Стальной хребет

– Где же мы здесь дерево найдём? Вокруг одни камни.

– Не найдём, – согласился Тук, – а давайте попугая в воду бросим, этот кусок дерьма точно не потонет, а окраска у него яркая, не затеряется в волнах.

– Караул!!! – истошным голосом заорал попугай.

С разных сторон начали подбегать встревоженные бойцы, вернувшиеся с осмотра боковых галерей:

– Что тут у вас происходит?

– Птицу Стража хотят утопить, – сообщил возмущённый попугай, раздуваясь, как шар.

– Кто? Кто? Где?

Зелёный указал клювом на Тука:

– Вот этот рогалик бронированный!

Ребята с удивлением уставились на Тука. Лотто еле сдерживался, чтобы не заржать во весь голос.

– А что, собственно? – Тук горделиво попытался распрямить горбатую спину. – Попугай всё равно на суп пойдёт, так сэр Страж говорил, – попытался перевести стрелки на меня Тук, – и, кстати, кто такой рогалик?

Ответить никто не успел, как подбежали Люк с напарником.

– Сэр Дан, там пещера, которую мы обследовали, какая-то странная. Вам стоит самому взглянуть.

– Хорошо, а вы что обнаружили? – спрашиваю у разведчиков, вернувшихся ранее.

– Наш проход быстро начал сужаться, и скоро там стало невозможно двигаться вперёд.

– У нас то же самое.

– И у нас.

Раздались голоса с разных сторон.

– А погань пролезть сможет?

– Ну, погань она разная бывает. Если размером с кошку, то сможет. Некрупная собака тоже, наверное, протиснется, а вот крупнее – вряд ли.

– Значит, у нас один вариант дальнейшего продвижения.

Поначалу пещера, обследованная Люком, ничем не отличалась от той, по которой мы вышли в большой зал. Но, пройдя шагов пятьдесят, стало заметно, что в воздухе появилась пыльная взвесь, и с каждым шагом её становилось всё больше. Создавалось впечатление, что тут недавно выбивали старый ковёр, пролежавший на одном месте лет сто. Кто-то из сзади идущих начал кашлять и чихать. В какой-то момент даже пришлось закрыть глаза, продвигаясь вперёд, не глядя перед собой.

– Пришли, странная пещера, не правда ли, сэр Дан? – произнес Люк, останавливаясь.

Налетев на него и открыв глаза, я не сразу осознал, что же изменилось вокруг. Нет, пыль никуда не исчезла, но что-то было не так. Что-то было иначе. Стены: они больше не давили с обеих сторон, они исчезли. Нет, не исчезли, они просто раздвинулись в стороны и стали гладкими – исчезли все торчащие углы, сколы, зазубрины камней. Исчезло всё, что отбрасывало многочисленные шевелящиеся тени. Мы стояли посреди красновато-жёлтого в свете факелов тумана.

– Давайте пройдём ещё немного, там пыли будет меньше, – предложил Люк.

Действительно, через двадцать шагов пыльная взвесь начала редеть, а пройдя ещё немного, мы оказались в практически чистом тоннеле.

Однажды в этом мире мне пришлось уже встречаться со странными подземными сооружениями: была пещера с абсолютно ровным потолком, как будто это были бетонные плиты, а ещё был схрон погони, похожий на ракетную шахту. А вот теперь мы нашли метро. Насколько помню, диаметр тоннеля метро метров шесть, вот и тут примерно столько же. Идеально круглое сечение, только рельсы осталось проложить да электрокабели по стенам развести, и можно поезд пускать.

– Метро? Что такое метро, сэр Дан? – интересуется Амед.

Кажется, от удивления я начал думать вслух.

– Метро? А это вот такая круглая пещера, по ней ездит большая длинная телега и народ перевозит.

Тук тоже заинтересовался рассказом про метро:

– А почему эта телега наверху по земле не ездит, как у всех нормальных людей?

