ПО ЛИНИИ Е

– Я не знала, – честно призналась я, – А в Империи, что сделало с нейтралами белое войско?

– Ровно тоже самое, только название и эмблемы другие. В Империи простые люди, одержимые суеверным страхом перед ведьмами, также решили создать подобный Инквизиции институт – Культ Святых Наставников. Белое Братство помогло создать и направить Культ по нужному пути, – Ожегов положил передо мной второй томик, – Вот имперский трактат Святых Наставников. Ознакомьтесь. Ну а теперь пора начинать тренировку.

Он подал мне графины. Дно грело руки.

– Горячая вода? – удивилась я.

– Да. Ваша задача почувствовать изменения в руках. К тому же вам необходимо будет поворачиваться с ними. Если вы поворачиваетесь в левую сторону, то левая рука должна оставаться неподвижной, а правая двигаться, увлекая за собой грудь, поясницу, ногу. Подход будет считаться завершенным, когда графины слегка соприкоснуться. Зеркально проделывайте это упражнение и в правую сторону. Горячую воду будете брать на кухне.

– Координация с равновесием? – предположила я.

– Именно.

Когда Гроссмейстер ушел, я попробовала проделать поворот. Но вместо плавных движений были рывки. Из равновесия выводила тяжесть графина. Полчаса такой тренировки заставили меня почувствовать себя разбитой шестеренкой, поэтому чтение я ждала как спасение.

На титульной обложке был герб другого рода: золотая молния, разрывающая красный круг.

«Святые Наставники завещали быть едиными в борьбе с колдунами и ведьмами. Колдуны эти особого рода, они носят людские личины как одежды, но под ними дремлет зверь. Звери сии обладают множеством сил. Неопытный колдун может лишь перерождаться. Опытная ведьма стяжает вокруг себя воздух, что делается подобно большому щиту. А может Опытный колдун и ускорить руки и ноги свои, а то и все тело, и выстрелить ими словно из пушки. Быстро, но недалеко пролетают их тела. Но самый страшный вид этих зверей – лютые. Лютые могут обладать разной силой, ибо нет в том системы. Силами четырех стихий могут повелевать они.

Чтобы одолеть лютого, нужен Святой Наставник или несколько Наставников, возглавляющих отряд братьев. Так же Культ наш сумел создать святые реликвии в борьбе с нечистью».

Возможно эти Святые Наставники могли оказаться фигурами Братства.

Прошло несколько дней упорных тренировок.

– Показывайте, если готовы, – буркнул Гроссмейстер.

– Да готова. Я поняла механизм защитного поля.

Наши ладони соприкоснулись. Я закрыла глаза и сосредоточилась на ощущениях. Во мне росло тепло, которое начинало прорастать сквозь меня. И я не стала его сдерживать.

– Очень хорошо, – голос донесся издали, Гроссмейстер стоял в полуметре от меня, – А теперь рывок. Принцип, обратный защитному полю: вы не излучаете энергию, а вкладываете ее внутрь необходимой части тела, и эта энергия толкает ее.

Я подчинилась инструкциям Гроссмейстера.

Тепло начало сжиматься жесткой пружиной в руке. Кровь приливала, раскачивая конечность. Мгновение, и мой кулак выстрелил вперед, ударившись о защитное поле Гроссмейстера.

– Вы хорошо научились понимать и использовать свое тело. Теперь вам необходимо уметь управлять своей энергией, а именно чувственной. Уметь ставить свои чувства себе на службу. Начнем тренировку со свечами. Ваша задача научиться чувствовать свечи, не видя их.

– Может, завершим тренировку? Сделаем выходной? – устало протестовала я.

– Время, к сожалению, не терпит, – отрезал он.

Свечи располагались на границе бокового зрения – слева и справа от меня на полу.

– Теперь делайте шаг вперед, дорогая Азира.

Едва уловимое движение и половина каждого огонька ушла в слепую зону.

Я ничего не уловила.

– Ничего не происходит. Что я должна почувствовать? – озадачилась я.

– Решите эту загадку сами. Некоторые задачи не решить, прочитав книги, не решить, спросив опытного человека, иногда надо решать их своими силами. А чтобы не скучно было это делать, я запущу машину по тренировке поля.

