Эпизоды любви

– Почему она молчит? Господи, да я же сам ей сказал, что не жду от нее ответа. Хотя, что я себе вру. Конечно, жду. А может она сейчас решает? Хотя, мне кажется, любая женщина уже с первой секунды знает, может у нее что-то получиться с этим мужчиной или нет. – такие мысли крутились в голове Углова.

Наконец Саша посмотрела на него. Глаза у нее были грустные, а в глазах стояли слезы.

– Я вас услышала, Андрей Владимирович, – она сделала ударение на имени и отчестве, – Спасибо большое за такие слова. – Она еще некоторое время глядела ему в глаза, словно решаясь что-то сказать, но промолчала. Наконец, взяв себя в руки, она произнесла уже совсем другим, нарочито веселым голосом, – Ну что, приехали? Давайте выходить? – и открыла дверь автомобиля.

Всю последующую неделю Андрей Владимирович не находил себе места. Он раз за разом прокручивал сцену в машине, пытаясь переосмыслить произошедшее. Вспоминал ее взгляд, поворот головы, грустную улыбку. Что же она хотела ему сказать, но так и не сказала? Зачем он просил ее не отвечать на его признание? Конечно, она уже все для себя решила. Только вот он оставался в неведении относительно этого решения. Конечно, он понимал, что ей легче оставить все как есть. При этом она не рисковала своими отношениями с мужем, не имела никаких обязательств перед Угловым и еще получала маленький бонус в виде особых отношений с директором. А там можно посмотреть, чем все закончится, вдруг что-то и получится. Ну а нет, так не очень-то и хотелось, – наверное так она должна была думать. Только вот ему-то при таком раскладе как быть? Что делать? Как себя вести? Он чувствовал себя как беспечный отдыхающий, решивший искупаться безлунной ночью в море, и потерявший ориентацию. – Со мною никогда такого не было, – думал он. – Одна сплошная неопределенность и туман вокруг. Плыву, и не знаю куда плыть. Кричу, и никто не отвечает. И ни одного огонька на берегу. И паника высасывает последние силы. И хочется все бросить, расслабиться и пойти на дно. И вдруг голос над самым ухом – Эй, ты чего орешь? Берег-то – вот он. Да тут и воды-то по колено, давай, выбирайся, бедолага. Только нет никакого голоса. И плыву я, то ли к берегу, то ли вдоль него, а то ли в открытое море.

Он опять явственно ощутил чувство паники, которая его охватила, когда он заблудился в лесу. Сердце колотилось с немыслимой силой, разгоняя по сосудам горячую кровь. И эта кровь жгла его тело, стучала в висках, будоражила мысли, не давая покоя ни днем не ночью. И надо бы остановиться, оглядеться, принять правильное решение, только обратно уже не вернуться. Нет на это ни возможности, ни желания.

Наконец, не в силах выносить неизвестность, он написал ей записку.

– Я уже не спрашиваю тебя, какими ты видишь наши отношения, – писал он ей на электронную почту, – не спрашиваю, может ли у нас что-то получиться или нет. Сейчас этого, наверное, никто не знает. Я лишь хочу знать, какие чувства ты испытываешь по отношению ко мне. И не говори мне, что не знаешь, потому что за словом «не знаю» тоже стоят какие-то чувства. И прошу тебя, любимый мой человечек, скажи все как есть, не надо ничего выдумывать, или приукрашивать. Думаю, что уж правду-то я заслужил. Целую и с нетерпением жду ответа.

Три дня он поминутно открывал свой почтовый ящик, надеясь получить долгожданное письмо. Тщетно. Он попытался еще раз с ней поговорить, но она была просто неуловима. То она была на фабрике упаковки, то у партнеров, то у клиентов, то, наконец, когда он заставал ее на рабочем месте, вокруг нее была масса народа. Он продолжал закидывать ее письмами, но с тем же результатом. Так продолжалось неделю. Наконец, не выдержав, он через секретаршу пригласил ее к себе в кабинет под видом совещания.

Едва появившись на пороге, она тут же принялась развешивать на доске производственные графики, показывающие выполнение тех или иных проектов, затем, открыв папку, достала и аккуратно разложила перед ним на столе таблицы, сводки, пояснения.

– Ну? С чего начнем? – осведомилась она подчеркнуто деловым тоном. – Предлагаю начать со скупки акций. Это, наверное, сейчас самое главное.

