Шаг Над Бездной

– Это Слава, сын Виталия Ивановича, ему нравится Карина. Кажется, его мама тоже армянка, – сказал Рустам, стоя в ожидании начала занятий.

– Да мне как-то всё равно, чей он сын. Пошли, две минуты осталось, – взглянув в сторону Карины, уходящей с группой девушек к парадной лестнице, сказал Эркин.

– А он ведь не воевал, вроде, ему выдали бронь из-за плохого зрения, – сказал Рустам, шагая рядом с Эркином.

– Что ж, веская причина… – с безразличием ответил Эркин.

Занятия шли до полудня, следом была большая перемена, студенты высыпали из аудитории и спустились вниз. Эркин решительно подошёл к Карине, но и Слава подошёл к ней и тут же предложил ей пойти в буфет. Эркин молча выжидал, что же она ответит.

– Мы с девочками пойдём, Нигора, Вера? Девочки, пошли в буфет, там сейчас пирожки горячие можно поесть, с чаем, – обернувшись к девушкам, сказала Карина.

Девушки молча пошли к выходу из здания. Сорок минут между парами, затем оставалась ещё одна пара. Эркин почувствовал голод, присущий молодому организму. Вместе с Рустамом, он пошёл следом за девушками, тогда как Слава шёл рядом с Кариной. Поев, все вернулись назад и поднялись в аудиторию, куда вошёл и преподаватель. Это была пара Дилором Икрамовны, по хирургии.

– Собирайтесь! Сегодня два часа будут практические занятия, в морге! – громко объявила она и направилась к выходу из аудитории.

Пройдя за отделение эндокринологии, студенты, во главе с Дилором Икрамовной, подошли к моргу. Дилором Икрамовна остановилась и подождала, когда все подойдут ближе.

– Сегодня ночью привезли тело молодой девушки, произошла остановка сердца, мы должны выяснить причину внезапной остановки сердца. Всем понятно? – громко спросила Дилором Икрамовна.

Получив ответ от своих студентов, она провела всех по коридору, выложенному крупным белым кафелем к открытому помещению, с бетонными выступами, в виде кушеток. Все они были пустыми, лишь на одной из них лежало тело, накрытое сероватой от частой стирки хлором, простыней. Патологоанатом сидел за столом и спокойно ел бутерброд, запивая чаем, несмотря на запах в помещении. Кажется, это его совсем не смущало, но глядя на мужчину, девушки брезгливо отвернулись, кто-то едва не выскочил из морга, её затошнило.

– Слабонервных прошу удалиться! – сказала Дилором Икрамовна и откинула простыню до пояса девушки, чьё тело успели вскрыть и грудная клетка была распахнута, наглядно показывая все органы. Упругая грудь, находилась у подмышек, Нигора и ещё две девушки узбечки, стыдливо опустили головы. Дилором Икрамовна оглядела всех и взяв в руки указку, ткнула в сердце, побагровевшее от приступа.

– Вы будущие врачи! Стеснение, брезгливость, сомнение не для врача! Все посмотрели сюда! Курбанов, подойдите ближе! – громко, властным голосом говорила Дилором Икрамовна.

Эркин прошёл между студентами и подошёл близко к телу. Затем взглянул на педагога.

– Поверхностное объяснение, от чего произошла остановка сердца? Не торопитесь, изучите вот эти клапаны, сосуды, проходящие между мышцами сердца, ну? – в ожидании спросила Дилором Икрамовна.

– С точностью сказать не могу, видно, что произошёл разрыв сосуда из-за образовавшегося тромба, вот тут… скопление крови, сгусток… но я могу ошибаться, – ответил Эркин и посмотрел на педагога.

Дилором Икрамовна снисходительно улыбнулась.

– Рада, что мы в Вас не ошиблись, Курбанов. Ведь месяц Вы не учились, что ж… Сароян, что можете сказать о работе печени? – взглянув на Карину, спросила Дилором Икрамовна.

