Горькая истина

– Здравствуйте, добро пожаловать во «Франко», – произнесла я, обращаясь к его визави.

Немолодой, бледный, с жирной кожей, на макушке лысина, нос картошкой. К тому же мужчина то и дело простуженно шмыгал носом, и, наверное, поэтому его кончик был красным. Короче, красавцем не назовешь, но сразу видно: деньги водятся – костюм с иголочки, на запястье сверкают часы. Однако радоваться щедрым чаевым раньше времени я не спешила. Богачи частенько оставляют официантов на бобах.

– Меня зовут Бринн, сегодня я ваша официантка. Что будете пить?

Тут я взглянула на второго мужчину – нельзя же его игнорировать, – и стоило увидеть знакомые светло-карие глаза, дыхание перехватило.

Ну и дела! Быть того не может! Это же он!

Доминик Бейкер, парень, с которым я встречалась в школе. Я училась в десятом классе, он – в двенадцатом. Доминик пригласил меня на свой выпускной, и – невероятно, но факт – нас выбрали королем и королевой бала. Мы были такими юными, такими популярными! Жизнь казалась нереальной, мы чувствовали себя парой знаменитостей. А теперь я стояла и пялилась на него с отвисшей челюстью и бешено колотящимся сердцем.

Доминик удивился не меньше моего, и я мысленно обругала себя за то, что не накрасилась как следует и даже не попыталась привести себя в более или менее приличный вид.

– Бринн Уоллес… – проговорил Доминик голосом тягучим, будто мед с коричневым сахаром.

Я тонула в его глазах, а этот голос обволакивал меня изнутри, точно горячая липкая масса.

– Обалдеть, какая ты красотка! Вот уж не думал, что снова тебя увижу.

Красотка? Он по-прежнему считает меня привлекательной? После школы я, как и многие, набрала несколько фунтов, а из-за отвратительного фастфуда, которым я питаюсь, кожа теперь гораздо хуже. Волосы стянуты в хвост на затылке, их не мешало бы выпрямить. Но все это не важно. Главное, что передо мной сидит Доминик Бейкер – тот, кого я до сих пор не забыла. Мне трудно было выбросить его из головы даже после того, как он уехал в колледж и наши пути разошлись. Он остался в Северной Каролине, поступил в Университет Дьюка с полноценной академической стипендией, и, хотя дорога туда занимала всего несколько часов, для нас это расстояние стало непреодолимым. Глупо было надеяться, что мы сумеем сохранить отношения. Мы расстались, потому что жизнь медленно, но верно развела нас в разные стороны. Иногда Доминик несколько дней подряд не писал и не перезванивал, а бывало, вечером мы болтали по телефону часами, наверстывая упущенное. Наконец и телефонный роман сошел на нет. До сих пор пом ню последний разговор, разбивший мне сердце на мелкие осколки.

«Ничего у нас не получается, да?» – голосом, исполненным грусти, спросил он.

«Да, не получается», – ответила я.

Я и тогда жалела об этих словах, а сейчас – особенно. Я должна была все сделать для того, чтобы у нас получилось. Следовало купить чертову машину не в одиннадцатом классе, а раньше, чтобы ездить в Дьюк и видеться с Домиником. Я так гордилась, что он учится в этом колледже! Ведь Доминик всегда был не просто умен, а мудр не по годам. А уж как сексуален, словами не передать! Да, после расставания мы созванивались раз в две-три недели, но через несколько месяцев перестали общаться.

И теперь Доминик выглядел потрясающе – шикарный серый костюм, блестящие ботинки, дорогие часы на правом запястье. Мужчина, сидевший напротив, со скептическим видом переводил взгляд с него на меня, дожидаясь, когда ему все объяснят или хотя бы скажут, кто я такая.

Тут Доминик сообразил, что ведет себя невежливо, отвернулся от меня и произнес:

– Джон, это Бринн, моя хорошая подруга, мы с ней вместе учились в школе. В своем классе она была лучшей чирлидершей. Поступила в Университет Лойолы на место с полной стипендией. Вот такая она молодец!

