной и наказанной родителями.

И Галя наверняка знала, кто такие Хромые лоси.

Нет, Олеся о НЁМ не забыла. Каждый новый день приближал её к судьбоносной встрече. Она горячо в это верила и неистово к этому стремилась. Только вот расспрашивать Галину почему-то очковала. Вдруг Нинель перепутала?

В тот день Олеська с Галиной неспешно прогуливались по городскому парку, наслаждаясь свободой от школьных занятий. Солнце красиво играло в жёлтых, чудом не облетевших листьях берёзок, выглядывало из-за вечнозелёной хвои молодых ёлочек, прыгало по пустым скамейкам непоседливым зайчиком, приглашая понежится в своих тёплых лучах, но девчонкам было не до него: они увлечённо обсуждали зависит ли характер человека от цвета его глаз.

– А я тебе говорю: кареглазые – самые ревнивые, поверь! – доказывала Олеське Галя, – Они собственники и тираны, я терпеть не могу кареглазых парней! Они невыносимые! Другое дело голубоглазые. С ними весело!

– Ну не знаю. Голубоглазые малохольные какие-то, – возражала Олеся, – Кареглазые мне больше нравятся.

– Малохольные? Чё за глупости? Ну вот ты голубоглазая. Ты малохольная что ли? – усмехнулась кареглазая Галя.

– Я – нет, но я девчонка, а голубоглазые пацаны ни рыба, ни мясо, особенно белобрысые, – Олеся брезгливо скривилась.

– Ну ладно. Все блондинки любят брюнетов, – Галя сдалась.

– Не-а, не брюнета, – Олеся задумалась: её светловолосый «король бубновый» совсем не брюнет. Или он осветлённый? С такого моднявого хлыста станется!

– Так-так-так, я чего-то не знаю? – у Галины даже рот приоткрылся от удивления, – Олесь? Колись, кто он?

– Чё? – Олеська растерянно на Галю посмотрела, тщетно силясь вспомнить, о чём они только что говорили, – Кто?

– Ну ты сама сказала: не брюнет? Он блондин, да? Блондин? – карие, пытливые глаза Галины впились в её лицо внимательным взглядом, тщательно ощупывая каждую мимолётную складочку. Действительно: кареглазые люди невыносимы!

– Галь, а ты знаешь, кто такие «Хромые лоси»? – выпалила Олеська скороговоркой, сама испугавшись своей смелости, а Галя поперхнулась.

– Хромые… лоси? – произнесла она тихо, делая вид, что не в теме.

– Да-да, Хромые лоси! Ты не можешь не знать, ты же спортсменка! – кажется Олеське удалось отвлечь подружку от обсуждения своей личной жизни. Хочешь спрятать – положи на самое видное место.

– Ну…

– Я – могила, никому, – для убедительности Олеся снизила тембр голоса до полушёпота.

– Это отморозки. Они в прошлом году девочку из нашей спортивной школы… изнасиловали. Не хочу о них говорить, – сдалась Галина, резко ускоряя шаг.

Точно, что-то знает!

– Изнасиловали? Да куда ты бежишь? Стой! – Олеська тоже ускорилась, изо всех сил стараясь не отставать от длинноногой подруги, – А где… эта их качалка? Ну, «Лосей хромых»?

– Олесь, ты совсем дура? Никогда в тот район не ходи, слышишь? Они уроды!

Бред какой-то! В какой район? Куда не ходить? Почему? Тот симпатичный модник точно не насильник – кто ж ему, такому офигенному, откажет, зачем насиловать-то?

– В какой район, Галь? Куда не ходить?

– Частный сектор за Крапивинским рынком.

Совсем рядом. Олеська поёжилась. Они с Маргариткой и Нинель даже гуляли там пару раз. К ним никто не приставал. И красавца своего кареглазого она там не видела.

– Галь, а у них бляхи какие-то особенные, да? Ну, у Хромых лосей?

Неужели это ложный след?

– Какие бляхи? Откуда я знаю? – Галина остановилась и недоумённо на Олеську глянула, – Чё за интерес у тебя к ним? Они тебя тоже… обидели?

