banner banner banner
Фактчекинг. Чеховы. Изнанка мифа
Фактчекинг. Чеховы. Изнанка мифа
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Фактчекинг. Чеховы. Изнанка мифа

скачать книгу бесплатно

Фактчекинг. Чеховы. Изнанка мифа
Л. Сержевская

Главные чеховские мифотворцы, братья Александр и Михаил Чеховы, постарались на славу. Но, несмотря на то, что их рассказы отдают явным душком вранья, биографы писателя охотно тиражировали эти воспоминания, умалчивая об изнанке мифов.

Фактчекинг

Чеховы. Изнанка мифа

Л. Сержевская

Редактор Д. Шейнтова

Художник М. Златковский

Оформление книги Л. Сержевская

Корректор Д. Шейнтова

© Л. Сержевская, 2021

ISBN 978-5-0053-3686-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПОСВЯЩАЕТСЯ, КОНЕЧНО ЖЕ, АНТОНУ ПАВЛОВИЧУ…

«Я бы теперь с удовольствием и даже с радостью прочел что-нибудь не о себе только, а вообще. Это было бы бальзамом для праздного ума моего…». А. П. Чехов

Часть I. «ГОСПОДИ! ЗА ЧТО МНЕ СИЕ?»

«ВЕЧНЫЙ СТУДЕНТ» АЛЕКСАНДР ЧЕХОВ

– Ну что, как? – спросила его хозяйка, протягивая руку. – Выдержали экзамен?

– Выдержал.

– Браво, Егор Андреевич! Много получили?

– По обыкновению… Пять… Гм…

Гвоздиков получил не пять, а только три с плюсом, но… но почему же не соврать, если можно?

Чехов. «Свидание хотя и состоялось, но…»

Почему же не соврать, если можно… Видимо, так и рассуждал Александр Павлович Чехов, написав в автобиографии: «Поступил в Московский университет, где окончил курс по двум факультетам – чисто математическому и естественному».

Но это было неправдой, и это прекрасно знали Мария Павловна Чехова с братом Михаилом, и тем не менее продолжили в семейных воспоминаниях фальсификацию о двух факультетах Александра[1 - Сохранилась и более ранняя автобиография Александра Павловича, написанная в 1901 году еще при жизни Чехова. В ней автор сообщает достоверные сведения: «Высшее образование получил в Московском университете по естественному отделению физико-математического факультета».]. Вслед за ними и С. М. Чехов[2 - Сын М. П. Чехова, и тоже биограф семьи Чеховых.] напишет о дяде Саше явную ложь: «Он поступил в Университет, который окончил по обоим отделениям». Да что там – родственники! Сам писатель Бунин, не чужой Чеховым человек, утверждал, что: «Александр Павлович был человек редко образованный: окончил два факультета – естественный и математический». Как тут не поверить? И вот уже миф сочинен.

Их понять можно: создавалась история семьи великого писателя, а старший брат, считавшийся в доме «нравственным уродом», образцовую картинку портил, вот и приходилось что-то смягчать, вырезать, а где-то, извините, просто приврать.

Однако Александр Павлович действительно был и умен, и талантлив. Его эрудицию отмечают все мемуаристы. «Ты много читал, много писал, образованный, развитой…», – уверял брата Антон. Всё так, только ни двух отделений, ни тем более двух факультетов университета он не заканчивал.

В архиве Московского университета сохранилось «Дело студента Александра Чехова». Начато оно в 1875 году, а окончено осенью 1882 года с получением названным студентом аттестата об окончании университета. Несложное арифметическое действие и получается – семь (!) лет учёбы. И это вместо положенных четырех[3 - Пять лет обучались только на медицинском факультете.].

Дела  Ал. Чехова обстояли так плохо, что не только о получении степени кандидата не могло идти речи, но даже звание действительного студента было под вопросом. И, разумеется, интеллектуальный ресурс Александра Павловича не имел никакого отношения к его университетскому фиаско.

ОТЛИЧНИК

Саша Чехов, первенец Павла Егоровича и Евгении Яковлевны, был любимцем родни и избалован ею с детства.

Он родился, когда еще не были женаты его дяди – Митрофан Егорович и Иван Яковлевич, а у тети Федосьи Яковлевны не было своих детей. Немудрено, что ребенок был нарасхват, и родственники с удовольствием забирали его к себе погостить. Даже дед Егор Михайлович из далекой слободы зазывал к себе внука: «Пришлите нам много любящего нашего внучка Сашеньку Господина Чехова, мы его отдадим в Харьковскую гимназию учиться».

