Крымские черви

– Как думаешь, сколько мне отвалит «Нэшнл джеографик» за такую фотосессию?

  Сержант пожал широченными плечами, едва не приподняв небесный свод вместе с белесой полоской пролетевшего самолета и так и не смог дать на вопрос какого-либо вразумительного ответа.

  В этот летний день заполненная приезжими Ялта и еще несколько прибрежных поселков в округе были взбудоражены сообщением о приблизительно скором введении на их территориях чрезвычайного положения.

  Толпы туристов атаковали вокзалы и аэропорт в надежде достать билет хотя бы в тамбур или багажное отделение, а размеренная тихая жизнь столицы полуострова превратилась в истинный кошмар.

  Прочитав расхватанную в считанные минуты газету, которая внесла свой скандальный вклад, вызвав эффект пожара в переполненном театре, во все то, что, не смотря на усилия служб и военных, напоминало Маше только панику и более ничего, она в сопровождении тетки предстала перед грузной отчаянной давкой внутри и снаружи стен железнодорожных касс предварительной продажи билетов. Любому рассудительному человеку, мало-мальски держащему себя в руках, хватило бы одного взгляда на этот Содом, чтобы понять призрачность всех своих надежд. Маша Корягина была рассудительной девочкой и повернув обратно, прекратив тем самым поток восклицаний, лившийся из груди полной женщины, заявила что не отказывается подождать, пока все это сумасшествие уляжется как шторм на море.

– И то правда –тетка приняла ее сторону лишь потому, что желала по доброте сердечной сохранить племяннице хорошее настроение – Подумать только! Начитались глупых газет и давай топтать друг дружку до полусмерти! Ведь где это видано, чтобы человек вел себя хуже дикой собаки? Стыд-то какой – устроили толчею.. А ведь еще туристы, культурные люди..

  В газете, которую тетка обозвала «глупой», действительно было чего пугаться. Ужасы, о которых говорилось в статье стилем сумбурным и нескладным, подкрепленные к тому же несколькими вполне натуралистичными фотоснимками, могли бы переплюнуть старания любого корпеющего над своим произведением фантаста. Двадцать три человека из очистительной бригады, судя по уверениям автора, никогда уже не вернутся домой, а останутся лежать хладными трупами в одном из пригородный, закрытых для работы полей! В статье говорилось о сотнях (сотнях!!) червей, окружающих постепенно кольцом город и грозящих организовать настоящую блокаду, свив из самих себя живую стену, и это было еще далеко не все о чем запомнила Маша из шумной газетной статьи.

  Верить ли словам, рассказанным журналистом, или относиться к ним скептически, положиться ли на собственные разум и предчувствие, или же отдаться во власть толпы, гудящей на привокзальной площади – вот лишь то, о чем размышляла теперь Маша и то, что охватило ее целиком сейчас и заполнило голову, а еще более сжало клещами чистое храброе сердце.

  Что предпринять? Как поступить ей после всего? Маша наверняка не знала ответа, но лишь известная давнишняя ее привычка полагаться целиком и полностью на себя одну охлаждала ее стремление броситься бежать без оглядки, схватить сумку и спасать скорее себя, а напротив, внушала ей быть с теми, с кем сможет она объединиться своей силой и имея родство кровное, соединить себя с близкими людьми еще и более крепким душевным родством.

  Раз я здесь, разрешила собственный спор Маша, значит целью моей должно стать то, чего сама всегда желала для себя и до сих пор желаю сильно – Маша решила быть вместе с семьей тетки и какие бы испытания и опасности не обрушились на ее родню теперь, плечом к плечу стоять возле, сказала она себе.

  Твердо ответив тетке «нет» на ее уговоры о целесообразности отъезда и предположения о переживаниях и взволнованности отца, Маша настояла на том что останетсяво что бы то ни стало и пока семья тети Нюры будет находиться в опасности и терпеть невзгоды, она переживет все это  с ними вместе до конца и уже тогда уедет только, когда все благополучно разрешится само собою, суматоха уляжется, а они еще посмеются над своими сегодняшними страхами и тревогами.

  Ждать у моря погоды занятие пустое и глупое, но разгонять тучи зонтом, объяснила свое решение Маша, дело не более достойное и правильное.

