Шаг Над Бездной

– Сядь! Я не разрешал тебе уходить! Почему ты мне сначала не сказала об этом? Я бы вправил тебе мозги, ахмок (дура)! – кричал Батыр, Зухра опустилась на курпачу и закрыв руками лицо, заплакала ещё сильнее.

– Мехри, пошли, жена, а Вы, дорогие соседи, подумайте, как обидели нас. Наши дети – драгоценность для нас, поэтому, Зухра, прежде чем ударить ножом в спину, сначала ударь себя. Если не будет больно, тогда ударь нас. Пошли, – вставая с топчана, твёрдо сказал Шакир акя.

Мехри опа с виноватой улыбкой встала следом за мужем, так и не успев поесть.

– Хорошо, Мумина дома нет… – подумала Мехри опа, уходя к калитке в дувале, где скрылся её муж.

Гули отрывками слышала голоса со двора срседей, но шум воды в арыке, текущем во дворе, заглушал крики. Девушка с тревогой посмотрела на отца, лицо которого пугало её.

– Ойижон? Адажон? Что случилось? У Вас такие лица, словно вновь война началась, – с тревогой спросил Эркин, когда родители сели на курпачи, на топчане.

– Не дай Аллах, сынок, даже в шутку так не говори! Ничего не случилось, садитесь есть, я проголодался, – ответил Шакир акя, хмурясь и поглядывая на сына и дочь.

Эркин посмотрел на мать, та лишь пожала плечами. Он хотел было спросить, почему они вернулись голодными, если ушли ужинать к соседям, но промолчал.

– А ты чего не ешь? – грозно посмотрев на дочь, сказал Шакир акя.

Он понимал, вины его дочери в том нет, но от негодования в нём кипела кровь, такое переварить и простить было непросто.

– Ни ногой к ним! Поняла? – взглянув и на жену, крикнул Шакир акя.

Мехри опа опустила голову, ничего не ответив.

– Да что тут происходит? Объяснит мне кто-нибудь? – воскликнул Эркин, ничего не понимая.

– Ничего! Ешь и не вмешивайся, – ответил Шакир акя, исподлобья взглянув на сына.

– Отец, при всём моём уважении к Вам, я имею право знать, почему Вы просите не заходить к Батыр акя домой. Видимо, Вас очень обидели, да? – осмелился спросить Эркин у отца.

Раньше, до войны, он бы никогда не посмел говорить так с отцом, но война изменила парня, сделала более лояльным и смелым, более самостоятельным.

– Скажи своему сыну, онаси, чего молчишь? Твой сын прав, он имеет право знать, все мы одна семья! – сказал Шакир акя, жестикулируя левой рукой, правой держа ложку.

– Гули, дочка… иди в дом, родная, – попросила Мехри опа, посмотрев на дочь.

Гули тут же встала и ушла в дом. Кажется, по лицам родителей девушка поняла, что произошло нечто не очень хорошее.

– Зухра сегодня попросила Гули за своего сына, вот и всё, – сказала Мехри, с сожалением глядя на сына.

– Как это… но… ещё сегодня утром, она сватала Карину за Мумина! Она что, насмехается над нами? Разве такое возможно? – искренне возмутился Эркин.

– Вот! Это говорит мой сын! Истинный сын своего отца! А ты должна была сразу заставить её замолчать, не позволить ей говорить со мной об этом! И на этом всё! Не хочу больше говорить об этом, – воскликнул Шакир акя, довольный словами сына и вконец успокаиваясь.

Эркин был поражён, это было немыслимо, Зухра должна знать их законы. Сватать одну и в этот же день сватать другую. Такое неуважение было непростительным. Было бы проще, если бы Мумин уже был женат на Карине или на ком другом и просить дочь соседа второй женой. Это можно было понять и простить, и даже согласится на это.

Молча поев, Мехри опа стала убирать с хантахты.

– Гули? Матери помоги! – крикнул Шакир акя, ложась на курпачи и сунув руки под голову.