Я покраснела, вдобавок меня замутило. Как у Доминика язык поворачивается расхваливать девушку, когда она в таком виде? Чересчур тесные брюки, белая форменная рубашка с буквой «Ф» на груди и в довершение всего – идиотский фартук, в карманы которого чего только не понапихано: соломинки, бумажки, ручки… Теперь я жалкое ничтожество, разве можно сравнивать какую-то официантку с… Чем он там занимается? Неужели Доминик сам этого не понимает?

– Приятно познакомиться, Бринн, – обратился ко мне Джон.

Оглядев меня с головы до ног, он облизнул сухие губы, и почему-то после такого взгляда захотелось помыться. Но тут Джон опустил голову, углубился в меню, и я выбросила эту мысль из головы.

– Можно виски безо льда? А на закуску раков, – сделал заказ Джон.

Ах да, надо же работать, а не строить глазки бывшему. Я украдкой взглянула на Доминика, тот сочувственно улыбнулся. Ну вот, пожалуйста, – он меня жалеет! Конечно, я всего лишь подавальщица, а он большая шишка. Быстро записав все, что они заказали, я поспешила на кухню.

Я даже не пыталась перекинуться с Домиником парой непринужденных фраз или расспросить его, как жизнь, хотя мне в любом случае не представилось такого шанса. Каждый раз, когда я подходила к их столику, они с Джоном были поглощены разговором. Тем более при моем приближении Джон бросал на меня тяжелый взгляд, давая понять, что прерывать его не надо, и я дипломатично удалялась. Что бы они там ни обсуждали, беседа явно не предназначалась для посторонних ушей. А впрочем, зачем мне разговаривать с Домиником? Когда он принялся за еду, я заметила у него на пальце обручальное кольцо. Оно ярко сверкало в лучах закатного солнца – заглядывая в окна, они били в глаза так, что я чудом не пролила воду мимо стаканов.

Оплатив счет, Доминик с Джоном ушли.

Я подумала, что больше не увижу своего бывшего парня, и вдруг заметила на их столике чек. На нем был написан телефонный номер, а под ним слова: «Позвони мне».

4

ДЖОЛИН

Что мне нравится в доме моей лучшей подруги Дафны, так это уют и тепло нормальной повседневной жизни. Подъезжая к этому строению в стиле ранчо, я невольно на него засматриваюсь. Снаружи оно выглядит совсем простым: ставни из золотистого дуба, белые стены. Изгороди и лужайка подстрижены идеально ровно, вокруг дома кусты белых роз. И снаружи, и внутри каждая мелочь – дело рук Дафны и ее мужа. Они построили дом с нуля. Эти двое – настоящий дуэт, они все делают вместе, да еще с любовью и искренним пылом. Вот почему мне так нравится у них бывать.

Беру сумку, выхожу из машины, захлопываю дверцу и поднимаюсь на крыльцо. Когда стучу в дверь, вверху раздается жужжание. Поднимаю голову и смотрю в установленную над дверью камеру. Потом скашиваю глаза влево: там, замаскированная искусственным растением, прячется еще одна камера.

Дверь распахивается, и на пороге стоит моя лучшая подруга Дафна БейлиХуарес, богиня во всем своем великолепии. Макияж простой, но он отлично подходит к ее светло-коричневой коже. Она явно сначала заплела, а потом расплела волосы, и они совершенно натурально рассыпались по плечам мягкими волнами. На веках сияют золотистые тени, а благодаря правильно подобранному хайлайтеру кожа смотрится сногсшибательно.

Раскинув руки и взмахнув пышными рукавами охристо-желтого платья макси, подруга заключает меня в объятия. Прижавшись к ней, чувствую аромат дорогих духов с ванилью и амброй. Каждый раз заново удивляюсь, что Дафну можно запросто обхватить одной рукой, до того она тоненькая. Эта естественная худоба – предмет моей зависти.