Карина подошла ближе, да так, что плечом касалась крепкой, мускулистой груди Эркина, от чего по его телу побежали мурашки. Только Карина просто ждала помощи от него, подсказку, Эркин этого не понял, лишь стоял рядом, чувствуя её плечо и запах её тёмных волос.

Мехри опа загадочно улыбнулась, поправляя платок на голове, она была горда за сына и слова Бурибая ласкали ей слух. Какой матери не приятно слышать о сыне лестные слова?

– Завидный жених нашей махалли, Мехри опа! Эркин – герой войны, теперь и врачом станет, да ещё и красавец, каких мало, – не переставая, говорил Бурибай.

– Да, это мой сын, он такой… мой Эркин такой, – улыбаясь, ответила Мехри опа.

Тут прибежала Зухра, следом за ней шла пожилая женщина, врач-терапевт районной поликлиники, Зинаида Семёновна, которая, кажется, сто лет работала в этой поликлинике. Её знала вся махалля, правда, жила она в районе улицы Навои, добиралась до работы на трамвае, но женщина привыкла и работу свою любила. Зинаида Семёновна знала всех, кого лечила, к ней даже обращались, когда вдруг что-то случалось с детьми.

Как-то соседский малыш проглотил гайку и она застряла в дыхательных путях. Мать, испугавшись, бежала в поликлинику с непокрытой головой, что считалось неприличным. Так женщина не побежала к детскому врачу, а забежала в кабинет Зинаиды Семёновны. Доктор тут же сообразила, что случилось, малыш посинел, задыхаясь, казалось, он сейчас просто умрёт. Мать ребёнка молила о помощи, рыдая и так крепко держала трёхлетнего сына, что Зинаиде Семёновне пришлось дать ей пощёчину, что тут же привело женщину в чувство и она отпустила малыша. Зинаида Семёновна, схватив ребёнка, зажала его между своими ногами, нагнув головкой вниз и прижав одной рукой животик, другой легонько стала бить по спине, но это не помогло. Тогда женщина просто сунула пальцы в рот и снова толчком сжав животик малыша, сильнее ударила по спине. Гайка выпала изо рта, мальчик заплакал, да и мать плакала, сначала от испуга, потом от радости, что ребёнок спасён.

– Зина, опажон, рахмат сизга (спасибо Вам)! – несколько раз повторяла бедная женщина.

Зинаида Семёновна еле выпроводила её, дав ребёнку конфету и успокаивая мать.

– Будь внимательнее, Мунира, дети всё берут в рот, иди уже! – сказала Зинаида Семёновна, провожая женщину за дверь своего кабинета.

В махалле её любовно и ласково называли "наша докторша, Зина опа". Это дорогого стоило, она никогда не отказывала никому в помощи. Её муж, военный врач, работал в военном госпитале на Госпитальном и во время войны, спасал тысячи жизней раненых солдат. Неоднократно просился на фронт, но его не отпустили.

– В тылу тоже люди нужны, Виктор Сергеевич, здесь тоже фронт! – короткий ответ звучал приказом.

Глава 9

Но единственного сына, война не пощадила, ему было двадцать четыре года, студентом последнего курса ТашМИ, парень ушёл на фронт, едва закончив институт, но не успев получить диплом. Частые письма от сына, успокаивали тревожное сердце матери, да и отца тоже. Но в самом конце войны, в начале весны, Гришу убили. На госпиталь, где он работал военным врачом, упала бомба и вмиг, прямо за операционным столом, его не стало. Гришу и нашли лежавшим на раненом, которого он оперировал. Видимо, услышав взрывы, он накрыл его собой. Не выжил никто и когда его родители получили похоронку, где и было всего несколько слов: "Погиб смертью храбрых, присвоено внеочередное звание майора, награждён Орденом Красной Звезды… посмертно". Но орден получил Виктор Сергеевич, его вызвали в Москву, где и вручили документы сына и коробочку с медалями и двумя орденами. Теперь эти реликвии стояли на видном месте в доме супругов, на столике, в углу, рядом с портретом сына. Эту боль Зинаида Семёновна и заглушала работой, помогая всем, кто в ней нуждался.