Но явным подарком судьбы для мальчика был дядя Ваня, брат матери. Несправедлив был Антон Павлович, утверждая, что «талант в нас со стороны отца»: с материнской стороны Господь тоже родню не обидел.

Иван Яковлевич, фантазер и умелец на все руки, виртуозно мастерил из картона макеты церквей и кораблей, из пирогов у него вылетали птицы, игрушки двигались, удочки сами вытаскивали рыбу. Этот таганрогский «левша», у которого не было детей, до двенадцати Сашиных лет занимался с племянником, и именно он развил в нем пытливость ума, вкус к творчеству и изобретениям. В конце жизни Ал. Чехов вспомнит о любимом дядьке в повести «Неудачник», трогательной и фальшивой, как, впрочем, многие его воспоминания.

В гимназию Саша Чехов пошел поздно и прекрасно подготовленным. Своим почерком, который он называл аристократически-прекрасным, великолепным знанием библейских сюжетов старший сын был обязан отцу, лично занимавшимся с ним каллиграфией и чтением Библии; а про арифметику и говорить не приходится – в лавке все младшие Чеховы считать учились на практике.

Немудрено, что учеба гимназисту давалась легко. Он был гордостью семьи и знал это: самооценка его была чрезмерно высокой, что не преминуло сказаться на поведении. «В детстве Александр был упрям и капризен», – будет вспоминать его сестра. Сашенька был не только капризен, но и не в меру драчлив. По его собственным рассказам своим братьям он спуску не давал, запросто закатывая оплеухи и подзатыльники.

Был еще одни человек, оказавший немалое влияние на мировоззрение Александра. Это квартирант Чеховых, гимназист старших классов Исаак Павловский, увлекавшийся народническими идеями. Впоследствии он будет проходить в качестве обвиняемого по нашумевшему политическому «Делу 193-х». А пока под влиянием этого революционно настроенного квартиранта формировались нигилистические замашки Саши Чехова, с него он срисовывал свой идеал – «критически мыслящую личность». У него же брал привозимые контрабандою запрещенные книги.

«Читать их должен был каждый из нас обязательно, иначе товарищи стали бы считать его человеком недоразвившимся. Появиться в городском саду с томом Добролюбова в руке считалось у нас в старших классах признаком хорошего тона. Я, проникнутый самосознанием и духом либерализма (знай наших!)…», — вспоминал Ал. Чехов. Правда, в отношении простого мужика «народник» рассуждал как-то не либерально:

«Мы – гимназисты. Мы умнее и образованнее его. Он должен стоять перед нами без шапки», – разъяснял Александр социальную казуистику малолетнему Антону.

Павел Егорович, так гордившийся своим старшим сыном, с тревогой замечал в нем перемены, но своими замечаниями родители-мещане[4 - В начале 1875 года П. Е. Чехов из-за финансовых проблем вынужден был перейти из купеческого сословия в мещанское.], «не проникнутые самосознанием», раздражали «развившуюся критическую личность».

ИЗ СЕМЕЙНОЙ ПЕРЕПИСКИ

«Саша!

Я немало удивляюсь твоей ученой глупости: как ты решился послать записку Классному Наставнику[5 - Здесь и далее сохранены особенности правописания и лексики Павла Егоровича: заглавные буквы в середине предложения (что, впрочем было характерно для того времени), его коронное – нада – вместо надо и т. д.], что у тебя обуви нет, от себя, когда у тебя есть Родители, отец и мать. Когда, может, нас не будет, тогда будешь сам распоряжаться. Ты наделал в Гимназии такой кутерьмы, что мне даже совестно, и я из-за тебя должен краснеть. Ты сделал себя Гордым Глупцом пред Гимназией и Родителями, а нас унизил, превысил Родительскую Власть, послал от себя записку. Разве я не мог дать записки?

Между прочим, ты еще не в состоянии себе подметок к сапогам исправить и одеть себя прилично. Тогда как поменьше тебя Гимназисты имеют и теперь уроки. Значит ты не хочешь постараться найти себе уроки, которые могли бы тебя одевать и обувать в обществе и дома.

Надменностью и гордынею ты ничего никогда не будешь иметь. Обрати на себя должное внимание, хорошенько взвесь себя, приобрети дух кротости и терпения, мужества, ласковости, вежливости, находчивость, услужливость каждому.

Я замечаю, что себя ты очень любишь и себе угождаешь, а другие – как хотят себе. Тебе до них будто бы и дела нет, хотя они и близки тебе, и с тобою находятся вместе. Сколько я уже замечал, что ты обращаешься с Мамашей грубо, умничаешь и кричишь, и если бы не я, которого ты также не слушаешь – и не по любви, а по страху делаешь наружнее уважение только – так ты бы давно уже дом переворотил вверх дном.