– Джоджо, – мурлычет Дафна над моим плечом. – Какая же ты красотка! Рада, что ты приехала! Я по тебе соскучилась.

– Я тоже соскучилась, – вздыхаю я, обнимая подругу, и медлю пару секунд, прежде чем разжать руки.

Мы не виделись около месяца. На работе полно дел, не говоря уже об избирательной кампании Доминика.

Дафна отступает на шаг и жестом приглашает меня в дом:

– Проходи.

Переступив порог, я тут же снимаю туфли на каблуке и ставлю их у стены.

– Помню, ты сказала, что с утра будешь только кофе, но я не удержалась и заехала в «Миррен» за круассанами с шоколадом. – С улыбкой Дафна поворачивает за угол и входит в просторную кухню.

Повсюду мрамор и хром, а оранжевые далии в хрустальной вазе на кухонном острове добавляют в интерьер цвета. Стол уже накрыт: на маленьких десертных тарелочках две перевернутые кофейные чашки, рядом сливочник и сахарница.

– Даф, ты же знаешь, мне нельзя, – вставляю я.

Но моя подруга не спеша приносит коричневую коробку с надписью «Миррен» на боку.

Положив сумку на барную стойку, я выдвигаю стул и сажусь. Дафна убирает чашку с моей тарелки и кладет передо мной круассан – золотистый, слоеный, по краям сочится шоколад. Сверху он тоже полит шоколадом, белым и темным. Мое сердце начинает биться быстрее, а рот наполняется слюной. Мне такое есть не надо. Да что там не надо – нельзя! Надеюсь, Дафна не обидится, если я только выпью кофе.

– Спасибо, – бормочу я.

Она садится, кладет круассан и на свою тарелку.

– Всегда пожалуйста. Ну, рассказывай, как дела, подружка. Во всех подробностях. Как избирательная кампания Доминика, все тип-топ?

Дафна наливает мне кофе, и, когда моя чашка наполняется, я добавляю сливки.

– Все нормально, – отвечаю я. Ложь во благо. – У него сегодня митинг. Немного попозже я тоже туда поеду. А как Рикардо?

При упоминании о муже Дафна выпрямляется и с улыбкой замечает:

– Он, вообще-то, сейчас наверху.

– Неужели не в командировке?

– В кои-то веки, – мелодично воркует Дафна.

Ее взгляд прикован к браслетам на моем левом запястье. По крайней мере, надеюсь, что ее внимание привлекли именно они.

– Исключительный случай, – со смешком говорю я, сдвигая один из браслетов, чтобы не было видно синяка. – Но чья бы корова мычала! Доминик вечно в отъезде.

И даже когда муж дома, он от меня далек, очень далек. И духовно, и физически.

– Уж поверь, я тебя понимаю. – Дафна не сводит с меня глаз, наблюдая, как я пью кофе.

Ни я, ни она к круассанам не притронулись. У меня свои причины. Интересно, что мешает Дафне?

На самом деле я ужасная сластена, и в колледже весила фунтов на пятьдесят больше, чем сейчас, – бывало, пока вскарабкаюсь по лестнице в общежитии, вся потом обольюсь. Теперь конфеты мои враги. Да и Доминик обратил на меня внимание, только когда я сбросила вес. А вот Дафна всегда со мной дружила. В университете мы были соседками по комнате и с удовольствием лакомились сластями из ближайшей кондитерской, не замечая, сколько калорий поглощаем, – а впрочем, нам было на это наплевать.

Но в один прекрасный день я очнулась и поняла, что хватит объедаться сверх меры, просыпаться с головной болью и чувствовать себя дерьмово. Я устала быть объектом насмешек, из-за которых засыпала в слезах. С тех пор я тренировалась в университетском спортзале два раза в день в перерывах между занятиями. Я изменила образ жизни и поклялась, что никогда больше не буду той жалкой толстухой. Я достойна лучшего. Так всегда говорил мне папа. Да и мать повторяла то же самое, хотя на эмоции была скупа.