Войдя следом за Зухрой во двор, женщина подошла к Мехри опа. Открыв свою большую сумку, она присела рядом с ней.

– Я пойду? Меня на работе ждут, – словно школьник, отпросился Бурибай.

– Да, можешь идти, дальше мы сами. Ну… что случилось, Мехри нисо? Вроде, никогда на здоровье не жаловалась… хм, так… ну что сказать, неплохо, вернее, не совсем и плохо. Может в больницу ляжешь? Я направление напишу, недельку полежишь, нужно лечение получить, иначе, приступ может повториться и очень скоро. И отказа не приму! – категорично заявила Зинаида Семёновна видя, что Мехри опа, сердце которой тщательно прослушали, покачала головой.

– Зина опа, я не могу, мой сын вернулся, он в ТашМИ поступил, как я дом оставлю? – всё же возразила Мехри опа.

– Поздравляю! Какая радостная весть! Правда, очень рада за всех Вас, но… я врач и скажу прямо, Мехри… если не подлечиться, ты можешь навсегда их оставить, поняла? – ответила Зинаида Семёновна.

– Нет… зачем? Я никуда не уйду от них, они же жизнь моя, Зина опа! – воскликнула Мехри опа, по-своему понимая слова врача.

– Зухра, поезжай за её мужем, иначе, я не даю никаких гарантий. Или сейчас же едешь в больницу, или Шакир сам тебя туда отвезёт, поняла? – сказала Зинаида Семёновна.

– Да, я поняла… можно завтра? Как же я сейчас уйду? Волноваться будут, не увидев меня, – с мольбой попросила Мехри опа.

Зухра стояла в стороне, в ожидании, обвиняя и себя в том, что происходит.

– Мехри, ты меня не слышишь? Сегодня! – ответила Зинаида Семёновна, взяв из сумки бланк и заполняя его, больше ни о чём не спрашивая.

Она знала имена и фамилии всех своих пациентов в махалле, лишь иногда уточняла год рождения или номер дома, в котором они проживали.

– Ты же четвертого года рождения? – спросила Зинаида Семёновна, посмотрев на Мехри опа.

Та сидела с подавленным видом, в больницу ей ложиться вовсе не хотелось. Она лишь кивнула головой, но поправила, что с третьего года.

– Зухра, помоги Мехри нисо, собери ей вещи, ну… полотенце, ложку, пиалку… а я отправлю за тобой карету скорой помощи, из поликлиники дам вызов в больницу, давай, поправляйся. Как выпишешься из больницы, вызови меня на дом, я посмотрю, как прошло лечение. У меня ещё четыре вызова, я пойду, – вставая с топчана, сказала Зинаида Семёновна.

– Зухра, проводи нашего доктора, – устало произнесла Мехри опа.

Женщина не понимала, что это с ней происходит и почему такая слабость в теле. Такого никогда не было, да она даже не простывала никогда, так… пару дней покашляет, выпьет аспирин и всё проходило. А тут… в больницу ехать… Зухра проводила доктора до калитки.

– Минут через сорок, придёт машина, успеешь её собрать. И проследи, чтобы именно сегодня она легла на лечение, – обернувшись, сказала Зинаида Семёновна и быстро пошла по пыльному тротуару к дороге, на остановку трамвая.

Карина кое-как ответила на вопрос Дилором Икрамовны, та сама потом рассказала о работе и функциях печени во всём организме, затронув тему и о пересадке части печени от близкого родственника, сказав, что печень сама восстанавливается и довольно быстро. Студенты её внимательно слушали. На её занятиях была тишина, чёткие ответы и внимательное прослушивание лекций. Строгий педагог, умнейший знаток своей дела и прекрасный хирург, она требовала и от своих студентов максимального внимания и максимальных знаний. Дилором Икрамовна понимала, что прошёл всего один месяц учёбы, только не уставала повторять:

– Врачебная ошибка может стоить жизни, никогда об этом не забывайте! Коли вы тут учитесь, будьте любезны учиться, а не проводить время впустую. При получении дипломов, вы будете давать клятву Гиппократа, врач – звучит ответственно! Я могу простить забывчивость, но и это неприемлемо для хирурга, но невежество, я не приемлю! Вам понятно? – громко и требовательно сказала она, затем отпустила всех, сказав, что практические занятия закончены.

