Забытая юность, или Воспоминания на последней парте

Вчетвером мы с большим трудом дотащили его до кровати, потом вышли по улицу, я был потрясён, это было как в сказке, когда Гулливер побеждает Великана, причем рецепт прост – нужно подавить страх, сохраняя ясность мысли, действовать быстро и решительно.

Я посмотрел на Андрея, он был спокоен как удав и рассказывал мне, как отличить настоящие джинсы от заграничного тряпья.

После посещения «балки» джинсы завладели нашими мыслями, я не страдал фетишизмом, просто качественная и красивая вещь всегда радует душу, подделка же приносит одни разочарования, когда ломается или рвётся в самый неподходящий момент.

И вот в конце мая, перед экзаменами Бобер пришел на занятия в новеньких джинсах. Ганс тут же отозвал его в сторонку и постоянно восторгаясь джинсами, задавал вопросы, суть которых сводилась к следующему – как такой тупоголовый спортсмен смог достать такую уникальную вещь.

Выяснилось – соседка по лестничной площадке, хорошая знакомая мамы, работает в «Альбатросе», закрытом магазине для моряков, побывавших за границей, туда и поступила партия американских джинсов, что даже для «Альбатроса» было редкостью, по цене 50 рублей чеками.

Я принялся уговаривать Саню, используя различные доводы, нажимая на совесть и взаимовыручку. Бобер сначала отнекивался, говорил, что не получится уговорить маму и вдруг спросил:

_А мы что, будем одинаковые ходить, как в мореходке?

_Если бы в морском училище давали джинсы вместо формы, я бы здесь не учился! – сразу ответил Ганс и добавил, что не будет носить джинсы в техникуме.

_ А я пообещал, что помогу Сане с экзаменом по английскому и понял, что попал в точку, Бобер утвердительно мотнул головой, с английским у него было сложно, всё, что он знал это – «Hände hoch* my baby *» и ещё пару таких прибауток.

Осталось найти деньги, причем как можно быстрее, Ганс предложил поработать в ночную смену в порту, там всегда найдется монотонная физическая работа.

Так разгружая баржи, сохранив остатки стипендии и выпросив немного денег у родителей, мы собрали нужную сумму.

Наступил долгожданный день, Бобер принёс джинсы, сразу же их примерив, мы рассматриваем заграничный лейбл, настоящий «Wrangler», да этот уродец «дядя СЕМ», может не только скалить зубы с глянцевых плакатов.

_Надо бы отметить! – замечает Бобер, мы радостно соглашаемся и направляемся в близлежащий магазинчик на Алеутской, покупаем португальский портвейн «Porto», алкаши и любители дешевизны расхватывают азербайджанский «Агдам» или «777» по 1р. 70 коп., это же чудо по три с половиной рубля почти никто не берет.

После стипендии или по праздникам мы часто заходим сюда, продавцы нас знают и продают эту пузатую бутылку с жидкостью, от которой приятно не только в голове, но и в желудке, без очереди, не спрашивая возраст.

Располагаемся на скамейке в парке, медленно потягиваем «Porto», обсуждая проходящие парочки и благодарим Саню, Бобёр успевает познакомиться с милой толстушкой –хохотушкой и отправляется провожать её домой, а мы с Андреем договариваемся сходить в «Приморье» на фильм «Горбун», с Жаном Маре в главной роли.

В воскресенье, после фильма, мы идем по улице, Ганс всё ещё под впечатлением Жана Марэ, неназойливо пристаёт к девушкам с просьбой:

_Погладьте мой горб, только нежно…,– причём горб у него обнаруживается в разных местах.

Девчонки шарахаются в сторону и смеются, светит солнце, джинсы приятно облегают тело и от этого всего на душе беззаботно и легко.

Сворачиваем на Океанский проспект, не спеша останавливаемся около киоска с мороженым, покупаем эскимо и продолжаем наслаждаться жизнью.

К нам подходит подросток, лет десяти и довольно нагло просит денег.

_Может тебе ещё ключ от квартиры дать?– цитирует Остапа, Ганс.

_Ключ оставь себе, а мне денег дай! – настойчиво требует шкет.

Ганс его разворачивает на 180 градусов и миролюбиво советует обратиться к маме, мы продолжаем движение, эскимо, солнце, воскресенье – свобода и беззаботность. Проходя мимо арки, нас улыбаясь, подзывает рыжий пацан в кепке. Мы беспечно подходим, появляется шкет с долговязым хмурым парнем.