Эркин долго не мог уснуть, лёжа с отцом на топчане и глядя на небо, на сверкание звёзд в тёмном небесном пространстве. Из-за бессонницы, парень наблюдал движение неполной луны, размышляя о возвышенном, о том, как устроен этот загадочный мир. Понять, что это закономерно, что каждый день восходит Солнце, цветут цветы и растут деревья, день сменяет ночь, цикл оборота Луны, когда из тонкого месяца, она превращается в Луну, оповещая, что закончился очередной месяц, названия которых Эркин на языке Ислама не знал. Ещё в детстве, отец говорил ему, что землю сотворил Аллах и всё, что происходит на земле, происходит по Его воле и Эркин всем сердцем верил в это. Кто же ещё способен на такое творение, если не Всевышний… Глубокой ночью, Эркин наконец уснул, подумав, что утром он увидит Карину. Эркин понимал, что Карина для него теперь недосягаема, после того, как к ней посватался Мумин. Иначе, начнётся вражда между ними, наречёнными братьями, а этого допустить было нельзя. Правда, Зухра сама сделала всё, чтобы между семьями началась эта самая вражда и тем самым, развязала руки Эркину.

Утром, позавтракав, он поехал в институт, в надежде, что его наконец зачислят на учёбу и он сможет с чистой совестью начать учиться. Прежде, чем пойти в аудиторию, нужно было хотя бы из уважения испросить разрешения присутствовать на занятиях и Эркин направился к зданию, где находился кабинет ректора.

– Здравствуйте, Замира опа, а Хамид Закирович у себя? – спросил Эркин, войдя в приёмную ректора.

– Ааа… Курбанов? Здравствуй, укажон (братишка). Нет, Хамид Закирович ещё не приходил. Думаю, он поехал в министерство именно по твоему вопросу. И документы на подпись министру повёз, да… он просил тебя присутствовать на занятиях. До тех пор, пока окончательно не придёт ответ о твоём зачислении, ты можешь ходить пары, – сказала Замира, с улыбкой разглядывая красивые черты лица Эркина, тем самым смущая его.

– Значит, я могу идти на занятия? – спросил он.

– Иди. Иди, конечно! Сейчас у них… практические занятия по анатомии. Они проходят в морге, – ответила Замира, посмотрев на своём столе расписание курса, на котором собирался учиться Эркин.

Эркин направился было к выходу, но тут же обернулся, услышав слова секретарши.

– Как в морге? В морге? – спросил он, обернувшись.

– А ты думал, практические занятия по анатомии в театре проходят? В морге, Курбанов. Это в конце двора, за корпусом эндокринологии, иди уже! И так опоздал, – засмеявшись от растерянного вида парня, сказала Замира.

Глааа 8

Эркин, кивнув и попрощавшись, вышел в коридор, оттуда на улицу. Взглянув в сторону отделения эндокринологии, Эркин направился туда.

Открыв дверь морга, он прошёл по коридору, обложенному крупным белым кафелем и заглянув в проём, типа арки, увидел группу ребят. Они, окружив педагога, стояли над бетонной поверхностью, на котором лежал труп мужчины, тело было обнажённым и посиневшим, разрезанным для вскрытия от горла до паха. С одной из студенток стало плохо и её вывели на улицу. Неприятный, терпкий запах трупа и эфира, стоял в воздухе, педагог, показывая на раскрытую грудную клетку вскрытого трупа, громко объяснял тему урока. Среди студентов, Эркин увидел Карину у неё было бледное, сосредоточенное лицо, она внимательно слушала педагога и что-то быстро записывала в тетрадь.

– Привет! Потом дашь списать? – подойдя к ней сзади, прошептал Эркин в самое ухо Карины.

Вздрогнув, она обернулась и с недоумением посмотрела на него, словно удивляясь, что он может тут делать. Потом, словно вспомнив, кивнула головой.

– Привет! Хорошо, конечно… – ответила она, вновь записывая со слов педагога и разглядывая при тусклом свете лампочки потемневшие органы трупа.

