Крымские черви

– Постараюсь. Нога уже практически здорова и ноет только от длительной ходьбы.. А это – Полысаев поднял трость, на которую опирался – за рулем мне не понадобится.

– Помогай Господь.. В случае чего на вас вся надежда – Немурзин попытался улыбнуться дрогнувшими губами на бледном лице. Многие, очевидно, уже ругали себя за глупую горячность, подтолкнувшую их в пылу бравады записаться добровольцами. День настал и через несколько минут автобус с бригадой отправится за город.

– Если нам придется уносить ноги, вы имеете в виду? – Полысаев сам чувствовал волнение в животе, но держался ровно и нерушимо.

– Может быть.., а может нет – кто его знает – электрик оставил губы в покое и глаза его налились влажностью страха – Просто очень хочется вернуться назад, вот и все…  Очень…

– Значит, нам всем вместе надо постараться чтоб так оно и вышло.

– Верно, верно.. Один за всех и все, как говорится, за одного. Правильно я гутарю?

Полысаев кивнул и отбросил окурок. Электрик тянул резину, не в силах заставить себя подняться в автобус и оба они это прекрасно понимали. Люди, рассевшиеся в автобусе по местам, молчали. Никто не торопил. Оттого, может быть, что каждый знал куда едет и зачем. Их можно было понять. Не у всех чесались руки схватить лопату или канистру с ядом и броситься умерщвлять расплодившихся червей, гоняясь за теми по поселковому саду, с опаской заглядывая под каждый лопух. Это были добровольцы. Отважные сердца этих людей не были героически холодны, они бились жарко и тяжело успевая перекачивать хлещущую по жилам кровь, точно та получила инъекцию адреналина объемом с ведро. Это были добровольцы, а следовательно соль земли. Лучшие из тех, кто мог назвать себя мужчиной.

  Полысаев нащупал фляжку с водой в нагрудном кармане. Все в порядке и фляжка на месте. Странно, но это помогало, хотя сам Полысаев представлял все масштабы глупости любых суеверий. Однако волнения поубавилось. Что ж, если фляжка воды способна на такое, значит не зря она тяготит карман клетчатой свежей холщовой рубахи. Пусть себе будет там…

  У карантинного блокпоста, где был остановлен автобус, вышедших Полысаева с участковым встретил лейтенант гвардии. Дома поселка подставляли свои фасады обзору на расстоянии пяти минут ходьбы и людей, не считая нескольких изнуренных  солнцепеком гвардейцев возле грузовика, не  было ни души. Полысаев в который раз подумал о целесообразности и пользе, которые могут приносить подобные блокпосты. Единственная работа, какую они могли выполнять – это досмотр покидающих поселок автомобилей, а что касается сдерживания червей или наблюдения за их передвижениями то, понятное дело, о подобных задачах не могло идти речи.

  Поднявшись вслед за бригадиром в душное чрево автобуса, офицер поприветствовал критически встретившие его персону потные лица и не распыляя сил на разные мелочи, перешел прямо к делу, прикрепив куском скотча на стекло водительской отгородки рисованный от руки план поселка

  -Север, – сказал лейтенант, ткнув зажигалкой в нижнюю часть рисунка. – Юг.. Вот здесь мы..Вот главная улица. На северо-востоке ржаное поле и автотрасса. Они нас не касаются. Самое интересное происходит вот тут – зажигалка с барельефом гордо повернувшего в профиль кривой клюв орла передвинулась с едва ли прямой линии, изображающей  автотрассу, на другой край схемы, где мастерски налепленную мазню украшала деталь в форме оторванной подошвы женского сапога – Овраг и болото, которое местные кретины почему-то называют озером. Скорее всего что основная часть червей расположена именно там. Сколько их – сказать не могу, но думаю что не меньше сотни. За последние два дня черви погрызли трех человек – двух рыбаков и одного мальчишку, а что касается яиц, то их драные кладки повсюду на дне оврага и во многих местах по берегу болота, в особенности поближе к камышовым заводям.

  Лейтенант прекратил полировать зажигалку о прочерченный линиям сгибов лист и пустил ее по назначению, дав сигарете в зубах раскуриться от синего язычка пламени. Зажигалка промурлыкала очень знакомую мелодию и не успев допеть, замолкла, пришибленная клацнувшей крышечкой.