– Да ты присядь, – Он встал и пододвинул ей стул.

Присев, она поблагодарила его кивком головы, и вновь взяла в руки график скупки акций.

– Да подожди, – он взял у нее из рук листок и присел рядом на край стола.

Он посмотрел на нее так печально, что его настроение сразу передалось ей.

– Андрей Владимирович, ну что вы от меня ждете? Я не могу вам ничего сказать.

– Совсем ничего?

– Из того, что вы ждете, совсем ничего. А другого я вам говорить не хочу. Я замужем, вы женаты. Я не могу так поступить по отношению к своему мужу и к вашей жене.

– Как «так»?

– Так. Вы же не захотите остаться просто другом?

– Боюсь, что если и захочу, то уже не смогу, – Андрей Владимирович грустно улыбнулся. – Как же нам теперь быть?

Саша пожала плечами. – Не знаю. Но и работать рядом с вами я так не смогу.

– Что, сильно достал? – поинтересовался Андрей Владимирович.

– Да нет, – к его удивлению ответила Саша, – Не сильно. Просто дело не только в вас.

– А в ком еще?

– Еще во мне. Мы слишком далеко с вами зашли.

Он еще не совсем осознал значение ее слов, – То есть ты хочешь сказать, что ты меня тоже…

– Я хочу сказать, – перебила она его, – Что не смогу работать в вашей организации. Вот, – она выложила из папки исписанный листок бумаги.

– Что это?

– Заявление о моем увольнении, – в ее глазах опять стояли слезы.

– Саша, ты что? Если я тебя обидел, то я …

– Я же сказала, что дело не только в вас, – слезы покатились из ее синих глаз прямо на листок, – Подписывайте.

Андрей Владимирович, попытался ее обнять, но она повела плечом, и он убрал руки.

– Подписывайте сейчас же, – она протянула ему заявление.

– И что совсем ничего нельзя сделать?

Она молча покачала головой.

– Ты уверена?

– Андрей Владимирович, не мучьте не меня, не себя. У нас с вами ничего не может быть. К тому же мы с Мишей скоро уезжаем за границу. Надолго. Так что мне все равно пришлось бы вскоре уволиться, – по мере того, как она говорила, голос ее становился все более спокойным, так, что к концу фразы она уже почти взяла себя в руки.

– Ну что ж, – Андрей Владимирович взял из ее рук заявление и жестким размашистым почерком вывел визу «Уволить по собственному желанию» в правом верхнем углу. Затем расписался, корябнув ручкой лист бумаги, и поставил дату.

Отдавая заявление, он опять смягчился, – Было очень приятно с тобой работать.

– Мне тоже.

– Еще увидимся? – окликнул он ее в дверях, – Может пообщаемся как-нибудь. Правда я теперь не твой начальник, так что приказывать не могу.

Она лишь пожала плечами, – Может быть. И я с вами общалась не потому, что вы приказывали, – укорила она его. Дверь тихо затворилась.

Он походил по кабинету, затем сел за стол, попытался что-то писать, но мысли не шли в голову. Отбросив служебные бумаги, он взял со стола зеленую тетрадь и открыв ее на первой попавшейся странице машинально задал вопрос, – Мы еще увидимся? Убрав руку со страницы, Андрей Владимирович увидел, что она пуста.

Он сидел, уставившись невидящими глазами на чистую страницу, а в голове его крутилась одна единственная фраза.

– Ты ушла, ты ушла, ты ушла, – повторял он беспрерывно.

Затем, схватив со стола ручку, он записал эту мысль в тетрадь.

– Ты ушла, – вывел он четким крупным почерком вверху листа, и уставился на эту фразу, словно заново осознав произошедшее.

– Ты ушла, – перечитал он еще раз. Затем поставил запятую и дописал на той же строчке, – А я остался.

– Затворилась тихо дверь, – написал он строчкой ниже.

А затем его словно прорвало. Он писал, выплескивая на лист все свои переживания: ощущение одиночества, потерянности и своей ненужности в этой жизни; боль от того, что случилось, горечь от того, что не сбылось, тихую печаль от того, что еще предстоит пережить.

Очнулся он только тогда, когда исходившая из него боль вся перешла на бумагу, оставив в нем лишь пустоту и легкое чувство сожаления. Но сжигавшей его боли больше не было. – Нужно жить дальше, – внезапно подумал он. – В конце концов у меня есть жена, есть сын. И я должен жить для них. Для них и для себя. Жизнь продолжается. Он окончательно успокоился, и, закрыв тетрадь, убрал ее в ящик стола.

