Горькая истина

Дело шло к ночи, певицу сменил певец в импозантном смокинге, но как бы хороша ни была музыка, она не могла отвлечь нас друг от друга. Никаких разговоров про суеверия или похищенных матерей. Только он и я.

Я подалась вперед, вдыхая аромат дорогого одеколона и любуясь Домиником. Он смеялся, запрокидывая голову, сверкая зубами, и мое сердце билось быстрее. «Какая у него мужественная шея!» – думала я. Как мне хотелось поцеловать ее, потрогать языком, губами…

Но тут я опомнилась.

Мой взгляд упал на кольцо, блестевшее на пальце Дома. К тому моменту я уже выпила бокала три, не меньше, и вопрос слетел с языка сам собой:

– Зачем ты пригласил меня сюда, если ты женат?

Улыбка Доминика пропала, взгляд стал серьезнее.

На долю секунды мне захотелось сказать, что это не важно и он может не отвечать.

Но наконец Дом произнес:

– Это просто дружеская встреча, Бринн. Не более того.

Я плотно сжала губы. Врать не буду, его слова меня слегка задели. А потом стало любопытно: какая у Дома жена? Как она выглядит? Эта женщина сексуальнее меня? Моложе? Старше? Почему он сейчас не с ней? Или жена вот-вот к нам присоединится?

Мне хотелось то ли убежать, то ли провалиться сквозь землю от стыда. По крайней мере, до тех пор, пока Доминик не протянул руку и не дотронулся до моего бедра. Наши взгляды встретились. Губы Дома были так близко, а от его прикосновения по телу пробежала сладкая дрожь.

– Но если два старых друга захотят возобновить прежнее знакомство, может быть, одной болтовней вечер не ограничится… Я сегодня ночую в частном доме неподалеку отсюда и, признаюсь честно, Бринн, сейчас хочу тебя так сильно, что сил нет терпеть. – Доминик говорил медленно, и его слова обволакивали меня с ног до головы, будто липкий мед. Они струились по моему телу, собираясь теплой лужицей в груди. – Помню, как хорошо нам было, когда мы встречались в школе. А ты помнишь, Бринн? Как ты выгибала спину дугой… Открывалась, будто цветущий бутон – влажный, горячий, готовый, чтобы его сорвали. А сейчас тоже так будет?

В горле у меня пересохло, и, когда Доминик убрал руку, я ощутила внизу живота почти физическую боль. Допив третью порцию бурбона, Дом улыбнулся, затем поставил бокал на стол и произнес:

– Мне сейчас надо кое-куда зайти. А потом уедем и обсудим подробности в машине – если ты, конечно, согласна.

Поднявшись из-за стола, Доминик подмигнул мне, а мое сердце билось быстро-быстро, как у зайца.

14

ДЖОЛИН

Ночью Доминик так и не явился. Было уже далеко за полночь, когда после долгого ожидания я выключила лампу на тумбочке и постаралась уснуть. Напрасно я надеялась, что он придет ко мне! Меня очень напугали слова Доминика о том, что кто-то ломился в наш дом, но ведь полиция рядом, к тому же мы крепко заперли все двери и окна. С этой мыслью я в конце концов задремала.

Проснувшись, я привела себя в порядок, потом заглянула в гостевую спальню, где Доминик ночует, когда мы ссоримся. Вот он, развалился на кровати, свесив одну ногу, будто после ночных приключений просто кинулся на постель и сразу отключился.

Не знаю, что он делал ночью после попытки ограбления. Сказал, что ему надо позвонить Фрэнку, а потом еще кому-то, но кому? И почему так поздно? У Доминика столько секретов, что от них голова кругом. Такое чувство, будто я совсем не знаю своего мужа, а может, я его не знала вообще никогда.

Решив не будить Доминика, иду на кухню готовить завтрак: тосты из цельнозернового хлеба, сок из свежевыжатых фруктов и, пожалуй, яичница-болтунья из пары яиц. Первым делом берусь за фрукты: режу апельсины и лимоны и мимоходом принимаю капсулы с куркумой, чтобы успокоить живот. Не стоило так жадно глотать круассан. Последствия давали знать о себе всю ночь. Меня раздуло, как кита, и, пытаясь это скрыть, я надела просторную шелковую пижаму. Но к счастью, сегодня новый день, и я очищусь от всего дурного.