– А может, у них там постоянные дожди идут, – предположил Амед, – дороги все развезло, грязь непролазная.

– Да уж, если дорога разбитая, то это беда, – задумчиво резюмировал Лотто, – но чтобы такую огромную нору прорыть для телеги и ещё всю землю вывезти… Ты глянь, Амед, на полу только мелкие камушки остались, всё остальное как языком слизнули.

Теперь пришла очередь Тука выдвинуть идею:

– А может, им делать нечего, вот они и роют большие круглые пещеры. У кого пещера круглее, тот и…

– Так, мыслители, – перебил я Тука, – вы забыли, зачем мы тут? Люк, Амед, идёте первыми и не забываем об осторожности. Погони без разницы: в круглой пещере вас жрать или в квадратной.

Глава 6. Пещера (продолжение)

Продвигаться вперёд стало значительно легче: стены больше не мешали, при желании можно было идти парочками под ручку. Ребята, конечно, правы: для этого мира пещера странная, более чем странная, и совершенно непонятно, для чего она тут нужна. Одно ясно точно – сил на рытьё такого тоннеля нужно потратить немерено. Даже на Земле эта задача не из простых. Ей занимаются тоннелепроходческие комплексы – огромные и совсем не дешёвые агрегаты. Эти монстры, помимо того, что имеют вращающийся ротор с резцами, разрушающими породу, ещё снабжены измельчителем выбранной породы, конвейером для удаления этой породы, тюбингоукладчиком,[6] кессонной камерой и подачей сжатого воздуха, создающего избыточное давление в рабочей области, не позволяющее грунтовым водам проникать в тоннель.

Ну, хорошо, допустим, что тут нет серьёзных грунтовых вод, и избыточное давление создавать не нужно. Порода прочная, не сыпучая, и тоннель не обрушится даже без бетонных колец, но ротор-то вращать надо, прорезать камень нужно, а про электричество и электродвигатели в этом мире никто не слышал, двигатель внутреннего сгорания не изобрели, даже паровой двигатель ещё не известен. Так чем же они просверлили этот тоннель? Ручной дрелью? Да тут такая дрель нужна, что её и дюжина Туков провернуть не сможет.

Так сверлили они этот тоннель или нет? А может, сидело тут племя доисторических аборигенов и тёрло камень зубными щётками? А что? Снаружи динозавры бегают – из пещеры высунешься – сожрут. Вот и начали камень тереть от безысходности. Тёрли миллион лет, тёрли и протёрли. Да, версия весьма оригинальная, если вернусь на Землю, нужно будет её в каком-нибудь научном журнале пристроить. Ну, а если отбросить всякий бред и подумать головой.

Что нам известно? А известно, что обычная, созданная природой пещера вдруг переходит в явно рукотворный тоннель. Само место перехода не рассмотрел, а почему не рассмотрел? А потому, что там было очень пыльно и почти ничего не видно, да и глаза я постарался побыстрее закрыть. Вот если бы у меня были защитные очки, как при работе с болгаркой, но у меня их не было. Откуда в этом мире такие очки? Чёрт. Чёрт. Чёрт. Пронзившая мысль заставила меня резко остановиться. Сзади налетел Тук, не ожидавший столь внезапной остановки, и наступил мне на ногу.

– Ааа, бобровую струю тебе в печень, Тук…

– Что случилось? – загомонил сзади народ.

– Да вот этот бронированный рогалик мне ногу отдавил.

– Ну, простите, сэр Страж, но вы так неожиданно остановились, и… да дьявол вас всех забодай! – Тук начал яростно раздувать ноздри. – Почему меня все называют рогаликом? Бронированный – понятно, но почему рогалик? Кто вообще такой этот рогалик?

– Это булочка такая, – ответил я, присев.

Начал обследовать стопу, пытаясь понять, насколько серьёзно мне досталось.

Ярость Тука, похоже, только возросла: он уже не говорил – ревел:

– Булочка?! Я что, похож на булочку?!