   На том и порешили.

  Немцам повезло. Отстояв километровую очередь, направо и налево раздавая мелкие взятки, они умудрились-таки заполучить два билета на московский рейс и остались в аэропорту с Верезиным-старшим ждать посадки, не рискуя уже возвращаться домой, хотя до того момента когда самолет разгонится по полосе и оторвет тяжелое брюхо от земли в запасе было несколько часов.

Митя  Верезин пожал руки гостям – костлявую и холодную у Хельмана и теплую широкую ладонь Эрне – и пожелав им благополучного перелета, услышал от Хельмана бессвязную фразу прощания о том, что все, вроде того, здесь тоже образуется и может быть,.. даст Бог,.. на будущий год… Ладно, свидимся.

Митя сказал отцу что будет скорее вечером и приказал не ждать себя к ужину и не беспокоиться попусту, предположив что перекусит у Васинцева, к которому теперь и идет.

Протиснувшись с трудом сквозь толпу, которая наполнила здание аэропорта едва не раздвинув стены и поняв что в шуме ее и гомоне он мало что сможет услышать, Верезин отыскал на улице укромное местечко со скамьей под корявой приземистой сливой, достал телефон из кармана и набрал номер Лиды Бойко.

– Алло. – трубку взяла ее мать и услышав голос Мити, обрадовалась ему и с волнением и легкой грудной хрипотцой, какая была особенностью ее разговора, спросила у парня что он думает обо всех этих газетных статьях и наступающих червях.

– Не знаю кому и верить. – чистосердечно ответил Верезин – В листовках говорится что червей вокруг города едва ли больше пятидесяти штук и что если их не трогать и обходить стороной, то они ничего дурного никому не сделают.

– А как же газета?

– Да, я читал. Если это правда, то.. – Митя раздумывал, имеет ли он право успокаивать женщину или же теперь каждый должен знать то что есть на самом деле – наше дело дрянь, надо полагать. На одном только поле более сотни червей? Выходит, по всему пригороду их уже несколько тысяч?

– Ох, неужели это правда?

– Нет, конечно. Я думаю что нет. Газеты любят раздувать шумиху, лишь бы только сплавить весь тираж, поэтому не стоит чрезмерно волноваться.

– Скорее всего ты прав.. – услышал он задумчивый голос в трубке и представил как мать Лиды стоит сейчас и расширенными припухшими после неспокойного сна глазами, глядя в зеркало, воображает себе тысячи и тысячи мерзких скользких червей – Беда прямо какая-то…Беда.. Ты, должно быть хотел услышать Лидочку? Я ее позову.

– Да, если можно.

Трубка громыхнула, очевидно положенная на твердую поверхность полки с зеркалом и после непродолжительного молчания зашуршала и снова ожила.

– Привет, Митя – голос у Лиды был грустным и, возможно, даже обиженным. Переговорив с девушкой пару минут, Верезин выпытал у нее причину дурного настроения – отец Лиды запретил ей выходить из дому в одиночку, прикрывая свое решение размытыми  наставлениями о том, что в городе неспокойно и дочь оказалась запертой под домашним арестом. Посочувствовав ей, не став обвинять отца Лиды в чрезмерных предосторожностях, Митя пообещал зайти в свободный час и попытаться развеять скуку заточенной среди стен квартиры подруги.

Попрощавшись и неряшливо сплавив телефон в джинсовый узкий карман, он добежал до отходящего от остановки автобуса и запрыгнув в него, отправился в центр, туда, где еще можно было застать привычный порядок и спокойствие знакомых с детства выметенных и выбеленных улиц.

На центральной площади, мимо которой пролегал путь автобуса, Верезина  поразила неожиданно большая толпа, собравшаяся вокруг вагончика на колесах, чью тушу приволок на сцепке к площади военный грузовик. Недалеко от сборища горожан, присев на бордюр, курили сигареты, мрачно поглядывая по сторонам, несколько солдат, стороживших два походных суповых термоса. На воспарившие в воздух вопросы о предназначении толпы, водитель маршрутки ответил что здесь идет набор в добровольческие отряды и прямиком отсюда, получив благословение и амуницию, бригады отправляются на грузовиках за город рубить червей в лапшу.