Накрыв простыней тело несчастной девушки, она первая вышла из холодного и пропахшего эфиром и ещё Бог знает чем, помещения. Студенты вышли следом за ней, оставалась одна пара и они гурьбой пошли к учебному корпусу.

– Эркин акя, Вы сами ответили, думала и мне подскажете, а Вы… эээх! Вот и рассчитывай после этого на друзей, – сказала Карина, когда они шли вдоль хирургического отделения.

– Прости… я думал, будущий врач должен отвечать без чьей-либо помощи. Иначе, как ты завтра будешь работать на операционном столе? – совершенно серьёзно ответил Эркин.

– Я поняла Вашу мысль, больше ждать помощи не буду. Нигора, пошли быстрее! – потянув подругу за руку, ответила Карина.

Эркин был удивлён, не понимая, почему девушка злится. Пожав плечами, он пошёл следом за ними. После окончания пары, Эркин предложил Карине прогуляться, но она отказалась и быстро ушла с Нигорой в сторону ворот, не дожидаясь его.

– Что, облом? Ты же видишь, она не хочет быть с тобой, смирись, Карина не для тебя, – с некой иронией сказал Слава, поглядывая на Эркина.

– Я твоего совета не спрашивал! Иди куда шёл! – повышая голос, ответил Эркин.

– Я и шёл к Карине, мы с ней в кино собирались, – ответил Слава и быстро побежал в сторону девушек.

Эркин с силой сжал кулаки, он и сам не мог понять что с ним, нет… обиды не было, грудь сжала тоска.

– Эркин акя? Вы домой? А нам в одну сторону ехать, – услышал Эркин приятный голос.

Обернувшись, он увидел свою однокурсницу Зайнаб. Скромная, тихая девушка, Эркин её и не замечал, впрочем, он только третий день ходил на занятия и всех однокурсников пока не знал.

– Правда? А ты где живёшь? – спросил Эркин, тщетно вспоминая имя девушки.

– Я Зайнаб… живу недалеко от старой мечети, на Кукче. Мой отец тоже воевал… но с фронта не вернулся. Мама постоянно плачет… жаль её, хорошо, брат маленький, его не взяли на войну, сказали, чтобы подрос. Ему четырнадцать лет было, когда война началась, так он в метрике два года прибавил, чтобы его на фронт взяли. Мама узнала об этом, сама тогда пошла в военкомат. Два раза сбегал, с поезда его снимали, – шагая рядом с Эркином, не смея смотреть на него, волнуясь и смущаясь, говорила Зайнаб.

Высокого роста, стройная, с длинной и толстой косой за спиной, чернобровая, кареглазая девушка, со смугловатой кожей и себе боялась признаться, что новенький парень ей очень нравится. Эркин улыбнулся, видя, как она волнуется, аж до дрожи в голосе, может поэтому так много говорит.

– Сочувствую. Война многих забрала. Значит, сейчас твоему брату восемнадцать лет? – всё же спросил Эркин, глядя вперёд, куда уходили Карина с Нигорой, а вместе с ними и Слава.

– Ну… да, исполнилось восемнадцать, он в институт поступать не стал, на завод пошёл работать. Анвар и в войну там работал, три смены за станком стоял. Теперь на мастера выучился, его там уважают, – опустив голову, ответила Зайнаб.

– Красивая девушка… надо же… не замечал… – поглядывая на длинную косу девушки, смутившись того, что его взгляд невольно упал на тонкую талию и стройные ноги Зайнаб, подумал Эркин.

– Может мороженое поедим? – спросил Эркин, останавливаясь у ворот ТашМИ, рядом с тележкой, где стояла полноватая женщина, продавщица мороженным.

– Если только я сама себе куплю, – краснея от смущения, ответила Зайнаб.

– Это неправильно! Я же мужчина! Два мороженых, – протягивая женщине монеты, сказал Эркин.

