Эпизоды любви

– Что это у тебя? Катя веточкой, как указкой, указала на его руку.

Только теперь он заметил, что все это время держал в руках отвалившуюся от ведра ручку.

– Грибы, вот принес, – устало улыбнулся он жене.

– Аа-а, – как-то недоверчиво протянула Катя. – А где же грибы?

– Убежали, – лицо Андрея Владимировича расплылось в широкой улыбке. Катюша улыбнулась ему в ответ.

– Ты где был? Я изволновалась вся, – и, не дожидаясь ответа, добавила, – Ты на себя в зеркало смотрел?

– Да, только что прихорашивался. Там на березе огромное трюмо висит. – Андрей Владимирович инстинктивно провел рукой по волосам, и на пальцах остался клок паутины. – А что-нибудь не так?

– Ты в машину как садиться будешь, горе мое?

Андрей Владимирович посмотрел на испачканные джинсы и, с налипшими комьями грязи, сапоги. – Почистимся, – он с усердием начал отколупывать куски грязи гнущейся ведерной ручкой.

– Да выбрось ты ее, наконец. В багажнике щетка для машины есть. – Катя достала длинную щетку, с одной стороны которой находился пластмассовый скребок. – Вот, возьми.

Пока Андрей Владимирович, присев на корточки, пытался отчистить обувь и джинсы, разбрасывая вокруг себя куски жирной грязи, Катя тихонько достала фотоаппарат и сфотографировала перепачканного до ушей мужа. Услышав щелчок затвора, Андрей Владимирович поднял глаза.

– А вот пусть все видят, какой у меня муж хрюшка, – улыбнулась Катя, – а то мне соседки все уши прожужжали, какой ты у меня всегда аккуратный ходишь. Говорят, легко тебе с таким мужем. Пусть посмотрят, какой ты на самом деле.

– Да ладно тебе, я же не нарочно.

Катя начала пристраивать фотоаппарат на капоте машины.

– Ну, что ты опять задумала? – Андрей Владимирович следил за безуспешными попытками жены установить аппарат на наклонной поверхности. – Ты тряпку под него положи, – наконец подсказал он начинающему фотографу.

Последовав совету мужа, Катя с трудом навела объектив на Андрея и взвела рычажок задержки спуска. – Хочу вместе с тобой сфотографироваться, чтобы все еще увидели, какая у тебя жена чистюля.

Андрей Владимирович улыбнулся и расставил руки, – Ну иди ко мне.

– Нет, ты руками меня не трогай, я лучше сзади тебя встану.

Катя подбежала к мужу, и, встав у него за спиной, оперлась руками на его плечи. Но, то ли поскользнувшись на одном из кусков грязи, она надавила чересчур сильно, то ли Андрей Владимирович сидел не очень устойчиво, только от неожиданной нагрузки он потерял равновесие, и Катя по инерции перекувыркнулась через голову и распласталась у него на коленях. «Щелк», раздался звук спускаемого затвора. Андрей Владимирович наклонился, и нежно поцеловал жену в губы, оставив на ее лице следы грязи. Катя вырвалась из его объятий, и, вытирая на ходу лицо, бросилась к машине.

– Ну, куда ты опять?

– Все, ты тоже не рассиживайся, ехать пора.

Почистившись, и немного приведя себя в порядок, горе грибники отправились в обратный путь. Всю дорогу Андрей Владимирович в лицах рассказывал жене о своих злоключениях, описывая в красках свои чувства и переживания. Катя в ответ то охала, то смеялась, вставляя иногда остроумные замечания.

– Вот так и осталась бы без мужа, в расцвете лет, – закончил он свой рассказ.

– Видно не судьба, – с сожалением в тон ему поддакнула Катя.

– Жалеешь, что вернулся? – с наигранной обидой в голосе поинтересовался Андрей.

– Да нет, наверное, не жалею, – подумав, серьезно ответила Катя. И посмотрев лукаво на мужа, добавила – А давай в следующие выходные опять за грибами поедем. Только подальше, а то тут все уже оборвали, – они посмотрели друг на друга оценивающим взглядом и рассмеялись.