Отвлекаюсь от мыслей о своем весе и с веселой улыбкой смотрю на Дафну. Я и впрямь рада с ней увидеться.

– Скоро мы с Рикардо уезжаем, – сообщает она. – Вдвоем.

– Уезжаете? Когда? Куда?

Дафна мнется:

– В следующем месяце, а куда, сказать не могу. Ко гда вернусь, покажу фотографии.

– Здорово!

Она пьет кофе, и некоторое время тишину нарушает лишь звук глотков.

– Ну как, узнала, что на самом деле творится с Домиником? – наконец спрашивает подруга.

Вот мы и подобрались к тому, из-за чего у меня на сердце не просто камень, а целая гора. Хорошо, что Дафна задала этот вопрос. Два дня назад, когда мы с ней говорили по телефону, я рыдала в трубку, как девчонка-подросток. Сидя за ноутбуком мужа и редактируя текст его речи, я наткнулась на имейл от женщины по имени Ния Холл. Признаться, ничего важного эта Ния не писала, только восхищалась интервью Доминика и сообщала, что ей не терпится увидеть его на ближайшем митинге. Доминик ответил – на мой взгляд, чересчур игриво, – что будет ее ждать. Конечно, в этом необязательно должен быть двойной смысл, но я своего мужа знаю и нутром чувствую, что все не так просто.

– Пока нет. – Я провожу пальцем по ручке белой фарфоровой кружки. – Но он точно что-то скрывает, Даф. В последнее время Доминик ведет себя странно. Он как будто от меня отдалился. Сначала я винила себя и боялась, что слишком сильно на него давлю, но ведь мне хочется, чтобы муж добился успеха, что же здесь плохого? Вернее, я хотела этого раньше. – (Дафна кивает и вскидывает брови.) – Доминик ведь поднялся из самых низов. В буквальном смысле из грязи в князи. Я столько для него сделала!

– Ему бы радоваться, что он тебя встретил, – поддерживает меня Дафна.

– Вот именно – «бы».

Дафна кивает и кривит губы:

– Если у него роман… – Подруга умолкает, а у меня сжимается сердце. – Ты же не можешь просто взять и уйти. Вообрази, какой шум поднимет пресса. Все будут строить догадки, почему губернатор и его жена разошлись в самый разгар кампании. Я тебе не предлагаю остаться с этим козлом, но всему свое время, и ты не заслужила того, чтобы увязнуть в дрязгах.

Сглатываю, чтобы избавиться от оставшегося во рту горького привкуса кофе, потом тру кончик носа.

– Дело говоришь, подруга. Но я так от него устала! Скорее бы мы перестали быть мужем и женой.

– Ох, Джо… – Дафна тянется через стеклянный стол и сжимает мои пальцы. – Сочувствую. Ты достойна гораздо лучшего. Но я понимаю, что супружеская жизнь – штука сложная. Если решишь спасать ваши отношения, я тебя винить не стану. Как бы мы ни уставали, держимся за брак, несмотря ни на что. Дерьма в этом деле хватает, но приспосабливаться гораздо легче, чем расставаться.

Я понимаю, что Дафна говорит и о себе тоже.

Со вздохом поднимаю свободной рукой чашку кофе. Раздаются шаги, все ближе и ближе. Оборачиваюсь и вижу, как на кухню входит муж Дафны.

Рикардо Хуарес – высокий брюнет, и женщины считают его красавчиком. На нем джинсы и черная рубашка, темные волосы подстрижены совсем коротко, на армейский манер. Он загорел, будто недавно вернулся из теплых краев; кожа, обычно желтовато-коричневая, приобрела золотистый оттенок. Ему идет.

– Привет, Джо! – восклицает Рикардо и берет с подноса яблоко. – У вас же вроде сегодня митинг.