Когда урок закончился, педагог попросил принести на следующее занятие отчёт о том, что они сегодня увидели и отпустив ребят, быстро вышел из морга.

– Что дальше? Какая сейчас пара? – спросил Эркин, выйдя с Кариной во двор.

– Химия, кажется… пошли в учебный корпус. Как Шакир акя? Мехри опа как? Гули? Я уже скучаю по ним, – с грустью улыбнувшись, сказала Карина, уходя к учебному корпусу.

– А по мне? По мне тоже соскучилась? – вдруг спросил Эркин и сам не ожидая от себя такой смелости, если не сказать, наглости.

Карина, резко обернувшись, строго посмотрела на него.

– Я очень уважаю их всех и благодарна семье Зухры опа, но прошу Вас, мы с Вами просто однокурсники. Не хочу давать повода для сплетен. Нам здесь ещё шесть лет учиться вместе, ведь Вас зачислили, если Вы ходите на занятия, верно? – спросила Карина, не торопясь идти дальше, поглядывая на ребят, что шли мимо них.

– Ещё нет, но надеюсь, что зачислят, а тебе, видимо, этого не хочется? – спросил Эркин, подняв голову и глядя на окна отделения эндокринологии.

– Честно? Мне всё равно! – ответила Карина и быстро пошла за ребятами.

Улыбнувшись, Эркин пошёл за ней, в её взгляде он видел, что она говорит неправду. Парень лишь раз в жизни был в близких отношениях с девушкой. И было это между боями, на фронте, когда глубокой ночью, настало затишье.

Тоня… Тонечка, он до сих пор не мог понять, почему она выбрала именно его. Ведь рядом было столько ребят, русских, почему же она выбрала его? Но каждый раз, вспоминая ту короткую ночь, по телу Эркина пробегали мурашки. Казалось, парень помнил каждое её прикосновение, каждый поцелуй горячих губ, нежный, но возбуждённый шёпот в ночи и её юное, такое красивое тело. В ту ночь, он стал мужчиной, а Тонечка стала женщиной… потом её не стало.

Боль пронзила Эркина, он помнил всех ребят, которых каждый день оставлял на поле боя. А в Берлине, многие ребята были близки с немками, не открыто, конечно, но он слышал, как они потом рассказывали об этом друг другу. А однажды, он услышал, как один из солдат, из офицеров, смеясь, рассказывал, что насильно взял совсем юную девушку, немку. Рассказывал смеясь, а Эркин готов был его ударить, еле сдержался. Принять то, что русский офицер мог насильно взять девушку, пусть даже немку, Эркин был не в силах и слушать об этом было неприятно.

А через два дня, эта немецкая девушка, то ли следила за своим обидчиком, то ли случайно так получилось, но она двумя выстрелами убила того офицера, что-то крича на немецком языке. В девушку тут же выстрелили и она упала замертво рядом со своим насильником, но на её лице Эркин увидел покой, что тогда очень поразило его. Говорили, война всё спишет, а как же совесть людей? Они выиграли такую страшную войну и опускаться до уровня врага, не имели морального права. Так считали тогда многие, шепчась, что тот получил по заслугам.

На последней паре, в аудиторию вошли ректор ТашМИ Хамид Закирович и Дилорам Икрамовна, попросив тишины и разрешая всем сесть, когда все студенты поднялись, приветствуя их. Эркин разволновался, увидев их сосредоточенные лица, правда, не смог определить и понять, с какой вестью они пришли, зная, что наверняка вопрос касается его.

Студенты поднялись, когда в аудиторию вошли ректор института и заведующая кафедрой хирургического отделения. В аудитории наступила тишина, казалось, пролети муха, все услышат. Хамид Закирович никогда не заходил к студентам, ещё и в сопровождении Дилором Икрамовны, студенты в ожидании стояли. Хамид Закирович, подняв голову, внимательно оглядел всех, потом его взгляд остановился на Эркине.