Когда на кухню входит Доминик, я как раз разбиваю яйца. Он приближается к кухонному острову, пока я бросаю скорлупу в мусорное ведро.

– Ну и видок у тебя! Жуть! – замечаю я, взявшись за венчик.

– Спасибо, – ворчит Доминик. – Я и чувствую себя жутко.

Окидываю мужа взглядом. На нем рубашка и черные брюки без единой морщинки.

– Может, ляжешь обратно в кровать?

Не успеваю договорить, а он уже качает головой:

– Не могу. В резиденции полно дел.

Ах да. Губернаторская резиденция. Туда Доминик ездит не реже трех раз в неделю: ставит подписи на приказах, проводит деловые встречи и лично принимает просителей. Нам предлагали поселиться в резиденции, и мы дружно ответили: «Ни за что». Я отказалась жить в поместье, смахивающем на отель из фильма «Сияние»[5]. Не говоря уже о том, что уединиться там просто невозможно. Мало того что по специально отведенным дням в резиденции устраивают экскурсии, любой желающий мог остановиться на улице за кованой оградой и сколько душе угодно пялиться на наши окна, пока мы делаем зарядку, едим, спим и даже, черт возьми, занимаемся сексом.

Не вижу ничего хорошего в том, чтобы чувствовать себя зверем в зоопарке. К жене губернатора и без того внимание повышенное. Кроме того, меня ведь никто не воспринимает всерьез, как бы усердно я ни трудилась, чтобы достичь своих целей. Многим нравится думать, что, раз у меня богатый отец, я ни дня в жизни не работала, но на самом деле папа предоставил мне доступ к трастовому фонду, который сам же для меня и открыл, только когда мне исполнилось двадцать шесть. А до этого, будучи студенткой, я одновременно и училась, и работала неполный день в закусочной, где продавали пончики: папа хотел, чтобы у меня сложились реальные представления о жизни. Он был против того, чтобы мне все подносили на блюдечке с голубой каемочкой, и я не возражала. Я тоже хотела жить в реальном мире, лишь бы не стать такой, как мать, вечно требовавшая подачек и обиженно надувавшая губы, когда ей надо было хоть пальцем шевельнуть.

Папа завещал ей пять с половиной миллионов долларов плюс дом, все машины и несколько сотен акций своей компании «Тру ойл». Мне он оставил десять миллионов долларов в дополнение к моему двухмиллионному трастовому фонду и в два раза больше акций, чем маме. А еще, чтобы я уж точно не бедствовала, мне досталась мажоритарная доля в компании.

Папа скончался через год после того, как трастовый фонд перешел в мое распоряжение, и всего за четыре месяца до нашей с Домиником свадьбы. С тех пор обиженная мама вечно тыкала меня носом в мое богатство. Но я не виновата, что папа не испытывал к ней особого уважения. Она сама все испортила: кроме денег и барахла, ее ничто не волновало, а когда муж отлучался по делам, она тащила в постель первого встречного. Не понимаю, зачем папа вообще ей что-то оставил. Она ведь только и делала, что использовала его и лгала ему. Но мама произвела на свет меня, а для папы я была его самым ценным творением, и, наверное, поэтому он считал, что обязан ей.

В отличие от мамы, я трудилась не покладая рук. Не сидела, критикуя окружающих и вешая на них ярлыки, а работала. Сейчас я владелица потрясающе красивого чайного бутика под названием «Ригал»[6]. Это изысканная чайная, отдающая дань традициям английского чаепития. Каждый день мы устраиваем приемы гостей во второй половине дня, а еще у нас есть линия «чай с собой». Многие думают, что это просто забава для души, но мой бизнес приносит доход в сотни тысяч долларов. Впрочем, на самой чайной действительно много не заработаешь. Основной источник прибыли – продажа абонементов, по которым мы каждый месяц рассылаем чай в ассортименте, шоколад, десерты и рецепты.

Помимо работы в чайном бутике «Ригал», я посещаю бизнес-семинары и собрания в отцовской компании «Тру ойл». Согласно завещанию, деньги я могла получить лишь при соблюдении этого условия. И пусть меня не слишком интересует нефтяной бизнес, папа хотел, чтобы я участвовала в работе компании и следила, чтобы все шло гладко. Раз в месяц я на три дня езжу в Техас, где находится офис «Тру ойл». У нас с Домиником общий бухгалтер, и он тщательно контролирует всю документацию.