Андрей Владимирович сидел на своем рабочем месте спиной к окну. Мягкие лучи осеннего солнца разливались по спине приятным теплом. Перед выходными он решил немного прибрать на своем столе, слишком уж много бумаг скопилось в последнее время. Собрав и просмотрев разбросанные документы, он сложил часть из них в две более или менее аккуратные стопки, а остальные, предварительно порвав, выбросил в стоящую под столом урну. Покончив с документами, Андрей Владимирович принялся двигать по поверхности стола письменные приборы, стараясь привести их взаимное расположение к некой гармонии. Наконец, по-видимому, удовлетворившись результатами своей работы, он откинулся на высокую спинку кожаного кресла и еще раз окинул взглядом лакированную поверхность большого рабочего стола. Его взгляд упал на фотографию в тонкой серебристой рамке. На фотографии Андрей Владимирович был запечатлен вместе с женой: он сидел на земле, поджав под себя ноги, а Катя лежала на его коленях, обхватив его руками за шею. Поражала в портрете не композиция, и даже не выражения лиц – у Андрея Владимировича испуганное, а у Кати радостное, поражала динамика кадра. Несмотря на статичность поз, казалось, что весь портрет пронизан движением и настроением. Удивленно-испуганное лицо Андрея Владимировича контрастировало с восторженно-счастливыми Катиными глазами. А ее тело казалось, не покоится у него на коленях, а как бы парит в воздухе. Все это заставляло практически всех посетителей данного кабинета после мимолетного взгляда на фото, еще раз возвращаться к нему, внимательно рассматривая малейшие детали. Хозяин кабинета знал эту особенность фотографии и с удовольствием ждал момента, когда очередной посетитель застывал на несколько секунд, стараясь понять, что не так с этим портретом. Вот и сейчас, обратив внимание на фотографию, Андрей Владимирович в очередной раз попал под магию снимка. – Интересно, сколько же времени прошло? Три года? Четыре? – Андрей Владимирович всмотрелся в выцветшие оранжевые цифры в углу фотографии. – Неужели шесть? Надо же, как время летит.

Углов еще раз вспомнил историю этого снимка: поездку за грибами, беспорядочное блуждание в лесу, внезапную панику, возникшую тогда в его голове, тревожные глаза жены. Казалось-бы всего лишь один не очень примечательный день из жизни, но именно его он почему-то помнил особенно отчетливо. Именно он всплывал в его снах каждый раз, когда Александр Владимирович стоял перед трудным выбором принятия решения. Куда повернуть: направо, налево, или может идти прямо через все преграды и буреломы, встающие на пути? Только вот в случае, если направление выбрано неверно, в жизни нельзя вернуться назад, пройдя в обратном направлении по своим следам проделанный путь, нельзя отменить плохие поступки или неверные решения. Исправить, да, иногда можно. Сделать, как было изначально – никогда.

Отставив снимок, Андрей Владимирович, поразмыслив, решил заняться разборкой ящиков, но, выдвинув верхний ящик, обнаружил в нем такой беспорядок, что ему стало грустно от ощущения тщетности своих усилий. Машинально он достал первое, что подвернулось под руку, и обнаружил в своей руке небольшую зеленую тетрадь в псевдокрокодиловом переплете. – А вот сейчас мы и погадаем, нужно ли наводить дальнейший порядок, или можно отложить данный процесс до лучших времен. Андрей Владимирович положил тетрадь на стол, постарался сосредоточиться, выкинув из головы все посторонние мысли, и, слегка приоткрыв ее левой рукой, положил ладонь правой на случайно выбранную страницу. Затем, он как ребенок закрыл глаза и попытался мысленно сформулировать вопрос. – Что сейчас нужно сделать? Уже, открывая тетрадь, он вдруг вспомнил, что не загадал строку, но тут же мысленно решил, что тогда будет правильным прочитать всю страницу целиком. Раскрыв тетрадь, он открыл глаза и, с невесть откуда взявшимся волнением, взглянул на выбранную страницу.

Первая же строчка, выписанная полувыцветшими голубыми чернилами перьевой ручки, заставила его открыть рот, настолько конкретным был ответ на поставленный им вопрос.