В смысле «обидели»? Разве её кто-то обижал? Модник её от Ашота спас, так что герой, можно сказать!

– Никто меня не обижал. А они… тебя обидели? – от внезапной догадки Олеся опешила, – Тебя?! Та девочка – ты?

– Олесь, отвянь, а? Конечно, не я, – Галя разозлилась, – Чё заладила: кто такие – кто такие? Не твоего ума дело.

– Ну и ладно, – Олеся обиделась, – Тоже мне подруга…

– Хочешь правды? Будет тебе правда! – взвилась Галина, для которой обвинение в том, что она плохая подруга, было равносильно пощёчине, – Слушай! Заправляет у них Костян, Константин Геннадьевич по-человечески, бывший боксёр. Всю жизнь занимался боксом, потом тренером стал. Не особо успешный, ни одной медали в соревнованиях не взял, но злой, как собака.

– Потому и злой, что ничё не получилось…

– Не перебивай, а то передумаю рассказывать!

– Молчу.

– Как-то тренировал Костян пацана и так разозлился, что сильно его избил. В общем, комитет по физкультуре его от тренерства отстранил. Костян ещё больше обозлился, собрал вокруг себя таких же отморозков и назвался «спортивным клубом». Тренирует своих ребят у себя в доме, в частном секторе. Не ходи туда никогда! – Галина с шумом выдохнула, как будто ей стало легче, – Вот.

– А… девочку? – Олеська отчего-то смутилась. Неужели её «герой» замешан делах такого рода? Воображение уже рисовало ей непристойные картинки, но к худу это или к добру Олеся пока не понимала, – Чё они с ней сделали?

– Она там, возле их «клуба», гуляла, а потом вернулась домой под утро вся растрёпанная… и из окна выбросилась, – Галя замолчала.

– Это ничего не значит! Мало ли, – Олеся не могла скрыть своего разочарования, – Разве это значит, что её изнасиловали? Может, она с ума сошла или просто…

– Ага, просто. Все об этом говорили! – Галина выглядела обиженной, – Не веришь и не верь, – она отвернулась.

– Пойдём лучше мороженого купим, Галь, а? – попыталась подлизаться Олеся, – Ну, не дуйся! Ты просто впечатлительная.

– Я не впечатлительная! – Галина насупилась. Ещё чуть-чуть и разревётся, – Не впечатлительная я! Люди говорят!

– Я верю, честно. А почему «Хромые»? – попыталась отвлечь её Олеська, снисходительно отводя взгляд.

– Так… Костян, Константин Геннадьевич в спортивном бою ногу повредил. Хромой он, – объяснила Галина, – Пойдём за мороженым.

Парк с тонкими берёзками и аккуратными ёлочками остался где-то далеко позади. Одна из самых тихих улиц города Стальная встретила подружек всеми оттенками серого и полным отсутствием растительности. Единственным ярким пятном тут был ларёк с мороженым, разукрашенный красивыми голубыми снежинками. Обычно на углу, за ларьком, девчонки расходились каждая в свою сторону, но сегодня решили не торопиться.

Вокруг было безлюдно. Олеська с Галиной неспеша подошли к прилавку и остановились пересчитать деньги. Казавшаяся сонной плотная, розовощёкая продавщица тут же оживилась.

– Вам какое, девчат? Хватит ворон считать, у меня холодильник сломан, еле холодит, покупайте, а то закрываюсь, – затарахтела работница торговли таким тоном, что было непонятно угрожает она или хочет угодить.

– Мы… сейчас, – пообещала Олеська, выворачивая карманы, – Блин, на вафельное не хватит.

– Я заплачу, – поспешила на помощь Галя, – Нам два пломбира в вафельном…

– А ну посторонись, – чья-то крепкая рука отодвинула школьниц в сторону, а лицо розовощёкой продавщицы скривила гримаса показной радости. У неё даже кончик носа задрожал от натужной улыбки.

– Игорёчек, сыночек, как всегда? – произнесла она визгливо, высовывая из окошка голову в овечьих кудряшках и заискивающе заглядывая незнакомцу в лицо.