Моя Россия

– Ну давай, женишок, выпьем еще по маленькой, за тебя. За твои, так сказать, успехи на личном фронте. Я тебе, Жендос, только хорошего желаю и плохого не посоветую. Ну, в общем, ты меня знаешь, чего тебе рассказывать. Давай, пей.

Женька поднял наполненный стакан, молча поднес его к стакану Димки, чокнулся и залпом выпил. Как всегда после Димкиной самогонки, перехватило дыхание, Женька зажмурился, достал огурец, занюхал, небрежно вытер губы рукавом и неожиданно произнес:

– Ладно, Дим, пойду я прогуляюсь, подумаю.

– Ну, иди, иди, подумай, Жень, – засмеялся Димка. – Только очень долго не думай, а то так и опоздать можно.

Ребята встали, попрощались крепким мужским рукопожатием и Женька, провожаемый бегущим рядом и виляющим хвостом Рексом, дошел до калитки, открыл ее и неторопливо поплелся в обратном направлении, туда, откуда эхом доносилась музыка. Он направлялся к деревенскому клубу, где надеялся встретить Ленку.

IV

Обойдя всю деревню и выпив три бутылки «Русского» пива, Паша сделал вывод о том, что с момента его последнего приезда деревня сильно обветшала. Многие дома были попросту заброшены, огороды полностью заросли сорняком, заборы покосились и прогнили. И все это представляло собой очень неприятное зрелище. Деревня не то чтобы умирала, но была серьезно больна. Такой диагноз, правильный по своей сути, Паша поставил еще в начале вечера, когда, нехотя поднявшись с теплой поляны за клубом, он зашел в магазин и, купив себе еще пива, направился в полном одиночестве изучать деревенские окрестности.

Чувство необычности и даже какой-то нереальности происходящего не покидало его уже несколько часов. А что именно было необычного, Паша понять никак не мог. Наверное, думал про себя Паша, все кажется странным потому, что я осуществил очень резкий скачок, быстро переместившись из шикарной европейской цивилизации прямо в центр русской глубинки, прямо в самую глушь и поэтому до сих пор не могу переключить свое сознание и втиснуть себя в эту неухоженную действительность.

Но в данный момент, в десять часов вечера, он возвращался в приподнятом настроении с Тырницы и уже не думал об этом, а просто шел и наслаждался окутавшей деревню вечерней прохладой, вдыхая аромат покрытого росой некошеного луга и отмахиваясь майкой от жужжащих на ухо надоедливых комаров. Купание прошло великолепно. Воды Тырницы мерно охладили не только разгоряченное дневным солнцем тело, но и немного отрезвили захмелевший от пива разум. Отсутствие суеты расслабляло и настраивало на созерцательное восприятие окружающего мира, а необъятность лугов ласкала взор.

Вернувшись домой, Паша скинул с себя мокрые вещи, надел сухие и вышел на крыльцо. Бабушка накрыла ему кровать, выдала теплое одеяло, поставила на стол ужин и, пожелав ему спокойной ночи, ушла в свою комнату.

– Спасибо, ба, – сказал Паша, – я обязательно покушаю, только спать пока ложиться не буду, хочу еще сходить прогуляться, хочу посмотреть, что там в клубе происходит. А ты ложись, ложись и не волнуйся, я ненадолго.

– Ну, хорошо, сходи, если хочешь, – отвечала бабушка, – только будь осторожнее, а то ночь ведь на дворе, мало ли что.

Сказав это, бабушка ушла и потушила у себя в комнате свет, а Паша, с аппетитом поужинав вкусной деревенской едой и открыв последнюю имеющуюся у него бутылку пива, вышел в темноту первой августовской ночи, полностью вступившей в свои права.

Совсем недалеко от дома, на бугре, возле магазина громко играла музыка, эхом разлетающаяся по всей деревне. Рядом с клубом толпилось много молодежи, а через окно виднелись танцующие силуэты. На крыльце кто-то разливал водку, громко комментируя свои действия и явно наслаждаясь своими обязанностями тамады, постоянно требуя ровнее подставлять стаканы. До Паши доносились лишь обрывки каких-то фраз и звонкий женский смех. Ему очень хотелось посмотреть, что творится там, внутри этого культурно-массового заведения, но зайти туда сразу Паша не решался. Во-первых, он никого там не знал и понимал, что в таком маленьком обществе, коим является деревня, где все друг друга знают, его появление обязательно вызовет определенный интерес, быть может, даже не очень здоровый интерес, а во-вторых, он уже решил для себя, что вначале просто понаблюдает из темноты деревьев за всем происходящим, допьет последнюю бутылку пива, а уже потом обязательно зайдет в клуб.