«Посмотри, какая осень за окном», перечитал он еще раз. Ощутив, что это знак свыше, он, решив пока не дочитывать всю страницу, перевернул тетрадь корешком вверх и крутанулся в своем кресле, развернувшись к панорамному от пола до потолка окну. Перед ним предстала неширокая, улочка, уходящая зигзагом в гору. Вверх по улице, сидя верхом на лошадях, двигались два всадника, судя по их фигурам, парень и девушка. – Очевидно детей возле театра катали, теперь домой возвращаются, – невольно подумал Андрей Владимирович, оглядывая заключенную в раму окна живописную картину. Внезапно, пробившись сквозь набежавшее облако, низкое солнце будто светом софита брызнуло в лица всадников острым, неистово ярким лучом, отбросив позади них подвижные длинные тени. Наездница, загораживаясь от солнца подняла руку к лицу, и кривляющаяся тень тут же скопировала ее движение. Весь этот незамысловатый пейзаж: уходящая в гору, мощеная булыжником улица; окаймляющие ее одноэтажные домики, прячущиеся за желтыми кронами деревьев; наконец, неизвестно откуда взявшиеся посреди города всадники, создавали ощущение прошлого, или даже позапрошлого века. Какое-то щемящее чувство возникло в груди Андрея Владимировича. Казалось, что-то такое знакомое, и, в то же время, давно забытое было заключено в этом пейзаже. Было ощущение, что еще немного, и он вспомнит что-то очень важное. И он застыл в кресле, желая пропитаться этим настроением, стараясь вобрать в себя и этот неяркий солнечный свет, и чистую синь неба с редкими перьями облаков, и желтую листву деревьев, и двух, освещенных солнечным лучом всадников, будто вырезанных, и вставленных в эту картину из другого альбома.

– Ну, и что? Так и будете сидеть, или домой пойдем? – услышал он за спиной Сашин голос. Крутанувшись еще раз, Углов встретился взглядом с улыбающимися Сашиными глазами.

– Идете? – повторила она еще не пришедшему в себя директору свой вопрос, – или я одна?

– Да нет, идем. – Андрей Владимирович взял дипломат, вынул из шкафа и перекинул через руку легкий плащ, – Я готов. Затем он закрыл кабинет на ключ, и они вместе с Сашей спустились в прозрачном лифте на первый этаж.

Ощущение, что вот-вот он вспомнит нечто очень важное не проходило, и Андрей Владимирович шел молча, стараясь подольше сохранить в себе это состояние. Саша тоже молчала, изредка поглядывая на своего задумчивого спутника. Легкий порыв ветра сорвал с ближайшего дерева пару желтых листьев, и они, подхваченные упругой воздушной волной, закружились в голубом небе двумя золотыми искрами, то приближаясь, то отдаляясь друг от друга, будто танцуя медленный вальс.

– Однажды весной, – начал Андрей Владимирович свой рассказ, – на высоком молодом дереве начали распускаться листья. Их было много, но я расскажу тебе только о двух из них. Первый листок, я буду называть его «Он», проклюнулся из своей почки одним из самых первых на дереве. Он осторожно расправил свои клейкие зеленые плечики и огляделся по сторонам. Ветка, на которой он находился, росла на самой верхушке дерева, и с этой высоты он мог любоваться и изумрудным ковром близкого луга, и синей лентой далекой реки, и голубым небом, что было совсем рядом. Только вот остальные листья были далеко, и ему не с кем было поговорить обо всей этой красоте. Они что-то пытались прокричать ему издалека, но он не мог разобрать слов, различая лишь слабый шепот. И вот, одним погожим днем, он увидел на своей ветке совсем близко от себя еще одну почку. Сначала он ее даже не заметил, такая она была маленькая. Но день ото дня она все набухала, и однажды из нее проклюнулась аккуратная зеленая головка. Потом почка лопнула, и он увидел чудесный молодой листочек. Он был таким маленьким, таким хрупким и беззащитным, что наш первый листок испугался, как бы сильный порыв ветра не оторвал его нового товарища от ветки. Он попытался его придержать, но не смог дотянуться. Видя такую заботу, маленький листочек улыбнулся и произнес тонким задорным голоском, – не бойся за меня, я держусь крепко. – Судя по всему, это была девочка, поэтому я буду называть этот листочек «Она». Они сразу же подружились. Она оказалась такой болтушкой, что трещала без умолку целыми днями, интересовалась всем вокруг, и он старался рассказать ей все, что знал сам, ведь он был гораздо старше и опытней ее. Прошел месяц. И она подросла. Теперь она не была тем маленьким несмышленым листочком, который вздрагивал от каждого порыва ветра. Теперь в ее движениях появилась плавность. И теперь она не болтала без умолку, пересказывая сплетни глупых птиц, а подолгу смотрела вдаль, или на него, а он смотрел на нее, не понимая, почему она молчит. В эти минуты ему так хотелось обнять ее, но он не мог до нее дотянуться. А она, видя его усилия, лишь грустно улыбалась.