_Эти тебя обидели? – хрипло спрашивает он. Шкет охотно кивает.

_Не хорошо маленьких обижать! – сзади подходят два качка с клюшками для хоккея с мячом, перекрывая выход.

Нас начинают медленно оттеснять в глухой дворик, оттуда показывается парень лет двадцати, со странными белесыми бровями, в белой майке и синих, поношенных рейтузах с вытянутыми коленками и играя «мойкой» изрекает:

_Проходите, проходите …. Ну рассказывайте, как до такой жизни докатились.

_Что нужно?– сухо спрашивает Ганс.

_Ты мне не хами, а то быстро звезду Бонивура на лбу вырежу! Джинсы вижу тебе жмут, а мне мои, что то велики стали, давай меняться?– предлагает урод в трико.

_Мне цвет не нравится,– тянет время Ганс.

Я понимаю, что доказывать здесь что-либо бесполезно, любой довод всё равно сведётся к фразе «Ты кого козлом назвал?», всё уже заранее продумано и спланировано, кто завлекает, кто бьёт, и кто штаны снимает. Да и силы явно неравны, даже если удастся вырубить двоих, остальные не разбегутся, они уже почувствовали запах добычи и мало что их может остановить.

_Да что с ними разговаривать, Белый! …Ты чё застыл, снимай штаны, папа ещё купит!– ко мне подбегает качок, размахивая клюшкой.

Такой клюшкой удобно делать подсечку, захватывая ногу и лупить ребром по голове, мысленно я представляю, как лежу в рейтузах с пробитой головой, кровь сочиться за воротник рубашки и стекает по позвоночнику в трусы…

Подкатывает струя страха, сжимая горло, вспоминается Аркаша со своими тапками, но я знаю, без боя не сдамся, я уверен, такие джинсы больше не достану.

_Постойте ребята так дела не делаются, вы меня не знаете и даже не спросите кто, да зачем!– слышу незнакомый, с приблатнённой интонацией, голос Ганса.

_Ну и кто ты такой?– приставляя бритву к горлу, спрашивает белесый.

_Я племянник Кости Паровоза! Так что ты лезвие спрячь, я твою кличку знаю, да и рожа у тебя приметная, дяде несложно будет найти!

_Паровоз личность известная, а где он обитает, скажи ка мне, родственничек?– как будто издалека долетел до меня голос Белого, я почти уверен, что Ганс тянет время, и думаю только о том, как бы свалить качка и выхватить клюшку.

_В Уссурийске, – твердо заявляет Ганс, потом добавляет ещё пару терминов и предлагает:

_А джинсы забирай, все равно потом сам на карачках притащишь!

_Да ладно забудь, это я так …пошутил, дяде привет! – хлопая Ганса по плечу и складывая бритву, произносит белесый гопник.

_Пойдем, Слон.

Качок тупо моргнул глазами, махнул рукой, и вся компания также быстро как появилась, исчезла.

Мы вышли на улицу, купили ещё по мороженому, и двинулись дальше.

_Ты откуда про «Паровоза» узнал?

_Да слышал в пельменной разговор за соседним столиком, двое «синих», сплошь покрытые гравюрами, наливали водку в стаканы, и пили «за здоровье Кости Паровоза и чтоб вымерли все менты в Уссурийске».

Я подивился самообладанию Андрея и понял, как нам повезло, ведь могли без штанов остаться, о предполагаемых травмах даже мысли не возникало, вот потеря джинс это настоящая трагедия.

_Мне домашние тапочки, сразу вспомнились!

_Давай– ка к нему заглянем, поговорим, – задумчиво произнес Ганс и мы направились к Аркашиному дому.

Воспоминание 4. Картошка.

После первого курса железный закон – все на картошку.

Никакие справки не принимались, если дышишь и можешь ходить – значит надо помочь колхозникам, да особенно никто и не косил.

Всех погрузили в автобусы и привезли в деревню Меркушевка, окружённую тайгой и картофельными полями.

После небольшого ремонта, наш отряд расселили в бараках заброшенного пионерского лагеря, на окраине деревни.

Отряд – это 2 группы радиоаэрологов, состоявшие наполовину из ребят и девчат, группа метеорологов – одни девчонки и застенчивый очкарик Овсов, когда учителя входили в аудиторию, то они приветствовали класс: «Здравствуйте девочки …. и Саша!», все к нему относились доброжелательно и называли только по имени, его лошадиную фамилию, по-моему, никто и не помнил, и мы группа океанологов, как говорил Толя-Боря: «Океанологи – это космонавты морских глубин».