Наблюдая из своего укрытия за беснующейся и хохочущей молодежью и глотая из горлышка уже порядком нагревшееся пиво, Паша невольно поднял голову к небу. Вид неба предстал перед ним одновременно прекрасным и таинственным. Большая луна желтым фонарем освещала сверху все деревенские дома, которые отбрасывали от этого света косые и зловещие лунные тени, прямо на свои черные огороды. Мириады звезд превращали небо в красивый ковер с двумя светлыми полосами.

– Да это же Млечный Путь, – заметил про себя Паша, – давно я не видел такого зрелища, – и он вновь сделал большой глоток.

Вдруг где-то за спиной послышались человеческие шаги, и Паша начал вглядываться в темноту. Со стороны колодца уверенным шагом в сторону клуба шел какой-то человек. Через несколько секунд он поравнялся с Пашей и, заметив стоявшего под деревом человека, невольно повернул голову и присмотрелся. Человек не мог видеть лицо Паши, поскольку тот находился в тени, зато Паша не только мог, но и, кажется, узнал этого человека. Он вышел из тени, и его лицо озарило светом луны.

– Пахан, ты что ли? – робко спросил Женька.

– Жендос, ты ли это? – повышая от волнения голос, почти завопил от радости Паша.

– А-а-а-а-а-а, здорово, чертяка, сколько лет-то, твою маму за ногу, – в сердцах кричал Женька, искренне обрадовавшись такой неожиданной встрече, – рад, очень рад я тебя видеть, братан, честное слово, – тряся за руку Пашу и крепко, по-дружески обнимая его и с силой хлопая по плечу, не унимаясь, тараторил Женька.

– Просто с ума сойти, какими судьбами, к бабушке приехал, надолго ли? – заваливал Пашу вопросами Женька.

– И я рад, Жень, честное слово рад, не думал, что ты еще тут живешь, – эмоционально отвечал Паша. – Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть. А я смотрю, ты это или не ты. Точно ты. Ты, Михей, – так иногда звали в деревне Женьку Михеева, – как я погляжу, еще здоровее стал, возмужал, окреп, вон сбитень-то какой, – сказал Паша и потрепал Женьку за волосы, – молодец, отлично выглядишь.

Ребята обнялись. Они не видели друг друга уже пять лет, с тех самых пор, как Паша последний раз приезжал в гости к своей бабушке, еще во времена своего студенчества. Тогда они с Женькой очень хорошо общались, летом встречались почти каждый день, гуляли, ходили вместе в клуб, а в конце лета Женька даже провожал Пашу до автобусной остановки, когда тот уезжал домой в Москву. Тогда-то они и договорились, что на следующий год обязательно встретятся и расскажут друг другу, как у каждого из них прошел год. Но они так и не встретились, потому что Паша больше в деревню не приезжал. И вот теперь они, наконец, увиделись, и каждый из них искренне обрадовался встрече.

– А ты чего тут под деревом-то торчишь, от кого прячешься?

– Да не от кого я не прячусь, просто так стою, пиво пью, – отвечал Паша.

– Какое пиво, Пахан? – эмоционально говорил Женька, – пиво, это не наш метод. Не принято в деревне пиво пить. Наш напиток – самогонка, и ее у нас много, Паша, очень много. Так что давай, бросай свое пиво и пошли в клуб, мы обязательно должны отметить нашу встречу. Обязательно!

Женька по-братски обнял Пашу за плечи, и они пошли в сторону клуба, продолжая разговаривать и вспоминать, сколько же они не виделись на самом деле и удивляться тому, что каждый из них достаточно сильно изменился за это время.

Зайдя в клуб, Женька начал здороваться со всеми находящимися там парнями и девушками. Женьку знали все, а Паша, находясь рядом с ним, оказывался в очень выгодном положении и имел возможность познакомиться с большинством деревенских персонажей.

Так, уже через несколько минут он узнал, что лучшим деревенским трактористом на сегодняшний день считается Михалыч, этот медвежьего вида, несколько неуклюжий человек лет шестидесяти, который, пожимая Паше руку, сжал ее так сильно, что у Паши чуть не треснули кости, а он сам чуть не взвыл от боли.

