Горькая истина

Кипя от негодования, я еду по нашей мощеной подъездной дорожке. Припарковав машину перед домом, я сползаю по спинке сиденья и закрываю лицо руками. В первый раз за долгие месяцы я разражаюсь надрывными рыданиями, от которых потом болит живот, да и вообще все тело. Терпеть не могу плакать, и особенно при Доминике.

– Успокойся, Джо. – Доминик почти ласково дотрагивается до моего локтя. – Извини, я не хотел. Слышишь? Я прошу прощения.

Его слова пусты и бессмысленны. Доминик говорит это лишь для того, чтобы меня задобрить.

К черту его утешения! В этот раз приемчики Доминика не помогут. Слезы по-прежнему текут ручьем, и моя злость никуда не делась. Опускаю руки, хватаю сумку и ключи, распахиваю дверцу машины и бегу к дому. Переступив порог, захлопываю за собой дверь.

10

ДОМИНИК

Джо отказывается пускать Доминика в спальню. А ведь это, черт возьми, и его комната тоже! Он возводит глаза к потолку и отворачивается от запертой двери. Жена ведет себя как маленькая, будто весь мир вертится вокруг нее. До чего же Доминик устал от ее постоянной стервозности и нытья!

Поморщившись, он направляется в гостевую спальню. В последнее время он частенько там ночует. От его брака остались одни руины, и как восстановить отношения, Доминик не знает.

– Да и хочу ли я их восстанавливать? – вслух бормочет он.

Откровенно говоря, он не понимает, ради чего Джо его терпит, однако зачем он терпит ее, Доминику ясно. Жена сказала правду: он действительно сделал карьеру за счет ее отца. А если быть совсем точным, за счет оставленного им наследства. Отец Джо был человеком скупым и дочери давал ровно столько денег, чтобы хватало на оплату учебы и еду. Конечно, машиной для передвижения по кампусу он ее тоже обеспечил, и все-таки в студенчестве Джолин приходилось работать. Несмотря на то что на ее имя был открыт трастовый фонд, до выпуска она не имела к нему доступа. Отец хотел, чтобы его дочь продолжала трудиться и жила в реальном мире. А когда он умер, на Джо, будто лавина, обрушилось гигантское наследство. Ее отец был партнером по бизнесу в нефтяной компании, и Джолин, можно сказать, напала на золотую жилу.

Доминик достает пижаму, которую держит в комоде гостевой спальни. Это его «экстренная» пижама для случаев, когда Джо не желает видеть мужа. Черные штаны из мягкого трикотажа и белая футболка. По-быстрому приняв душ, Доминик надевает эти вещи и садится на край кровати.

Когда он познакомился с Джолин, она была совсем другой – жизнерадостной, веселой. Он вспомнил, как увидел ее выходящей из спортзала, с блестевшими на лбу бисеринками пота. Признаться, прежде всего Доминик обратил внимание на ее ягодицы, обтянутые легинсами для йоги. В общем, он не мог отвести от этой девушки глаз. Где же он был раньше? Когда Джо зашагала прочь, Доминик последовал за ней, и она взглянула на него будто на ненормального. Они ведь ни разу не разговаривали, и Джолин даже не знала его имени. Для нее он был просто навязчивым незнакомцем.

«Я тоже тут занимаюсь!» – выпалил Доминик и сразу почувствовал себя дураком.

В спортзал ходит куча народу. Нашел чем отличиться!

Однако, как ни странно, Джо его ответ рассмешил. Склонив голову набок, она ответила: «Вот и молодец».

Доминик сам не знал, что именно его покорило. Ее фигура. Чарующий голос с хрипотцой. Заливистый смех. Нежная улыбка. Но ему сразу захотелось познакомиться с этой девушкой поближе, и вскоре такая возможность представилась. Они вместе учились, вместе тренировались, вместе обедали – все делали вместе.