Не знаю как насчет космонавтов, но Бобер как только приехал, бросил вещи и тут же исчез в глубине зарослей конопли, да и наш рок ансамбль, Илья, Филин и Аркаша, любили улететь, накурившись дурман –травы, Филин почти сразу засыпал, но когда его будили, то утверждал, что не спит, а сочиняет песню, с закрытыми глазами, Аркаша рисовал какие-то нотные графики, верхняя октава – приход, нижняя – отход. А Илья пел романсы, которые исполнить в нормальном состоянии его невозможно было уговорить, мне нравился его проникновенный голос, как будто невидимая нить связывает тебя с великим прошлым страны.

Спали прямо на матрасах, с подушками без наволочек, в просторной комнате с двумя большими окнами, но дым не успевал уходить, в колхозе уже почти все начали курить , и хорошая сигарета ценилась дороже пачки печенья. Но если кто издавал шипящий звук и портил воздух, били подушками нещадно.

Наших девочек поселили у метеорологов и Ирина Павловская, староста группы, когда посещала нас, всегда удивлялась, как мы не задохнулись, от этой смеси анаши, табака и стоячих носков.

«Мы же космонавты»,– доносилось сквозь туман.

Ирина всегда была рада помочь, причем не банально дать списать задачу, а присаживалась рядом и спрашивала:

_Саша, что тебе непонятно? – а Бобру уже само условие задачи было непонятно, он скучал, слушая её, гладил по коленке. Она поднимала свои лучистые глаза:

_Как тебе не стыдно,…не отвлекайся,– и продолжала исправлять его спортивные мозги. Гена засыпал, под её голос, она ласково поправляя его растрёпанные волосы, спрашивала:

_Может тебе кофе?

В колхозе меня измучил ячмень на глазу, каким -то чудом она его заговорила и они у меня никогда больше не появлялись. А когда Илья, накурившись, перепутал окно с дверью, а все хохотали, видя это падение, Ирина так нежно и заботливо перевязала Илье ногу, что он готов был предложить ей руку и сердце, да и не только он.

Она только улыбалась и была недосягаема как Дева Мария.

Вторая девушка в нашей группе, Маргарита Кудрина, просто Марго – веселая, рыжеволосая, со спортивной фигурой, была как говорится «своим в доску парнем», она играла с нами в футбол, баскетбол, участвовала во всех соревнованиях, проводившихся в техникуме, с ней обо всем можно было поговорить, положив руку на плечо, она была открыта и честна, когда судья засуживал матч, Марго подходила и говорила об этом прямо в лицо, звонким и уверенным голосом, её вычёркивали из соревнований, объявляли выговоры на собраниях, издеваясь, называли «прапорщиком», но никогда она не обращалась за помощью к отцу, боевому генералу.

Если она приходила в наш барак, поговорить или поиграть на шелбаны в карты, то могла и уснуть у нас, но когда Бобёр схватился за её, будоражащую воображение, упругую, остроконечную грудь, она так дала ему поддых, что он сложился пополам и замер.

Марго испугалась и стала бегать вокруг него, причитая:

_Ой, что же делать, совсем не дышит!

_А ты дай пинка под зад, может, разогнётся и глотнёт воздуха!– хладнокровно посоветовал Аркаша.

Подъём начинался в восемь, медленно брели к умывальникам, потом садились завтракать. Метеоролог Саша как то сразу полюбил камбуз и выполнял функции повара, раздатчика и хлебореза, чистить картошку и помогать в уборке ему выделялся наряд из двух человек, который освобождался от работы в поле.

Завхозом и ответственным за продукты был учитель физкультуры Барсученко, который не докладывал мясо, о чём громко заявляла Марго, но все шишки сыпались на Сашу, и каждый третий грозился разбить ему очки или утопить в котле.

Но вопреки всему подходили после обеда или ужина, предлагали сигаретку и спрашивали о какой-нибудь девчонке из метеорологов, Саша отвечал неохотно и кратко:

_Не.. ты не в ёё вкусе. Но если покрасишь волосы и придёшь с «Варной» – шанс есть.

Хотя рассказать мог многое, так как заходил в комнату к девчонкам без стука, когда они переодевались, листая журналы, обсуждал с ними цвет помады и лака для ногтей, массажировал спину и настоятельно рекомендовал использовать презервативы, которые сам и продавал по завышенной цене.