– Странное соотношение.– заметил сидевший боком к окну полный и потный пассажир – Набрать так много бездельников и перевести на них целую гору продуктов! Из какого соотношения они исходят? Один человек с лопатой на одного маленького червя?

– Разве вы не слышали? – возразила женщина, судя по пакетам на коленях которой, скупившая подчистую половину продовольствия в маркете – Червей в последние дни стало намного больше! То, о чем говорилось в листовках – чистейшей воды обман! Город будут эвакуировать, вот посмотрите.

– Эвакуировать? Что за глупости вы говорите! Как это можно взять и эвакуировать целый город? Лично я никуда не поеду, пусть там хоть конец света, а что касается листовок – правительство лучше нас с вами разбирается в том что есть на самом деле, а чего нет.

– Вот и оставайтесь здесь один со своим правительством. Оно спустится в катакомбы и отсидится там, покуда ваши кости будут обгладывать черви. Все нормальные люди уедут, а я – первым же рейсом!

– Скатертью дорога – пожелал толстяк и ухмыльнулся злобно – «Катакомбы», тоже мне…

  Войдя в незапертый коридор коммуналки, Верезин постучал в дверь Васинцевых и впущенный в прихожую, резко обдававшую гостя ароматом пузырящего на огне варенья, он пожал руку готового уже покинуть дом, собравшего в сумку все мелочи друга

.

– Стабильность, с какой ты заступаешь на дежурство, вселяет надежду среди всей этой вакханалии – Верезин спустился вниз по деревянным лестничным ступеням и помог старушке у парадного справиться с вредным замком почтового ящика. Внутри оказались все те же листовки, из которых ребятня соорудила целый воздушный флот самолетиков, паривших в знойном пространстве улиц по всему переулку.

– Что же ты предлагаешь? – отозвался Васинцев, попрочнее устанавливая банку с супом на дне спортивного баула – Бросить все и записаться добровольцем? Говорят, им даже пообещали какие-то копейки.

– Мало надежды на это.

– Я тоже так думаю, потому и хожу на работу, покуда она есть и здание еще цело а весь город не сошел с ума.

По пути заглянув в продуктовую лавку, Верезин купил бутылку хереса и пачку бисквитов. Часы-табло на стене магазина показывали пять минут до шести.

  Шагая мимо серого квадрата школьного стадиона с двумя арками полосатых футбольных ворот, Леня заметил несколько выезжавших из-за поворота грузовиков с людьми, подтолкнул Верезина и кивнул ему на колонну. Грузовики двигались медленно, а люди, сидевшие вдоль бортов, у нескольких из которых на спины были надеты баллоны с уходящим книзу шлангом, весело горланили «Не страшны тебе ни дождь ни слякоть!..»

  Друзья остановились, провожая грузовики взглядом и ни один ни второй не произнесли ни слова о встреченной процессии.

– Считаешь, нам придется бежать? – наконец произнес Васинцев, выйдя из легкого ступора.

– Может быть и нет.. А может быть.. – Верезин наклонил голову, точно набок лучше представлялось будущее – ..все сложится так, что тысячи людей еще пожалеют о том как когда-то появились на свет.

– Ого! Из тебя никудышный агитатор. Тебя нельзя пускать в толпу.

– Почему еще?

– Ты не умеешь вселять в сердца людей хоть чуточку оптимизма.

– Разве от меня что-нибудь зависит?

– Не знаю, – отозвался Васинцев – но как только придет тот час – сказал он – когда для победы над червями понадобится пожертвовать чьей-то бесценной, как известно, жизнью, то я не раздумывая решусь записаться добровольцем в очистительную бригаду.

  Юноша умолк и скосил глаза на Верезина. Последний отозвался, лишь минуту обдумав свой ответ.

– Наученный опытом последних дней, я бы переиначил это утратившее былой запал звание «очистительная бригада», переименовав его под реалии теперешнего часа.

– И как же звучало это название теперь, будь ты уполномочен перекрестить все на свой манер?

  Верезин прищурился и выбросил вперед руку с пятерней пальцев, словно рисуя перед собой картину.