– Что еще за машина по тренировке поля?

– Вы думали, научились полю и все? А обточить навык? – он выразительно посмотрел на меня, – Принцип машины такой: с разными периодами она будет стрелять в вас деревянными шариками, скорость будет такой, чтобы вы могли полем отбить его. Но один выстрел она будет делать с большей скоростью, поэтому вас сможет спасти рывок. Это как рулетка. После часа тренировки – за томик, после прочтения заряжаете машину и вновь тренировка со свечами.

Пока шло долгое объяснение, мой взгляд скользил по машине, которая стояла напротив меня между свечами. Она представляла собой бочонок с трубкой в центре. Трубка колебалась как метроном: влево-вправо; но я так или иначе попаду под выстрел. Сверху Гроссмейстер вставлял рожок с деревянными шариками – их десять, скорее всего в какой-то момент под нижним шариком открывалась дверца и он отправлялся в трубку, которая должна была его направить в меня.

– Хорошо, – спокойно сказала я.

Тренировка началась. Гроссмейстер оставил меня одну.

Я делала шаг вперед, а затем назад. Старалась понять, как меняется внутреннее ощущение восприятия видимой части свечи от невидимой. Эту границу, этот переход я решила понять.

С машиной к вечеру я научилась справляться, а вот свечи еще не раскрыли свою загадку. Воодушевленная я отправилась к Гроссмейстеру.

Он сидел за шахматной доской в своей комнате.

– Господин Ожегов, ваша машина не может справится со мной!

– Это вы пока без эмоций, моя дорогая,– не отрывал взгляда от доски Гроссмейстер.

Я же скользила по комнате взглядом и остановилась на портрете.

На нем были запечатлены люди средних лет, в центре стоял мальчишка-гимназист. Взрослые положили ему руки на плечи, а он вытянулся по стойке смирно.

– Вы играете в партию с самим собой? А почему один из коней сломан? – переключилась я.

– Партию да, играю сам с собой. Повреждённый конь – это работа вашего учителя. Мы не одну партию с ним проводили, когда он обучался у меня. – отстраненно отвечал Ожегов, – Он оказался в сложное время в моем доме: раненый, с потерянным даром и погибшей возлюбленной. Он мой любимый ученик с непростой судьбой.

– Любимый ученик. У вас были ещё ученики?

– Да.

– А почему Рад сломал коня?

– Действительность упрямая штука, госпожа Вересова. Ему тяжело было принять свое положение дел: калека мира нетленных. Конь – фигура с нестандартными ходами. Этот образ я увидел в нем и поделился им. Но не я создал из него фигуру. Он сам. Он неплохой стратег. Делая ходы, он преследует сразу несколько целей.

– Это как? – заинтересовалась я.

– Лучшее поле для коня – в центре защищённая пешка. Или в лагере соперника. В позиции с пешкой – это начало его партии против Тамары и Строгачева. Вы усиливаете его игру. В этом городе – городе Тамары, он оставил вас в тылу, а сам направился в лагерь соперника. Этим ходом, госпожа Вересова, он решает несколько задач: защищает себя, защищает Вас, борется с вашими чувствами к нему, борется со своими чувствами – ведь это город, где он потерял свою возлюбленную.

– Борется… с моими… чувствами? – запнулась я.

– Милое дитя, вы наивны и неосторожно открыты. Ваши чувства заставляют вас цвести, хоть Вы это тщательно скрываете. Хочется надеяться, что Рад вернётся за вами.

– А почему он может не вернуться? – голос мой задрожал.

– Он сомневается. После гибели сестры Тамары боится любить. Любовь для него теперь непонятный предмет. Рад сейчас увлечен решением чужих загадок, может ли он тратить драгоценное время на непонятные для него вещи? Впрочем, достаточно отступлений. Возвращайтесь к своей тренировке.

Я удалилась.

Пламя свечей стало чужим и еще более непонятным. Шарики начали больно бить. Было ощущение, что стройный механизм рухнул. Я не могла тренироваться в этом ритме. Слезы текли по щекам. Я ушла в сторону и окончила тренировку. Есть ли в ней смысл?