Доминик со вздохом выходит из гостевой комнаты и спускается по лестнице. На кухне горит один из светильников, и, завернув за угол, Доминик видит Джолин – она стоит за огромным кухонным островом из кварца и наливает кипяток из электрического чайника в кружку. Жена бросает взгляд на Доминика; глаза у нее красные, опухшие, заплаканные. Ему сразу становится стыдно. Он вспоминает Джолин-студентку, любившую его всем сердцем и полностью полагавшуюся на него. Та Джолин ему доверяла.

А Доминик предал ее доверие.

Он идет через кухню и обнимает жену сзади, прижимая ее к себе.

– Оставь меня в покое, Дом, – бурчит Джо.

Но вырваться не пытается – то ли ей все-таки приятно, то ли у нее нет на это сил.

– Можно и мне чашечку? – спрашивает Доминик.

Джо фыркает:

– Так уж и быть.

Доминик выпускает ее из объятий, и Джо достает из шкафчика вторую кружку. Поставив ее на стол, жена сообщает:

– Будем пить чай, который подарила та женщина на митинге.

Доминик хмурится:

– Неужели у нас другого нет?

– Есть, но я хочу попробовать этот. Мы сейчас ищем новые вкусы для кафе. К тому же название «Пурпурное небо» эффектно звучит.

Доминик продолжает хмуриться, и Джолин вздыхает:

– Так ты будешь чай или нет? Никто тебя не заставляет.

– Буду, – бормочет себе под нос Доминик.

Джо бросает в его кружку чайный пакетик, наливает горячей воды из чайника, и они ждут, когда чай заварится и прозрачная вода приобретет оттенок жидкого янтаря. Скрестив руки на груди, Джо опирается поясницей о край столешницы. В глаза мужу она старается не смотреть.

– А я тут вспоминал наши студенческие годы, – со смешком делится Доминик.

– Зачем? – без тени улыбки спрашивает жена.

– Сам не знаю. Просто думал про нашу первую встречу. Как ты в меня втрескалась по уши.

Фыркнув, Джо выпрямляется и, взявшись за ниточку чайного пакетика, несколько раз макает его в кипяток.

– А по-моему, это ты мне покоя не давал, пока я не согласилась на свидание.

– Скажешь тоже – покоя не давал! Просто ты мне очень нравилась, – смеется Доминик.

Джо хоть и едва заметно, но все же улыбается. Кажется, оттаивает. Доминик снова заставил ее сменить гнев на милость. Такой уж у него талант – располагать к себе людей. Даже собственную жену.

– Скучаю по нам прежним, – признается он. – Мы ведь теперь и за руки совсем не держимся.

Он тянется к ней через остров, и, как ни странно, Джо позволяет взять себя за руку.

– Да, у губернатора мало времени на семейную жизнь, но я тут подумал: когда закончится кампания и меня переизберут, давай поедем отдыхать. Сбежим вместе подальше. Только ты да я. И никто нам не помешает.

– В твой напряженный график отдых не впишется, – вздыхает Джолин и, сразу понурившись, отводит взгляд. – Знаю, я сама виновата, что у нас теперь почти нет времени друг на друга. Это я настояла, чтобы ты баллотировался на губернаторский пост.

– Мы оба решили, что это прекрасная идея, – напоминает Доминик. – У делового партнера твоего отца нашлись полезные связи. Он все устроил, и мы рассудили, что нельзя упускать такой шанс.

Джолин кивает, со вздохом отворачивается и идет в кладовку за органическим медом. Выловив из кружки мужа чайный пакетик, Джо выжимает его, потом добавляет в напиток мед. Пододвинув кружку к Доминику, она кладет мед и себе, но немного, всего одну чайную ложку.

Доминик пробует чай. Вкус на удивление приятный. Он делает глоток побольше и чуть-чуть обжигает язык горячим напитком.

– Знаешь, Дом… – начинает было Джолин, но затем умолкает.