– Это булочка особенной формы. Она похожа на рог или подкову. Изогнутая булочка…

Вроде со стопой ничего страшного. Распрямившись, обращаю внимание, что народ улыбается, а Тук сурово смотрит на попугая. Похоже, юмор Зелёного он оценил.

– Так, теперь серьёзно. Кто-нибудь из вас трогал стены в том месте, где мы из пещеры вышли в это метро?

– Я трогал, – сразу отреагировал Люк, – ещё когда мы в первый раз этот проход обследовали.

– Что можешь сказать?

– Стена была ровная, шершавая и очень тёплая. Скорее даже горячая.

– Вот чёрт, сходится.

– Что сходится, сэр Дан? – поинтересовался Лотто.

– Ты когда-нибудь пользовался шкуркой, Лотто?

– Конечно, когда рукоятка топора сломается и вырезаешь новую, то нужно в конце хорошенько шкуркой пройтись, и не один раз – убрать все неровности и зазубрины, а то можно серьёзную занозу получить.

– А ещё, Лотто, пока ты шкуришь рукоятку, она нагревается от трения и летит мелкая пыль, так?

– Ну, так.

Куда я клоню, быстрее всех сообразил Амед:

– Сэр Дан, вы намекаете, что твари шкурками это метро протёрли? Но зачем?!

– Главное не чем и зачем. Главное – когда! Они делают это прямо сейчас!

– Но мы никого на входе в метро не видели и по тоннелю уже сотню шагов прошли. Даже следов нигде нет.

– Возможно, эта шкурка ушла на обед. Но в одном я точно уверен, что она реальная, и она где-то рядом.

Можно полагать, что одну задачу мы решили – установили наличие врага в этих тоннелях. Далее нам нужно понять, как этот враг выглядит, в каком он количестве и, по возможности, выяснить, что он задумал.

– Отряд, дальше двигаемся максимально быстро. Считаем факт нахождения здесь погани установленным. Люк, никакие следы больше не ищешь, единственное – будь осторожнее с боковыми ходами, чтобы не напали на нас неожиданно. Всё. Пошли.

Дальше мы продвигались чуть ли не бегом. Молча, с тихим сопением и бряцая железом, преодолели ещё несколько сотен шагов, когда Люк подал знак остановиться.

– Что-то заметил?

– Впереди сбоку какое-то затемнение, возможно, там стены нет.

Посмотрев вперёд, я заметил, что впереди, куда почти не доставал свет факелов, тоннель, постепенно пропадая во тьме, имел более тёмное пятно с правой стороны. Действительно, было похоже, что стены там просто нет, а есть что-то вроде тёмной ниши. Вот и попугай начал потихоньку кряхтеть и раздуваться, сидя у меня на плече. Погань уже близко.

– Люк, Амед, вы самые бесшумные, идите вперёд и гляньте, что там, а мы потихоньку пойдём за вами.

Амед протянул мне факел:

– Без света пойдём, он может нас выдать.

Когда ребята отошли шагов на двадцать, мы медленно двинулись за ними. По мере приближения к тёмному пятну всё более отчётливо становилось понятно, что стены в этом месте действительно нет, а есть какой-то тёмный провал. Вот Люк с Амедом остановились, быстро о чём-то посовещались и шагнули в провал.

Прежде чем двинуться за Люком, я приказал отряду:

– Гасим все факелы, кроме одного, и близко к проёму свет не подносите.

Зелёный раздулся ещё больше. А когда до проёма осталось несколько шагов, начал тихо шипеть и посвистывать, как дырявый шланг, после чего вдруг произнёс:

– Открылась бездна, звезд полна:

– ЗвездАм числа нет, бездне дна.[7]

Обдумать сие глубокомысленное изречение мы не успели, как из провала появился Люк.

– Вы должны это увидеть, только все факелы нужно потушить. И старайтесь не шуметь.