– «Бригада по кормежке», скорее всего – дал он ответ – Или «Бригада – ходячий обед с доставкой»… «Бригада – съешь меня» наконец…

– Какие ужасы! – Леня неодобрительно встретил предложенные имена. – Полный мрак!

   Бегство, бесспорно, явление постыдное, о котором принято упоминать тоном осуждающим и даже гневным, но когда Полысаев увидел третью по счету машину за последние два дня, которая, груженая тюками, покидала кольцо девятиэтажных домов, он допустил что именно бегство, а не что иное, может послужить единственным и надежным спасением, способным избавить людей от опасности и вернуть им спокойствие с уверенностью в придачу недоступности себя и своих близких грозным беспощадным силам.

  Куда именно следовала машина Полысаев не мог знать, но наверняка было ясно то, что путь ее, проходя через кордоны и заградительные посты, лежит уводя далеко за пределы полуострова.

 Выйдя из квартиры на лестничную площадку и заперев за собою дверь, Полысаев спустился вниз, оставив несколько этажей позади и проверяя пальцами надежность перехваченной на месте заживающего укуса бинтовой повязки, столкнулся лицом к лицу с выудившем из почтового ящика газету плюс три листовки участковым, Севастьяновым, с каким они были давнишние хорошие знакомые и кому не раз Полысаев помогал дотащить до домашнего тепла замерзающего в искристом снегу зимней порой не вяжущего лыка пьянчугу. Участковый, кивнувший спускавшемуся, прихрамывая, Полысаеву, был в форме и при кобуре, но обутый в выцветшие замшевые тапочки.

– Доброе утро – поздоровался Полысаев, отметив про себя следы бессонницы на лице законника, сослужившей совсем скверную службу с точки зрения косметолога – глубокие морщины делили лицо резкими треугольниками а припухлость под глазами, не видевшими отдыха несколько суток, придавала выражению отпечаток загнанности и нервозности.

– Вы должно быть шутите? – участковый пожал предложенную ему для приветствия руку и сложил газету линейкой, готовой перебить не один десяток мух – Назвать это утра бунта в доме умалишенных добрым! Это скорее конец света, о котором долго шептали старухи, вступает в свои права.

– Я слышал, – Полысаев удивился мягкости и влажности ладони, которую ему пришлось только что обнять своею – из наших домов формируют очистительную бригаду?

Шериф процарапал сквозь сальные черные волосы кожу на голове. Когда массаж был закончен, Полысаев получил ответ.

– Сектор приз, вы правильно слышали! Практически бригада уже сформирована и не позже чем завтра мы отправляемся в первый рейд.

– Мы?

– Я тоже вхожу в бригаду.

– И какой конечный пункт вашей вылазки?

Севастьянов назвал деревню и у Полысаева невольно сжалось сердце – это же совсем рядом, буквально пригород, где располагалась конечная остановка троллейбуса, следовавшего по улице неподалеку от его собственного дома.

– Неприятно говорить об этом, но похоже что фронт сужается, окружая нас кольцом.

– Похоже на то.. – нехотя признал факт бездарности обороны участковый – Собираетесь уезжать?

– Куда? – Полысаев ответил четко и мгновенно, так, как уже не раз отвечал на этот заставлявший его раздражаться вопрос.

– Действительно, куда… – милиционер опустил голову, возможно подумав о предстоящем рейде, вернуться с которого ( это уже не было ни для кого новостью ) предстоит далеко не всем и пошевелил пальцами ног. Тапочки придавали ему вид законченного домоседа, что вышел перекинуться парой фраз с приятелем о завтрашней рыбалке.

   В эту же секунду дверь, перевитая деревянными лаковыми рейками, открылась и показавшийся из-за ее громады желторотый мальчишка, опасливо бросивший на Полысаева сноп света из больших голубых глаз, предложил отцу подойти к телефону, где его ждало дело.

  Полысаев рассмотрел невольно прихожую квартиры участкового – зажатая в тиски бетонных стен мебель, холодильник с кустом алоэ, в углу над телефонной полочкой – макраме с горшочком цветов, ковер на полу, игрушки на нем, потертая картина фотообоев.