– Продолжай, – тихо говорит он, глядя в ее темно-карие глаза.

Жена смотрит на него, и в ее зрачках отражается огонек светильника.

– Соглашаясь выйти за тебя замуж, я многого не требовала, – произносит Джо, уставившись в кружку. – Я только хотела, чтобы ты всегда был со мной честен.

Доминик застывает. Он понятия не имеет, что на это ответить, и просто ждет продолжения.

– Что ты от меня скрываешь?

Голос Джолин так тих, что Доминик едва разобрал вопрос.

Он пристально смотрит на жену, и на какую-то секунду у него возникает желание рассказать ей все. О том лете в Новом Орлеане, которое более четырех лет назад изменило его жизнь – да что там, почти разрушило ее.

«Галвестон».

«Риц-Карлтон».

Ковер.

При последней мысли Доминику так и хочется сжаться в комок. Нет, на понимание жены тут рассчитывать бесполезно. И чем меньше она знает, тем лучше для нее. Если будут неприятности, Джо они не затронут. Но эта история – лишь один пункт в длинном списке его секретов. Инцидент в Новом Орлеане, конечно, дело серьезное, но Доминик чувствует: если жена узнает про остальное, она с ним больше разговаривать не захочет.

– Я ничего не скрываю, Джо, – наконец отвечает Доминик.

Во взгляде жены он читает разочарование. Джо поджимает губы, Доминик делает еще один глоток чая. Со стороны он выглядит спокойным и невозмутимым, но на самом деле его сердце бьется с такой силой, что пульс стучит в ушах.

– Дело твое. – Джолин со вздохом отворачивается. – Захочешь рассказать мне правду – я готова. А сейчас пойду спать.

Не оглядываясь на Доминика, Джо выходит из кухни, и вот удаляющиеся шаги ее маленьких ножек уже доносятся с лестницы. Облокотившись на столешницу, он глядит на кружку Джолин: чай в ней так и остался нетронутым.

11

ДОМИНИК

Забрав кружку, Доминик идет в свой кабинет и опускает ее на подставку на письменном столе. От женщины-ведьмы, конечно, мурашки бегут по коже, но справедливости ради надо сказать, что чай у нее хороший. В «Фокстроте» Мелисса говорила, что Доминику надо распечатать и подписать какие-то бумаги, и, раз уж спать ему все равно не хочется, он решает не откладывать дело в долгий ящик. Убрав распечатанные документы в новый конверт из манильской пеньки, чтобы завтра отвезти их в администрацию, Доминик откидывается на спинку кресла и пьет чай.

Джолин догадывается, что у него какая-то тайна. Жена всегда видела его насквозь. Доминик не знает, чем искупить вину перед Джо. Может, все-таки сказать ей правду и тогда Джолин станет легче? Она же как-никак его жена. Джо в любом случае на стороне мужа, она никогда не выдаст его тайну. В какую бы трудную ситуацию он ни угодил, обязательно придет на выручку. Но тут ведь совсем другое дело. С этой проб лемой Доминик должен справиться сам.

Тут он уголком глаза замечает какое-то движение и в следующую секунду, едва не поперхнувшись чаем, наблюдает, как снаружи к стеклянной двойной двери приближается темный силуэт. Дверь ведет в один из внутренних двориков, а на участок можно попасть только через высоченные металлические ворота, однако Доминик ясно видит, как человек в капюшоне подходит все ближе. Последние сомнения отпадают, когда незнакомец берется за дверную ручку и нажимает на нее, пытаясь попасть в дом.

Губернатор прирастает к креслу, сердце в груди стучит, как молот. Мобильник остался наверху, в гостевой спальне. Но Доминик быстро спохватывается, и его взгляд падает на стационарный аппарат. Он поспешно снимает трубку, а фигура в капюшоне продолжает дергать ручку так, что дверь трясется. Доминик набирает номер офицера, сидящего в машине в конце подъездной дорожки. Полиция дежурит там каждую ночь: необходимая предосторожность ради безопасности губернатора.