Глава XVI. Проводы

Вот также и у нас с тобой,

Чуть-чуть не поняли друг друга.

Пошли дорогою не той,

И разбросало нас по кругу.

Кто виноват, кого спросить?

Как все могло у нас сложиться?

И очень хочется прожить,

Все то, чему уже не сбыться.

(Из зеленой тетради)

Андрей Владимирович вышел из дверей офиса, неторопливо спустился по лестничным ступеням высокого, нагретого нестерпимо яркими лучами солнца, крыльца и, остановившись, неторопливо огляделся по сторонам, явно решая куда пойти. Погода стояла замечательная, на улице бушевала весна, и настроение у него было под стать весне – ясное, жизнерадостное, солнечное. Немного постояв, он взглянул на часы, оценивая сколько у него свободного времени. Собственно, торопиться ему было некуда. Сегодня была суббота. Он выходил на работу завершить кое-какие неотложные дела, рассчитывая задержаться почти до вечера. Но как-то незаметно, не отвлекаемый от работы назойливыми телефонными звонками и неугомонными сотрудниками, вечно пристающими со своими проблемами, основательно и не торопясь завершил все намеченное уже к двум часам дня. И теперь был совершенно свободен до шести вечера, когда они с женой договорились встретиться у театра, чтобы пойти на праздничный концерт, посвященный дню Победы. Свежий весенний ветерок, налетая упругими порывами, трепал его новую кипельно-белую рубашку, одетую специально по поводу предстоящего мероприятия, словно заигрывая, хватал за светлые легкие брюки, облизывал летние в дырочку ботинки, упрямо тянул за галстук, точно звал его с собой, окунуться в этот чудесный обновленный мир, полный света, покоя и безмятежности. «А что, не пойти ли прогуляться пешком через центр города, посидеть в летнем кафе на открытой веранде, выпить кружечку холодного ароматного пива»? И он бодро зашагал вниз по улице, подставив лицо яркому солнечному свету и теплому ветру.

Город, как и все вокруг, радовался весне. Только что отгремел праздничными оркестрами Первомай. Конечно не так, как в былые годы, но профсоюзы в этот раз постарались, да и погода не подкачала. Все праздничные дни прямо на улицах, сверкая начищенной медью, играли оркестры, выступали танцевальные коллективы. Из репродукторов, установленных ради такого случая на улицах города, неслись старые бравурные марши эпохи социалистического застоя.

«Будет людям счастье,

Счастье на века;

У Советской Власти

Сила велика»!

Так и хотелось, как в старые добрые времена, когда все вокруг были молодые, когда солнце было теплее, а небо голубее, когда зимы были снежные, а девушки жаркие, зашагать в такт песне, чеканя шаг, и подхватить вместе с другими дружными молодыми голосами:

«Сегодня мы не на параде,

Мы к коммунизму на пути.

В коммунистической бригаде

С нами Ленин впереди»!

Атмосфера прошедшего праздника словно еще витала в воздухе. Казалось, город ждет гостей. Улицы были чисто вымыты, яркая сочная зелень еще не успела покрыться летней серой пылью, и деревья вдоль дороги стояли, словно юные новобранцы в парадном строю, сверкая молодыми, начищенными до блеска, листочками.

Проходя мимо огромной зеркальной витрины новомодного магазина, Андрей Владимирович невольно взглянул на свое отражение. За последний год он немного похудел, и, пожалуй, даже помолодел, сбросив лишние килограммы. И теперь из глубины зазеркалья на него смотрел подтянутый мужчина средних лет, с темными, коротко подстриженными волосами и веселыми карими глазами. Впрочем, ему всегда казалось, что мир в зазеркалье как-то красивее и ярче повседневной реальности. Бывало, он еще мальчиком, лежа на изумрудно-зеленой лужайке возле старого деревянного бабушкиного дома, в котором они тогда жили, любил разглядывать отражение на отполированных колесных колпаках новенькой соседской «Волги». И знакомые предметы представлялись ему совсем в других ракурсах. Отражение было выпуклым, реальным, почти осязаемым. Серая, выщербленная от старости и дождей, покосившаяся стена стоящего в отдалении дощатого сарая представлялась ему нагромождением диких скал. А трава, растущая возле самого колеса, выглядела зеленее и выше. Казалось, что это и не трава вовсе, а непроходимые заросли таинственного неведомого леса. А сидевший на соломинке кузнечик представлялся ему страшным, с огромными челюстями и алчными глазами, чудовищем, которое подкарауливает зазевавшихся путешественников. Мальчик с головой погружался в этот мир, мысленно прогуливаясь по чудесным берегам лазурных речек, карабкаясь на отвесные скалы, или сражаясь с неведомыми чудовищами. И только резкий гудок сигнала возвращал его в реальность, когда сосед, садясь за руль автомобиля, нажимал на клаксон.

