скачать книгу бесплатно
– Ты еще и дуешься! Какой же ты инженер, если до сих пор на один гробик на колесах не наскреб?
– Наскребу, наскребу с Божьей помощью, – смягчился Вакк.
– Слава Богу, разобрались, – сказал Венефик и вышел из комнаты.
– Фрин, ну, какова наша Эсмеральда? – пристал Вакк.
– Пальчики оближешь, если слюнки потекут, – ответил Фрин."
Мохтерион почувствовал желание по-своему продолжить разговор между ними и, хотя предчувствовал, что ничего путного из этого не получится, смотрел на них невидящими глазами и слушал неслышащими ушами.
– “Как это понимать? – поинтересовался Вакк.
– Вакк, милый, запомни: если тебе чего-то хочется, то этого должно хватить на то, чтобы ты получил именно то, что хо чешь.
– Так в жизни не бывает, – отмахнулся Вакк.
– Именно так оно и бывает, – возразил Фрин. – Меньше смотри на других и еще меньше прислушивайся к ним. Человек не может захотеть чего-то такого, что он не может сполна получить, даже если он на деле ничего не получает.
– Фрин! Что ты несешь? В жизни бывает прямо наоборот – хочешь потому, что не имеешь, и часто получаешь меньше, чем хочешь, или вовсе не то, на что рассчитывал.
– Заладил одно и то же! В жизни не бывает, в жизни все наоборот! А голова у тебя для чего? А то, что ты вообще можешь хотеть, а значит, кое-что и различать, не достаточно само
по себе?
– Ничего не понимаю !
– Конечно! Куда тебе! Слишком большая честь – иметь способность хотеть. Человеку этого должно хватать.
– Это ты заладил, а не я. Ведь человек хочет лишь тогда, когда ему чего-то не хватает.
– Правильно, Вакк! Как ты думаешь, может ли человеку хватать чего-либо вообще, сколько бы он ни имел?
– Наверно, нет.
– Значит, если или когда ему чего-то недостает, это естественно, и по-другому и быть не должно. Весь фокус в том, что когда человеку чего-то недостает, это не его недостаток, или по меньшей мере, не только недостаток. Это признак его жизнеспособности. Понятно?
– Да, вроде.
– Хотение – реакция на недостаточность и в некоторой мере ее определение.
– Как это ?
– Очень просто. По тому, что ты хочешь, можно определить то, чего тебе недостает.
– Ну и что же?
– Хотение как нечто положительное в себе также является признаком жизни.
– Но чего оно стоит без удовлетворения?
– Во всяком случае, оно одно стоит больше, чем вместе с удовлетворением.
– Но тогда зачем же вообще хотеть ?
– Браво, Вакк! Не хотеть – выше наших сил, но хотеть и довольствоваться лишь хотением, как это ни трудно, возможно. И тогда ты ближе подойдешь к пониманию того, что ты не можешь хотеть чего-либо такого, достижение чего выше твоих сил”.
– Ну, брат, ты меня обнадежил, а то после Молеста, думаю, не только у меня, желания поразмяться с красоткой поубавилось, – поблагодарил Вакк Фрина, пытающегося вникнуть, как складывается игра, и быть может, услышавшего слова, обращенные к нему.
XI
По прошествии нескольких минут оказалось, что Венефик имел полное право быть строгим к другим; он уместился в рекордно короткое время.
Вакк был наготове.
– Ребята, до завтра! – сказал Венефик и собрался выходить. Вместе с ним из комнаты вышел Вакк.
– Смотри, не тяни с услугой, – предупредил он Венефика.
– Не напоминай, а то я останусь и вытрясу тебя вовремя от Аколазии, так кажется зовут девочку, – рассмеялся Венефик.
– Иди, иди своей дорогой! – выпроводил его Вакк и, захлопнув за ним дверь, вернулся в комнату.
– Ребята, смотрите, чтобы никто не стучал! – пригрозил он.
– Вакк, не теряй времени и не засни там, – ответил, видимо, за всех Менестор.
Вакк удовлетворился сказанным и исчез. Мохтериона не было пока повода быть недовольным. Строители, по его представлениям, не должны были быть медлительными в любви, ибо всеми гранями медлительности они могли наслаждаться у себя на работе. И Молест, и Венефик, и Менестор по его воспоминаниям подтверждали это наблюдение. А вот с Вакком дело шло к тому, чтобы как-то причислить его к исключениям, подтверждающим правило.
