скачать книгу бесплатно
Скоро ли утро??..», – писал он в рассказе с символическим названием «В ссылке»[18 - См. Александр Чехов. От Агафопода Единицына до А. Седого. Неизвестные рассказы, водевиль и повесть. Издательские решения, М., 2021].
"Я стараюсь заглушить в себе все живое, все человечное, стараюсь обезличиться и сделаться обывателем, способным волноваться и ругаться из-за перелетевшего через забор петуха", – это уже из письма сестре.
В Новороссийске Александр попытался было «похимичить». Результат этой попытки он отразил в другом рассказе – «От рук отбился». В нем жена приходит к начальству жаловаться на мужа:
«Натащит домой в пузырьке разной дряни и целую ночь с микроскопом сидит, глаза мозолит. Завел себе банки и склянки, ступки разные. Я, говорит, химией занимаюсь. Разве это чиновничье дело? Придешь к нему с лаской, станешь рассказывать по хозяйству: на тридцать две копейки мяса, на две копейки моркови, на три хлеба, а он только одно отвечает: «Голубушка, оставь ты меня в покое. У меня, говорит, только одно утешение и осталось в химии».
«НОВОЕ ВРЕМЯ»
В конце 1886 года чиновничья жизнь Александра завершилась[19 - Подробнее об этом в главе «Агафопод Единицын и Антоша Чехонте»]. Отныне он сотрудник петербургской газеты «Новое Время». В его обязанности входили, в частности, и посещение разных техническо-археологическо-экономических обществ.
О, это был бальзам для его изголодавшегося по науке ума. В определенном смысле Александр возвратился в состояние ученичества, чему он с восторгом и предавался.
«Сегодня у меня выдался особенно приятный денек. Я целый день ездил из Общества в Общество. В кармане у меня лежит разрисованный красками бланк «Нового Времени», на котором изображено, что я – сотрудник. Это – открытый лист, с которым я могу совать свой нос во всякое собрание, учреждение и проч.
На этих заседаниях я учусь. Мне кажется, что это продолжение лекций в университете. Выходя, жалеешь, что скоро кончилось, и с нетерпением ждешь продолжения. Суворин, прочитав несколько моих отчетов, сказал: я искал человека, чтобы поменьше врал в ученых сообщениях, а Вы еще дальше пошли, совсем ученым слогом излагаете и не врете. Похвально, но странно. У меня до сих пор термометр с барометром смешивали», – рассказывал он брату Ивану.
В Питере Александр Павлович возобновил и свои занятия любимой химией: «Ничего не поделаешь, сильна химическая жилка», – писал он в дневнике. Целые страницы этого дневника, исписанные мелким почерком, посвящены анализу опытов то по изготовлению березовых или кампешевых чернил, то фотобумаги, то линолеума, то по работе с гипсом.
Одаренный живым аналитическим умом, острой наблюдательностью, феноменальной памятью, его мозг требовал непрерывной мыслительной работы.
Даже выращивание овощей и разведение кур он превращал в педантичную научную работу с таблицами, графиками, выводами. И это не было чудачеством и забавой, как считают некоторые его биографы, эта была неистребимая тоска по науке, по «загубленному» университету.
По своей природе Александр действительно был вечным студентом в высоком смысле бесконечной потребности познания.
«Ты одарен свыше тем, чего нет у других: у тебя талант. Если они [люди] имеют в себе талант, то уважают его. Они жертвуют для него покоем, женщинами, вином, суетой», – эти слова, адресованные Чеховым брату Николаю, в равной степени можно отнести и к Александру.
Истинным делом его жизни должна была стать Наука, но он не захотел жертвовать ради нее «ни вином, ни женщинами, ни суетой».
Ни много лет назад, ни теперь он ничего не мог сделать с «пламенной и страстной любовью к той почтенной даме, которую зовут водкой. Я в нее влюбился с молодых лет. От пьянства я уже отвыкнуть не могу». И осталось только признание: «Я горько оплакиваю свою разбитую жизнь».
В год своей смерти Александр Чехов писал двоюродному брату: «Не зарывай себя, не погрязай в засасывающей тебя тине, не губи таланта!», – повторив тем самым заклинания отца и брата Антона, когда-то адресованные ему.
АНТОША, НЕ ЖЕНИСЬ!
Без "влюбился" не проходила ни одна зима, а в эту зиму еще и женился.
Чехов. «Платонов»
И этого человека чуть ли не с 14 лет тянуло жениться! И всю жизнь занимался только тем, что женился и клялся, что больше никогда не женится.