– Курбанов? Подойдите пожалуйста! – с сосредоточенным лицом, громко сказал мужчина.

Эркин быстро спустился с рядов и подошёл к стоявшим у стола Хамиду Закировичу и Дилором Икрамовне. Педагог по химии, с недоумением и с недовольным лицом, что его занятия прервали, молча ждал, что же скажет ректор. На столе стояли разных размеров сосуды и колбы с разного цвета жидкостями, педагог проводил опыты, объясняя реакцию соединения неких химических веществ.

– Здравствуйте, Хамид Закирович, Дилором Икрамовна, здравствуйте, – сказал Эркин.

Он волновался, но это было другое волнение, как перед боем, когда объявляли атаку. Хамид Закирович вдруг протянул руку, Эркин невольно поднял свою руку, которую мужчина крепко пожал и затряс.

– Ну что, Курбанов… я пришёл лично поздравить Вас с зачислением в студенты нашего учебного заведения. Право, такого ещё не было и министр лично подписал документ о Вашем зачислении в ТашМИ. Так что… дело за Вами, надеюсь, Вы нас с Дилором Икрамовной не подведёте, всё-таки мы Ваши поручители. Дилором Икрамовна так разрисовала министру Ваши способности, Ваши заслуги перед Родиной, в общем, учитесь, молодой человек. За студенческим билетом зайдёте в канцелярию, там же Вам выдадут и зачётную книжку, в которой, я очень надеюсь, будут стоять только отлично. Прошу прощения, Виталий Иванович, что мы прервали Ваше занятие, но это было важно, садитесь, ребята! – громко сказал Хамид Закирович, обращаясь и к студентам и махнув рукой.

Но сесть никто не успел, чтобы вновь не вставать, так как Хамид Закирович направился к выходу. Дилором Икрамовна тоже пожала руку Эркину и улыбнулась. Это дорогого стоило, женщина улыбалась крайне редко, но видимо, Эркин очень впечатлил женщину. Когда и она вышла следом за ректором, наступила тишина и все посмотрели на Эркина.

– ПАра ещё не закончилась! Прошу тишины! Можете садиться! И Вы идите на своё место, Курбанов. Да… поздравляю Вас! В стенах этого заведения и правда такого ещё не было, но посмотрим… на Ваши знания, идите! – сказал Виталий Иванович, указкой показывая на ряды, где с шумом и присели студенты.

Но когда Эркин уже поднялся и хотел сесть на своё место, рядом с Кариной, Виталий Иванович вдруг вновь его позвал.

– Курбанов? А ну-ка подойдите сюда. Мы с Вами проведём опыт, соединение щелочей… – называя формулы химических элементов, сказал педагог.

И когда Эркин вместе с ним провёл два опыта, спокойно рассказывая соединение элементов и их реакции, наглядно показывая это, Виталий Иванович довольно улыбнулся и вписав в журнале фамилию и имя Эркина, поставил пятёрку. Эркин спокойно вытер руки о марлю, что лежала на столе и посмотрел в журнал.

– Это Ваша первая оценка, Курбанов, можете сесть на место, – сказал Виталий Иванович, а про себя подумал:

– Уверен, ты будешь хорошим врачом, Курбанов…

Когда занятия закончились, ребята спустились вниз и вышли во двор.

– Может в столовую пойдём? Есть охота… – предложил Эркин Карине, посмотрев в сторону столовой, куда медленно шли студенты.

– Мне нужно идти в учебный корпус, комнату в общежитии просить, я вещи свои у Нигоры оставила, их тоже нужно будет забрать, – сказала Карина, чувствуя неловкость, оставшись с Эркином наедине.

Эркин хотел было ответить, но услышал за спиной знакомый голос.

– Вот значит, почему ты отказалась выйти замуж за моего сына! Бесстыдница! Я то думала, ты скромная, добрая девушка!

Эркин резко обернулся и увидел гневное лицо Зухры.

– Зухра опа? А Вы что тут делаете? – спросил он, взглянув и на искаженное болью лицо Карины.