– Что с тобой?

Вопрос Доминика застает меня врасплох, и лишь тогда я замечаю, что орудую венчиком почти с остервенением.

Поднимаю глаза на мужа. Он хмурится, переводя взгляд с моего лица на миску с яйцами, взбитыми чуть ли не в пену.

– Ничего. Извини.

Кашлянув, я поворачиваюсь к плите и ставлю на нее сковородку, чтобы та нагрелась. Надо выкинуть из головы все посторонние мысли – и о маме, и о наследстве.

Сев за стол, Доминик утыкается в телефон. Я готовлю яичницу, включаю тостер, а когда завтрак готов, раскладываю еду по тарелкам и ставлю одну перед мужем. Наливаю ему в стакан сок, но Доминик смотрит на меня исподлобья.

– Что-то не так? – спрашиваю я.

– Мне уже поднадоел сок. А кофе нет?

– Ты же сказал, чтобы я его сейчас не покупала. Жаловался, что тебя от него в сон клонит.

Вид у Доминика все такой же угрюмый.

– Тогда завари чай.

Киваю и встаю, чтобы поставить чайник. Заглянув в чайный шкафчик, вынимаю коробочку, подаренную той женщиной на митинге. Кажется, вчера вечером этот чай понравился Доминику.

Достаю пакетик и бросаю в чашку. Доминик ест молча. Я жду, когда закипит вода, а он тем временем поглядывает в окно. Под глазами у него мешки. Он выглядит совершенно измученным.

– Я тут подумала: заеду-ка сегодня в резиденцию, привезу новые цветы, чтобы украсить кабинеты, – говорю я.

Муж вскидывает голову.

– Зачем тебе утруждаться? – не улыбнувшись даже из вежливости, бурчит он. – Каждый сезон резиденцию украшают волонтеры.

– Знаю, просто мне тоже хочется поучаствовать в этом. Я проезжала мимо одного магазина и видела в витрине очень красивый осенний букет. В общем, подберу что-нибудь. Во вторник резиденция будет открыта для посетителей. Цветы создадут приятную атмосферу.

Быстро расправившись с яичницей, Доминик обдумывает мои слова:

– Ладно. Тогда приезжай в понедельник.

– В понедельник я работаю, – сообщаю я.

И Доминику было бы об этом известно, если бы он интересовался моими делами.

– Ну не знаю, Джо. В резиденции сегодня очень напряженный день. Люди до вечера будут сновать туда-сюда. Не хочу, чтобы тебе мешали расставлять цветы, или что ты там еще наметила.

Доминик запихивает в рот последний кусок тоста, встает из-за стола и идет к раковине. Выполаскивая тарелку под струей воды, муж не отрываясь смотрит в окно. А может, изучает оконное стекло. Не знаю. Уж очень странно он себя ведет.

– Хорошо, – бормочу я, когда Доминик наконец поворачивается в мою сторону.

Он поднимает руку, бросает взгляд на часы:

– Мне пора. Что-нибудь понадобится – звони или пиши. Вокруг дома весь день будут дежурить офицеры и охрана.

Я хочу спросить, будет ли охрана в резиденции, но вовремя понимаю, что вопрос глупый. Конечно же будет. Резиденцию всегда охраняют, особенно когда там находится губернатор. Наверное, мне просто хочется продлить этот момент: Доминик рядом, мы разговариваем. Мой муж вечно куда-то торопится. Даже удивительно, что сегодня он задержался и все-таки позавтракал.

Доминик берет в прихожей ключи, я бросаю чайный пакетик в дорожный стакан и добавляю мед.

– Не забудь чай, – говорю я, протягивая мужу стакан.

– Ах да, точно.

Доминик улыбается, потом целует меня в щеку. Некоторое время он смотрит на меня, и его взгляд становится мягче.

– Джо, прости, пожалуйста, за то, что я вчера наговорил. Когда выпью, веду себя как полный идиот. Я очень ценю все, что ты для меня делаешь. И твой чайный бутик просто классный. Ты заслуживаешь большего.

Последнее утверждение Доминика звучит двусмысленно. Я заслуживаю большего внимания от него или заслуживаю другого мужчину, получше?