А. П. Чехов – А. С. Суворину о брате Александре
СОНЯ, МАША, КАРОЛИНА и другие…
Влюбчив Александр Чехов был с детства и с удовольствием рассказывал об этом в письмах, фиксировал в дневниках.
«Половые инстинкты во мне проснулись рано. И это случилось так. Я был отпущен к тете ночевать (Аксюша)».
Или:
«Вспоминаются те молодые времена, когда ни одной юбке проходу не было и, когда на меня поступали жалобы в роде: „вiн у сараi на вугиллях Дуньку испортыв“ или „зловiв ёго з лободинскою Лукашкою на лестници. И як вiн на перилах исхитривсь – не понимаю“. Я же между тем преуспевал…».
Но все «дуньки» и «лушки» были забыты, когда он увидел дочь управляющего таможней Соню Никитенко.
«С первого же взгляда я влюбился в нее пламенно, безнадежно и бесповоротно».
« – Соня! Софи! Дивная, неоценимая! Перл создания! Если бы ты знала, как я люблю тебя!… О!..
Так я рассуждал вчера, на своем одиноком, холостом ложе. Мое сердце билось, голова пылала, грудь готова была разорваться от напора самых дивных, пылких и честных чувств… Я любил её, и как любил!
– О, если бы я мог обладать этой чудной девушкой, этим аккордом миросоздания! – мелькнуло у меня в голове…».
Обладания не случилось, но чувство это он, как фетиш, пронес через всю жизнь, с упоением воскресая волнующие ощущения: «Бежишь за какой-нибудь Никитенко, земли под собой не чуешь, паришь где-нибудь на высях, весь занят мыслью о майнридовских подвигах» и признавался: «Я в каждой деве искал что-либо в роде Никитенко». Софья давно уже вышла замуж, а он все называл ее именем героинь своих произведений[20 - Подавляющее большинство женских персонажей в творчестве Ал. Чехова зовут – Соня.].
Но Соня была звездой недосягаемой. Земной же любовью Саши Чехова стала дочь знаменитого таганрогского часовщика Маша Файст. Эти чувства были взаимными, с романтическими тайными свиданиями, мечтами о совместном будущем.
«Мыплатонически любовалисьБольшой Медведицей и строили воздушные замки о том, что я поеду в Гейдельберг в университет», – вспоминал Александр Павлович.
Платонов: – Вы видели во мне второго Байрона, а я в себе будущего министра каких-то особенных дел и Христофора Колумба.
Чехов «Платонов»
Когда Александр уехал в Москву продолжать учебу, в Таганрог полетели письма.
ИЗ СЕМЕЙНОЙ ПЕРЕПИСКИ
Саша – Евгении Яковлевне
«Поклонитесь за меня моей доброй Марии Францевне. Если увидите кого-то другого из Файстов, то поклонитесь им».
«Напишите мне откровенно, не вышло ли у вас чего-нибудь по поводу того, что я пишу моей доброй Марии Францевне?! Ради Бога, ответьте на это. Я теперь ужасно беспокоюсь. Окажите мне любезность, передайте Марии Францовне это письмо. Я теперь здорово тоскую. Передайте от меня поклон Марье Францевне, напишите, здорова ли она? Поцелуйте всех, кого хотите, а особенно Марью Францевну, в которую я по уши…..»
Евгения Яковлевна – Саше
«Позавчера, 16 декабря, у меня была Марья Францевна, как-то неожиданно. Потом я узнала, что ей кто-то сказал, что ты приехал».
«У нас вчера была М. Ф. Файста, кланяется тебе, и еще хотела прийти. Мы с ней в карты играли».
Саша – Антону
«Бедная, родная Марья Францевна! Да разве я могу променять ее на кого-нибудь? Разве я могу не любить ее или позабыть? Да будет ведомо им, что только одна она вступит хозяйкой в мой дом. Но это будет не раньше того, как я буду вполне обеспечен и заткну глотку родителям. Ради Бога, если есть возможность, дай мне какую-нибудь весточку о Марье Францевне. Ради Бога»
В марте 1876 года Саша не выдержал и съездил в Таганрог, после чего получил от Антона письмо:
«Видал твою Марию Файст и сестру её Луизу. Я сделал открытие: Луиза ревнует тебя к Марии и наоборот. Они спрашивали меня о тебе, поодиночке, наперерыв. Что это? Ты мазурик и ничего более, дорогой сударь».