Я просидела несколько часов в молчаливом параличе. Мысли о Раде заполнили каждую клеточку меня. Из пропасти отчаяния меня вырвали шаги Гроссмейстера.

– Господин Ожегов, простите мою слабость. Я покинула тренировку.

-Пройдемте со мной, – бросил он.

Мы вернулись в комнату с шахматной доской. Гроссмейстер заварил чай и поставил кружку за белым войском. Сам же сел за войско черных.

Я села напротив.

– Вы живая душа, моя дорогая. Нет ничего зазорного в том, что вы проигрываете своим эмоциям.

– Я… – я начала робкую попытку протестовать, но осеклась.

По- настоящему мне нечего было сказать.

– Вы не фигура без эмоций, как Рад, – продолжил Ожегов, – В признании своей слабости есть огромная сила. Фронт работы виден: из слабой фигуры вы можете стать Игроком, двигающим другие фигуры. Если обуздаете себя – обуздаете и другого, то есть станете Гроссмейстером.

– Гроссмейстером? – не верила я.

Это ли мне нужно было на самом деле?

– Почему нет? Все будет зависеть от вашего хода. Когда человек попадает в черную полосу: в проблему, часто обыватель стремиться молниеносно вернуть равновесие. Как правило, вернуться в прошлое к привычным ходам и ролям. В то время как черная клетка – это возможность внести в жизнь что-то новое, развиться и возрасти.

– Просто, когда вы обнажили мои чувства, я поняла, насколько я глупа и смехотворна,– я сдерживала слезы.

– Каждый имеет слабости и недостатки. Не каждый их может признать. А есть травмы, которые могут находиться в слепых зонах для травмированного. Знайте, если вы сдадитесь сейчас, то уже никогда не изменитесь!

Я опустила голову.

– Вы не можете контролировать весь мир и Рада в частности. И это замечательно! Каждый из Вас свободен. Жизнь может предложить Вам страх, жизнь может предложить Вам зависть. Впускаете их в свое сердце Вы сами. И там они растут и развиваются с вашего разрешения. А вы попробуйте быть в состоянии покоя, видеть мир без своих ожиданий. В состоянии не только вбирать в себя мир, но и делится собой с миром.

– Да чем делиться?! Глупыми чувствами?! – негодовала я.

– Остановите поток осуждений! Введите в свое бушующее сознание контрмысль: сколько бы вы не пробыли с Радом, это будут счастливые мгновения, и вы с безмятежностью и благодарностью примите свою судьбу. Попробуйте переспать с этой мыслью. Утром продолжим вашу тренировку.

После этих слов я вернулась в свою комнату.

Бороться с тишиной… Бороться со своими чувствами… Не просто осознавать и принимать поражение. Ночь, как тягучее зелье в ведьмином котле, кипела за окном дождем. Стекло покрывалось испариной. Меня это насторожило и отвлекло от тяжелого внутреннего монолога. Я с усилием открыла оконную раму, которая с мерзким скрипом отворила путь в ночь.

Капли были теплыми. В них, то и дело, искрами горела гроза. Но дождевая пелена вместе с сумерками не могли скрыть от меня дымки, которая поглотила мануфактуру. Возможно, вода вступила в реакцию с содержимым военного завода. Смущали меня лишь оранжевые вспышки.

Росчерком, беглыми линиями, едва коснувшимися чистого листа. Обычно его многословные письма рождали во мне ветки мыслей, в которых я мог проводить долгий анализ. Но в этот раз он превзошел мое понимание. Черной тушью было написано «на полпути» и больше ничего, даже знака препинания не было в конце. Ни запятой, ни точки, ни восклицательного, ни вопросительного знака. Это тонкая игра или уловка?

Я пробегал глазами по этой записке не один раз. В ней были туман и солнечный луч одновременно. Туман таил опасности и сомнения, а луч рождал крепкие и ясные образы.

Очень короткая записка от Гроссмейстера, но он, кажется, считал это более чем достаточным. Я спрятал лист во внутренний карман и все-таки улыбнулся. А сейчас надо быть максимально собранным.