– Почему ты так грустно улыбаешься?

– Я улыбаюсь потому, что я рада видеть тебя. А грущу оттого, что нам никогда не быть вместе.

– Но разве мы не вместе? Разве мы не обсуждаем все, что чувствуем, все, что переживаем? Разве мы не находимся всегда рядом?

Она снова улыбнулась. – Вместе, это не то, когда мы рядом. Разве тебе никогда не хотелось обнять меня, разве тебе не хочется, засыпая чувствовать тепло моего тела, а просыпаясь, ощущать близость моего дыхания?

Легкий порыв ветра качнул его к ней, и он почти дотронулся до нее, но тот же порыв откинул ее тело, и он обнял лишь пустоту. Затем ветер подул в обратную сторону, она качнулась к нему, но он, не в силах сопротивляться ветру, отпрянул в сторону.

– Вот видишь, – она опять улыбнулась.

– Я все равно буду всегда рядом, – упрямо повторил он.

– Рядом, это не вместе, – тихо прошелестела она.

Так они и прожили все лето на одной ветке. Вместе радовались пению птиц, вместе наслаждались теплыми дождями, вместе засыпали, и вместе просыпались. Потом пришла осень. Короткие теплые ливни сменились длинными промозглыми дождями. Изумрудная зелень луга сначала поблекла, а потом побурела, сбившись спутанными прядями. Голубая лента реки сделалась черной. А потом они увидели в ярко синем небе желтые листья. Их все меньше оставалось на дереве, и все больше становилось на земле, и они провожали их полет долгими взглядами. А потом он заметил, что она начала меняться. Она старалась этого не показывать, чтобы не расстраивать его, но он видел, что ей нездоровится. Она меньше стала говорить, и голос ее стал не таким звонким как раньше. На ее коже проступила нездоровая желтизна, а он не знал, как ей помочь, старался развлечь ее как мог, а она только смотрела на него и грустно улыбалась, – Не бойся за меня, я держусь крепко, – говорила она ему. И однажды произошло то, что и должно было произойти. Он смотрел куда-то вдаль, когда услышал позади себя слабый вскрик. Оглянувшись, он успел увидеть, как несильный порыв осеннего ветра оторвал ее от ветки и закружил в прозрачном воздухе. Он рванулся что было сил, и почувствовал, как в его теле что-то оборвалось. Затем земля и небо поменялись местами. Он на секунду потерял ориентацию, но в следующий момент увидел ее. Она летела ему навстречу. Он вытянул руки, но ветер разметал их в разные стороны. Он следил за одинокой золотой искрой в слепящей сини неба, и уже думал, что больше никогда не увидит ее, но ветер изменился, и они вновь полетели навстречу друг другу. Так они и кружились, то разлетаясь в разные стороны, то вновь соединяясь. Потом ветер стих. Она мягко опустилась на землю, а он неслышно опустился прямо на нее. Он впервые почувствовал уже слабое тепло ее тела, мог прикоснуться к ее коже. И хотя кожа ее огрубела, высохла и покрылась морщинами, он этого не замечал. Она по-прежнему оставалась для него нежным зеленым листочком. Он шептал ей слова любви, покрывал ее губы поцелуями, звал ее по имени, стараясь разбудить, но она не слышала его. Дыхание не вырывалось из ее полуоткрытых губ. Она спала тем сном, от которого не просыпаются. А потом уснул и он. Уснул с ее именем на губах, уснул счастливым, потому что прожил не зря, потому что сбылась его самая сокровенная мечта, быть с ней вместе.

Два листа опустились на землю прямо перед ними. Сначала один, а потом сверху на него лег другой.

Андрей Владимирович и Саша остановились, глядя себе под ноги.

– А что было дальше? – Саша подняла глаза на своего спутника.

– А дальше была зима. Она укрыла листья пушистым снегом и им снились сны. Вернее, один и тот же сон. Сон, что они вместе. – Он посмотрел ей в ответ.

– Да, грустная история.

– Ну почему же грустная? Ведь за зимой приходит весна, и дерево покроется новыми листьями.

– И все повторится?

– И все повторится, – подтвердил Андрей Владимирович, – Такова жизнь.