– Да. – Повернув запястье, смотрю на часы. – И вообще-то, мне надо бежать. Хочу приехать пораньше, пока на парковке не началось столпотворение.

– О нет… Я испортил ваши посиделки? – Рикардо бросает на Дафну виноватый взгляд. – Считайте, меня здесь нет. Я как раз ухожу. У меня пробежка.

Мы с Дафной смеемся.

– Расслабься, Рикардо. Мне правда пора, – отвечаю я. – Но спасибо за предупредительность.

Хоть кому-то достался чуткий муж.

Рикардо кивает, и я тянусь за своей сумкой. Заметив, что мой взгляд скользнул по тарелке, Дафна обходит вокруг стола, кладет круассан в коробку, затем протягивает ее мне. Наши глаза встречаются.

– Не поддавайся, – шепчет она.

Плотно сжимаю губы, беру коробку и выхожу с кухни, а в ушах так и звучат слова Дафны.

5

ДАФНА

Как только Джолин отъезжает от нашего дома, моей улыбки как не бывало. Закрыв за подругой дверь, возвращаюсь на кухню и застаю мужа у стола с моим надкушенным круассаном в руке.

– Джолин просила меня с тобой поговорить, – начинаю я, убирая со стола чашки.

Смотрю на Рикардо, тот хмурится.

– О чем? – с набитым ртом спрашивает он.

– У Джолин проблемы с мужем. Видел синяк у нее на запястье? Ей нужна наша помощь, Рик.

Рикардо жует еще некоторое время, потом ссыпает крошки с ладони в тарелку. Наморщив лоб, отряхивает их с рубашки.

– Вот поэтому зря ты ей про меня рассказала, – ворчит Рикардо.

– Да, Рик, но Джолин моя лучшая подруга, и честное слово, как-то само собой с языка сорвалось. Она никому не проболтается.

– Надеюсь, что нет, причем не ради нашего блага, а ради ее собственного.

Я ставлю чашки в раковину. Рикардо подходит ко мне. Несмотря на то что мой муж чертовски хорош собой, от него так и веет угрозой. Хотя, может быть, так кажется оттого, что я знаю, чем он зарабатывает на жизнь. Подобный род занятий многие бы не одобрили. Работа, мягко говоря, необычная, зато приносит кучу денег.

– Милый, ты что, меня пугаешь? – спрашиваю я, когда Рикардо обвивает руками мою талию.

Вместо ответа муж разворачивает меня к себе, и мы вплотную прижимаемся друг к другу. Рикардо опускает голову, и наши губы соприкасаются. Невольно расплываюсь в улыбке. Как бы он ни обескураживал меня, я все равно чувствую, что завожусь. Страшно сказать, что делали его руки, но со мной муж всегда нежен.

– Нет, не пугаю, скорее предупреждаю. Джолин, конечно, твоя подруга, но не можем же мы рисковать тем, что имеем, только из-за того, что у нее в жизни не все гладко. Дай ей понять, что болтать о нас не в ее интересах, ведь как бы то ни было, а наше с тобой благополучие прежде всего.

Рикардо целует меня. У его теплых губ вкус шоколадного маслянистого круассана, и я со вздохом обвиваю руки вокруг шеи мужа. Потом они опускаются к его талии, и я нащупываю под рубашкой что-то твердое. Пистолет. Рикардо никогда не выходит из дому без оружия. Еще один прощальный поцелуй – и за мужем закрывается дверь.

Прибрав на кухне, я быстро печатаю сообщение для Джолин:

Он не отказывается помочь, но ты должна быть уверена на все сто и держать рот на замке.

6

ДОМИНИК

Для конца октября в Северной Каролине день выдался на удивление теплым. Доминик весь взмок в своем костюме, а от двух чашек кофе, выпитых с утра во время встречи с командой, стало еще хуже. Нервы у него на пределе, болезненная тревога лишает его покоя.