– Андрюшка, чего у колеса разлегся? Ну-ка дуй домой, а то не ровен час задавлю.

Андрюшка нехотя вставал, а Волга, стрельнув выхлопной трубой и выпустив сладковатую струйку голубого дыма, срывалась с места, унося на своих колесах тайны зазеркального мира.

Вот и сейчас Андрей Владимирович, приостановившись у витрины магазина, с удивлением разглядывал отражение знакомой улицы. Заключенное в рамку витрины, и чуть искаженное зеркальной поверхностью стекла, оно казалось огромной картиной, вывешенной на всеобщее обозрение. Отраженная улица казалась значительно шире, чем была на самом деле. Изображение было более контрастным, так что мелкий серый мусор терялся в глубоких тенях деревьев, тут и там черными пятнами, разлитыми по пыльному асфальту. Сам асфальт казался ровным, только что положенным, без вспученностей и трещин. Так, что вся улица выглядела более чистой и новой. И если все недостатки скрывались в тенях, то свежая зелень листвы, напротив, выставляла себя напоказ, будучи буквально пронизанной светом. Яркие солнечные зайчики играли на ее поверхности и в глубине крон, придавая живость изображению, превращая обычную статичную картину в волшебное зазеркалье.

Глядя в глубину отражения, Андрей Владимирович внезапно обратил внимание на весьма любопытную фигуру, находящуюся на противоположной стороне улицы, возле автобусной остановки. Это был человек высокого роста, средних лет, и крепкого телосложения, со светлыми, почти белыми, или может быть даже седыми волосами, спадающими мягкими волнами на его широкие плечи.

Откуда он взялся, Андрей Владимирович заметить не успел. Может, сошел с только что отъехавшего автобуса, а может, вышел из-за остановочного павильона. Хотя вполне возможно, что Андрей Владимирович поначалу просто не обратил на него внимания, так как человек стоял неподвижно, и только сейчас пошевелился, проведя рукой по лицу, словно поправляя прядь упавших на глаза волос. Но привлекло внимание Андрея Владимировича не внезапное появление человека, и не его высокая фигура, а его одежда. Одет он был в какую-то светлую, широкую, по виду сделанную из грубой ткани, не то рубашку, не то робу, доходящую почти до щиколоток, и подпоясанную на поясе серебристым ремешком, длинные концы которого спускались от талии, почти до середины бедра незнакомца. Из-под края робы, когда она колыхалась под ласковыми порывами весеннего ветра, можно было угадать кожаные сандалии с длинными, оплетенными вокруг голеней ремешками. Дополнял картину серый, длинный, наброшенный на плечи, то ли плащ, то ли просто накидка. Покоясь на плечах и скрывая под собой руки, накидка ниспадала почти до земли, распадаясь на груди двумя широкими длинными крыльями, отороченными по краю более темным узором. По виду незнакомец был похож то ли на сказочного певца-Баяна, то ли на древнерусского князя. Только в одном случае, ему недоставало гуслей, а в другом – украшенного драгоценными ножнами княжеского меча и золотого остроконечного шлема. В тот самый момент, когда Андрей Владимирович обратил внимание на странную фигуру, человек выпростал руку из-под накидки и взмахом руки, то ли поприветствовал стоящего к нему спиной Андрея Владимировича, то ли просто поправил сбившуюся на глаза прядь волос. Тут же внезапный порыв ветра подхватил и неторопливо развернул край его плаща. И в ту же секунду Андрею Владимировичу показалось, что это не накидка, а серые огромные крылья, доселе сложенные за спиной незнакомца, а проходящий по краю узор, оказался и не узором вовсе, а большими темно-серыми перьями. Казалось, еще миг, и он, освещаемый золотыми солнечными лучами, воспарит в вышине, над старым городом. Иллюзия была настолько полной, что Андрей Владимирович невольно обернулся, желая то ли подтвердить, то ли развеять свое наваждение. Однако не вовремя подошедший к остановке автобус скрыл незнакомца, а когда железная коробка, дребезжа и извергая, словно сказочный дракон, черные, вонючие клубы дыма, отъехала, остановка была пуста. Сказка исчезла. Андрей Владимирович еще с минуту смотрел на пустую, опять ставшую узкой и пыльной обыденную улицу, а затем снова взглянул в зеркальную витрину, из которой на него смотрел средних лет подтянутый человек. «Бывает же», – подмигнул он сам себе, и, оставшись довольным увиденным, мурлыкая что-то под нос, быстрой пружинящей походкой направился к небольшому летнему кафе, расположившемуся в тени нескольких высоких, раскидистых деревьев.