Они еще какое-то время шли молча.

– Андрей Владимирович.

– Да, Саша.

– Я все собиралась Вам сказать, только вот случая подходящего не представлялось.

– Сейчас подходящий? – поинтересовался Андрей Владимирович.

Саша пожала плечами.

– Понимаете, у меня Мише должность хорошую предлагают – управляющего крупного отделения, или представительства, я в этом не разбираюсь. Он об этом так мечтал.

– Ну, это же хорошо!

– Хорошо. Только вот представительство это в Европе. Я сначала Вам не говорила, потому что это все вилами по воде, а вот на прошлой неделе позвонили, сообщили, что его назначение согласовали. Приказ пока не подписан, но это уже формальности. Как только контракт у нынешнего управляющего закончится, Мишу на его место назначат.

– И когда же это произойдет?

– Точно не знаю, но где-то весной.

– А ты?

– Что я?

– Ты с Мишей поедешь?

– Ну, так я Вам поэтому и говорю. Чтобы вы на мое место кого-нибудь подобрали.

Андрей Владимирович вздохнул, – Кого-нибудь на твое место не подберешь.

Всю дорогу до дома, когда они уже расстались с Сашей, Углов думал о ее предстоящем отъезде. Вроде бы еще и времени оставалось достаточно, чтобы найти ей достойную замену, только он никогда и представить себе не мог, что они могут когда-нибудь расстаться. За эти годы совместной работы он так прикипел к ней, что считал ее почти частью своей семьи, поэтому никогда не задумывался, что у нее, помимо работы в его компании могут быть другие интересы и другие приоритеты. Вся эта затея с переездом казалась ему такой ненужной и несвоевременной, и в то же время он понимал, что это только с его точки зрения, а с точки зрения, ну, например, Миши, все это наверняка является и нужным, и своевременным. – Ну ничего, времени еще много, что-нибудь придумаем, а может за это время все сто раз еще поменяется, – утешил он себя, нажимая кнопку дверного звонка.

Катя отворила ему дверь в кухонном фартуке, надетом поверх короткого домашнего платья. Ее руки были в муке, а по квартире разносился запах печеных пирожков.

– Привет, как на работе? – она подставила мужу щеку для поцелуя.

– Привет, нормально, – Андрей Владимирович поцеловал жену в подставленную щеку.

– Что случилось?

– Ничего не случилось, – Андрей Владимирович попытался через Катю повесить плащ на вешалку.

– Как не случилось, когда я вижу, что случилось, – Катя попыталась помешать мужу дотянуться до вешалки и одновременно заглянуть ему в глаза.

– Ну, Кать, – Андрей Владимирович попытался мягко отстранить жену.

– Ничего не Кать, – не унималась жена, – Не зайдешь, пока не расскажешь.

– Ладно, рассказываю, – сдался Андрей Владимирович. – У меня Саша увольняется.

– Да ты что?! – всплеснула руками Катя. – А почему? – Она отошла с прохода, давая мужу раздеться.

– Мише ее, место в Европе предложили, то ли управляющим филиала, то ли представительства, она сама не знает. Ну в общем для него это серьезное повышение, ну а она, сама понимаешь, с ним.

– И когда они собрались?

– Ну не скоро еще. Весной. Время еще есть.

– Ого, весной! Да до весны что угодно может случиться. А на что время есть?

– Как на что, – удивился Андрей Владимирович, – замену ей найти.

– Даже не заморачивайся пока, – безапелляционно заявила Катя. – Вот весна придет, тогда и думать будешь.

– Легко сказать, не заморачивайся, – пробурчал Андрей Владимирович, надевая тапочки. – А где Юрка-то? – вспомнил он о сыне. – Сы-ын, встречай отца! – прокричал он на всю квартиру.

– Да не кричи ты, нет его, я его к маме отправила погостить на выходные, – Катя, развязывая фартук, прошмыгнула за спиной мужа на кухню. – Я быстро, только пирожки сниму.

Войдя в гостиную, он увидел накрытый на две персоны стол. Скатерть, праздничные приборы, бутылка вина и две свечи в высоком подсвечнике указывали на праздничный повод ужина. – Неужели я что-то забыл? – остановившись посередине комнаты, он стал судорожно перебирать в уме все известные ему даты. Вышедшая из кухни Катя, видя замешательство мужа, улыбнулась.