– Что, – отпуская Пашину руку и при этом смеясь, произнес Михалыч, или как его еще называли – дядя Ваня, – что, – повторил он, – больно, да? Ну а как думал, Паша, ты же, небось, городским будешь, да, а мы вот тут деревенские, поэтому и здоровые.

– Да, я это почувствовал, – ответил дяде Ване Паша, – вы же мне чуть руку не сломали.

– Не бойся, малец, не сломаю, – с удовлетворением отвечал Михалыч, – я свою силу тонко чувствую. Не перегну.

– Михалыч, – встрял в разговор Женька, – ты чего Пахана мучаешь, это же внук тети Шуры Верещагиной, только сегодня к нам погостить приехал.

– А Шурку-то я с самого детства знаю и с мужем с ее, с твоим дедом, значит, – говорил Михалыч, – в хороших отношениях всегда был. Ну, давай, малец, передавай привет своей бабушке от меня. Передашь?

– Конечно, передам, дядя Ваня, обязательно передам, – отвечал Паша, продолжая разминать кисть правой руки.

– Ладно, давайте тут, не хулиганьте, а то я вас знаю – добавил Михалыч и, развернувшись, направился к выходу.

– Кстати, я ведь Валентина ищу, – снова повернувшись к ребятам, сказал Михалыч, – Жень, ты не знаешь, где он?

– Пилигин что ли? – переспросил Женька.

– Ну, а какой же еще, Женя, – вопросом на вопрос ответил Михалыч, – у нас в деревне только один Валентин имеется или ты еще какого знаешь?

– Да нет, дядя Вань, не знаю другого, – ответил Женька и добавил, – а Пилигина я сегодня днем видел, он у себя в огороде работал, а где он сейчас я не знаю.

– Днем, – повторил Михалыч, – на кой он мне днем нужен? Днем я и сам его видел, он мне сейчас нужен. Ладно, ничего вы, молодежь, не знаете, – бурча себе под нос, возмущался Михалыч, и с этими словами он окончательно развернулся и направился к выходу, – ну пес с вами, бывайте, – дружелюбно крикнул Михалыч, взмахнул рукой и, не дожидаясь ответа от ребят, вышел из клуба на улицу и быстрым шагом устремился в темноту.

– Пахан, ну ты же должен Михалыча помнить, он же нас на тракторе своем тогда еще, когда мы маленькими были, по полю катал, помнишь? – обращаясь к Паше, спросил Женька.

– Да помню, Жень, конечно, помню, это Михалыч просто меня не узнал, а я его сразу узнал, хотя и не видел уже столько лет.

– Представляешь, он в прошлом году на спор открыл пивную бутылку экскаваторным ковшом.

– Да ладно!

– Да я серьезно тебе говорю, Паш. Сам видел. Открыл бутылку с ювелирной точностью, как открывалкой.

– И горлышко не отколол?

– Да ты что, какое горлышко? – я же тебе говорю, открыл, как открывалкой. – Они как раз с Валентином Пилигиным и спорили на ящик водки. Ну, тот и проспорил.

– Отдал?

– Конечно, отдал, они потом за неделю вместе этот ящик и опустошили.

Здесь же поблизости стояли и другие деревенские ребята, которые приблизительно были одного возраста с Пашей.

– Ну, а Юрца-то помнишь, Паш? – спросил Женька, показывая пальцем на мускулистого парня, стоящего возле грохочущего музыкального центра.

– Юрца? – задумался на мгновение Паша, – нет, Юрца я чего-то не помню.

– Ну как это не помнишь, Паш? – начал объяснять Женька, – ну как это ты его не помнишь? Мы же когда маленькие были, у него всегда на велосипеде прокатиться просили, помнишь, он живет недалеко от водяной колонки?

– А точно, точно – это он, – покопавшись в своей памяти, ответил Паша, – да вспомнил, вспомнил. Точно он.

Женька схватил Пашу за рукав и, подтащив его к музыкальному центру, тут же представил Юре. Поздоровавшись с Пашей, Юра сообщил, что он тоже немного помнит Пашу. На этом диалог закончился, поскольку Юра отвернулся к музыкальному центру и продолжил рыться в коробке с компакт-дисками.

Следом за Юрой Женька представил Пашу еще нескольким ребятам и трем девушкам, одна из которых постоянно проживала в деревне, а две других периодически приезжали сюда на отдых к своим бабушкам, причем одна из Рязани, а вторая из Москвы. Почувствовав естественную тему для беседы, Паша спросил у Светы, так звали девушку, которая приехала из Москвы, о том, в каком районе она живет в Москве.