Она лепетала слова приветствия и извинения, но её не было слышно.

– Я что делаю? Ты бы постыдился спрашивать! Думала, виновата я, пришла просить её вернуться, но теперь вижу, что была права. И Батыр акя ни за что меня вчера обидел, подняв на меня руку, ещё побил после того, как твои родители ушли. Да что же происходит, люди? – вдруг воскликнула Зухра, оборачиваясь по сторонам.

– Зухра опа, поедем домой! Не стоит устраивать тут скандал, могут и милицию вызвать. Это учебное заведение! Мы с Кариной учимся на одном курсе, на одном факультете и разные свои мысли, оставьте при себе! – взяв женщину под руку и слегка сжимая пальцы, тихо сказал Эркин, потянув Зухру в сторону аллеи, что вела к воротам ТашМИ.

Карина быстро ушла к группе девушек, которые шли было в сторону столовой, но услышав возгласы Зухры, остановились и стали смотреть на них.

– Что случилось, Карина? Кто это женщина? – спросила Нигора, взглянув на покрасневшее от волнения лицо Карины.

Девушка едва не плакала от обиды.

– Это Зухра опа, я жила в её доме четыре года. Я же вчера тебе всё рассказала, Нигора, пошли, мне в учебный корпус зайти нужно, – ответила Карина, уходя первой в обратную от столовой сторону.

Пожав плечами, Нигора пошла следом за Кариной, крикнув девушкам, чтобы дальше они шли сами.

– Как же тебе не стыдно, Эркин? Вы ж мне оба были родными, тебя сыном считала, наравне с Мумином, Карину дочерью, а вы что делаете? Тебе не стыдно? Она то ладно, была чужая и осталась чужой, но ты то! Ты что делаешь? – плача, выговаривала Зухра.

Эркин под руку уводил её по аллее к воротам.

– Мы ничего постыдного не делали, Зухра опа! Мы с ней только что вышли из аудитории, с занятий, а Вы напридумывали себе, не весть что! Если она не любит Мумина, не моя вина и даже не её. Невозможно заставить человека любить! Поймите уже это! – говорил Эркин, выходя за ворота.

– О, Аллах! Что я слышу? Стыд-то какой! О какой любви ты говоришь, Эркин? Может твоя мать по любви замуж вышла за Шакир акя, а? Или я за Батыр акя? Нас сосватали и мы согласились, по-другому и быть не могло! Карина плюнула мне в лицо! Она наши традиции не чтит, такая честь ей выпала, я её за своего сына просила, видеть её не могу! Думала, опять домой позову, чтобы жила с нами, как раньше… Эээх, не думала я, что змею на груди пригрела, – с отчаянием и слезами говорила Зухра, уходя по аллее рядом с Эркином, который всё ещё крепко держал её под руку.

– Зухра опа, Вы все не так поняли! Прошу Вас… – начал было говорить Эркин, но Зухра выдернула руку и остановилась, со злобой взглянув на Эркина.

– Всё я правильно поняла, Эркин! Поняла Ваше с этой девкой бесстыдство! Мои глаза меня не обманут, теперь вам никто не будет мешать, верно? Хорошо, что Аллах отвёл от моего сына эту беду! Бесстыдница! – восклицала Зухра, привлекая внимание прохожих.

Эркин понял, говорить ей что-то не имеет смысла, поэтому, развернувшись, быстро зашагал по дороге мимо трамвайной остановки. Зухра с недоумением посмотрела парню вслед, не понимая, почему он вдруг оставил её и ушёл, даже не выслушав до конца. Растерянно оглядевшись по сторонам, женщина села в подошедший трамвай и проезжая мимо шагавшего по дороге Эркина, обернувшись, долго, с недоумением смотрела на него из окошка трамвая.

Карина зашла в приёмную ректора, попросив Нигору подождать её снаружи. Замира сидела за столом, что-то записывая в журнал, но при виде девушки подняла голову и посмотрела на неё.