Я в задумчивости раскручивал свисток. Да, собачек с мануфактуры он хорошо пугает, но в сегодняшнем деле он явно не поможет. Я шел проулками к институту. Институту имени Соколова. Конечно, Странник подарил обществу паровой двигатель, и теперь цивилизация стала ещё быстрее развиваться. Но я понимал, что это лишь отвлечение внимания. Для себя он нашел совершенно иную технологию.

Его частенько видели в грозу на крыше. Биографы утверждали, что так де ему лучше думается, что он был нелюдимым мистиком.

Институт охранялся одним сторожем. Кому вообще в голову придет грабить образовательное учреждение?

Я снова посмотрел на свисток.

Да, парень, против породы Фракции ты бы мне не помог.

Я вспомнил широченную черную грудь, короткие, но толстые лапы, продолговатую пасть и короткие уши на макушке. Там явно была волчья кровь и ещё неведомо какая. Эти твари не боялись ничего. В свое время такая троица чуть было не порвала меня…

Осколки прошлого никак не собирались в настоящее. Я отмахнул наваждение, замер на расстоянии от трехэтажного здания. Альма-матер Соколова.

Осмотревшись по сторонам, отметил отсутствие прохожих. Подошел к одному из деревьев, растущих вокруг института. Одно из них я приметил еще днем: оно находилось в необходимой близости от балкона.

Ладони хватались за грубую и мокрую кору. Ботинки ставил на крупные ветки. И вот я оказался в почти облетевшей кроне. Мокрые листья приставали к разгоряченному лицу. Ветви скрипели от порывов ветра. Теперь нужно, словно гусеница, ползти в сторону балкона. Так как дерево было скользким, идти как канатоходец я не рискнул. Главное, чтобы ветка не сломалась.

Опасения не оправдались, я благополучно спустился на балкон. Он естественно был заперт. Деревянную дверь со стеклами, конечно, можно было высадить, но привлекать внимание сторожа шумом не зачем.

Прозрачная жидкость с мутно-желтоватым отливом растекалась по стеклу. Шипение с едким дымок едва было слышно через шум ветра. Стекло, как воск на горящей свече, постепенно оплывало вниз каплями. В образовавшееся отверстие я просунул руку и, нащупав щеколду, открыл дверь.

Третий этаж был директорским. В коридоре были постелены красные ковры, на стенах висели картины с античными сюжетами. Более того, вдоль стен стояло пару статуй, возле которых расположились пальмы в объемных горшках. Все это я наблюдал в скудном свете осенней луны.

Двери с табличками кафедры, директора и зам. директора я обошел, а вот возле двери с надписью Соколов остановился.

Из кармана я вынул отмычки и неторопливо стал примерять каждую к замочной скважине. Спустя небольшое время замок сдался, щелкнув.

В кабинете стояла непроглядная темень. «Ставни», – догадался я. Прикрыв за собой дверь, стал освещать реактивом кабинет.

В зеленоватом свете я увидел множество тетрадей и письменных принадлежностей, старую доску с вычислениями, книги с облезлыми корешками, кресло качалку, странного рода мельничку с красными и черными линзами, стальную руку средневекового доспеха. На последнем артефакте я и задержался: оплечье, налокотник, наручь и рукавица были соединены. Внутри этой руки была прорезиненная прокладка. Кажется, это что-то…

II

Рассвет нового дня подсвечивал шторы. Часы шумно отмеряли время. Я сидела на кровати и отметила про себя, что организм восстановил силы и работал как слаженный механизм. Внутри была ясность и безмятежность.

– Ты же не хочешь, чтобы все заканчивалось в середине партии? Может, есть ходы, которые я не увидела? Поборемся. – мои слова укрепили растущую уверенность.

За дверью послышались шаги.

– Госпожа Вересова, вы в игре или …?

– Я в игре.

– Замечательно, жду вас в своей комнате после завтрака.

Окончив все утренние церемонии, я стояла перед Гроссмейстером.

– Для вашей последней тренировки необходимо научиться правильному дыханию, правильному течению мыслей, правильному движению. Техника третьего уровня, как я ее называю – «Танец Ведьм».

– Почему, господин Ожегов?