– В районе ВДНХ, – быстро ответила девушка, – а ты?

– А я в Текстильщиках.

– А, ну знаю, у меня там подруга по институту живет, я там была.

– Ну и как тебе у нас? – продолжая беседу, спрашивал Паша.

– Да нормально, только вот добираться очень далеко.

– Ну так это, смотря откуда и куда добираться. Вот если от нас в центр, то очень даже удобно получается, третья остановка метро и ты уже в центре, на Таганке, так сказать, в гуще событий.

– Ну, в общем да, – согласилась Света и одновременно поинтересовалась, как давно приехал в деревню Паша, поскольку она ходит на дискотеку почти каждый день в течение целой недели, но его тут ни разу не видела.

– Да я только сегодня днем приехал, – объяснял Паша. – А только что старого друга встретил, Женьку Михеева.

– Да я уже поняла, что вы знакомы. Он же тебя по всему залу за собой таскает.

– Мы с ним с самого детства дружим, но последние пять лет ни разу не виделись, – говорил Паша.

– А почему вы не виделись так долго? – поинтересовалась Света.

– Наверное, потому, что последние пять лет я не приезжал в деревню. То учеба, то работа, а на каникулах я обычно куда-нибудь за границу отдыхать уезжал. А в этот раз так получилось, что я ненадолго в Европу съездил, и еще отпуска осталось целых две недели. Вот решил, наконец, съездить бабушку свою навестить.

Произнося эти последние слова, Паша повернулся, чтобы окинуть взглядом клуб, и найти, куда это запропастился Женька, но не успел этого сделать, поскольку быстрая музыкальная композиция сменилась медленной, танцующий народ расступился и повалил к выходу, а центр зала начал заполняться внезапно образовавшимися парами.

– Может быть, потанцуем? – скромно поинтересовался Паша, обращаясь к Свете.

– Потанцуем, – кокетливо согласилась Светка и протянула Паше свою руку.

Следующие несколько минут, пока звучала музыка, они медленно кружились на одном месте почти в самом центре деревенского клуба.

За это время Паша узнал, что Света тоже приезжает почти каждое лето к своей бабушке, но по странному стечению обстоятельств они так никогда и не общались раньше. Скорее всего, они просто не обращали друг на друга никакого внимания, поскольку разница в возрасте составляла почти восемь лет, и поэтому в детстве у них не могло быть общих интересов, и каждый из них предпочитал общаться со своими сверстниками. Стоит отметить, что Светлана была очень симпатичной и милой девушкой. Она обладала стройной фигурой, очень милым женственным лицом и красивыми голубыми глазами с длинными ресницами, эффектно подчеркнутыми неброским макияжем.

Медленная композиция заканчивалась. Павел пребывал в приподнятом настроении от удачного стечения обстоятельств и приятного знакомства и даже успел договориться со Светой о том, что следующий медленный танец Света также будет танцевать с ним.

– Ну, ты даешь, Пахан, – послышался прямо за спиной довольный Женькин голос, – только приехал и уже с красивой девушкой познакомился. Ну, москвичи, нашли друг друга. Вот, познакомьтесь тогда еще раз, – произнес Женька и представил им девушку, с которой он, оказывается, танцевал этот медленный танец практически рядом с ними. Но Паша настолько увлекся беседой со Светой, что даже совсем не заметил этого.

– Это Лена, моя старая знакомая.

– Очень приятно, – ответил Паша и манерно поклонился. – Меня зовут Павел.

– Да я уже знаю, мне Женя рассказал, что вы случайно встретились на дороге. Паша, а я вот тебя помню. Я помню, как вы с Женькой постоянно возле моего дома на великах катались. А ты меня узнал?

– Да узнал, конечно, узнал, – бесстыдно соврал Паша, – ты очень изменилась за это время. Очень изменилась и похорошела.

– А я, кстати говоря, тоже в Москве прожила целых пять лет, и достаточно хорошо знаю ваш город.

– Ну и как тебе Москва, понравилась? – стандартно поинтересовался Паша.