В девять часов приезжали бортовые машины, в которых перевозили мешки с картошкой, открывался борт, втаскивали сбитые скамейки и машина наполнялась людьми. Через тридцать минут машины разгружались на бескрайних картофельных полях. Преподаватели расставляли девочек по двое на грядку и они, согнувшись, постепенно двигались вдаль.

Год был урожайным, картофеля было очень много, почти все его закапывали, либо когда уставали, не собирали вовсе. Преподаватели пытались устроить соцсоревнование, но твёрдых материальных стимулов не было, а висеть на доске почёта с радикулитом в шестнадцать лет, желающих было мало.

Но грядки Паши Дьячкова ставили всем в пример, он познакомился с такой же сознательной, марксистки подкованной студенткой и этот идейный тандем работал так дружно и слажено, что даже пожилые колхозницы удивлённо качали головой.

А когда метеорологи выбрали Таню Маер своим комсоргом – их счастью не было предела, как будто в гараже их ждала новая «Волга», спорили они только когда обсуждали работы Бухарина или Плеханова, никто не сомневался, что как только им стукнет восемнадцать – будет комсомольская свадьба.

Большинство ребят были зачислены в грузчики, часть работала на «току» в овощехранилище, остальные в поле.

Мы завязывали собранные мешки, собирали их в кучки, оттаскивали поближе к дороге и когда подъезжала машина, двое залезали наверх, остальные накидывали, чтобы мешки не вылезали из бортов. Пока не подъехала следующая машина, ребята помогали девчонкам, Бобёр исчезал в оврагах в поиске конопли, Ганс открывал книжку, а я валялся на солнце или шёл помогать Ирине с Марго.

Но в этот день я увидел собранный мешок на грядке Мальвины и решил подтащить его к дороге. Маша Костенко, Бобёр окрестил её Мальвиной, была действительно красива, длинные золотые волосы, не знавшие гидропирита, спадали до плеч, высокая, стройная с красивым холодным лицом, она логичнее смотрелась на подиуме, чем на картофельном поле.

Я уже взвалил мешок на спину и собирался уходить, когда Маша посмотрела на меня волшебными голубыми глазами и тихо спросила:

_В субботу намечаются танцы, …не хочешь зайти за мной?

Я едва не упал вместе с мешком и промямлил:

_Да… конечно , с удовольствием.

_Тогда до субботы! – она улыбнулась и поправила мешок на моей спине.

До ужина я проходил как оглушённый, автоматически двигаясь и закидывая мешки, всё размышляя ,почему она выбрала меня, может это розыгрыш.

Бобёр это заметил и спросил:

_Костян, ты чё нашёл здоровый кусок гашиша и не поделился?

Ужин начинался в 19—00, но за столом народу собиралось немного, обычно на ужин была плавающая в бульоне, без тушёнки, надоевшая картошка, все группками разбредались по окрестностям, захватив кружки и хлеб, потребляли домашние припасы или совершали набеги на деревенские сады и теплицы, хватали выбравшихся за ограду гусей и куриц.

Надо заметить хозяйства были крепкие – выращивали яблоки, сливы, виноград и даже арбузы, у всех теплицы и полный двор разгуливающей птицы, не редкость своя пасека.

Аэрологи выманили довольно упитанную свинью, Бобёр решительно помогал советами, поэтому всё было сделано и поделено быстро и тихо.

Саня умел ладить с животными.

Помню один двор, мимо которого невозможно было пройти, не взглянув на райские яблоки выглядывающие из-за высокого забора, с натянутой по краю колючей проволокой.

Яблоки манили, аппетитно переливались на солнце, и дом был расположен удобно – с одной стороны тихая дорога, с другой загораживал старый заброшенный склад, но по двору, без привязи, бегала здоровая, угрюмая собака. Кто её видел , утверждали, что это помесь кавказца с волком, слово «фу» и «нельзя» ей незнакомы, поэтому если ухватит за ногу – разорвёт в клочья.

Колхозники ложились спать рано, мы в это время выпивали первую бутылку плодово-ягодного вина, приходил кураж и появлялось неосознанное желание раскулачить какое-нибудь хозяйство.

Тут Бобёр и сообщил, что собирается опустошить оазис с колючей проволокой, ему никто не поверил, но он перевернув всю кухню, принес кусок мяса, выпросил у Васи барабанщика таблетки и делая ножом небольшие надрезы, стал упаковывать туда димедрол, зашивая белыми нитками. Поднялся галдёж, нас было человек семь, стали наперебой советовать и задавать вопросы:

_Зачем ты мешаешь димедрол с седуксеном? А ты знаешь дозу для собаки?