Зайнаб испуганно посмотрела на него, видя, что Эркин злится, она взяла из его рук мороженое. Они медленно пошли по дороге в сторону сквера. Правда, до сквера было далеко, но время было спокойное, никуда не нужно было торопиться. Хотя Зайнаб и должна была идти после занятий домой, но искушение идти рядом с тем, на кого она вот уже три дня волнуясь поглядывала, было велико. Но съев мороженое, Эркин сам перешёл дорогу, взяв Зайнаб под руку, отчего она напряглась, словно струна.

– На трамвай сядем, тебе, наверное, домой пора? – сказал Эркин, отпуская руку девушки.

– Да, меня мама ждёт, я ещё и ужин готовить должна, моя мама работает воспитательницей в детском саду, – сказала Зайнаб, сильно волнуясь.

Подошёл трамвай и они вошли в вагон. Эркин видел, как напряжена девушка и не мог понять, почему. А спрашивать было неудобно, хотя кажется, он догадывался, что нравится Зайнаб. Ехали молча, Зайнаб смотрела в окно, чувствуя дыхание Эркина и волнуясь.

– Мне выходить на следующей остановке, а Вы далеко живёте? – спросила наконец Зайнаб, нарушая молчание.

– Так ты вроде знаешь, где я живу, сама ведь сказала, что нам по пути, – улыбнувшись, ответил Эркин.

– Нет, что Вы! Я просто видела, как Вы садились на восьмой трамвай, вот и всё, – смутившись его слов, ответила Зайнаб.

– Я дальше еду, до махалли Сагбон, – ответил Эркин.

Трамвай остановился, открылись дверцы и Зайнаб вышла, тут же обернувшись и посмотрев на Эркина. В её больших глазах Эркин увидел нечто, что заставило его напрячься. Но помахав рукой, он улыбнулся, Зайнаб выжидала, когда дверцы трамвая захлопнуться и он двинется дальше.

– Удивительная девушка… – прошептал Эркин, задумчиво глядя в окно, вслед удаляющейся фигурке Зайнаб.

Придя домой, Эркин никого не нашёл. Подумав, что мама ушла на рынок, он был спокоен. Заглянув в казан, под навесом на кухне, Эркин стоя поел вчерашний ужин.

– Может мама у Зухры? – подумал Эркин, но заходить к соседям парню не хотелось.

Решив подождать маму, он лёг на топчан и закрыл глаза. Мысли ушли к Зайнаб, к её неуверенной улыбке, к её нежному голосу. Вдруг Эркин поймал себя на мысли, что совсем не думает о Карине. Ни ревности к Славе, ни тоски в его душе не было, ему стало всё равно. Парня разбудил голос сестры.

– Акяжон? Я видела Зухру опа, она сказала, что маму увезли в больницу, – с тревогой в голосе сказала Гули.

Резко проснувшись, Эркин поднялся и посмотрел на сестру.

– Как это? Почему? Она что, заболела? Здорова же была… в какой больнице? Давай, готовь поесть, съездим к ней. Спроси у Зухры опа, в какой она больнице. И где ты так долго ходишь? – сказал Эркин, спускаясь с топчана и присаживаясь к арыку, чтобы умыть лицо холодной водой.

– Я в школе была, мы с девочками стенгазету делали, – ответила Гули, уходя под навес к кухне.

Эркин, спустившись с топчана, снял с себя рубашку и майку и побежал до туалета. Пока Гули готовила ужин, парень умылся по пояс прямо в арыке, сев на его краю. Затем он побрился, нервничая порезался, прилепив к ранке кусочек от старой газеты, расчесал короткие волосы и вновь оделся. Затем, решительно направился к калитке в дувале, он хотел сам спросить у Зухры, что случилось с его матерью. Он, конечно, был в тревоге и нетерпении, но оттягивал время, ему не хотелось видеться с Зухрой. Пересилив себя, он решительно вошёл во двор к соседям. Зухра стояла под навесом кухни и что-то готовила в казане. Шум от жарки лука и маленьких кусочков мяса, с приправами, не позволил ей услышать, как Эркин подошёл ближе. И когда он окликнул её, она, вздрогнув, обернулась и три раза сплюнула себе за ворот платья.