– Хороший город, очень большой и красивый, вот только суеты в нем слишком много. Покоя нет. Все куда-то торопятся, спешат, несутся. Такое ощущение, что жизнь хотят ускорить. Я вот только не понимаю, зачем? Зачем нужно ускорять жизнь и постоянно мчаться куда-то? Для чего москвичи хотят прожить жизнь как можно быстрее? Вместо того чтобы наслаждаться каждой минуткой, они выкидывают из своей жизни целые годы в погоне за мифическим благополучием. А благополучие оно не там. Оно здесь, в Ирицах, в нашей маленькой деревушке, каких тысячи. Вот и ты, Паша, ведь именно к нам отдохнуть от Москвы приехал. Что ты молчишь? Не согласен со мной? У вас же, москвичей, всегда на все свое особенное мнение имеется.

От такой неожиданной философской позиции деревенской девушки Паша несколько обомлел и даже не нашел, что ответить по существу заданного ему вопроса, и лишь невнятно произнес: «Лена, мы с тобой обязательно это обсудим. В другой раз».

Женька громко захохотал.

– Вот так вот, Пахан, а ты думал, что только у вас в Москве образованные девушки бывают? Правильно, Ленок, так ему и надо, а то он совсем уже зазнался там в своей Москве,– продолжал смеяться Женька, – ладно, ладно, не вешай нос, пойдем лучше на улицу выйдем, я тебе кое-что покажу.

С этими словами Женька взял Пашу за рукав и потянул в сторону выхода.

– Девушки, мы скоро, не скучайте тут без нас, – крикнул Женька, и они вдвоем вышли на крыльцо клуба.

На крыльце суетились человек пятнадцать, парни и девушки, они смеялись, курили, что-то пили.

– Что ты мне хотел показать Женя?

– Да ничего не хотел показать, так просто при девушках предлагать не стал. Давай вот за встречу самогоночки выпьем, – предложил Женька.

– Ну, можно, конечно, а у тебя есть?

– Сейчас будет, – быстро ответил Женька и позвал стоящего рядом парня.

Тот подошел, они о чем-то переговорили несколько секунд, а через минуту в руках у Женьки оказалась пол-литровая бутылка деревенской самогонки, два пластиковых стаканчика, три помидора и большой огурец.

– Ну и чудеса у вас тут, Жень, – оценив скорость добычи алкоголя, заметил Паша.

– Вот так вот, Пахан, учись, как нужно дела делать, – не без гордости ответил Женька, – как говорится здесь, это вам не там, – произнес он и вновь засмеялся.

В этот вечер Паша порядочным образом напился. Но не просто напился, а познал многие прелести загульной деревенской жизни. Тогда он еще не знал, что эта ночь сильно изменит все его мировоззрение и во многом повлияет на дальнейшую судьбу.

Но не будем забегать вперед.

В этот вечер Паша познакомился почти со всеми присутствующими на дискотеке людьми, он много раз танцевал со Светкой и даже один раз поцеловал ее в щеку. Он неоднократно произносил совсем не свойственный ему тост – «за величие русской деревни», танцевал как сумасшедший, кричал вместе со всеми до хрипоты «гуляй Россия», неистово горланил у костра русские народные песни, запивал самогонку колодезной водой и купался в холодных ночных водах Тырницы.

Любой человек, в том числе и ты, мой дорогой читатель, бегущий сейчас своими глазами по этим, давно написанным мною строчкам, может легко представить себе те чувства, которые испытывал в ночь на Ильин день, а именно в ночь с первого на второе августа, Павел Сергеевич Верещагин. Это такие всем известные и одновременно исключительно редкие чувства, имеющие одно уникальное свойство – они могут оставаться в человеческой памяти всю жизнь, какой бы долгой или короткой она ни оказалась.

В эту ночь Паша упоительно пел, цепляясь за каждое слово, за каждую ноту народных песен, приносивших ему истинное блаженство. Его голос сливался в унисон с целым хором поющих и разделяющих его восторг товарищей, он звучал словно струна, навылет разрывая тишину августовской ночи, и, отражаясь от зеркальных вод Тырницы, прямиком уносился к звездам.

Паша сам не понимал, какая сила движет им в эту минуту, что заставляет его петь и плакать. Одной рукой он за плечи обнимал Светку, а другой инстинктивно смахивал катящуюся по щеке слезу и продолжал петь. Он вместе со всеми пел про широкую степь, про бескрайние родные поля, про доблесть русского оружия, очень чувственно тянул фронтовые песни времен Великой Отечественной и сам про себя удивлялся, откуда он знает столько песен, которых никогда не учил.