– Не вспоминай, все равно ничего не вспомнишь. Это я просто так решила праздник устроить. В честь наступающих выходных.

– И Юрку к маме тоже в честь выходных решила сбагрить?

– Ну почему сбагрить? Просто захотелось побыть вдвоем с любимым мужем. Это противозаконно?

– И чем же мы планируем заняться в выходные? – поинтересовался Андрей Владимирович, осторожно откупоривая бутылку шампанского.

Катя мечтательно закрыла глаза, перебирая в уме возможные планы, – слушай, а давай за грибами съездим, – выдала она неожиданное решение.

Андрей поднял на нее удивленные глаза, на секунду отвлекшись от бутылки, чем та не преминула воспользоваться. Бац, празднично ударила в потолок пробка, и, отрикошетив, звонко шлепнулась в вазу с салатом. Углов едва успел разлить по бокалам вино из начинающей закипать пеной бутылки.

– Это значит да? – спросила Катя, поднимая высокий хрустальный фужер.

– Ну а почему бы и нет, – философски изрек Андрей Владимирович, чокаясь своим бокалом. – За грибами, так за грибами, – улыбнулся он, второй раз за день припомнив давний случай.

Грибов в этот раз было совсем мало. Но Андрея это не расстроило. Поняв, что сегодня удачи в грибной охоте не будет, он целиком отдался отдыху на природе. Правда, на всякий случай он предпочитал далеко от машины не отходить; медленно ходил с пустым ведром, описывая широкие круги; шуршал опавшими листьями, вдыхая их непередаваемый аромат; наслаждался такой редкой в городских условиях тишиной. При этом его мысли все время возвращались к их последнему разговору с Сашей, к ее предстоящему отъезду. Он обдумывал, кем ее можно заменить, анализировал функции, которые она исполняла в компании, и у него все время получалось, что он должен принять вместо нее никак не меньше трех человек. Постепенно его мысли сместились от ее рабочих качеств к чисто человеческим, и он вновь и вновь отмечал ее открытость, искренность и порядочность. Он невольно улыбнулся, вспомнив, как они первый раз познакомились, и тут же нахмурился, припомнив ее проблемы с рождением ребенка.

– Неужели она и вправду уедет, и я ее больше никогда не увижу? – В груди у него защемило, как бывало в далеком детстве, перед поездкой в деревню, куда родители отправляли его на целое лето. Он пытался понять, откуда взялось, и что это за чувство, когда из задумчивости его вывел голос встревоженный жены.

– Ты что кругами ходишь? Потерял что?

– Что? – поднял голову Андрей Владимирович.

Катя стояла возле машины с наполненным грибами ведром.

– Ну надо же, целое ведро насобирала, – удивился Андрей удачливости жены. – А у меня вот, – показал он пустое ведро.

– Если бы ты кругами не ходил, и ты бы насобирал, – возразила ему Катя, поняв, что муж ничего не потерял, а просто думает как всегда о работе. – Ну ладно, поехали, – она поставила ведро в багажник, и, усевшись на переднее сиденье, хлопнула дверцей. – Анд-ре-ей, по-е-ха-ли! – крикнула она еще раз застывшему мужу. Он нехотя пошел к машине, жалея, что так и не понял, что его тревожит.

Зайдя в понедельник утром в свой кабинет, Углов первым делом обратил внимание на раскрытую зеленую тетрадь, лежащую корешком вверх посередине чисто убранного стола. Он и забыл, что не дочитал страницу, которую сам же выбрал в конце прошлой недели.

– Ну-ка, что там у нас? – Андрей Владимирович поудобнее уселся в кожаное кресло и, перевернув тетрадь, прочел всю страницу целиком.

Посмотри, какая осень за окном.

Лёгкий лист корабликом кружится,

И на землю под ноги ложится

Разноцветным, праздничным ковром.

Над тобою неба синева,

Облаков причудливые горы,

Свежий ветер, желтая листва,

Птичьи стаи. А вокруг просторы.

Воздух как стремительный ручей,

Чист, прозрачен и на вкус холОден.

А вдали дымки от деревень,

Рощи, нивы, плеши огородин.

В небо так и хочется взлететь,

И, раскинув руки, закружиться,

Песню разудалую запеть,

И в высокой сини раствориться.

А потом вернуться к бытию,

Но с другими – чистыми глазами.

И умывшись светлыми слезами