– Первым делом уничтожайте хреновы яйца! – это ваша первоочередная задача. Группа должна поделиться так, чтобы основная масса людей смогла заниматься именно этим, яйцами, я имею в виду, тогда как несколько человек в это время прикрывают ее от червей, распыляя по сторонам ядовитую баланду и успевая хватать ноги в руки, потому что сволочи кидаются на тебя с двух метров, точно у них в заднице вставлен мотор и прокусывают ваши клоунские болотные сапоги насквозь.

– Сколько людей осталось в поселке? – голос со среднего ряда принадлежал смуглому коренастому мужчине, вытиравшему взмокший лоб сложенной пополам пляжной кепочкой вместо платка. Полысаев встречал несколько раз этого человека в гастрономе, где тот непременно покупал ряженку. Очевидно что-то с желудком – решил Полысаев.

– Поселок считается пустым , но по вечерам во многих домах виден свет и я полагаю что не каждая старуха почла за честь расселиться в палатке или комнате дома под снос, куда теперь битком напихивают вывезенных беженцев.

– А какова ваша роль во всей этой операции? Я имею в виду военных? – Полысаев не успел рассмотреть того кто задал вопрос.

Лейтенант выпустил дым и стряхнув пепел на пол, растер его носком черного начищенного армейского ботинка.

– Вбить в вашу голову единственную мысль, – ответил он – Никто кроме вас самих, случись что ,вам не поможет и не спасет, поэтому держитесь друг дружки как кровные братья и постарайтесь не облажаться .Вот в чем заключается моя роль.У кого еще есть вопросы? Я не говорю о вопросе «какой самый короткий путь в город?», который наверняка вы все теперь себе задаете – лейтенант поднял лицо на добровольцев, посчитавших аплодисменты излишней признательностью его чувству юмора.

– Почему, мать твою налево, армия не использует все средства для того чтобы остановить червей?!.. Где войска? Где техника?? – слова принадлежали не выдающейся комплекции криворотому, со шрамом на губе завхозу районной школы. Полысаев рассудил про себя что завхоз прав – армейские могли бы быть более расторопными.

  Лейтенант гвардейцев, чье лицо было окутано пластом дыма, за ответом в карман не полез.

– При всем моем желании, – выдохнул он струю, оживившую неподвижность пласта – я не могу отдать распоряжение о том чтобы червей бомбили с воздуха. Что касается армии – мы выполняем приказы, а не гастролируем ансамблем самодеятельность, как бы кому это не было противно.

– Вам отдали приказ сидеть сложа руки, резаться в карты и разыгрывать комедию с карантинными постами?

Севастьянов, переводивший до того  с видом конвеерного механизма лицо с ответчика на вопрошающих, понял что настал момент ему лично вмешаться в разговор и проявить недюжинные задатки руководителя.

– Если мы сейчас начнем собачиться и препираться, устраивая дебаты о том кто полезен а кто нет – это не сдвинет дело с мертвой точки ни на миллиметр – участковый выправил спину и встал в полный рост перед бригадой, находящейся у него в подчинении волею судьбы – Не лучше ли нам поднять наконец жопы, убраться наружу из этой душегубки, взять каждому по лопате и отправиться туда, где солдатики обнаружили яйца?

– Кто-нибудь останется в автобусе? – на этот раз голос происходил от Немурзина – Я считаю что машина должна ожидать нас с заведенным мотором, если вдруг предстоит ретироваться.

  Вопрос электрика растаял где-то в верхних слоях атмосферы.

  После непродолжительного молчания, бетонной плитой нависшего над головами «очистителей», Севастьянов критически смерил прищуренным взглядом ногу Полысаева и его опиравшуюся на трость позу.

– Пойдут все.. – расчленил тишину бригадир, надеясь что металл в его голосе донесет до каждого истукана подтекст о неприятии возражений – ..кроме водителя. – добавил он.