– Здравствуйте, Замира опа, я пришла просить комнату в общежитии, – подойдя к столу, сказала Карина.

– А что случилось? Тебе жить негде? Ты ведь наша студентка? – спросила Замира, закрывая журнал.

– Да, конечно, иначе, зачем бы я комнату просила? Вот мой студенческий билет, паспорт и… – вытащив из сумки документы и показывая Зухре, сказала Карина.

Замира подняла руку, останавливая её.

– Хорошо, но этот месяц ты же где-то жила, верно? Что случилось? Просто комнату в общежитии мы выдавали в начале учебного года и я не знаю, есть ли свободные места, – ответила Замира, взяв трубку и набирая номер общежития.

– Абдулла акя, Ассалому аляйкум! Это Замира, секретарша Хамида Закировича. Я могу узнать, есть свободное место в вашем общежитии? Тут девушка… да… хорошо, спасибо, – говорила Замира, поглядывая на Карину.

Положив трубку, Замира открыла другой журнал, взяла оттуда бланк и взяв паспорт Карины, вписала её данные в бланк.

– Держи, где общежитие, ты знаешь, подойдёшь к коменданту, он знает о тебе. Сказал, что место есть, хотя интересно, где же ты этот месяц жила? И почему вдруг понадобилась комната, – сказала Замира, протягивая Карине её паспорт и студенческий билет, в который она вложила и бланк.

– Замира опа, если Вам интересно, я могу Вам рассказать, но не думаю, что будет интересно. Я жила в семье, которая дала мне кров, когда меня в сорок первом году эвакуировали из Ленинграда. Но не стоит и дальше злоупотреблять добротой этих людей, тем более, я студентка ТашМИ и вполне могу жить в общежитии, вот и всё, – ответила Карина, положив документы обратно в сумку.

– Ты права, ладно, иди! Удачи тебе, – ответила Замира, но посмотрела на Карину уже по-другому, с неким сочувствием, что ли.

Карина вышла из административного корпуса и почувствовала, что жутко хочет есть. Нигора, увидев подругу, встала со скамьи и подошла к ней.

– Пошли пообедаем, есть очень хочется, – сказала Карина.

Нигора, пожав плечами, согласилась и они пошли в сторону столовой, девушек уже не было, видимо поев, они уже ушли по домам. Пройдя к стойке, Карина взяла поднос и стала проходить дальше, где в тарелках лежали разные салаты и в стаканах компот.

– Ты тоже будешь гарнир с подливой,? – обернувшись к подруге, спросила Карина.

– Что ты будешь, то и я поем, – ответила Нигора.

Взяв вторые блюда, по кусочку ячменного хлеба и компот, девушки сели за стол.

– Я такая голодная, просто ужас, – напряжённо засмеявшись, сказала Карина, с аппетитом принимаясь есть.

– Что тебе сказали? Есть комната? – спросила Нигора.

– Угу, есть. Поем и поеду в общежитие. И спасибо тебе за ночлег, нужно ещё заехать к тебе за вещами… у тебя такая добрая мама, скажу ей отдельное спасибо, – говорила Карина, не переставая есть и запивать компотом.

– Моя мама добрая, жаль её… после похоронки на брата, следом и на отца, она словно тень стала, ничего её не радует. А знаешь… она ведь мне сказала, чтобы ты не уходила ни в какое общежитие, а жила у нас. Комната брата пустует, места много, мы же с ней вдвоём остались. Государство помогает, конечно, как семье, потерявшей кормильца, но мы как все живём, зимой обещали уголь завести и дрова. Оставайся у нас жить, – то ли спрашивая, то ли с просьбой сказала Нигора.

– Думаешь, это удобно? Но я студентка и заработка у меня нет. Только карточки, на некоторые получаю продукты и всё, я не могу злоупотреблять вашей добротой, сама понимаешь. Твоя мама работает нянечкой в больнице, верно? Может и нам можно будет туда устроиться? Ну, хотя бы на полставки, что скажешь? Тогда я могла бы остаться жить у Вас, – сказала Карина.