– Сэр, что случилось? – отвечает Стивен.

Доминик узнает его по сильному протяжному южному акценту. На дежурстве всегда либо Стивен, либо Тайлер.

– Иди к дому, и побыстрее, – выдыхает в трубку Доминик, не сводя глаз с трясущейся двери.

Человек в капюшоне поднимает руку и вглядывается в стекло, будто пытаясь разглядеть, что происходит за шторами.

– Кто-то ломится в дом. Скорее!

– Идем туда! – приказывает Стивен, и Доминик радуется, что офицер не один.

А ручка все дребезжит. Доминик вскакивает, хватает пресс-папье и бросает взгляд на дверь. Вдруг дребезжание прекращается так же внезапно, как и началось. Незнакомец отступает и скрывается из виду. Несколько секунд Доминик выжидает, тяжело дыша и сжимая в руке пресс-папье. В комнате воцаряется тишина. Ни одного подозрительного звука. И тут Доминик вспоминает о жене.

Черт! Джолин!

Пулей вылетев из кабинета, он с громким топотом взбегает по лестнице. Рвется в спальню к жене, но дверь, конечно же, заперта, и он молотит в нее кулаком.

– Джо! – кричит он. – Джо, открой!

Дверь распахивается, и Джолин взирает на него, будто олень, остолбеневший в свете фар.

– Ну ты вообще нормальный? – сердито восклицает она, вытирая заплаканные глаза.

– Кто-то лезет в дом, – переводя дыхание, сообщает Доминик.

Растерянность Джолин сменяется ужасом. Она оглядывается, и тут раздается стук в дверь.

12

ДОМИНИК

– Периметр чист, сэр.

Во внешности Стивена произошли перемены. Раньше он носил бороду, теперь же оставил только густые, напоминающие щетку усы.

На Стивене полицейская форма, козырек фуражки низко надвинут на глаза. Второй офицер – женщина, невысокая, но крепкая. Она представляется как Бёрнелл.

– Следов возле дома мы не нашли, все окна и двери закрыты. На участке ничего подозрительного не обнаружено. Если здесь действительно побывал незваный гость, то он, видимо, испугался и сбежал, перепрыгнув через изгородь. Мы распорядились, чтобы сюда дополнительно прислали патрульные машины, пусть полицейские прочешут окрестности. Если заметят что-то странное – сразу доложат.

– Это хорошо, потому что я уверен: кто-то ломился в дом, – настаивает Доминик.

Джолин круговыми движениями массирует ему спину. Нервы у Доминика на пределе. Он своими глазами видел, как чужак пытался открыть дверь. Что, если этот же человек бросил в почтовый ящик записку? Доминик едва не лопается от гнева, но держит себя в руках, а офицер Стивен между тем рассказывает про ограбления, произошедшие в округе. Доминик же не может отделаться от навязчивых вопросов. Кто нарушил его покой? И почему именно сейчас, в самый разгар тяжелейшей избирательной кампании?

– Хочу, чтобы офицеры дежурили здесь и утром, и днем, и ночью, – требует он.

– Разумеется, сэр, – отвечает Стивен.

– Будем глядеть в оба, сэр, – кивает Бёрнелл.

Доминик преисполняется гордости. Полиция обязана его защищать. Обязана заботиться о его безопасности. Надо будет еще связаться с Фрэнком и его группой охранников. К их услугам Доминик прибегает только во время митингов и других массовых мероприятий, но, видимо, эту привычку пора менять.

Обычно Доминик не любит, когда вокруг его дома бродит охрана. Ему дорого личное пространство, поэтому в губернаторской резиденции он не живет, но, когда становишься губернатором, о частной жизни приходится забыть.