  Полысаев не стал ломать из себя героя, бить кулаком в грудь и кидаться кричать о том что только через его труп бригада отправится на дело без такого важного и незаменимого человека как он. Полысаев прекрасно понимал что пользы от него как от пешего члена бригады, ковыляющего позади всех с палочкой, ровно никакой или же польза эта будет весьма незначительна. Мнение участкового было встречено безмолвным согласием и противящихся ему среди пятнадцати мужчин в автобусе, откинув пришлого лейтенанта, не нашлось.

– Если все готовы – прошу мерси на выход..Разбирайте лопаты.. Вы, – Севастьянов кивнул здоровяку с кепочкой-платком и предположительным гастритом – берите канистру с ядом и приготовьте распылитель так, как я показывал. Вперед, ребята, сегодня вечером я хочу услышать о вашей доблести в новостях – участковый оперся одной ногой о ступеньку и спрыгнул на землю.

– Где будут зачитывать посмертные награды? – родилась у кого-то злая шутка.

– Ну, с Богом! – рядом с Полысаевым, потеснив его, державшегося за поручень, поднялся, скромно и отчужденно сидевший во время всей поездки и не проронивший ни слова участник рейда с густыми седеющими усами под картофельным носом и в полосатом батнике – Раз надо, так надо.. – пробормотал он скорее самому себе, чем кому-либо другому из группы.

  Полысаев проводил спину последнего ступившего на землю добровольца и остался сидеть у окна, ожидая с тревогой в сердце дальнейшего разворота событий.

  О том что произошло в последующие час с четвертью можно рассказать в нескольких словах. Правду о случившемся оставленному участковым охранять автобус Полысаеву удалось узнать в дальнейшем от непосредственных участников вылазки – членов бригады, и правда эта была страшным началом, не увидеть которое ему суждено было лишь по чистой случайности, началом той кровавой и отчаянной бойни, где свидетелем он был до самого конца ее, до самого последнего дня, до самого последнего вздоха. Вот что именно узнал Полысаев из рассказа добровольца, оставшегося в живых среди нескольких таких же счастливчиков, того самого, что запомнился ему своими словами, брошенными перед уходом и показавшимися лишь случайно вырвавшейся из уст молитвой.

  Обогнув пустой поселок, стараясь двигаться по окраинной улочке, куда не долетало зловоние от разлагавшихся тел мертвого скота, бригада поднялась на холм, защищавший поселок от ветров в зимние холода, по другому склону которого из расщелины с бетонным подступом сочился родник пресной чистой воды, пропадавший в поле высушенного солнцем камыша и растворявшийся где-то среди его ломких оранжевых стволов. Родник смешивался с водою обтянутого тиной гадостного лягушачьего угодья – назвать эту продолговатую зловонную лужу озером не хватило бы фантазии даже у самого наделенного ею чудака. Несколько червей, попавшихся на пути и словно бы лениво загоравших под жесткими жарящими лучами были уничтожены бригадой без особого труда, а порубленные лопатами на куски тела их, оставшиеся позади вышедших на берег добровольцев, еще несколько минут бились в предсмертной агонии и пытались соединиться, выплескивая на траву бурую, тотчас же запекавшуюся кровь.

  Первая кладка – десятка два яиц, спрятанная на дне сырой глинистой впадины, стала такой же легкой и скорой добычей. Раздробив яйца, кладку перекопали на месте, опрыскав ближайшие к ней камыши порцией вытягиваемого из баллона ручным насосом яда. Облачко жидкости, сходное по цвету с разведенным малиновым сиропом, накрыло собою несколько метров болотной земли и кустарника. Вскоре были найдены и уничтожены еще две кладки, в каждой из которых насчитывалось по паре дюжин плотно прилегавших друг к другу, голубоватой скорлупы, с серыми прозрачными прожилками яиц. Пять или шесть червей соскользнули с уходившего тут утопленником головой в болото склона и бросились на защиту готовящегося вылупиться потомства. После от них осталось лишь перерытое с глиной жалкое кровавое месиво.

  Бригада двинулась дальше, не забывая распылять по сторонам горчивший в носу мелкими брызгами малиновый яд. Еще одна кладка.. И еще одна.. Выливавшиеся из толщи камыша черными изгибами черви лишались головы прежде чем успевали скрутить хвост кольцом и приготовиться к прыжку. Через какое-то время их перерубленные и сверкавшие каплями яда останки усеяли часть берега шумевшего непроходимой стеной камыша болота.