– Да, я хожу к маме в больницу, помогаю ей, она хоть и молодая ещё, но… горе сломило её, боюсь я за неё. Ладно, пошли, к нам поедем и там поговорим, – ответила Нигора, вставая из-за стола и отправляя в рот мелкие крошки, собрав их в ладонь со скатерти.

Карина тоже поднялась и девушки вышли из столовой. Разговаривая, они направились по аллее к воротам. Эркин прошёл пешком до Первомайской, потом сел в следующий трамвай. На душе было тоскливо, он надеялся пообедать с Кариной и если получится, немного погулять с ней, но неожиданное появление Зухры, её слова, все испортили, Эркин, тяжело вздохнув, прошёл к выходу.

Дома его ждал обед, Мехри опа пожарила картошку с яйцами и сделала салат ачукчук. Гули вернулась со школы и когда Эркин вошёл во двор, Мехри опа пошла навстречу сыну.

– Сынок, пришёл? Ну что, что тебе сказали в институте? – спросила женщина, присев на топчан следом за Эркином.

– Гули, дай воды! Пить хочется, – попросил Эркин и Гули тут же побежав под навес, набрала из оцинкованного ведра воды в ковш и подойдя к топчану, тут же протянула брату.

– Ладно, давай, поешь, потом и поговорим, – сказала Мехри опа, видя, что сын расстроен и подумав, что его не приняли в институт.

Эркин, сняв туфли, залез на топчан, Гули принесла ляган с обедом и поставила на хантахту. Следом, она принесла и косушки с салатом, потом заварила и чай.

– Гули, садись и ты, вместе поедим, – с аппетитом отправляя в рот очередную вилку с картошкой, сказал Эркин.

– Может расскажешь, что произошло, сынок? У тебя такое лицо… не приняли, что ли? – осторожно спросила Мехри опа.

Гули залезла на топчан и сев за стол, принялась есть. Эркин, вздохнув, взглянул на мать.

– Меня зачислили в институт, ойижон, теперь я студент первого курса Ташкентского, медицинского института! Всё хорошо, не волнуйтесь так, – сказал Эркин, погладив мать по плечу.

Мехри опа улыбнулась и прослезилась.

– Я молилась за тебя, сынок, теперь ещё больше горжусь тобой. Дай Аллах каждой матери такого сына, – обведя ладонями лицо, ответила Мехри опа со счастливой улыбкой.

Эркин хотел было ей ответить, но тут случилось неожиданное. Вилка в руке Эркина повисла в воздухе. Обернувшись, он в ожидании уставился на вошедшую женщину, потом посмотрел на мать и покачал головой.

– Зухра? Ты чего это такая? Случилось что? – увидев гневное лицо соседки, воскликнула Мехри опа, спускаясь с топчана.

– Случилось, Мехри опа! Ещё как случилось! Эта бесстыдница, отказав моему сыну, прелюдно встречается с Вашим сыном! Разве это по нашим обычаям нормально? Они же дают повод для сплетен, мой сыночек этого не заслужил! – заплакав, восклицала Зухра, вбежав во двор Мехри опа через калитку в дувале и размахивая руками.

– О, Аллах! Ты что такое говоришь, Зухра? Этого быть не может, мой сын никогда бы не посмел… – воскликнула было Мехри опа, но Зухра подскочила к ней и начала кричать.

– Вы мне не верите? Я что, лгунья? Да я сама их видела, как они стояли там, почти прижавшись к друг другу! Вот этими глазами видела! – орала Зухра, тыкая пальцами в свои глаза.

Мехри опа посмотрела на Эркина, потом перевела взгляд на Гули и кивнула ей головой, чтобы она ушла. Та тут же встала и убежала в дом.

– Ты сама себя слышишь? Как ты смеешь оговаривать моего сына? Я что, вчера его родила и не знаю его? Эркин, сынок… что говорит Зухра? Это правда? – повернувшись вполоборота к сыну и не глядя ему в лицо, спросила Мехри опа.