Присев за отдельный столик, он взял кружку пива, пакетик фисташек, и удобно устроившись в широком деревянном кресле, отдался созерцанию окружающих и наслаждению от свежего бодрящего напитка.

– О, Андрюха, здорово!

Оглянувшись на звук голоса, Андрей Владимирович увидел идущего к нему с двумя кружками пива в одной руке и тарелкой с сухариками в другой, своего старого знакомого, с которым задолго до этого учился на одном потоке в университете, а затем проработал несколько лет на одном из местных заводов.

– Привет, Олежка. Давно не виделись. Как дела? – отодвинув соседний стул, он пригласил друга за свой столик.

– Да вроде все нормально, – Расставив пиво и закуску, Олег сел напротив, и сделав большой глоток пенного напитка, расслабленно откинулся на спинку кресла.

– Кого-нибудь из наших видишь? – Андрей Владимирович вопросительно посмотрел на собеседника.

– Да где больно видеть-то? Целый день на работе торчишь, как проклятый. Вечером семья, дети. Так, на выходные только выбираюсь в центр, расслабиться, пивка попить, Олег сделал еще один приличный глоток, и тут же поставив кружку на столик, воскликнул: – Слушай, вру. Вот дырявая голова. Только вчера встретил Светку, она тебе привет передавала.

– Ну и как она?

– Да кто ее знает, вроде нормально все. Мы даже не успели толком поговорить. Она со своим мужем по магазинам металась. У нее, кажется, подруга какая-то за границу уезжает, так они ей подарки выбирали. На память о родном городе, – Олег вкусно захрустел сухариками.

– Обычно подарки из-за границы привозят на память об отдыхе, а они, значит, ей подарки покупают, чтобы она родной город на курорте не забыла?

Разглядывая посетителей за соседними столиками, Андрей Владимирович автоматически поддерживал разговор, не особенно вдаваясь в его суть. Он спрашивает – ему отвечают. Его спросят – он тоже ответит. А спроси его завтра, о чем они говорили, что он спрашивал, и, самое главное, что ему ответили, он, наверное, и не вспомнит вовсе. Обычная пустая болтовня.

– Не, она не на отдых, – Олег вытер взятой со стола салфеткой руки, и достал из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет. – Вроде мужу ее там работу хорошую дают, а она с ним. Прикурив, и мечтательно затянувшись, он бросил на стол зажигалку и выпустил синюю струю дыма. – Глядишь, обживутся, обустроятся, а понравится, может и навсегда останутся. Везет же людям. Да, кстати, ты же ее знаешь. Она у тебя, кажется, в агентстве начальником отдела одно время работала?

Конечно он ее знал. Они много лет проработали вместе, и их связывали не только рабочие отношения. Сначала между ними возникла некая взаимная привязанность, а потом и крепкая дружба, которая постепенно переросла для него в нечто большее. И однажды он признался ей в этом. Будучи к тому временем замужем, она отреагировала холодно. Новых отношений у них не получилось, а старые стали постепенно разваливаться. Он несколько раз пытался объясниться, но с каждой попыткой они только отдалялись друг от друга. Он очень ценил ее как работника, как человека, и попытался восстановить хотя бы прежние дружеские отношения. Но все его попытки она истолковывала как-то превратно, и все кончилось тем, что однажды она ему положила на стол заявление об увольнении. Он сам не понимал, что тогда на него нашло, но он, молча, не задавая вопросов, подписал заявление, и после ее увольнения они не виделись. Казалось, с тех пор прошло достаточно времени. Казалось, все уже давно должно было забыться. Но в их отношениях осталась какая-то недосказанность. И он все это время мучился от этой недосказанности, чего-то ждал и на что-то надеялся.