Но шанса задать этот вопрос мне не представляется. Еще раз чмокнув меня в щеку, Доминик произносит:

– Буду вечером.

Как только муж выходит за дверь, я бессильно опус каюсь на скамеечку в прихожей.

Через несколько секунд смотрю в окно и вижу, как внедорожник Доминика отъезжает от дома.

Поворачиваю голову в другую сторону. Теперь все мое внимание сосредоточено на двери кабинета в конце коридора. С бешено колотящимся сердцем встаю, отряхиваю бежевые легинсы и того же оттенка рубашку и иду к этой двери.

Повернув ручку, вхожу внутрь. Я полна решимости выяснить, что на самом деле происходит с Домиником.

15

ДОМИНИК

Доминик не припоминает, когда в последний раз так психовал. Хотя нет, память услужливо подсказывает: в тот самый вечер, который он провел с Бринн Уоллес.

Он делает глоток горячего чая, надеясь, что напиток успокоит его расшалившиеся нервы. После того как Доминик обнаружил новую записку, о том, чтобы подняться в спальню к Джолин, не могло быть и речи. При одной мысли об ужасном послании сердце начинало биться где-то в горле.

Прошлой ночью Доминик даже не пытался лечь спать. Вместо этого он открыл мини-бар, на полках которого были аккуратно расставлены бутылки с крепким алкоголем на любой вкус. Под баром располагался винный холодильник, где каждая бутылка стоила намного больше десяти тысяч долларов. Отыскав свой любимый бурбон, Доминик плеснул немного в один из пустых стаканов на столешнице и опрокинул залпом. Лишь на третьем стакане он немного успокоился, а в голове хоть чуть-чуть да прояснилось. Был только один человек, способный изводить его подобным образом, и Доминик назначил с ним встречу.

Два местных офицера едут за его внедорожником к губернаторской резиденции. Доминик выходит из машины и сразу направляется внутрь, с облегчением заметив на территории двух охранников Фрэнка. Войдя в кабинет, Доминик садится за стол в массивное кожаное кресло.

Этот кабинет он ненавидит всеми фибрами души. А если уж начистоту, вся резиденция вызывает у него отвращение. Здание пропахло нафталином, и даже, когда мимо двери никто не ходит, откуда-то все время доносится скрип. Деревянные панели на стенах до смешного старомодны, а все ковры кажутся грязными, хотя их пылесосят несколько раз в неделю. Еще только собираясь выдвинуть свою кандидатуру на пост губернатора, Доминик уже твердо решил, что не будет ночевать в этом здании. Не потому, что его построили заключенные в 1880 году (факт, от которого ему становилось не по себе, особенно учитывая, что большинство этих заключенных наверняка были цветными), а потому, что Доминик не мог представить, как здесь вообще можно жить. Эта резиденция была ему чужой. Да что там говорить, она никогда никому не принадлежала. А портреты на стенах! Все эти белые господа целый день взирают на него сверху вниз. Если бы Доминику пришлось тут обосноваться, он бы поснимал их все до единого.

Откинувшись на спинку кресла, Доминик достает сложенный листок бумаги – тот самый, который ночью заметил на стекле. Тогда в порыве гнева Доминик яростно скомкал записку, прямо руки чесались сжечь ее, но он вовремя сообразил, что нельзя уничтожать доказательство своей вменяемости.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Марди Гра – традиционный карнавальный праздник, отмечается перед началом католического Великого поста в Европе и США, где самые массовые народные гуляния проходят в Новом Орлеане. – Здесь и далее, если не указано иное, примеч. перев.

2

Социальная сеть Facebook («Фейсбук»). Деятельность американской транснациональной холдинговой компании Meta Platforms Inc. по реализации продуктов – социальных сетей Facebook и Instagram – запрещена на территории Российской Федерации. – Примеч. ред.

3

Социальная сеть Twitter («Твиттер»). Заблокирована на территории Российской Федерации. – Примеч. ред.

4

Социальная сеть Instagram («Инстаграм»). Деятельность американской транснациональной холдинговой компании Meta Platforms Inc. по реализации продуктов – социальных сетей Facebook и Instagram – запрещена на территории Российской Федерации. – Примеч. ред.

5

«Сияние» – фильм ужасов режиссера Стэнли Кубрика по мотивам одноименного романа Стивена Кинга (1980).

6

От англ. regal – царственный, королевский.