Брат, и правда, оказался мазуриком. Его любовно-нервные восклицания вдруг закончились. Зато в письмах к Антону появились странные строки:
«Кланяются тебе моя жена и детишки. Жена обижается, что ты не пишешь ей и обвиняет тебя в недостатке родственных чувств»; «P. S. Да не подумаешь ты, что моя женушка есть миф. Она в самом деле существует и кланяется тебе».
Ситуацию прояснила Мария Павловна Чехова, без обиняков назвав в воспоминаниях вещи своими именами:
«Александр и Николай в Москве жили в доме Поливаева, женатого на Марии Егоровне Шварцкопф, у которой была сестра Каролина Егоровна. Александр Павлович сначала сошелся с Каролиной Егоровной, а потом и с Марией Егоровной. Обе они были значительно старше его»[21 - Летом Александр проводил время на даче Поливаевых, и как писал Николай Чехов: «Скучает, ибо пьет, ест, спит и занимается [репетиторством] час или два в сутки. Он представляет там оперы, и хозяева и дети и прислуга в восторге рвут свои животы».].
Вконец запутавшись в любовных связях, Александр уже не вспоминал брошенную гимназистку. А Маша Файст окончила гимназию и всё ждала, ждала возлюбленного. Но так и не дождалась[22 - Только в 1892 году Мария Файст вышла замуж. А когда Чеховы вошли в моду, написала воспоминания.].
Когда Александр Чехов писал большую автобиографическую повесть «Хорошо жить на свете!», то вспомнил в ней обеих своих таганрогских барышень. Соней он назвал невесту главного героя (то бишь – себя), а в ее судьбе отразил историю Маши Файст; есть там и учительница музыки по фамилии Фаст (Маша тоже преподавала музыку). В этой повести Александр опишет и свой идеал женщины.
Она умна: читает Достоевского, дает дельные советы жениху и его приятелям, читает им нравоучения; она трудолюбива: сама готовит, стирает, моет, шьет, вяжет; она терпелива: сносит грубость, оскорбления и пьянство жениха, а пока суженый объедается у богатых приятелей яствами, сама смиренно жует сваренную на воде крупу, и если жених приносит ей кусок пирога с барского стола, то отвергает подачку – она еще и горда!
История любви Саши и Маши инверсией отражена в первой, дошедшей до нас пьесе Антона Павловича.
Софья: – Студент любил девочку, девочка любила студента…
Чехов. «Платонов»
Он читал ей книжки, она слушала. Вечерами они сидели на реке и смотрели на огни пароходов, пели песни, мечтали… Целовались, клялись… Жизнь рисовалась им большим, длинным праздником, в котором для них было очень много места. … Однажды девочка сказала, что ей нужно уехать на два дня. …В полночь он проводил ее на вокзал. Она нежно обняла его. Он сжимал ей руки, едва сдерживал слезы, и не говорил ей ни слова. А когда поезд ушел, он смотрел на удалявшиеся огоньки и тихо говорил: «Милая моя девочка… Великолепная моя девочка…» А потом прошел день… и два… и пять. И еще месяц. Она не возвращалась и не вернулась никогда. А студент ходил на станцию, пил там, встречал поезда, опять пил…
Адабашьян, Михалков. «Неоконченная пьеса для механического пианино» (по мотивам пьесы Чехова «Платонов»)
Но в «Платонове» студента предала уехавшая девочка, в жизни же случилось все наоборот.
Связь же Александра с Каролиной Шварцкопф затянулась надолго. В августе 1880 года он писал уехавшим в Таганрог Николаю и Антону:
«10-го августа праздную свой 25-летний юбилей! И без Вас! Горько, братцы! А я сей день проведу в обществе Кши Пши[23 - Прозвище Каролины Егоровны Шварцкопф.], и не весь, ибо уже к 4-м часам пополудни я буду спать, предварительно изблевав…».
Он будет вспоминать ее и через тринадцать лет:
«О! Каролина! Где ты?! Старая любовь не ржавеет….».
А тогда эта «нержавеющая старая любовь» прервалась новым романом Александра – с Анной Ивановной Хрущовой- Сокольниковой.
АННА
«Я не понимал, что со мной делалось, и не мог шевельнуть ни одним членом. Но это не мешало мне видеть, как она была хороша. Черные волосы прядями падали на ее лоб; правильные губы, сложенные в счастливую улыбку, белые, ароматные руки, положенные на мои плечи, и… глаза.
Она крепко прижалась ко мне всем телом, ее влажные, теплые губы прильнули к моим и, полные страсти, замерли в поцелуе. Теплые, нежные руки, обвивавшие мою шею, сжимали меня все с большей и большей страстью, гибкий торс прижимался ко мне все сильней и сильней, а теплое дыхание раздутых страстью ноздрей ложилось на моей щеке… Да, я не выдержал и возвратил преступный поцелуй.