Каждую ночь возле дома дежурит один офицер, а когда Доминику нужно ехать в резиденцию, его сопровождает другой. Но записка в почтовом ящике, которая сейчас лежит, скомканная, в нижнем ящике письменного стола, а теперь еще и попытка проникнуть в дом убедили Доминика, что рисковать нельзя. Такое чувство, будто незнакомец знал: дверь кабинета – единственный вход, возле которого нет камер. Офицеры посмотрели записи с других камер видеонаблюдения. Ничего из ряда вон выходящего они там не обнаружили, а дворик перед кабинетом в кадр, естественно, не попал. Доминик решает, что у этой двери надо срочно установить камеру. Ему и в голову не приходило, что она может понадобиться. Доминику казалось, что камеры на заднем дворе вполне достаточно. К тому же во внутреннем дворике перед кабинетом он частенько курил травку. Не хватало еще, чтобы подобные записи стали достоянием обществен ности. Взломать домашнюю систему видеонаблюдения – задача вполне реальная. Что скажут граждане, увидев своего губернатора с косячком? Ненавистников у Доминика Бейкера и так хватает, его имя вечно полощут в грязи, и вовсе незачем давать противникам лишний повод утянуть его на дно. Вообще-то, с травкой в любом случае надо завязывать. Так почему бы не сейчас?

Когда офицеры уходят, Доминик запирает дверь, включает сигнализацию и идет в гостиную, где его ждет Джолин.

– Зачем кому-то лезть к нам в дом? – спрашивает она, но под угрюмым взглядом мужа тут же исправляется: – Вернее, кто на такое осмелится?

– Не знаю.

Доминик проводит ладонью по голове и только тут замечает, что у него трясутся руки. Доминик прячет их в карманы пижамных штанов. Нельзя показывать Джо, насколько он перепуган. Жена будет задавать вопросы, чтобы докопаться до истины. Интуиция подсказывает Доминику, что и незваный гость, и записка – звенья одной цепи.

– Если хочешь, можешь сегодня ночевать со мной, – предлагает Джо, придвинувшись ближе к нему.

– Да. Сейчас приду. Только наберу Фрэнка и еще кое-кого.

Джолин смотрит мужу в глаза, будто пытаясь увидеть в них правду, но Доминик не врет. Точнее, почти не врет. Доминик и правда хочет связаться с Фрэнком, но больше никому он звонить не собирается. Джо ободряюще гладит мужа по плечу, затем выходит из комнаты и поднимается по лестнице.

А когда сверху доносятся шаги – судя по всему, жена зашла в спальню, – Доминик возвращается в кабинет, время от времени поглядывая на запертую стеклянную дверь и отчаянно надеясь, что человек в капюшоне не вернется. А впрочем, со стороны незнакомца это было бы глупо.

Закрыв дверь кабинета, выходящую в коридор, Доминик садится в кресло на колесиках, берет ключи, приклеенные скотчем к внутренней стороне столешницы, и отпирает нижний ящик. Затем вытаскивает телефон «Нокиа»; чуть-чуть заряда в аккумуляторе еще осталось.

Доминик торопливо настукивает сообщение Боазу:

Встретимся завтра в десять утра в губернаторской резиденции.

Отправив эсэмэску, Доминик терпеливо ждет ответа, попивая остывший чай. Наконец приходит сообщение – всего одно короткое слово:

ОК.

Выключив мобильник, Доминик снова запирает его в ящике. Позвонив Фрэнку и велев ему установить график дежурств возле дома, он выходит из кабинета с кружкой, несет ее на кухню и выливает остатки чая в раковину. Но стоит Доминику поднять глаза, как кружка выскальзывает у него из рук и разбивается.

Снаружи к окну скотчем приклеена еще одна записка, написанная несмываемым маркером:

В ТОМ, ЧТО УСЛАДА ГРЕХОМ ОБЕРНУЛАСЬ,ВИНОВЕН ТЫ ОДИН.О ГДЕ ЖЕ ОНА, ПОЧЕМУ НЕ ВЕРНУЛАСЬ?ГДЕ ЖЕ ЛЮБОВЬ ТВОЯ, БРИНН?