Скорее всего, тот, кто рыл тоннель, случайно, а может быть, и намеренно, проложил его, задев край одной из пещер. Здесь пахло сыростью, какими-то нечистотами, и пол снова был неровный, поэтому шагать приходилось очень осторожно. Шагов через двадцать кромешная темнота стала отступать, впереди стало чуть светлее, можно было различить фигуру впереди идущего. Вскоре Люк повернулся и предупредил:

– Мы сейчас выходим на балкон большой пещеры. К краю балкона лучше подползать, а не подходить во весь рост, и шлемы снимите, чтобы отблесков не было.

После этих слов Люк встал на карачки и пополз вперёд. Ну что же? Раз нужно ползать, значит, будем ползать. Сзади возмущённо заворчал Тук:

– Хорошо, мол, устроились эти следопыты! Бегают себе налегке, а вот попробовали бы они поползать в латах по каменному полу, со шлемом под мышкой, да ещё при этом не шуметь…

Приблизившись к краю балкона, я увидел лежащего Амеда. Он превратился в подобие каменного изваяния, внимательно вглядываясь куда-то вниз, и вполне мог бы заменить каменную гаргулью на соборе Парижской Богоматери.

– Что видишь, Амед?

– Задницу!

– Где? Большая? – тут же заинтересовался подползающий Тук.

– Ещё какая. Тебе не по зубам. – Амед протянул руку, указывая влево и вниз. – Вон видите там факелы? Это жрецы, заклинатели тварей.

Действительно, там, куда указывал Амед, горело около десятка факелов и копошилось несколько человеческих фигурок. Именно этот свет освещал пещеру. Освещал – это, конечно, сильно сказано. Пещера была преогромная. Своими размерами она напоминала серьёзный стадион. Свет достигал и самые дальние уголки пещеры, но толком ничего не освещал, лишь едва подсвечивал выступы и неровности стен, позволяя оценить общий размер пещеры, но не давая толком что-либо рассмотреть. Балкон, на котором мы лежали, находился в углу на галёрке, а фигурки с факелами стояли в противоположной стороне этого чудовищного подземного стадиона. Почти всё вокруг тонуло во мраке. Хорошо были освещены только фигурки и то возвышение, на котором они находились, а вот "поле стадиона" находилось ниже, было плохо освещено и, по-видимому, залито водой, так как по поверхности бегали блики от факелов. Странно, если тут подземное озеро, то вода должна быть неподвижной и абсолютно гладкой, ведь даже ветерка нет. Может, тут течёт подземная река, и вода вздыбливается на неровностях дна? Та речка, мимо которой мы прошли по дороге сюда, тут течь не может. Там водоносный горизонт был примерно на том уровне, где мы лежим, а тут вода находится значительно ниже. Если это единая водная артерия, то вода оттуда текла бы сюда, так как тут ниже, а там она течёт в противоположную сторону. Ещё одна река? Что-то многовато тут подземных рек, впору строить подземный аквапарк.

Пока я размышлял об удивительных свойствах местных подземных вод, глаза потихоньку стали привыкать к скудному освещению, и, похоже, не у меня одного.

– Святые угодники, – пробормотал Тук, – да сколько же тут этих тварей?

Лотто, не обладавший таким прекрасным ночным зрением, с удивлением спросил:

– И где же ты тварей усмотрел, горбуша глазастый?

– Глаза протри, слепой свиноед, вот они у тебя под носом. Вниз смотри!

Хотя, в отличие от Лотто, я не был бывшим демом, но сальце и жареный эскалоп в прошлой жизни уважал, да и в этом мире довелось свинины отведать.[8] Так что тоже с полным основанием мог считать себя "слепым свиноедом" – тварей я не видел.