  Положив трубку, знакомый офицер Полысаева, скорее сбросив тапочки, сунул ноги в черные кожаные летние корочки и приказав сыну запереться, снова очутился на лестнице, мутными, один больше – один меньше, глазами глянув на соседа с каким-то диким, разросшимся в мгновение сумбуром.

– На площадке школьного стадиона лежит разорванная овчарка, – доложил он Полысаеву то, что только сейчас услышал сам – кто-то увидел из окна что вокруг собаки вьются черви! Штук шесть или семь.

  Полысаев хорошо представил себе это место. Недалеко от здания школы проходила улочка с чередой ветхих черепичных домиков, приземистую убогость которых скрывали вольготно пустившие листву сады. Многие владельцы домов держали на своем подворье собак и вполне возможно что одна из них забрела на школьный стадион именно оттуда.

– Собираетесь пойти в одиночку? – весть о том что черви находятся от него на расстоянии пары сотен метров привела Полысаева в замешательство и рана на ноге, оставшись чужим, изуродовавшим ее клеймом, отозвалась слабой тупой болью.

– Что же прикажете мне делать? – участковый обошел его стороной и прошлепал каучуковой подошвой вниз, к приткнутой кирпичом парадной двери – Бригада соберется только завтра.

– Смотрите под ноги! – успел предостеречь его Полысаев, с обеспокоенностью провожая взглядом припрыгивающую на ступеньках вдоль гулких бетонных стен спину.

– Я только гляну что к чему.. – слова эхом поднялись по прохладному колодцу этажей – Не стану же я отстреливаться от червей из «Макарова»…

   Как он там справится один? Не позвать ли кого на помощь? Полысаев пожалел что не может поспеть за милиционером со своей болью в ноге. Треклятая хромота!!.. А это была бы неплохая возможность поквитаться с червями!

  Маленькая булочная, куда направился Полысаев в надежде купить свежего хлеба и круасанов, оказалась безнадежно заперта на замок, а объявление, приклеенное к дверям булочной, не оставляло никаких шансов что двери эти откроются в ближайшие дни – « Магазин закрыт с NN числа» – прочел Полысаев на бумаге и припадая с больной ноги на здоровую, перенося тяжесть тела упиравшейся в асфальт тростью, заковылял к остановке, решив добраться до центра и именно там купить всех необходимых продуктов.

  Из разговора нескольких человек, что прятались от солнца под тенью навеса в ожидании маршрутного автобуса, Полысаев услышал о том как вчера был закрыт Центральный городской рынок – несколько червей, обнаруженных поутру в мясном лабазе, задравших кошку и круживших вольно под стальными крючьями, оказались достаточным для того предлогом. Вызванная бригада живо искромсала червей на куски и никто не пострадал, подставив гадам ногу для укуса, но на всякий случай рынок был закрыт для тщательной проверки – если несколько червей пробрались ночью на его территорию и нашли там свою смерть, то вполне возможно было предположить что за несколько часов до того как лопата бойца бригады отрубила голову первому из них, в отдаленном сыром и непроходимом уголке подвала черви отложили яйца и найти их теперь во что бы то ни стало – основная задача!

  Покинув переполненный  судачащими ездоками автобус в центре города, Полысаев прошелся по улице, купив в табачной лавке сигарет и выкурив на ходу одну из пачки. Встревоженность и испуг, яркими красками написанные на лицах попадавшихся ему навстречу горожан, сразу же бросились в глаза и Полысаев почувствовал вдруг приобнявшую его тоску и стон на сердце, оттого что, возможно, все привычное ему, да и любому другому человеку, вся слаженная с грехом пополам но все-таки идущая своим чередом жизнь разваливается на куски… Проклятые черви!!… Чтоб вам пусто было!!… Еще несколько магазинов на центральной улице были найдены Полысаевым запертыми и закрытыми не просто так, на щеколду или засов в ожидании скорейшего чуда и возвращения славных добропорядочных дней, а именно прочно и основательно, одевшись в защитные роллеты и укрывшись за металлом рекламных ставен, точно торговля в них больше никогда не закипит и они покинуты насовсем.