Об Аколазии Подмастерье не думал. Перед возможным вечерним свиданием ей не помешало бы изрядно потрудиться, чтобы повысить притягательность отдыха. Мысли об отдыхе Аколазии повлекли за собой мысли о его собственном отдыхе, и Подмастерье, сделав усилие, обнаружил, что направление клиентов к Аколазии, их выжидание и выпроваживание сделалось, видимо, уже давно, наиболее приятным для него видом отдыха.
Но наслаждение отдыхом во время ожидающегося затяжного любовного порыва Вакка было вскоре омрачено открытием, что Вакк имеет наименее привлекательную, или, говоря более точно, наиболее отталкивающую внешность из всех претендентов. А этот факт прямо указывал на малодушие героя-распорядителя торжества. В более смягченном варианте самокритики неизбежность мести признавалась, и, таким образом, сохранялась, но приспособиться к ней опосредствованным образом, через инородные силы, оказалось невозможным.
Неужели у него настолько иссякла фантазия и он настолько дорожит происходящим? Нет, кое-что из начатого было для него не просто дорого, но жизненно необходимо. Изложение истории Лота, к примеру. Ему сразу становились не по себе при мысли, что без Аколазии эта история не стала бы его историей. Тут он сам себя загнал в ловушку, и с этим ничего нельзя было поделать.
Хорошо еще, что Аколазия его не интересовала как женщина. Но Детерима? Детерима в их деле не участвовала, она напрашивалась на то, чтобы занять ее функционально. Какова же была перспектива? Уложить ее в постель было, может, и трудно, но возможно. Но накатать для нее историю Лота было бы легко и невозможно одновременно. История не состоялась бы или же выродилась бы в другую.
Единственная загвоздка с Детеримой, состоящая в ее поневоле иждивенческом положении, могла быть устранена сравнительно безболезненно в силу кратковременности ее нахождения у него в гостях. Аколазия не могла бы сковать свободу действий сестры при изменении отношения к ней, а на полный разрыв с Мохтерионом она не пошла бы.
Может, Аколазию следовало пожалеть? крип двери, донесшийся до Подмастерья и оповестивший о наступлении очереди следующего строителя, вынудил вынести категорическое заключение: Аколазию жалеть не за что.
XII
Вакк действительно не превысил предполагаемого промежутка времени, установленного для среднежеланного клиента. Он приблизился к играющим и включился в коллектив, вытирая руки носовым платком.
– Кого мне заменить? – спросил он.
– Номей, ты безнадежно отстал от нас, – весело сказал Менестор. – Иди, утешься любовью.
– Я вам еще показал бы, – не сдался Номей, но лишь на словах, ибо в следующее мгновение он встал и передал свои карты Вакку.
– Она еще дышит? – спросил он Вакка.
– Скажу тебе по секрету, только не выдавай меня: мне то и дело приходилось ее сдерживать, такая она прыткая! Ей надо юнцов подкидывать, – присовокупил Вакк.
– Посмотрим, – поостерегся делать преждевременное заключение Номей и вышел.
Признание Вакка не огорчило Мохтериона. В конце концов, он не мог не оценить пособности Аколазии, на которых держалось их общее дело. Отделяя душу от тела, она тем самым способствовала ему, ибо расход тела, как было очевидно, намного уменьшался, когда душа устремлялась в другое место.
И тут, конечно, тщетно было бы жаловаться, что ее душа ищет убежища вне дома, вне его хозяина. Видимо, Аколазия благодарила Бога за предоставленную ей возможность быстро пополнить свой кошелек и как-то возместить траты, связанные с приездом сестры.
Игра завершилась до того, как освободился Номей. Он не скрывал торжества победителя.
– Кто это выдумал, что кому не везет в картах, везет в любви, или наоборот, черт знает! Я могу сказать лишь одно: кому везет в одном, тому везет и в другом, и в третьем, а кому не везет, так не везет ни в чем, – произнес что-то вроде заключительной торжественной речи Менестор.
– Менестор, – обратился к нему Подмастерье. – Учти, что всем твоим партнерам созерцание Аколазии мешало, а тебе помогло.