– И когда она уезжает? – Андрей Владимирович изобразил скучающее выражение лица.

– Сейчас вспомню. Светка мне ведь говорила. Да, точно. Сегодня и уезжает. Светка еще приглашала меня пойти вместе с ней на вокзал. Ну, чтобы их проводить. Но я отказался, – Олег взглянул на часы. – Поезд у них через полчаса, в принципе мог бы успеть. Да ну их, давай лучше с тобой посидим, пивка попьем.

– Слушай, извини, – стряхивая с колен крошки, Андрей Владимирович начал подниматься с удобного кресла. – Совсем забыл. Мне же надо в одно место. Срочно.

Пожав протянутую ему руку и сделав извинительный жест плечами, мол, ничего не поделаешь, так получилось, он взял со стола, поставленную туда ранее барсетку, и направился к выходу.

«Так. Поезд через полчаса. До вокзала отсюда минут пятнадцать – двадцать быстрым шагом. В принципе запросто можно успеть». Но что-то подсказывало ему, что лучше взять такси, чтобы уж наверняка не опоздать. Когда он успел решить, что обязательно должен ее проводить? Он и сам не понимал. Очевидно, это произошло бессознательно за какие-то мгновения. Только что он безмятежно сидел за столиком кафе, и вот уже несется со всех ног к ближайшей стоянке такси.

Впрыгнув в первую попавшуюся машину, коротко бросил водителю – На вокзал. Водитель – молодой парень, видя, что клиент, по-видимому, денежный и вдобавок торопится, без лишних разговоров повернул ключ зажигания и с пугающим ускорением и визгом шин вырулил со стоянки на проезжую часть.

Езды от центра города до вокзала было от силы минут пять. «Неплохо было бы по дороге заехать купить цветов». Увидев у остановочного павильона цветочную палатку, Андрей Владимирович указал на нее водителю и приказал – Ну-ка, притормози на минутку. Водитель послушно крутанул руль вправо, и машина, скрипнув тормозами, остановилась прямо напротив открытого окошка. Выходя, он, нагнувшись, заглянул в закрывающуюся дверь машины и еще раз заверил шофера – Я мигом, – и хлопнул дверцей.

Продавщица оказалась какой-то нерасторопной, несобранной. Несмотря на свой юный возраст, она была в теле, и двигалась с раздражающей медлительностью, то ли экономя силы, то ли боясь поломать окружающие ее цветы. А все движения у нее были тягучие и плавные, словно у водолаза на дне.

– Девушка, букет цветов сделайте, пожалуйста, – скороговоркой проговорил Андрей Владимирович, просовывая голову в окошко палатки.

– Вам каких цветов? – медленно, и уныло, словно нараспев, поинтересовалась девушка.

– Да все равно, каких, – он торопливо оглядел полки, на которых громоздились пластмассовые вазы с цветами. – Давайте роз, что ли.

– Сколько штук? – девушка продолжала петь.

– Да кто его знает сколько, – начиная раздражаться, он порылся в бумажнике и кинул на прилавок две тысячные купюры. – Давайте на все.

– Какого цвета розы выберите?

– Давайте вот этого, – он указал на огромные темно-красные розы. Бархатистые, полураскрытые бутоны были покрыты маленькими капельками воды.

Продавщица, неторопливо и важно, словно океанский лайнер, отчаливающий от причала, осторожно развернулась, показав Андрею Владимировичу свою великолепную, украшенную желтым металлическим лейблом на белой юбке, корму. Затем, следуя морской терминологии, океанский лайнер сделал крен на нос, то есть девушка нагнулась, в результате чего узкая юбка на ее корме натянулась, словно наполненный штормовым ветром, готовый вот-вот лопнуть парус, отчего Андрею Владимировичу даже сделалось страшно, и он поспешил убрать голову из окошка. Набрав нужное количество цветов, и, затем, с такой же пугающей медлительностью повернувшись лицом к покупателю, девушка-лайнер аккуратно разложила их на прилавке, чтобы еще раз пересчитать. Беззвучно шевеля губами, словно выброшенная на берег рыба, она, не поднимая головы, в перерывах между этими шевелениями, вяло поинтересовалась – Украшать надо?