Следуя указаниям Тука, я начал внимательно вглядываться вниз, ища тварей. Странно, что твари стоят в воде, ведь всем известно: воду они переносят плохо. Если нужда или жрецы заставят, то они, конечно, и в воду пойдут. Но чтобы просто так торчать в воде без всякой надобности – это удивительно. Тут какое-то резкое движение приковало мой взгляд, и я вдруг различил на тёмной волнующейся поверхности резкие контуры твари. Затем различил рядом ещё одну, потом ещё и ещё. От осознания того, что вижу, я впал в ступор. Вода не была водой в подземном озере, она была морем – морем тварей, стоявших плотно прижавшись друг к другу, как люди в переполненном вагоне метро в час пик. Это море колыхалось, что-то нашептывало, сопело и шелестело сотнями и тысячами тихих голосов.

Есть такая разновидность зрительных иллюзий – парейдолия. Это когда мы видим лица, фигуры людей или животных в случайных неодушевлённых объектах: например, в облаке в небе, сколе камня, узоре на кафельной плитке и многом другом. Здесь зрительная иллюзия имела обратный эффект: из-за очень слабого освещения раздельные фигуры слились в единое монолитное покрывало.

Зелёный вёл себя молодцом, как хорошо выдрессированная собака, не лающая без нужды. Раздулся до размеров китайского фонарика, но светиться при этом не стал и шипел маленьким тихим ужиком. Но вот его терпение кончилось:

– Мы вольные птицы; пора, брат, пора!

– Туда, где за тучей белеет гора.[9]

– Намекаешь, что пора удирать?

Мнение попугая о том, что пора и честь знать, я полностью разделял. Уйдём тихо, по-английски: без обнимашек, без выпивки на посошок и заверений в безмерном уважении и вечной любви. Всё, что нам было нужно, мы увидели. Теперь это нужно было осознать и переварить. Но была ещё одна деталь, которую хотелось прояснить.

– Тук, ты можешь разглядеть, во что одеты эти жрецы с факелами?

– Мне кажется, там есть и серые, и чёрные хламиды, но точно не уверен.

– А лица различить можешь? Нет ли среди них Цавуса?

– Лиц, увы, не вижу, да и не знаю я, как этот Цавус выглядит.

– Тогда выбираемся и бежим обратно к нашим лошадям.

Обратно в тоннель метро отряд выполз в полном молчании. Все переживали только что увиденное. Тишину нарушали только удары кремня о кресало – кто-то спешил снова зажечь факелы – и нарастающее шипение попугая. Словно пытаясь отвести душу, он старательно изображал приближающийся паровоз, пыхтя всё громче и громче.

– Что-то Зелёный разволновался, – настороженно проговорил Амед.

В этот момент начал разгораться один факел, за ним другой, третий. При свете люди начали ощущать себя более уверенно. Чего нельзя сказать о попугае. Он неожиданно вспорхнул с плеча и, проорав на прощанье:

– Всему я рад, всему покорен.

– В ночи последний замер плач.

– Мой путь, как ход подземный, чёрен…

– И там, где выход, ждет палач.[10]

Умчался в темноту тоннеля, не прекращая при этом возмущённо верещать.

– Судя по тому, как быстро свалил этот картавый поэт, сейчас нас будут бить! – сделал вывод Лотто.

По мере того как шум от улетающего во тьму попугая стихал, с другой стороны тоннеля, из такой же непроглядной тьмы, доносилось неразборчивое: покрякивание, похрюкивание и постукивание. Что-то было там, во тьме, совсем рядом с нами. Один из ребят сообразил и бросил в эту сторону факел. Пролетев огненной дугой шагов тридцать, факел упал. Вспыхнув ещё сильнее, он выбросил в стороны сноп ярких искр. И вот тут мы увидели смотрящую на нас из глубины тоннеля харю жуткой твари. Харя была огромная. Она заполняла весь проём тоннеля, как пробка бутылочное горлышко. Маленький круглый ротик, пара дырочек вместо носа. А пара маленьких поросячьих глазок медленно переводила взгляд с нас на упавший факел и обратно. Без лишних слов было ясно, что харя очень недовольна нашим появлением в тоннеле, в её тоннеле.