– Да я их облапошу и без Аколазии точно так же, как я их наказал только что. Венафр, готовься к выходу. Ты заслужил это как потерпевший поражение.
– Но где же Номей? Или, может, ты советуешь мне пристроиться к ним третьим? – заметил Венафр, который как стало ясно из его слов, не возражал против великодушного поступка победителя.
Видимо, никто кроме Менестора не расслышал поскрипывания двери, и, прислушавшись более внимательно Подмастерье услышал шум падающей струи воды из узкой пристройки к галерее. Через минуту Номей вошел в комнату.
– Что скажешь, Номей? – спросил его Вакк.
– А то, что все вы притворщики и подлецы!"
Подмастерье насторожился.
– Чем же мы тебя обидели? – снова смягчился Вакк.
– Вы меня не обидели, да вот гордость свою позолотили и покрасовались.
– Я никак не пойму: ты получил свое или нет? – вступил в разговор Фрин.
– Получить-то получил, Фрин, да жаль, что свою старушку за волосы не приволок, чтобы насмотрелась, что и как баба должна делать в постели!
– Но это же легко исправить! Приведи ее завтра, – предложил Менестор.
– Это невозможно!
– На эрекцию жалуешься? – поинтересовался Вакк.
– Нет, моя половина больна.
– Больна? Чем? Никогда от тебя этого не слышал, – удивился Менестор.
– Как чем! Порядочностью!
– Ну, друг! Эта болезнь наше основное национальне достояние, – отчеканил Менестор. – Венафр, что же ты зеваешь, беги скорей к Аколазии. Ей-Богу, она разыгралась и находится в боевой готовности.
– Номей, успокойся. Не ты один на этом свете ложился спать с бревном, – поддержал друга Фрин.
– А что, ты предпочел бы иметь такую женушку, как Аколазия? – лукаво спросил Фрина Менестор.
– Нет, не предпочел бы. Поэтому я сегодня здесь, а завтра буду в другом месте, и всегда – с женой, – ответил Фрин.
– Номей, как видишь, у тебя нет никаких оснований жаловаться на судьбу, – заключил Вакк.
– Вы всегда можете навестить нас. Мы будем вам рады, – решил внести свою лепту в благородное дело взаимопомощи Подмастерье. – Вот, Менестор на свою жену не жалуется, но сюда прибыл не в первый, и даже не в третий раз. Доверьтесь его опыту.
– Менестор у нас бычок, – заметил Вакк.
– От этого нам только лучше, – парировал Подмастерье и тут же понял, что переборщил не только с лестью, но и с глупостью.
– Венафр вошел? – спросил Менестор.
– Да, – ответил Номей.
– Значит, подошла и моя очередь, – с притворным равнодушием произнес он.
XIII
Прошло чуть более часа с момента появления строителей, и Подмастерье мог уже подвести первые предварительные итоги их благотворного нашествия. Он начал думать, как бы отблагодарить Менестора за его поистине самоотверженное служение своему и общему с молодыми предпринимателями делу.
Наиболее целесообразным было сочтено остаться благодарным ему в душе, без какого-нибудь шумного внешнего проявления благодарности. Осознание благодарности без сообщения о ней Менестору казалось наиболее подходящим вариантом, несмотря на полное его равнодушие к ценностям такого рода.
– Ребята, вы можете меня не ждать, – обратился Менестор к Вакку, Фрину и Номею. – Я могу задержаться.
– Вот хитрец! – заметил Вакк.
– Какой ценой, какой ценой, дорогой Вакк! – спокойно сказал Менестор. – На Аколазии, наверно, живого места не осталось!
– Я бы еще перекинулся в картишки с кем-нибудь, – возразил Фрин. – Нас, как я понимаю, отсюда не гонят.
– Я иду домой, – сказал Номей.
– А ты, Вакк? – спросил Фрин.
– Я не прочь поиграть.
– Менестор, решай, будешь с нами играть или нет? – допытывался Фрин.
– Нет. Я устал сидеть, – сказал Менестор. Побеждать имеет смысл лишь раз в день.
– Почему это? – поинтересовался собравшийся уходить Номей.
– Потому, что победы приедаются и уже не ощущаются как победы.