13

БРИНН

Моя нога ни разу не переступала порога отеля «Риц-Карлтон». Смеетесь вы, что ли? Это место для богатых, и вашей покорной слуге было до него как до луны. Уже в лобби я поняла, что в своем обтягивающем красном платье и босоножках на каблуке выгляжу здесь неуместно. Угораздило же меня напялить совершенно неподходящие вещи! Другие женщины были в элегантных туалетах или деловых костюмах ярких цветов, одна я явилась сюда одетой, как чертова проститутка.

Чувствуя на себе недобрые, осуждающие взгляды, но стараясь не обращать на них внимания, я направилась в лаунж-бар. На мое счастье, по сравнению с лобби там было довольно темно. Приглушенный свет, ненавязчивая музыка. Музыканты на сцене играли на саксофонах, барабанах и пианино, а в центре у микрофона стояла певица и исполняла восхитительный блюз. Макияж у нее был яркий, сценический: густая подводка для глаз, очень много хайлайтера и румян. Мерцало золотистое коктейльное платье, матово светился жемчуг на шее и запястьях. Не женщина – картина, только очень грустная, и пела она душевно и искренне.

Я обвела взглядом посетителей. С бокалами в руках, они сидели на роскошных диванах с серебристой обивкой и вели друг с другом светские беседы. Я не сразу заметила мужчину, которого искала. Но стоило мне его увидеть, и я больше не могла отвести от него глаз. Он ждал меня здесь, сдержав обещание.

Доминик Бейкер стоял в дальнем углу, возле столика на двоих. Он был в белой рубашке, аккуратно заправленной в коричневые, тщательно отутюженные брюки. Темно-коричневые ботинки поблескивали в приглушенном свете. На лице Доминика играла теплая, приветливая улыбка. При виде меня он вскинул бокал, который держал в правой руке, и я постаралась сдержать улыбку. Направившись к нему, я остановилась у столика.

– Вот это да! – выдохнул Доминик. – Тебя прямо не узнать, Бринн! Совсем взрослая стала.

– О тебе могу сказать то же самое, – просияла я. – Отлично выглядишь, Дом. И дела у тебя явно идут неплохо, если можешь позволить себе ходить в такие заведения. – Я обвела жестом лаунж-бар.

– Не жалуюсь, – с усмешкой ответил Дом, по-прежнему не сводя с меня глаз.

Тут его взгляд нырнул в мое декольте, и меня сразу бросило в жар.

– Может, сядем? Прошу, – торопливо произнес Дом, указывая на стулья.

Видно, опомнился и взял себя в руки.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – спросил он.

– С удовольствием.

Он пододвинул ко мне меню, и всего через несколько секунд перед нами будто из воздуха возникла официантка. Я выбрала коктейль с арбузом, Доминик заказал себе еще бурбон, и, когда девушка ушла, моим вниманием завладели музыканты. Теперь певица исполняла песню повеселее, демонстрируя белоснежные зубы во всей красе. Смена настроения была очень кстати.

Я снова повернулась к Дому.

– Скажи честно, зачем ты оставил мне свой номер телефона? – спросила я.

– Ради этого самого момента, – ответил Дом. – Хотел увидеть тебя.

– То есть жалость к несчастной официантке тут ни при чем? Кстати, спасибо за щедрые чаевые.

Доминик рассмеялся:

– Нет, жалость тут ни при чем… – Он выдержал паузу. – Хочешь, скажу тебе правду?

– Конечно.

– После того как мы перестали общаться, я не думал, что снова увижу тебя… Но когда это случилось, я сразу понял: не хочется, чтобы эта встреча стала последней.

– Как мило.