– Потому что на третьем уровне одновременно используются два умения, и если вы плохо вкладываетесь или выполняете одно из них, то рушатся оба. Танец Ведьм – Танец противоположностей. Вокруг вас должны образоваться восемь сфер. Четыре белых и четыре черных. Они могут взрываться энергией, а могут уплотниться и отразить атаку.

Пытайтесь создать эти сферы, после часа тренировки – шахматный поединок со мной.

– Будете меня обучать этой технике, учитывая, что я не освоила сокрытие?

– Мы устранили мышечные блоки в вашем теле. Эмоциональный, срединный уровень, пока не дается. Мы зайдем с интеллектуального, третьего уровня. Преодолеем психологические блоки, и в вашей личности будут открыты два канала циркуляции энергии. А там, возможно, и эмоциональный канал откроем. Ну а сокрытие мы освоим в свое время. Теперь за дело!

Создать то, что смутно представляешь – задача не из легких.

– Полусогните ноги и руки. По позвоночному столбу должно двигаться напряжение. Сконцентрируйтесь, рождайте движение тела, дыхания и внутренней энергии. То, что у вас должно получится, сродни рывку и защитному полю одновременно.

Я подчинилась инструкциям Гроссмейстера. Но первая попытка не увенчалась успехом. Поле вокруг меня лопнуло, взволновав гардины.

Настало время партии. Я села за войско черных.

– Мне бы хотелось сказать, что белое шахматное войско – это свет и добро, а чёрное – зло и гибель. Но шахматы не так однозначны, как и жизнь. Белые, атакующие – они ходят первыми. В войске белых есть офицер, который ходит лишь по черным клеткам, будто пользуется грязными приемами. Черные всегда играют от защиты. В их войске есть офицер, ходящий по белым клеткам, будто выбравший путь милосердия. Эти два войска заключены на поле из 64 клеток. Их единственная цель – выиграть сражение. Я полагаю, что цвет – это лишь условность, – он двинул пешку по линии Е.

– К чему вы клоните, господин Ожегов? – я ответила, поставив пешку навстречу.

– Если вы выходите на уровень Игрока, то вы понимаете, что ваше войско сбалансировано: сильных фигур немного и они равно и зеркально располагаются на флангах. Стратегия оказывает решающее значение. Баланс в шахматах, гармония в музыке, – Гроссмейстер вывел коня.

– Причем здесь музыка? – я шумно поставила пешку на доску.

– Правильно созданная гармония рождает шедевр. Так же и танец ведьм – это шедевр, созданный по вашей гармонии, которую вы найдете и создадите своим умом и силами. А это значит верно понимать свои белые и черные стороны, – последовало несколько быстрых ходов с обеих сторон.

Все ходы Гроссмейстера были спокойны и опасны. Все его фигуры скользили по доске. Мои же шумно стучали, наверное, выдавая мое волнение.

Я сделала рокировку.

– Рад мне как-то говорил, что олицетворением Строгачева является офицер. Что бы вы могли добавить господин Ожегов?

– Сильный слон – фигура, атакующая слабости. Строгачев считает себя санитаром мира нетленных. Этот хищник видит, что вы ступаете на черный путь, и уничтожает вас. Вы тоже можете стать страшной фигурой, если займете правильную позицию и станете проходной.

– Проходной пешкой?

– Да. Пешка – путешественник, лишь на чужбине, в стане врага или в других землях она раскрывается, превращается в сильную фигуру. Так же и человек, путешествуя, узнавая новое, за пределами старого или попадая в другую ситуацию, встречаясь с людьми других или противоположных убеждений – раскрывается и живёт. Вам снова мат. Давайте я посмотрю, как вы осваиваете технику.

Я заняла позицию. Гроссмейстер пристально смотрел.

Энергия плавно растеклась по телу и остановилась в руках и ногах. Дыхание начало задавать ритм. Мышцы начали сжиматься болью.

– Нет, черт возьми. Вы все делаете скверно. Ваше тело живет отдельно от души. Ваши чувства ввергают в смятение ваши мысли. Это не гармония, это не одно целое!

Я выровнялась и смотрела на Гроссмейстера.