  Участковый не стал делить группу, трезво рассудив что оставленная без поддержки распылителя половина его людей рискует гораздо больше чем первая. Шаг за шагом, уничтожая все новые и новые попадавшиеся им на пути кладки, бригада обогнула спускавшееся острым концом в низину болото и остановилась перед полем камыша, разросшегося на этом клине стоячей воды так щедро, точно каждый стебель его уходил основанием не в бездонную трясину, а произрастал на благородной и хорошо удобренной почве. Это место было настоящим маркетом-клондайком яичных кладок. Не две и не три, а все восемь или девять, они оказались сосредоточенны здесь столь тесно и сподручно для безжалостно крушивших и разорявших их добровольцев, что в голове Севастьянова тотчас же возник план действий, столь же опасный и безрассудный, сколь и ничтожен был его опыт борьбы с червями. Достаточно вспомнить что вылазка очистительной бригады была первой засечкой на его счету. Но не будем чрезмерно жестоко судить за роковую ошибку простого смертного. Не стоит судить тем более что через несколько минут бригадир сам убедился в собственной оплошности. Убедился раз и навсегда..

– Жгите кусты! – приказал Севастьянов, остановив прежде приготовившихся поработать лопатами мужчин – Подпалим камыши и не успею я докурить сигарету, как все эти яйца превратятся в угли! Жгите, драть их боком!

  Замысел бригадира пришелся по душе добровольцам, почувствовавшим уже к тому часу жажду и нытье в потрудившихся руках. Сжечь такую кучу яиц одной брошенной в порох сухого камыша спичкой – это была неплохая идея!

  Посланный запустить красного петуха от изголовья камышового угодья Немурзин прекрасно справился с задачей, потому как через минуту сопровождая нараставший чудовищно треск, в небо взвился столб сизого подбрасываемого пламенем дыма.

– Ваша там, – наша тут.. – дождавшись когда электрик с лицом нашкодившего мальчишки заспешил обратно, прижимая на бегу карман на груди, Севастьянов разоружил ближайшего к нему экипированного двустволкой человека, опустил спаренное дуло к камышам и нажал на курок. Щелчок бойка прозвучал кошачьим чихом вместо грозового раската.

– Левый ствол. – объяснил причину молчания хозяин ружья. Севастьянов взвел собачку и ударивший в капсюль патрона ее клювик вырвал сноп огня наружу, двинув стрелка отдачей приклада в бок. Простреленные камыши вспыхнули, точно до того их щедро поливали бензином.

– Отходите! – Севастьянов вернул ружье владельцу. Из ухнувшего ствола выплывали запоздалые кольца сладкого порохового дымка. – Отходите все! Сейчас будет жарко!

Уговаривать вчерашних обывателей покинуть ореол набиравшего силу пожарища оказалось излишней предосторожностью, потому как все до единого, позабыв о брошенном бригадире, карабкались уже на склон высушенного холма.

  Покорив высоту и обернувшись, намереваясь насладиться результатами своего труда, Севастьянов был потрясен мгновенно, впрочем как и каждый очиститель в тот момент, восставшим будто из-под земли, угрожавшим им своею силой и безудержностью, адским огненным озером. Взметая к солнцу воздушный пепел срезаемых волною жара пушистых щеточек и ломких стеблей, пламя охватило всю камышовую гавань маленькой отдушины сельских удильщиков.

  Через полминуты температура воздуха накалилась настолько, что смешав жар огня с пеклом, исходящим от печеных камней, сама атмосфера теперь вокруг, подкрепленная жутким пейзажем пылающего озера, походила на ту, какая наверняка наличествует в преисподней.

  Четырнадцать человек бригады, вытирая бусинки пота со смуглых, очарованных огнем лиц и счищая ударами в землю кровь с лезвий лопат, выстроились на вершине болотного холма, глазастого от змеиных нор и поднимавшего их всех над пучиной пожара точно на ладони.