– Что же ты подкрадываешься, Эркин? Напугал меня! – воскликнула Зухра, глядя на парня и правда испуганными глазами.

– Ассалому аляйкум, Зухра опа. Я не хотел Вас напугать и подкрадываться, словно трус, не имею привычки. Спросить хотел, что случилось с мамой, почему её увезли в больницу? – спросил Эркин, держась за стойку навеса кухни.

Навес и держался на четырёх, наспех отструганных брёвнах из тополя, настил был покрыт рейками и сверху покрыт толем. Рубероид достать было непросто, у Мехри опа навес кухни и крыльцо к дому, где снимали обувь, входя в дом, был покрыт рубероидом, Шакир акя, по случае, на базаре доставал. Батыр искал его на железной дороге, но не нашёл, вернее, не смог купить, это считалось государственным имуществом. Годы тогда были непростые, в Ташкенте тоже нет-нет, производились аресты, но об этом не могли говорить вслух, считая, что лучше промолчать, ведь с властью не поспоришь. Хотя, многие понимали, что аресты зачастую происходили по навету и чаще, виновных, как таковых, не было. Это была закрытая тема, её обсуждали в верхах и то очень осторожно, ведь и там были свои доносчики.

– Я утром зашла проведать Мехри опа, а ей плохо стало. Я побежала за нашим доктором, Зинаида Семёновна вызвала карету скорой помощи, Мехри опа увезли в больницу, а в какую… как же… первую городскую, на Кукче, – ответила Зухра.

Она ещё была зла на Эркина, но его прямой, смелый взгляд подавлял женщину, она говорила и лишь мельком поглядывала на парня.

– Спасибо, что помогли, – собираясь уйти, ответил Эркин.

– Наверное, ты меня винишь, что матери стало плохо, да? Но и ты меня пойми, Эркин! Мумин – мой сын, зеница моего ока, а вы с Кариной так с ним поступили. Сказал бы мне заранее, что вы это… ну… я бы вообще не начинала этот разговор. А что теперь? Вы унизили моего сына! – выговорилась Зухра, гневно посматривая на Эркина.

– Я никого не виню, со всяким может случится. А насчёт меня и Карины, Вы глубоко ошибаетесь. Мы с ней просто учимся в одной группе и всё! Я пойду, поедем с Гули к маме, она тоже волнуется, – ответил Эркин и тут же направился к калитке.

– Конечно… просто учишься ты с ней… я сама видела, как вы учитесь с ней, – глядя вслед парню, пробормотала Зухра и оглянувшись на казан, ахнула, лук едва не пригорел.

Эркин вернулся домой, Гули пожарила картошку с яйцами, мясо долго готовится, да и свежего не было.

– Ну что, скоро будет готово? – спросил Эркин, подходя к сестре.

– Минут десять потушится и будет готово, – ответила Гули.

– Конечно, в больнице тоже кормят, но нужно ещё купить лепёшки, может фрукты… хотя, сорву виноград и яблоки, я быстро… – уходя в сторону виноградника, сказал Эркин.

Но когда, собравшись, они с сестрой выходили из дома, прибежала Зухра, с банкой кислого молока.

– Мехри опа отнесите, а я завтра зайду к ней, привет передавайте, – сказала женщина, протягивая Гули банку.

Поблагодарив её, Эркин и Гули вышли на улицу и пошли к остановке. Приехав в больницу, они замешкались у проходной.

– Если маме было плохо, вероятнее всего, её положили в отделение кардиологии, пошли, спросим там, – уходя по двору к отделению, сказал Эркин.

Молодые люди нашли свою мать в палате, где лежали ещё три женщины. Увидев своих детей, Мехри опа улыбнулась, но подняться не могла, женщина лежала под капельницей.

– Ойижон, как Вы? – спросил Эркин.

Гули заплакала, она никогда не видела мать в таком состоянии.