  Отыскав наконец действующий гастроном, Полысаев отстоял необыкновенно длинную очередь и удивленный скудностью выбора оставшихся на полках продуктов, глядя как щедро выворачивают содержимое кошельков другие очередники, отдавая все до последней копейки, он купил провизии практически на все свои деньги, оставив лишь совсем немного и выйдя из магазина наружу, добрел до парка, пожелав выпить бокал крепкого вина и посидеть, пуская табачный дым и размышляя над происходящим, под трепещущим в резких порывах островного ветра зонтиком забегаловки.

  На территории парка, заняв основную его часть, был разбит палаточный городок для приезжих, вывезенных в город с побережья – у железной дороги и аэропорта, работавших в полную силу, просто не хватало мест чтобы вывезти за пределы полуострова всех желающих. Городские гостиницы неожиданно оказались забитыми до отказа, хотя это уже никого особо не приводило в восторг, а частные такси, зарабатывавшие на извозе, смело брали заоблачную цену за то, чтобы поскорее вывезти семью с пожитками на автомобиле. Не смотря на сумасшедшие суммы, которые вымогали шофера, желающих находилось предостаточно и забыв о червях и обо всем на свете, вчера еще прозябавшие в духоте салонов собственных авто извозчики зарабатывали целые состояния, не забывая делиться с патрулями и офицерами на карантинных кордонах.

  Люди, сидевшие под древесной листвой парка подле одномастных армейских палаток, питавшиеся от приезжавшей дважды на день походной кухни и запасавшиеся водой из автоцистерны, внешностью своей и незавидной участью лишили Полысаева всякой охоты сидеть за столиком летнего кафе и тянуть терпкий херес мелкими смакующими глотками. Вернувшись из парка назад к проспекту, он решил ехать домой и сообщить жене с сыном последние увиденные и услышанные за сегодняшнее утро новости, тем более что летнего ресторанчика, где он предполагал дать ноге отдых от хождения, на своем прежнем месте уже не было..

   Вечером Полысаев зашел к участковому чтобы заявить о своей готовности записаться в бригаду водителем автобуса, который был выделен ей мэрией для завтрашнего рейда. Водитель был нужен, («не помешает..» – сказал дословно районный шериф) и получив заверение что подраненная нога Полысаева не может стать в этом деле помехой, капитан дал свое согласие.

  В одиннадцать утра все были в сборе. Многих из записавшихся в бригаду Полысаев хорошо знал, так как они были жильцами одного с ним района и не раз встречались, приветливо поднимая руки, в магазине, парикмахерской или на остановке возле пивного бара. Стоя подле раскрытой двери автобуса, Полысаев пожимал ладони и всматривался в хмурые, чуть взволнованные лица добровольцев. Каждый нес в руке пакет или сумку с провизией, у нескольких за спиною висели на ремнях охотничьи ружья, что насторожило вначале капитана Севастьянова, единогласно избранного бригадиром, но на что он впоследствии махнул рукой, получив в препираниях разгром выдвинутых жидких доводов о дисциплине и законопослушности.

– Осторожно заносите канистру в салон, в самый конец автобуса..Не опрокиньте! – взявшись руководить операцией, нисколько не сомневаясь что именно ему суждено было быть бригадиром, Севастьянов помог поднять на ступеньки баллон с ядом, сбоку которого изолентой был прихвачен ручной опрыскиватель, хвостом шланга соединенный с сердцевиной крышки – Аккуратнее, ребята, аккуратнее.. Не разлейте это дерьмо!

Вслед за канистрой в автобус погрузили связанные проволокой и обернутые брезентом лопаты – наиболее надежное и дешевое оружие для истребления червей. Как действует яд – не знал никто и более того, никто толком не знал как именно его распылять, куда и сколько. Инструкция по работе с ядом, наскоро переписанная вручную, находилась в кармане походных штанов Севастьянова и зачитать ее он задумал вслух во время пути. Каждый должен знать как обращаться с баллоном и распылителем, решил участковый, пристегивая висеть на ремне через живот табельный пистолет.

  Последний доброволец подошел к автобусу. Рыжеволосый высокий и костлявый электрик по фамилии Немурзин. Полысаев поздоровался с ним как со старым знакомым.

– Как ваша нога? – электрик, пару лет назад уступивший Полысаеву новенький электросчетчик, предусмотрительно обулся в высокие болотные сапоги – Сможете повести машину?