  Вдруг со стороны болота цвет холма, горчично-серый от глины, составлявшей его основу и выжженной травы, стал меняться прямо на глазах. От края до края поля резвящегося огня подножие холма вмиг побурело, зашевелилось, собралось тучно краскою поблескивавшего черного лака, и тотчас же живой поток этот подминая под себя и глину со следами человеческих ног, и примятые мертвые кусты и ложбинки с отверстиями нор, двинулся вверх по склону, прямиком под ноги людей и подальше от устроенной ими жаровни.

  Это были черви!!!

 Покинув горящее укрытие и лишившись отложенных в этом смрадном оазисе яиц, они двигались скоро и словно бы точно зная намеченный на сегодня маршрут. Черви покидали камыши, спасаясь бегством, расползаясь в стороны от охваченного огнем болота. Влево – к сельскому яблоневому саду с ржавым куполом водонапорной башни за ним. Вправо – к грунтовой дороге, упиравшейся в автостраду. И наконец прямо – на холм, где их поджидала группа оцепеневших от ужаса добровольцев, за которыми скрывался опустевший поселок, а за ним блокпост с армейским грузовиком и автобусом.

  Число червей, выползавших из камышей однородной извивающейся в неказистом танце массой, было невероятно! Тысячи!!.. Тысячи червей покидали подожженное болото, заполоняя все ближайшие к ним земли, точно саранча и не оставляя ни клочка, свободного от их коротких, толстых, подрагивающих в спешке хвостов.

  Кто-то закричал. Резко и грубо оборвав тишину кипящего потока. Люди на холме вздрогнули, несколько человек опомнилось и бросилось бежать к поселку.

  Участковый поднимался на холм вслед за бригадой последним, как и подобает командиру, показав неприятелю худую спину позже всех, потому то черви и настигли его прежде остальных. Получив несколько укусов, Севастьянов издал такой предсмертный вопль, какой, можно было подумать, никогда бы не смог появиться из его глотки. Крик сорвался в визг человека расстающегося с надеждой на спасение. Севастьянов попытался бежать, царапая землю руками и производя на свет невероятные движения отбивающихся ног, с которых свисали черви, но побег его не удался – он упал, а облепившие тело нитками твари принялись разрывать его, еще живое и причитающее, на части. Помочь бедняге ничем уже было нельзя, и пойми это те, кто бросился на выручку бригадиру, они были бы живы и по сей день. Но нет, эти люди кинулись в дикую бесполезную драку, исход которой был заранее предрешен, глупую и бессмысленную тем более что невероятное скопление червей в болоте, о котором не подозревал никто, само было ответом на вопрос о том что теперь предпринять и как это сделать правильнее. Перебить такую армию червей не удалось бы ни одной бригаде, пусть даже обладающей целой поливальной машиной с ядом, а дюжине вооруженных лопатами храбрецов совершить подобное стало тем более не под силу. Одного за другим, добровольцев покусали, лишив подвижности и сожрали на месте, а некоторые из них даже не успели потерять сознания, увидя как треугольные головы червей прокусывают ткань одежды на ногах, руках, животе, а вокруг, истекая кровью и прощаясь обезумевшими от боли глазами, погибают несчастные товарищи.

   Через несколько минут все было кончено и задранные останки очистителей теперь вряд ли можно было опознать… Разве что по одежде..

  Два оружейных хлопка пробудили Полысаева от полуденной дремы. Мгновенно проснувшись и различив среди деревьев четыре фигуры, спешащие к автобусу изо всех сил, Полысаев тут же понял каким-то чутьем что стряслась беда и причем беда не малая.

Четыре человека бежали, перескакивая через кусты и канаву, сдирая при падении кожу на коленях и отчаянно подавая ему, очевидно, а не кому-то другому отрывистые, мало что объяснявшие знаки, не призывая, впрочем, в чем он единственно был убежден, присоединиться к общему веселью.

  Полысаев вдавил шарик высокой рукоятки скоростей в верхний левый угол, бросил педаль и автобус, мотор которого он не глушил ни на минуту, недовольно скрипнув, рванул с места, чтобы побыстрее подобрать кричащих издали мужичков. Крылья пыли взметнули по обе стороны стекла водительской кабины. Полысаев открыл дверь, различив что один из четверки секунду назад упал и покатился по земле, а трое других пропали в непроглядном удушающем облаке.