Доминик бросает взгляд на Джолин: может, она тоже мокрая как мышь? Но разумеется, жена выглядит безупречно. Джолин поглядывает на дисплей телефона, на лице ни капли пота. На ней кремовые брюки и белая блузка, в таком наряде она кажется сущим ангелом, но Доминику известно, что ничего ангельского в его супруге нет. Волосы, заплетенные в мелкие косички, собраны в аккуратный пучок, а часть их образует косую челку. В ушах с маленькими мочками покачиваются жемчужные сережки, и, хотя темную бронзовую кожу Джолин покрывает довольно толстый слой макияжа, косметика не течет.

Возможно, Доминика бросает в жар после сегодняшнего телефонного разговора с Боазом. От стресса с организмом чего только не происходит, а за неполные пять часов Доминик успел накрутить себя по полной программе.

– Хочешь воды? – спрашивает Джолин, глядя на мужа.

Почему она так смотрит на него? Неужели что-то узнала?

Доминик вздыхает с облегчением, когда внимание Джолин переключается на его ассистентку Мелиссу: та стоит в тени навеса, а ее темные волосы стянуты в такой тугой пучок, что кажется, будто она сделала ботокс. Мелисса раздает бутылки с водой всем желающим, и Джолин грациозной походкой направляется к ней. Когда жена возвращается с водой, Доминик опрокидывает бутылку залпом.

– Две минуты!

От громкого голоса политтехнолога Джима Доминик вздрагивает.

– Хорошо. Понял, – кивает он.

– Дом, у тебя болезненный вид, – говорит ему на ухо Джолин. – Если плохо себя чувствуешь, митинг можно перенести на другой день.

То-то она обрадуется! Джолин с удовольствием начнет пилить мужа: мол, он мало старается, не стремится к большему, отлынивает от работы и не способен показать всем, кто тут хозяин. А впрочем, этого Джолин не допустит. Она его скорее вгонит в гроб, чем позволит ему уйти и испортить ее репутацию.

– Нет, – резко отвечает Доминик.

Митинг переносить нельзя ни в коем случае, даже несмотря на записку в почтовом ящике. Как верно заметил Боаз, доказательств нет. Уж он-то об этом позаботился. А тем временем Пола Хауэлл, главная соперница Доминика в борьбе за губернаторское кресло, по предварительным опросам опережает его. Отмени Доминик сегодняшний митинг, она, как пить дать, поднимется еще выше, а эта женщина столько голосов не заслужила. Доминик встречался с ней всего раз, на званом ужине. Его конкурентка язвительна, груба и невежественна.

– Я должен выступить сегодня, – произносит Доминик.

– Хорошо.

Джолин круговыми движениями гладит его по спине, но, конечно же, эта забота исключительно напоказ. Имиджу такие вещи на пользу. Избиратели должны верить, что Доминик и его жена любят друг друга. Кандидат в крепком браке выглядит убедительнее.

– Идемте, босс, – обращается к Доминику Джим, указывая на небольшую сцену впереди.

На ней стойка с микрофоном и трибуна, хотя последней Доминик почти никогда не пользуется. Трибуна ограничивает его свободу. Он любит ходить по сцене, устанавливая контакт с людьми. А стоя на одном месте, подобного эффекта не добьешься, к тому же народу нравится, что он перемещается то вправо, то влево, стараясь охватить вниманием всех своих сторонников и проникновенно глядя им в глаза.

Чтобы объявить о выступлении Доминика, на сцену выходит женщина по имени Хезер, одетая в небесно-голубой блейзер и брюки в тон. Доминик поворачивается к Джолин и целует ее. Все взгляды устремлены на них. Джолин улыбается, демонстрируя ямочки на щеках, и на долю секунды Доминику кажется, что это искренняя улыбка, полная любви и желания. Когда он поднимается по ступенькам на сцену, отовсюду раздаются приветственные возгласы. Он обводит взглядом своих избирателей – те одеты в синие футболки, выпущенные специально для нынешней кампании. На груди написано: «Поднимем Северную Каролину», на спине – «Бейкер 2023». Все доходы от продажи футболок идут на финансирование его избирательной кампании. Доминик берется за микрофон, дожидаясь, пока его сторонники затихнут, и в этот момент замечает в толпе женщину.