_Для верности надо поплевать, как на червя на рыбалке!

_Это уже передоз! От твоей слюны ни то, что собака, носорог с копыт упадет! – огрызался Бобёр, ловко работая ножом и иголкой.

Он быстро сделал два небольших куска нашпигованные таблетками, чтобы собака могла их проглотить не разжевывая и мы реквизировав, у работавших неподалёку электриков, стремянку, захватив пакеты , направились к саду. Разбились на группы, чтобы не привлекать излишнего внимания, – впереди Марго с лестницей, подостлав, мы с Гансом, следующая тройка двинулась другой дорогой.

Встретились у заброшенного склада, Бобер подошел к забору, собака зарычала, он перекинул кусок мяса, послышалось чавканье и снова рычание. Бобёр кинул второй кусок и отошёл к нам, в тень склада.

_Будем ждать. Не курить!

Было около полуночи, луна светила в полную силу, где-то вдалеке послышались пьяные голоса, лай собак, потом всё стихло.

Через одному ему известный промежуток времени, Вася вообще сомневался, что таблетки подействуют, Бобёр приставил лестницу как можно ближе к затенённому углу забора, аккуратно разрезал плоскогубцами проволоку и спрыгнул во двор.

Хруста челюстей не последовало и мы стали перелезать через забор, расставив захваченные около склада пустые ящики. Вася и Марго остались за забором принимать пакеты с яблоками и следить за обстановкой. Ганс и Бобёр забрались на яблони, я остался внизу принимать пакеты, а аэролог по кличке Джонни расставил ящики c внутренней стороны забора, отогнул мешающую проволоку, подготовив отход, и заинтересовался теплицей с помидорами.

Зверь лежал метрах в трёх от меня, присмотревшись я обнаружил второй кусок мяса, и сообщаю об этом Сане, передающему мне пакет с яблоками.

В этот момент лохматое чудовище мотнула головой и резво засучила лапами.

Я застыл, боясь, пошевелится.

_Не ссы! Таблетки верные! Смотри прямо, как Вася барабанными палочками машет,– успокоил Бобёр и принялся нагружать яблоки в новый пакет.

Через полчаса мы возвращались в лагерь, поедая изумительные яблоки и очень вкусные мясистые помидоры…

Оставшиеся после набегов яблоки, обычно появлялись на утреннем столе, преподаватели сначала пытались выяснить, откуда яблоки, но неизменно получали ответ: «добрые колхозники угостили» и вопросы прекратились.

Попробовав утром этих сочных, райских яблок, Барсученко высказал мысль, что такие и закупить можно.

_Выделите деньги, я куплю, витамины отряду не помешают! – моментально отреагировал Бобёр. Но учитель физкультуры промолчал, деньги он и сам знал, как потратить.

Сегодня вечером мы решили сходить на ужин, съесть Сашино рагу, причём Илья обещал, что если вместо мяса опять будут жуки, он наденет миску Саше на голову. Я был занят мыслями о Маше, Ганс хотел посмотреть зрелище, как слипшиеся жуки с остатками рагу, сползают по запотевшим очкам, Гене было все равно куда идти, он сочинял песню, временами ударяя по струнам.

Появившийся Бобер с объемным кулем под мышкой, нарушил планы.

Он развернул кулёк, достал трофейную свиную ляжку, килограммов пять–шесть и радостным голосом произнёс:

_Настоящее мясо! Таким куском не то, что накормить, убить можно!

Мы с Гансом отправились за вином, Гена на кухню, за хлебом и солью, а Бобёр с Ильёй потащили мясо в лес.

Литровая банка медовухи, деревенской браги настоянной на меду, стоила рубль, но когда Ганс был в ударе, он провозглашал международный студенческий день или моё день рождения, пятое в этом месяце, будь я постарше он непременно сообщил бы, что у меня родился сын, и растроганные колхозницы продавали нам за рубль двух, а то и трёхлитровую банку.

Мясо жарили на уютной полянке, отгороженной от деревни небольшим пролеском, справа метрах в двадцати, журчала речка.