– Со мной всё хорошо, дети, не плачь, Гули. Доктор сказала, что с сердцем что-то, уколы делают, лекарства дают. Вы бы шли домой, отец с работы придёт, волноваться будет. Дома ни меня, ни вас нет, идите, дети, – сказала Мехри опа, с трудом сдерживаясь, чтобы не встать.

Лежать женщина не привыкла, она не отдыхала даже при головных болях, но так поступала и её мама, и бабушка тоже. Лежать женщинам, у которых семья, считалось неприличным, а если ещё и свекровь со свёкром были, то и вовсе передышки не было.

– Я должен увидеть врача, поговорить с ним, – направляясь к выходу из палаты, сказал Эркин.

Выйдя в коридор, он спросил у медсестры, где можно найти врача и ему указали на кабинет, куда парень и прошёл.

– Здравствуйте, я сын Курбановой Мехринисо, могу я узнать, что с моей мамой? – спросил Эркин, войдя в кабинет.

– Курбанова поступила сегодня, у неё был сердечный приступ, но не инфаркт, переутомление и Ваша мама переволновалась. Я назначила по пять кубов кардиомина и капельно глюкозу. Витамины поколят и успокаивающие таблетки попьёт. Дней пять-семь пусть полежит, а так… ничего серьёзного. А Ваша мама с такой гордостью о Вас говорила, Вы воевали и поступили в ТашМИ? Поэтому я говорю с Вами о состоянии Вашей матери, как с будущим врачом, – сказала женщина лет сорока пяти, ухоженная, симпатичная, с миндалевидными глазами, с высокой причёской, немного полноватая, но стройная и высокая.

– Да, воевал и поступил, мать есть мать, сами понимаете. Спасибо Вам. Я понял Вас, до свидания, – ответил Эркин, так и не присев на стул.

Он вернулся в палату и присел перед матерью на корточки.

– Прошу Вас, ойижон, ни о чём не думайте, отдыхайте больше, ешьте и лечитесь, всё будет хорошо, – тихо сказал Эркин, целуя руку матери.

– И вы не волнуйтесь, отцу скажи, что со мной всё хорошо, идите, дети, идите… – кивнув головой, ответила Мехри опа.

Эркин поднялся и попрощавшись со всеми в палате, вместе с сестрой вышел в коридор и быстро спустившись вниз, они вышли за ворота больницы.

– Эркин акя, что доктор сказала? Мама ведь поправится? – осторожно спросила Гули.

– Доктор сказала, что с мамой всё хорошо, ей просто нужно отдохнуть, вот и всё. Пошли быстрее, трамвай идёт! – сказал Эркин, схватив сестру за руку и перебегая с ней через дорогу.

Когда они приехали домой, на улице было сумрачно, Шакир акя был дома, правда, не мог понять, куда подевались все домочадцы. Он только хотел было зайти к Зухре, как во двор вошли Эркин и Гули.

– Эркин? Где вас носит? Мать где? – строго спросил Шакир акя.

Гули застыла, видя, что отец злится. Эркин подошёл ближе к отцу.

– Ассалому аляйкум, адажон, мы с Гули едем из больницы. Маме стало плохо, ей вызывали врача и забрали в больницу, – сказал он, глядя прямо в глаза отцу, лицо которого менялось по мере того, как говорил его сын.

– Что с мамой? Ты видел её? – стараясь сдерживать эмоции, спросил Шакир акя.

Он прожил с Мехри опа двадцать семь лет. Конечно, о любви говорить стыдились, да и поженили их потому, что так решили взрослые. Но Шакир акя был доволен женой, она никогда ему не перечила, а последние годы, по взгляду узнавала, что хочет её муж. В любви, Шакир акя не был изощрённым любовником, да и где бы он этому научился, когда даже прямо смотреть на женщину, было неприемлемо и стыдно. Но ласковым он всё же был и ему никогда и в голову не приходило, что есть другие женщины, есть более нежные и умелые, ему этого было не нужно. Он всегда считал, что крепкая семья – это самое ценное, что может быть. Мужественное сердце Шакир акя сжалось от тревоги за жену.