– Дыхание! Дышите полной грудью, вы хозяин своей жизни, а не вор, который боится дышать. Убирайте зажимы: импульсы медленно идут, кровь плохо циркулирует. Вы как повреждённый механизм, пока вы не ощущаете проблемы, но в дальнейшем это может развиться в болезнь.

Я старалась делать неспешные глубокие вдохи. Задерживалась на выдохе.

– Правильное дыхание, верное питание – и в вашей власти идеальный инструмент, способный сворачивать горы. Не держите его в тепличных условиях – захиреет. Убирайте лишнее из головы. Помните, держа в руках много книг и инструментов одновременно, многое будет ускользать. Растворитесь в полученных знаниях, не сверяйтесь бесконечно со справочниками. Доверьтесь Себе, будьте здесь и сейчас.

Правила – железные ли это решетки, или там есть исключения и лазейки? Убирайте преукрашательство и берите функциональность.

Следующий день начался с шахматной партии.

Пока гроссмейстер обдумывал ход, я внимательно осматривала портрет на стене. На нем были изображены пара средних лет и мальчишка-гимназист. Я его видела в прошлый раз.

– Это ваши родители? – предположила я.

– Вы наблюдательны, – не отрывал он взгляда от доски. – Это моя родительская семья в этом перерождении. А Вам мат.

– Честно говоря, господин Ожегов, я не совсем понимаю, как достичь баланса и гармонии для техники Танца Ведьм, – выдохнула я, еле скрывая досаду от поражения.

– Если рассуждать в категории тела: у меня болят мышцы – и они превращаются в зажимы. Рассуждать с позиции эмоций: я боюсь не успеть, боюсь подвести себя и Рада. Рассуждать с позиции разума: мне необходимо освоить эту технику, но с какой целью? Вам необходимо рассуждать с триединства этих позиций. Мышцы должны расслабляться и пускать кровоток. Это в свою очередь убирает эмоциональное напряжение и высвобождает волну энергии. Единство первых двух позиций порождает ясный и безмятежный разум, который усиливает технику Танца Ведьм. Все это и есть гармония.

Я вернулась к тренировке. Полученные инструкции дали мне небольшую ясность в понимании техники.

Я закрыла глаза и была полностью в текущем мгновении.

Время потекло совершенно по-другому. Вокруг меня родилась вибрация. Легкий ветерок путался в волосах. Белое-черное, черное-белое. Хлопок – сфера взорвалась на уровне груди и меня швырнуло в сторону.

От падения меня спасли руки Гроссмейстера, который оказался за спиной.

– Совсем неплохо. Вернемся к шахматам. Теперь, госпожа Вересова, вы атакуете, – Ожегов улыбался.

Я села за войско белых. Мы вели молчаливую партию. Гроссмейстер создал мне фору, и я начала крушить его белой королевой. Ферзь уже несколько ходов преследовал короля, но он скользил по доске. И вдруг моя атака захлебнулась.

– Пат, – спокойно объявил Гроссмейстер, – Вы атаковали довольно посредственно, беззубо и без вдохновения. Ваши атаки и ходы преследовали одну цель. Вы не наносили удар сразу в несколько целей, и атака не выполняла оборонительных функций. Также и в Танце Ведьм. Эта атакующая и защитная техника, для нее нужен прекрасный баланс и умение контролировать сразу несколько точек пространства.

– Тяжеловато выйти за пределы своего восприятия.

– Возможно, вы правы. Кстати, Пат – это своего рода ваши пределы.

– Как это может быть? – подняла я бровь.

– Люди иногда сами загоняют себя в Пат. Живут по шаблону, по проверенной схеме. Достигнув незначительного успеха, или сомнительного, когда не критикуют другие и хорошо. Они попадают в ловушку и обездвиживают себя – перестают жить и начинают существовать. Они боятся рискнуть, познать неизведанное, ленятся создать что-то новое, они скучно догорают свою жизнь. Ужасно для человека больших знаний закостенеть мышлением. Чудовищно считать, что поражения, которые были несколько лет назад, по-прежнему живут в нем. Так же и вы впускайте в свою душу новые чувства и переключите свое сознание на новые точки.

– Господин Ожегов, я всего лишь несколько дней тренирую эту технику. О каком Пате может идти речь в моих действиях?