Летом, в жару, она основательно мелела и вода была немного выше щиколотки, редко доходя до колена, оставаясь теплой и прозрачной. Днём, обычно в воскресенье, мы с Андреем, укладывались спиной на дно реки, отшлифованная галька приятно покалывала, вода почти полностью покрывала тело, курили, кусали яблоки и молча смотрели в безоблачное синее небо.

Когда мы пришли на полянку, компания уже значительно увеличилась, Бобёр галантно угощал девочек мясом на проволоке, кто то ещё принес вина, я выпил медовой настойки, съел порцию свиньи и растянулся на траве.

Илья негромко, перебирая струны, запел:

«Летят перелетные птицы в осенней дали голубой,

летят они в жаркие страны, а я остаюся с тобой…»

Мне вспомнился дом, мама, кокетливо улыбнулась Мальвина, помахала рукой и я заснул.

Утром, по баракам ходил сам начальник лагеря, преподаватель геодезии, Пётр Павлович, по прозвищу «Троцкий» , за его учтивость, козлиную бородку и неизменную трость, всех будил и приглашал на построение.

Когда весь лагерь был построен, Троцкий прохаживаясь вдоль рядов, помахивая тростью, с серьезным серебряным набалдашником, представил широколицего, мрачного колхозника:

_Вот Семён Петрович, говорит вчера у него пропала племенная свинья.

Кто желает помочь или что– либо сообщить по этому поводу?

_Может она в речке утонула или волки загрызли,– раздалось из толпы.

Семён Петрович подошёл поближе, смачно сплюнул и сказал:

_Здесь волка двадцать лет назад видели и то километров сто отсюда. Вот что, хищники, если кого увижу рядом со своим садом, картечь не пожалею, лучше обходите стороной.

Преподаватели после этого недружелюбно поглядывали на яблоки за столом и набеги на сады сократились.

Наступила суббота, наших рок звёзд освободили от работы и мы с Бобром увязались им помогать готовить помещение к танцам. Довольно быстро мы расставили стулья по краям зала, образовав просторную танцплощадку. Аркаша приступил к настройке аппаратуры, Вася изучал барабаны, в клубе были обнаружены ударная установка и большой черный рояль, Гена задремал, поглаживая медиатором струны, Илья пригласил девочку с аэрологического и они мучили рояль.

Вскоре с настройкой было покончено и приступили к репетиции. Репертуар состоял в основном из хитов групп Beatles, Smokie, Deep Purple, но у каждого были свои любимые группы. Гена любил исполнять песни «Машины Времени», Илья – баллады «Urian Heep», Аркаша Лисин «Лодку на реке» «Стикса», но и конечно песни собственного сочинения, некая смесь «Плачет девочка в автомате» и «Я работаю в аптеке, продаю гандонов пачку».

Мы с Саней, сели поближе и приготовились слушать.

Но сегодня что– то не ладилось, возможно из-за рояля, все громко спорили и ударяли по струнам, только Вася молча жевал таблетки.

Бобёр не выдержал и крикнул:

_Вы как персонажи басни – Филин, Лис и Щука, вот только не пойму кого мне Вася напоминает, может Ворону, проглотившую сыр.

Илья и вправду, когда злился, был похож на щуку. В ответ в Бобра полетели барабанные палочки, но споры затихли и процесс пошёл.

В субботу после обеда в поле не работали, обычно занимались банно-прачечными делами или загорали, но сегодня Троцкий уговорил завклубом устроить вечер танцев, ребята уже вовсю репетировали, поэтому в лагере царило оживление, хлопали двери, кругом стоял гул, народ, что то искал, чистил и гладил.

Ганс сидел, под навесом, за длинным обеденным столом и лениво навешивал шелбаны приземлявшимся черным жукам. Я присел рядом. Жуки отлетали метра на два, пытались взлететь, кувыркались и штопором врезались в землю. Мне хотелось узнать с кем он идет на танцы, поговорить о Маше, ведь за ней толпой ходили поклонники, а Аркаша посвятил ей песню и наверняка собирается исполнить на танцах.

Но подошёл Бобёр и стал выпрашивать у Ганса австралийскую майку с изображением двух огромных, спаривающихся жаб и надписью на спине, на английском: «Хотите погорячей – заходите в наш бордель».

_Ты поди рубашку с бабочкой оденешь, а я хочу деревенскую красавицу поразить!

_Лучше бы, какое–нибудь лирическое стихотворение прочитал, – вяло произнес Андрей, катапультировав очередного жука.

_Это пусть наш комсорг «Песню о буревестнике» нашёптывает, а мне в такой майке и говорить ничего не надо.