Она как змея, обвилась вокруг меня руками и ногами, и мы оба упали на землю… Только к утру освободился я от страстных, жгучих объятий Анны», – так описывал Александр Чехов свою первую жену в автобиографическом рассказе «Сомнамбула»[24 - См. Ал. Чехов. От Агафопода до А. Седого. Неизвестные рассказы, водевиль и повесть. Издательские решения, М., 2021].
Через несколько лет в другом рассказе, «Котельник и его супруга»[25 - Там же.] – и также – биографическом, он удостоит ее иных строк:
«Некрасива она была ужасно. Лицо ее напоминало череп, обтянутый кожей, с резиновыми складками на губах. Изо рта виднелись наполовину черные зубы. Она строит из себя парижскую львицу в то время, когда ни кожи ни рожи, двое ребятишек и незаштопанные дырявые чулки на ногах. Ты знаешь сколько мне лет? – 32, а ей – сорок второй пошел, и она до сих пор еще воображает себя институткою… Э, да будь она проклята…».
Анна Ивановна Сокольникова была старше Александра Павловича Чехова на восемь лет. Девятнадцатилетней барышней она вышла замуж за выпускника московского университета, родовитого дворянина Гавриила Александровича Сокольникого. В 1867 году у них родилась дочь Надежда, в 1871 – сын Александр, а еще через год – сын Владимир, умерший в двухлетнем возрасте.
Родословная Гавриилы Александровича, восходящая к XVII веку, обеспечивала им солидное состояние и достойное положение в обществе. Анна Ивановна упивалась ролью салонной хозяйки. «Царица праздников и чопорных балов» – называл Хрущов-Сокольников жену. Сам он, человек многогранно одаренный, уже заявил о себе как и о талантливом поэте, и дом их был открыт для журналистов и литераторов.
В 1874 году Гавриил Александрович предпринял длительную поездку в Омск, к своему двоюродному деду А. П. Хрущову,[26 - Хрущовы – родня Г. А. Сокольникова по матери. У Хрущовых не было потомков по мужской линии. И в январе 1870 года Александр II «Высочайше соизволил разрешить дворянину Тульской губернии, Гаврииле Сокольникову присоединить к своей фамилии фамилию Хрущовых и именоваться «Хрущовым-Сокольниковым.»Унаследовал Г. А. Хрущов-Сокольников и все немалое состояние родни.] генерал-губернатору Западной Сибири.
А в это время в московском доме Хрущовых-Сокольниковых появился вернувшийся из ссылки студент московского университета Александр Покатилло, высланный в свое время из столицы за помещенную в газете «Голос» статью, «в которой позволил в высшей степени дерзкую выходку против одного из членов Императорской фамилии». Он вернулся героем в романтическом ореоле мученика, и Анна, «царица балов», потеряла голову.
В 1876 году она родила от студента дочь. Чем окончилась бы эта история, сказать сложно, но Александр Покатилло внезапно умер.
После смерти любовника Анна попыталась было вернуться к мужу, но бесполезно. Хрущов-Сокольников подал на развод, а свои страдания излил в стихах[27 - Романс на эти слова популярен и поныне.]:
Я вас любил… В минуты ослепленья,
Как бедный раб – в пыли, у ваших ног,
Пожертвовал я вам без сожаленья
Всем… даже тем, чем жертвовать не мог.
Я вас забыл, как сон пустой и ложный, —
Так для чего ж, скажите мне, теперь
Стучите вы рукой неосторожной
В мою, от вас затворенную дверь?
Зачем будить во мне воспоминанья,
Что удалось хоть временно забыть?…
Поверьте мне: душевные страданья
Простить нельзя… нельзя и искупить!
В 1877 году брак Сокольниковых был расторгнут «за нарушение супружеской верности, прижитием в отсутствии мужа дочери Елены. Анна же Ивановна осуждена на всегдашнее безбрачие и назначением ей срока церковного покаяния на семь лет под надзором духовника».
После развода с мужем положение Анны было незавидным. Всеми осуждаемая, совершенно неприспособленная к практической стороне жизни, она могла существовать только в мужской опеке. И выдержать назначенные ей семь лет церковного покаяния Анна Ивановна, конечно же, не смогла.
Мы в жилище Гетеры, она
Разметалась в объятиях сна…
Хоть одета хозяйка квартиры,
Но как смят и искомкан наряд,
И остатки роскошного пира
О пирушке ночной говорят…
Распустилися темные косы,