Она стоит в переднем ряду, в волосах у нее серебристые пряди, но это не седина, которая может появиться из-за возраста или стресса. Женщина нарочно выкрасила их в такой оттенок – ее собственные волосы, черные, густые и волнистые, подхвачены изумрудно-зеленым шарфом. Ее одежда бросается в глаза. Остальные одеты просто, а эта модница явно предпочитает бохо-готику – на ней облегающий бордовый топ под футболкой с глубоким V-образным вырезом, широкие брюки палаццо цвета хаки и босоножки с эффектом потертости. В левой ноздре пирсинг, на запястьях медные браслеты, на шее целая коллекция ожерелий, одно – из крошечных черепов. В смелом наряде она выделяется из толпы, но сильнее всего Доминика притягивают ее глаза – темные, внимательные, с густо накрашенными ресницами и мерцающими фиолетовыми тенями, нанесенными весьма обильно. На вид ей лет тридцать с небольшим. Пока все прочие издают ликующие возгласы, улыбаются или глазеют на губернатора, эта незнакомка просто смотрит на него. Не хмурясь, но без намека на улыбку. Не сводя с Доминика немигающего взгляда. Сначала он даже решил, что эта женщина – плод его воображения. Но вот Доминик моргнул, а незнакомка никуда не делась.

Она явно не из его сторонников, а впрочем, на митинги Доминика Бейкера приходят разные люди. Однако есть в ней нечто особенное. А еще что-то неуловимо знакомое, но Доминик никак не может сообразить, что именно. Хотя, может быть, у него просто разыгралось воображение? Оттого что незнакомка буравит его глазами, он невольно тушуется и чувствует себя не в своей тарелке.

Речь он начинает без долгих предисловий, первым делом поблагодарив собравшихся за то, что пришли. Сжимая в руке микрофон, он переходит в другую часть сцены и поочередно выхватывает взглядом из толпы чье-нибудь лицо. Если он сфокусируется на других зрителях, женщина, похожая на ведьму, не будет так сильно его отвлекать.

Некоторое время стратегия Доминика работает, но потом голос у него в ухе велит возвращаться в противоположную часть сцены, чтобы никого не обделить вниманием. Голос принадлежит Джиму, зоркому организатору избирательной кампании. Как бы Доминику ни хотелось проигнорировать этот совет и остаться справа, он вынужден переместиться обратно. Чтобы и дальше занимать свою должность, надо правильно себя подать. Доминик медленно переходит влево, ожидая увидеть ведьму с пристальным взглядом, но ее там больше нет. Произнося речь чисто механически, Доминик сканирует толпу, однако незнакомки нигде не видно.

Она исчезла, и теперь ему не дает покоя тяжелое предчувствие. Скорее всего, у него разыгралась паранойя из-за утреннего инцидента, но, может быть, от этой женщины действительно исходит угроза. Что, ес ли записку в почтовый ящик подложила она? Неужели это попытка шантажа? Нет, невозможно. Откуда ей знать, что случилось?

Да уж, у Доминика определенно сдали нервы. Тело никто не найдет. О том, где оно спрятано, известно только ему и Боазу, и больше эта информация никуда не просочится. Надо бы радоваться, что ведьма ушла, однако ее внезапное исчезновение лишь усилило его тревогу.

7

БРИНН

С моей стороны глупо даже пытаться бегать за Домиником. Сидя за рулем своего «жука», я сжимала в руке чек с номером телефона. Сквозь помехи по радио прорывались обрывки песни Алиши Киз, а я в задумчивости кусала нижнюю губу.