Молю Бога, что бы Он послал тебе ум, и просветил тебя здравым смыслом к исполнению всего того, чего мы от души желаем на всю твою жизнь».

«Саша.

По ответу я вижу, мы тебе не нужны, что мы дали волю, которою и сам можешь жить и управлять в таких молодых летах, значит, советов наших слушать не будешь. Впрочем, я тебе не приказывал, а говорил просто и кротко, что все равно говеть и во Дворце[6 - Так в Таганроге называли дом, где жил и умер Александр I, и домовую Крестовоздвиженскую церковь.], где и братья говеют, а ты не выслушал, сказал, что «я действую не по своей воле», да и побежал из лавки.

Да, если противишься, Бог с тобою! Не нада, иди по своей воле, как знаешь, ты и без нас можешь обойтись и жить. Только жаль, что так рано стал забывать Отца и Мать, которые к тебе преданы всей Душой и не щадили средств и здоровья, чтобы дать воспитание для жизни. И за все это такая нам благодарность теперь.

Не дай Бог, если и все у нас Дети такие будут, значит, мы несчастны, нам не с кем будет и жить. Хотя все говорят: «Вот вы какие счастливые, что у вас Сыны. Есть на кого надеяться в преклонных годах». Да, дай Бог.

После этого я одного у тебя прошу: перемени свой характер, будь добр к нам и к себе. Ты хорош и умен, но только не видишь себя, и в самом тебе живет какой-то дух превознесения. Вооружаться, Саша, на нас – великий грех! Дай тебе Господи духа кротости и целомудрия!

Сохранился комментарий М. П. Чеховой к этому письму:

«Из писем отца к старшим сыновьям можно видеть, как его иногда обижал брат Саша в юношеские годы своей жизни, и как тонко понимал отец характер и натуру своего старшего сына, как осторожно и тактично старался влиять на его воспитание».

В начале своего последнего учебного года Александр устроился репетитором с проживанием к детям директора гимназии. Жить в доме директора! Сидеть с ним за одним столом, где учителю, как и хозяйским детям, прислуживал лакей! Пройтись с директором на виду у всех по коридорам гимназии! Всё это подогревало Сашино тщеславие, очень скоро перешедшее в непомерную чванливость вперемежку с барскими замашками.

Втайне он уже давно мечтал о дворянстве. Еще будучи пятиклассником фантазировал: «Через три года я буду дворянином. Всякий ученик, который получает аттестат зрелости, сейчас же делается дворянином». А старшеклассником с упоением рассказывал родителям, как однажды на пляже после купания ему «дали простыню и лохань с водой для ног, точно Барину какому. Я, конечно, не упустил случая повеличаться и почваниться».

Александр, как известно, окончил гимназию с серебряной медалью. Правда, по аттестационным отметкам «серебро» у него не выходило: пять четвёрок при пяти пятёрках на экзамене в Педагогическом совете – явно не серебро. Но факт проживания в директорской семье, без сомнения, повлиял на аттестат. Казалось бы – ничего страшного, дело житейское. Но для амбициозного Александра это было еще одним подтверждением своей избранности.

Уезжая из Таганрога в Москву, Александр Павлович Чехов оставлял о себе репутацию необыкновенно яркого юноши с блестящим будущим. Тем позорнее было его возвращение…

УНИВЕРСИТЕТ

11 августа 1875 года Ал. Чехов стал студентом Императорского Московского университета. «Иду по физико-математическому факультету по отделению естественных наук», – доложил он родителям. И вдруг ровно через 10 дней – новое заявление ректору о переводе в отдел чистой математики. Что произошло, почему вдруг такая перемена? Неизвестно. Но известны амбиционные ожидания восторженного студента от математической науки.

ИЗ СЕМЕЙНОЙ ПЕРЕПИСКИ

«Дорогие, хорошие, милые, словом такие сякие, сухие, немазаные Папа и Мама! Дорогой папа! Мало того, что драгоценная, да еще и славная Мамочка! Дорогая славная хорошая милая Мамашуринька! Добрые папа и мама!» – так пылко обращался к родителям Александр в этот период.

«Я буду держать экзамен на степень магистра математики и потом доктора математических наук. А доктор математики с чином ординарного профессора получает место в Университете. Если я буду хорошо заниматься и добросовестно отнесусь к своей специальности, то окончив курс со званием кандидата, я на счет университета буду отправлен за границу. Вот мои планы», – писал он родителям.

«Саша, милый сын наш, – отвечал отец, — письма твои нас весьма радуют. Дай Бог, тебе, Саша, того, чего ты желаешь, но главное, чтобы эта мысль к исполнению никогда бы не ослабевала и не погашалась».