– Да это же муратель! – поражённо проговорил Амед.

– Нет. Муратель по сравнению с этим – мелкая гусеница, – со знанием дела заявил Тук. – Это, братцы мои, Метротель!

– Интересно, какой он длины с такой-то огромной рожей? – поинтересовался Люк.

– Вот сожрёт он тебя, тогда и узнаешь, пока перевариваться будешь.

Пока ребята обсуждали увиденную в тоннеле харю, я спокойно взвёл арбалет, прицелился, метя в глаз, и выстрелил. Хотя в глаз не попал, мой выстрел не прошёл бесследно – харя недобро крякнула и приступила к ответным действиям.

Первым делом приоткрылся рот, показав круг острых мелких зубов, торчащих почему-то вперёд, как нацеленные на врага копья. Далее начали происходить странные метаморфозы со всей харей: кожа начала расползаться во все стороны, уехали губы, щёки и подбородок, уползли наверх поросячьи глазки, куда-то пропали дырочки носа и комические уши. Пасть чудовища при этом дальше не открывалась, но обнажались новые и новые ряды зубов, расположенных концентрическими кругами. Не прошло и минуты, как вместо злобной хари перед нами оказалась стена зубов.

– И что теперь? Метротель таранить нас будет своими зубами? – удивился Тук.

Ответ не заставил себя ждать. Все ряды зубов метротеля немного провернулись по часовой стрелке, затем обратно, затем снова по часовой. С каждым новым движением угол поворота увеличивался, а скорость возрастала. Вот уже глаза перестали видеть отдельные зубы. Вот в тоннеле появился едва различимый низкочастотный гул, будто гигантский шмель прилетел на огонёк.

– А вот и та самая шкурка, – заворожённо проговорил Амед.

Боги. Конечно, невозможно представить, чтобы у живого организма голова вращалась по кругу, в одну и ту же сторону до бесконечности. Это ведь не дрель. Но вращаться туда и обратно голова может. У той же совы глава вращается на 270 градусов, и ничего, сова при этом прекрасно себя чувствует. По всей видимости, серые жрецы вывели новую разновидность бурдюка – бурдюк горнопроходческий, он же метротель, как метко назвал его Тук. Интересно, как они выработанную породу удаляют? Наверное, за ним несколько копачей идут с гигантскими тачками…

По-видимому, в этот момент Метротель набрал нужную скорость вращения башки, так как он неожиданно ринулся вперёд. Первым от его агрессии пострадал брошенный факел. При соприкосновении с зубами он разлетелся в щепки и, выбросив прощальный сноп искр, погас.

– Бежим!!!

Приказ никому в отряде повторять было не нужно. Все понимали: этот противник в этом тоннеле нам не по зубам. Один мой знакомый, оставшийся на старушке Земле, в подобной ситуации любил использовать выражение: "…и ломанулись, как сайгаки". Так вот, эти сайгаки по сравнению с нами были просто сонными черепахами. Мы понеслись по тоннелю так, что ветер в ушах засвистел, появилось слабое опасение, что факелы задует. Даже Тук в своих латах развил скорость гоночного болида, понимая, что никакая броня его тут не спасет.

На наше счастье, метротель не был создан для спринтерских забегов, и как тварь ни старалась, догнать не могла, а судя по звукам злобного пыхтения, доносившимся сзади, даже отставала. Но расслабляться было рано. Впереди нас ожидало сужение прохода, в том месте, где прорытый метротелем тоннель переходит в обычную пещеру. Там наш отряд неминуемо замедлится, пока будет протискиваться в узкий проход. Но мои волнения были напрасны: бойцы в отряде опытные, просто так паниковать не станут, и никакой давки на переходе не возникло. Спокойно, один за другим, запрыгнули в естественную пещеру. Заходя в проход последним, я оглянулся в сторону приближавшегося монстра: он только-только проявился из тьмы тоннеля. Увы, братец, сегодня не твой день.