Я старалась заглянуть Дому в глаза, но он упорно изучал свой пустой бокал.

– Сам знаю, звучит как сопливая чушь.

– Вовсе нет. Наоборот, очень трогательно, – проговорила я.

И романтично.

Официантка вернулась с нашими напитками, и я сделала большой глоток коктейля. Его сладкий фруктовый вкус был просто идеален. В этот момент через бар прошел мужчина в плаще и белых перчатках. По этому наряду в сочетании с высоким цилиндром на голове я догадалась, что он фокусник. Таких здесь пруд пруди – делают вид, будто умеют колдовать, или читать мысли, или еще что-нибудь в том же роде. Фокусник остановился возле нашего столика. В руках у него была колода карт.

– Выберите одну карту, – предложил он, протягивая колоду Дому.

– Нет, спасибо, – немедленно отмахнулся тот.

– Зря отказываетесь. Это очень быстрый и эффектный фокус, – похвастался маг.

– Не люблю фокусы, – ледяным тоном произнес Дом.

Я невольно нахмурилась. Бросив взгляд на меня, Доминик снова посмотрел на фокусника, прокашлялся и процедил:

– Спасибо, до свидания.

– Как хотите.

Фокусник зашагал прочь. Если не ошибаюсь, перед этим он пробормотал себе под нос: «Козел».

– Почему ты его прогнал? – спросила я.

Дом покачал головой:

– Просто не выношу разных фокусников, колдунов и людей, которые верят в магию. Это все глупости.

Я пожала плечами. Мне тоже казалось выдумкой всякое колдовство, но почему бы смеха ради не позабавиться?

– Я тебе рассказывал, что моя мама была суеверной до ужаса? – спросил Доминик.

Я кивнула, вспомнив, что в старших классах он и вправду много об этом говорил, и вот теперь мы опять вернулись к той же теме. Мне было жаль его мать: она умерла, когда Доминику было семнадцать, и с тех пор его жизнь изменилась. В подробности он меня не посвящал, но часто упоминал, что за его матерью кто-то охотился и хотел ее убить, – по крайней мере, так она ему говорила.

– Да, кое-что припоминаю, – ответила я.

– Один раз, когда мне было лет тринадцать-четырнадцать, мама нашла у нас во дворе дохлую ворону. Видела бы ты, Бринн, какую истерику она устроила! Клялась, что на нашу семью то ли навели порчу, то ли еще хуже – наслали проклятие. Говорила, это доказательство, что ее преследуют те, кто ее забрал.

– Бедная твоя мама, – тихо произнесла я. – Это все из-за того похищения. Чему уж тут удивляться? Несколько месяцев все только о нем и говорили. Ее ведь сначала похитили, а потом отпустили.

Случай с Береттой Бейкер долго обсуждали во всех новостях. Тогда я еще не познакомилась с Домиником, но помнила, как моя мама на кухне следила за перипетиями этой истории по телевизору. Однажды она сожгла тост, который готовила для меня, потому что не могла оторваться от новостей. Мать Доминика по возвращении утверждала, что ее похитила религиозная секта, члены которой накладывали на нее чары и добавляли ее кровь в зелья. Однако потом они отпустили Беретту домой. Помнится, я тогда подумала, что эти люди, возможно, ставили на ней своеобразный эксперимент и хотели посмотреть, что с ней будет после всех этих заклинаний, но долго Беретта Бейкер не протянула. Если верить репортажам, она повесилась и тело нашел Доминик.

– Да. – Кадык Дома дернулся, его глаза были полны грусти. Я хотела его обнять, но это было бы неуместно. – Иногда мне кажется, будто все, что она говорила, правда. Мама верила в свои галлюцинации.

– Может быть, это действительно правда, – тихо сказала я.

Нас прервала официантка, которая принесла тарелку заказанного мной картофеля фри с трюфельным маслом. Больше мы о матери Доминика не говорили.