И Александр с головой окунулся в студенческую жизнь:

«Я здорово выдвинулся из среды товарищей студиусов. Вся аудитория хором поручила мне составление лекций, что не всякому доступно. Это послужит к скорейшему моему развитию. А для имеющего в виду степень магистра, это очень важно».

«Знаете ли, я никогда не был так доволен как теперь. Я с наслаждением занимаюсь своей математикой. Очень часто рассвет застает меня за моими трудами и выкладками, которые я начинаю с 5 часов вечера. И это долгое время пролетает незаметно. Я прежде побаивался, что из меня выйдет такая же бесстрастная и равнодушная щепка, как наш бывший учитель Дзержинский[7 - Э. И. Дзержинский, учитель математики в таганрогской гимназии, отец будущего чекиста – «железного Феликса».], но теперь я совершенно спокоен.

Ах, папа, если бы вы могли послушать нашего ординарного профессора Цингера! Поверите ли, слушаешь и хочется слушать. Когда кончается лекция, то просто зло берет, что она так скоро кончилась. Я с наслаждением занимаюсь своей математикой. Любо, ей Богу, любо. Скажу, что я попал на славную дорогу».

Однако попасть на славную дорогу и идти по ней – не одно и то же.

Вскоре количество писем студента в Таганрог резко сокращается, меняется и их содержание. От сентябрьской «математической» эйфории не остается и следа. Весной он известил «милых папу и маму»:

«Наш академический год кончается. В субботу прочтется последняя лекция, а там о них и помину не будет. На днях у нас был пробный экзамен, о котором я упоминал в предыдущем письме».

Видимо, в том предыдущем письме, оставшимся неизвестным, Александр и сообщил о своем странном решении – переводной экзамен не сдавать. Родители недоумевали.

Павел Егорович:

«Саша, как эту фразу понимать: если я найду нужным держать экзамен?».

Евгения Яковлевна:

«Ты, Саша, написал, если найдешь нужным держать экзамен. Разве можно и не держать? Помоги тебе Господи выдержать экзамен, как должно».

Экзамен для перевода на 2-й курс Саша Чехов не выдержал. Впрочем, один-таки сдал: Закон Божий. И на пятерку, разумеется.

Отказ Александра от переводных экзаменов и желание остаться на первом курсе были осознанными и связаны с поступлением в 1876 году на 1 курс физико-математического факультета его новых приятелей – Ивана и Леонида Третьяковых, с которыми он познакомился в ноябре 1875 года. Встреча эта, как покажет жизнь, станет фатальной для «имеющего в виду степень магистра».

Учиться в Москву Александр приехал не один, а с братом Николаем[8 - Н. П. Чехов поступал в Училище живописи, ваяния и зодчества.], и оба они стали студентами.

Столичная адаптация таганрогских провинциалов проходила тяжело. Ограниченные в средствах[9 - Из-за резко ухудшившихся торговых дел П. Е. Чехов не мог помогать сыновьям.] братья изворачивались как могли. Традиционно студенческим заработком, были, конечно, уроки, но их на всех не хватало.

ИЗ СЕМЕЙНОЙ ПЕРЕПИСКИ

«В „Полицейских Ведомостях“ на каждом шагу строчки видишь: студент желает давать уроки, студент такого-то факультета желает давать уроки, студент …, студент… и так далее, вся бумага усеяна одними студентами. На одном листе печатается по 25 и 30 таких объявлений» – писали братья домой, а Николай жаловался:

«В моих сапогах не было возможности ходить: на них здоровенные дырки. Починю их, пойду в училище, глядь, а они порвались опять и полные сапоги снегу. Антоша писал нам: сапог порвался – почини. Но Москва любит деньги, а их нет, а без них ничего не дадут. Мы стали, наконец, на квартиру, и капитал мой уменьшился настолько, что осталось только на один хлеб к „чаю“. Саша поделялся со мною хлебом, но потом и у него оказалось в кармане пусто. 8-го сентября мы выпили с Сашей 1 стакан чаю без хлеба, ибо не имели за душой ни копейки. Вчера хоть и был хлеб, да не обедали, а сегодня – ни того, ни другого».

Наконец. период невзгод закончился. Но голодные дни и страх перед ними не забылись, наверное, поэтому и отдались братья с таким наслаждением внезапно открывшемуся изобилию от Третьяковых.

В ноябре того же года Николай порадовал родителей:

«Саша живет у князя Воронцова и учит его сына, и получает жалованье. Живет он по-аристократически, в неге, в широких палатах княжеских, любимый князем». Похвастался и Александр: «Сегодня в нашей приходской церкви Троице Капельской престольный праздник, я был с князем у обедни, а вчера у всенощной. Да возрадуется мамаша».