Но мы рано обрадовались. Не успели отойти и на пятнадцать шагов, как тварь врубилась в камень позади нас. Жуткий скрежет и визг, похожий на работу десятка болгарок, прокатился по пещере звуковой волной, оглушив всех, кто в ней находился. Но это было не всё. В этом тоннеле метротель работал как поршень, поэтому через пару секунд нас догнала ударная волна, толкнувшая в спину. Словно сзади кто-то включил гигантский компрессор, поднявший ветер в пещере и засыпавший нас кучами мелкой пыли.

Оглохнув и почти ничего не видя, откашливаясь и отплевываясь, наш отряд на ощупь выбрался из пещеры в зал со сталагмитами. Из всех факелов горели только два, остальные просто задуло, но даже в таком скудном свете было видно, что нам хорошо досталось. Все с ног до головы были засыпаны "белой пудрой". Со всех сторон на меня смотрели белолицые Пьеро и удивленно хлопали глазами.

Откуда-то сверху спикировал попугай, плюхнулся мне на плечо, поджал лапу и брезгливо отряхнул её, как бы намекая, что такой уродец, как я, везде грязь найдёт. После этого он начал оживлённо открывать клюв, ничего при этом не произнося. Наверное, по своему обыкновению, глумится над моей внешностью. А почему беззвучно? Наверное, это у него новый прикол – беззвучный хохот над телом жертвы своего остроумия. Вот и Тук от него заразился, тоже губами ворочает без толку… Чёрт, да я же оглох в этом тоннеле – шёл самый последний, вот мне больше всех и досталось. После ковыряния пальцем в ухе мне удалось добиться некоторой слышимости:

– Проход закрыт!

– Проход закрыт!!

– Проход закрыт!!! – орал попугай.

– Сэр Дан, вы целы? – кричал Тук.

По пещере гуляло эхо работающей болгарки, создавая какой-то невероятный стереоэффект. Нужно было скорее выбираться из этого сумасшедшего дома.

– Тихо все! Быстро выходим отсюда, на свежий воздух, там и поговорим, – с этими словами я двинулся вперёд, пересекая пещеру. Отряд потянулся за мной, но через несколько шагов мы остановились как вкопанные. Прохода, по которому мы пришли в эту пещеру от водопада, не было. Вместо него был метротель, точнее, задница метротеля. Она торчала из пещеры, по которой мы должны были выйти на уступ.

– Это как это он нас опередил? – обалдел от увиденного Тук.

– Балбес, – резюмировал Амед, – ясно же, что это другой метротель.

– И сколько их тут?

– Проход закрыт! – поставил попугай точку в дискуссии.

Чудны дела твои, Господи! Это не Костяной хребет, а гигантская головка дырявого сыра, внутри которой ползают тридцатиметровые гусеницы. Наверное, этот метротель рыл параллельный проход и добрался до этой пещеры первым.

– Парни, поищите место, откуда вылез второй.

– Да вот же оно! – Люк указывал на огромную круглую дыру, шагах в тридцати–сорока от нас. – Раньше её тут не было.

Ну и что же нам делать дальше? Как верно подметил Зелёный, проход закрыт, но вместо закрытого прохода появился новый – откуда вылез этот метротель. Может, стоит пойти по нему? И куда он нас приведёт? А приведёт он нас к "стадиону", забитому тысячами тварей, где встретят нас с распростёртыми объятиями. А если зайти в тоннель и отсидеться? Тоже вряд ли получится. Кстати, а где эти копачи, вывозящие отработанную породу? Может, и не копачи, но породу кто-то удаляет, ведь в тоннеле чисто. А раз удаляют, то по тоннелю должны шастать туда-сюда. Возможно, они сейчас как раз загрузили тачки и увезли их в тоннель, чтобы выбросить породу, но скоро они вернутся, и… и, значит, в этот тоннель соваться нельзя. Там нам надерут задницы, и не только их.