  Подпрыгнув к дверям, Полысаев схватил за шиворот и втянул на ступеньки показавшуюся в пыли клетчатую рубаху вместе с хозяином внутри. Тут же, едва не растоптав его голову, в автобус ворвались еще двое, затягивая внутрь за собою мешок четвертого тела.

– Закрывай дверь!!

  Полысаев увидел что к ноге неподвижно лежащего на прорезиненном полу автобуса добровольца привязан черный короткий отросток длинной не более человеческой руки. Человек этот уже не мог самолично распоряжаться собственной судьбою и оказался втащен за спасительную дверь искусственно.

«Червь!» – догадался Полысаев, разворачивая автобус, проломав при этом гигантскую брешь в ветхом заборе заброшенного огорода. Мимо и назад промелькнул зеленый грузовик. Гвардейцев нигде не было видно. Что с ними? Где они?.. Мысли в голове Полысаева цеплялись одна за другую и торопились попасть первыми к обсуждению, точно голодная свора щенят к тарелке с кашей.

  За спиной лязгнул порезавший пол металл. Вниз по ступенькам к запертой двери пролетел дергающийся обрубок. Страшные хриплые голоса. Непонятные крики глушит мотор. Что там у них ??! Обрубок на нижней ступеньке перепачкал панель двери бурыми кривыми линиями и запятыми – ни больше ни меньше предсмертное послание.

  Автобус выпрыгнул с гравия на автостраду и вернувшись после крена влево на свою полосу, набрал скорость, не останавливаясь уже больше до самого города.

  Россказни толмачей о предстоящей благодати в виде дождя оказались правдивыми ровно настолько, насколько справедливым выглядело бы предположение о возможности снегопада на экваторе. Политые щедрыми обещаниями о скорой передышке среди нападок жары и о не менее скором выправлении ситуации с червями, горожане ( или во всяком случае та их часть, что не утратила дара здравомыслия ) не особенно поспешили верить ни первому ни второму и каждый посчитал за лучшее готовиться к худшему. А именно – к продолжению масштабного барбекю, устроенного небесной канцелярией и к продвижению червей в город, а посему тысячи автомобилей, навьюченные в спешке разнообразнейшим домашним скарбом, рыча и гудя хоботными фанфарами недовольства, скопившиеся на пересечениях основных проспектов города, желая поскорее покинуть его владения  и поддавая время от времени друг дружке в зад, не были уже ни для кого удивительной картиной.

  Не найдя в себе лишней дозы терпения сидеть на диване и под трепет вентилятора ожидать вместе со всем семейством тетки чрезвычайного сообщения, которое, объявленное заранее, должно было бы уже появиться и стать историей, Маша Корягина решила сама отправиться в город, а именно в парк подле здания Верховного Совета и разузнать на месте что и как должно быть сегодня и что еще более худшего можно ожидать.

  Заверив тетку тут же, что никакая напасть и угроза быть травмированной не может быть ей в этом помехой, Маша перекинула через плечо сумку с мелочами, о пользе и нужности которых ведал сам Господь, попросила себе немного бумажных денег и выбралась на улицу. Не зная наверняка еще каким именно путем идти, но представляя уже неплохо положение и расклад нужной ей части города, она зашагала в сторону служивших теперь девушке маяком шпилей с двумя вяло обвисшими в безветренном зное флагами, каковые различимы были прекрасно за крышами дальних домов, куполами церкви и кронами деревьев, составлявших им компанию.

  Оказавшись в людской массе намного проще и быстрее становились доступными самые последние новости, рассудила Маша, и если отделить зерна от плевел, отбросив глупые пересуды и не внимая немыслимым предположениям, настоящее положение вещей явственно и четко вырисовывалось на фоне этого дикого разброда температур человеческих мыслей и полярности ожиданий предстоящего конца, о котором каждый говоривший с точностью наоборот повторял или как о конце злоключениям, или же как о конце всяким, и без того робким, надеждам.

  Часы на перекрестке, миновать который Маше предстояло лишь спустившись в подземный переход, радовавший своей сырой прохладой, показывали четверть второго. Сверив показания с расположением стрелок на своих наручных часиках, подаренных отцом в день шестнадцатилетия, Маша нашла что разница между спорящими часами совсем незначительна и составляет всего минуту.