Князем, о котором писали братья, был Павел Николаевич Воронцов-Вельяминов, цензор московского цензурного комитета. Его «палаты княжеские» размещались в доме Тишениновых, где он снимал апартаменты. Рядом стояла усадьба знатной дворянки Александры Дмитриевны Макаровой (урожденной Телепнёвой)[10 - Подробнее об этом в главе «Неизвестный Малышев».]. Она давно овдовела и теперь воспитывала двух внуков-сирот своей старшей дочери: Ивана и Леонида Третьяковых. С нею вместе жила и ее младшая дочь Елена (тоже вдова) со своими тремя сыновьями. Вторым браком она была замужем за инспектором Дирекции московских училищ В. П. Малышевым, сыгравшим весьма значимую роль в судьбе как самого Александра Чехова, так и всей чеховской семьи.

В описываемое время подросшие молодые люди уже оканчивали гимназию и готовились к поступлению в университет.

В храме ли, во время ли взаимных визитов Воронцовых и Макаровых состоялось знакомство Александра с братьями Третьяковыми – не столь важно, так или иначе – пути их пересеклись.

В то время двадцатилетний Саша Чехов, долговязый, некрасивый и смешной в потугах соответствовать «высшему свету», но такой уверенный в своем блестящем математическом будущем, сумел расположить к себе старшее поколение дома. Александра Дмитриевна увидела в нем достойного товарища своим внукам: профессором математики мечтал стать и Леонид Третьяков. Так Александр Чехов попал в аристократическую среду[11 - В привилегированный круг А. Д. Макаровой (Телепнёвой) входили генерал-губернатор Москвы В. А. Долгоруков, городской голова Москвы С. М. Третьяков; директор учительского института А. Ф. Малинин репетировал ее внуков; профессор Г. А. Захарьин, что жил через дорогу, был семейным доктором.].

Весной 1876 года в поисках заработка в Москву приехал Павел Егорович, а вслед за ним и Евгения Яковлевна с младшими детьми. Но жить с родителями Александр не захотел.

«Смолоду не в ладах с отцом из-за строптиво-упрямого характера, всегда подчеркиваемой самостоятельности, переходившей в своеволие, и некоторой распущенности в личном быту, он рано порвал с семьей и навсегда сохранил неприязнь к отцу», – объясняла поведение брата Мария Чехова.

А Павел Егорович жаловался на сына Антону в Таганрог:

«Ему родня чесноком пахнет, а в людях лучше, амбре нюхает, разбаловался. Богу не молится, с нами не живёт».

Саша же хвастался брату, что снял уютную комнатку. Своими новыми товарищами он восхищался и всячески подражал им: ходил в цилиндре и курил дорогие сигареты (видимо, перепавшие с барского стола). А уж когда Антон приехал на каникулы в Москву, Александр решил показать себя во всей «аристократической» красе. Ему это удалось.

«Мы шли по Знаменке. Я был в цилиндре и старался как можно более, будучи студентом, выиграть в твоих глазах. Для меня было важно ознаменовать себя чем-нибудь перед тобою. Я рыгнул какой-то старухе прямо в лицо. Этот поступок покоробил тебя. Ты сказал мне: „Ты все еще такой же ашара“», – вспоминал позже Ал. Чехов..

Как уже было сказано, ради своих новых приятелей осенью 1876 года Александр остался на второй год обучения, но и весной 1877 года он не смог выдержать переводных экзаменов на 2-й курс. Однако дважды оставаться на одном и том же курсе университетскими правилами было запрещено, а посему Александру Чехову грозило отчисление. Тем не менее не особо этим озадачиваясь (ведь теперь у него были серьезные покровители), наш герой умчался со своими богатыми приятелями в их орловское имение Жизлово.

А в это время в стране начался призыв на военную службу молодых людей, родившихся, как и Ал. Чехов, в 1855 году. Для получения же отсрочки студенту нужно было предъявить документ из университета.

Павел Егорович срочно написал сыну:

«Я за тебя мог бы взять из Университета Удостоверение, но как ты считаешься выбывшим из Университета, мне объявили, что не могут выдать означенного свидетельства». К письму сделал тревожную приписку и брат Николай: «Скорей приезжай и подавай прошение о переходе на другой курс. Иначе ты солдат».

Но Саша не приехал. Прошение о переводе от его имени написал Павел Егорович. И с резолюцией на прошении – «перевести» – Александр Чехов вновь стал первокурсником, словно и не было двух лет обучения.