А ближе к пяти часам утра, когда рассвет уже полностью вступил в свои права, непредсказуемая природа обрушила на Ирицы и ее окрестности небывалый ливень. Вода лилась с неба, будто из ведра, быстро разогнав по домам еще остававшуюся молодежь и окончательно потушив тлеющий костер.

– Бежим к лесу, Паша, – кричал Женька и тянул его за рукав, – промокнем же насквозь.

И они рванули, каждый со своей девушкой, что есть мочи в сторону деревни, до которой от берегов Тырницы оставалось не больше километра. Уже на бегу Паша снял с себя рубашку и отдал ее Светке, и она сразу накинула ее на плечи, а он сам продолжал бежать рядом совершенно мокрый и раздетый по пояс, постоянно скользя ногами по сырой и скользкой траве, спотыкаясь и падая. После первого же падения его джинсы перестали иметь однородный цвет и приобрели грязно-глиняный, зеленоватый оттенок. Но они бежали и смеялись. Первое время Света пыталась хоть как-то укрыться от дождя Пашиной рубашкой, а Женька с Еленой бежали впереди них и держали над головой пакет. Через две минуты они поняли, что все попытки избежать промокания полностью бесполезны, небо продолжало обрушивать на них гигантские потоки чистой дождевой воды, от которой просто невозможно было нигде укрыться. Оставив, наконец, попытку спастись от ливня в лесу, они устремились через луг, прямиком в деревню и, добежав до ближайшего дома, где жил Паша, совершенно мокрые спрятались в амбарушке.

В амбарушке было очень тепло, сухо и приятно пахло сеном. По бокам стояли две старенькие, но аккуратно заправленные бабушкой кровати, на которых обычно спали родственники, приезжавшие из города отдохнуть и навестить бабушку. В самой глубине амбарушки, за шторкой, лежала старая рыбацкая сеть, лично сплетенная еще дедушкой при его жизни, успевшая выловить не одну сотню рыб и теперь хранившаяся, как драгоценная реликвия. В самом дальнем углу располагалось оборудование, используемое для полива огорода: толстый шланг, электронасос для добычи воды из колодца, поскольку водопровода в бабушкином доме никогда не было, а также всякие другие необходимые в деревне вещи, такие как лейки, ведра, ящики для рассады и многое другое.

Паша с самого детства очень любил эту амбарушку, уютно расположившуюся под старой черемухой, имеющей свойство создавать приятный и тонкий аромат во время своего цветения. А в особенно жаркое, полуденное летнее время Паша и вовсе мог подолгу валяться в амбарной тени, на прохладных атласных покрывалах, с удовольствием читая какую-нибудь книгу.

– А неплохо тут у тебя, и чисто, и тепло, – прервав тишину и плотно закрывая уличную дверь, произнес Женька.

– Да, и мне тоже очень нравится, – согласилась Света, – а свет у тебя тут можно включить?

– Светочка, ну, конечно, можно, о чем речь? – ответил Паша, – нажми вон на ту клавишу выключателя на стене, – протяжно произнес Паша и показал пальцем правильное направление.

– Где, ты говоришь? – переспросила Светлана, пытаясь присмотреться и протягивая руку к узкой полоске света, проникающего внутрь через маленькую щель дверного проема.

– Ну, вон, вон, возле твоей руки, жми.

Выключатель привычно щелкнул, и вся комнатка тут же озарилась мягким желтым светом, отчего в амбарушке стало еще уютнее.

– Красота-то какая, – с чувством неподдельного восхищения тихо произнесла Светлана.

– Ну и что будем теперь делать, какие у кого будут предложения, – деловито заявила Елена и тут же продолжила сама, – я вот слышала, Паша во многих странах побывать успел, может быть, расскажешь и нам что-нибудь интересное про заграничную жизнь? Чего у них там хорошего?

– Кстати говоря, да. Может быть, расскажешь? – поддержала Света.

– Товарищи, – начал Паша, – ну что вам рассказать, что вы хотите услышать, про какую страну и что именно? Я действительно много раз бывал в разных странах и могу очень многое рассказать, но не знаю с чего начать. Вы лучше сами задавайте мне вопросы, а я на них постараюсь ответить.

– Ну, я же уже спросила, – чего у них там хорошего, – повторила Елена, – как вообще в Европе люди живут?

– Живут они там, Леночка, хорошо, – словно учитель начальных классов, принялся объяснять Паша, – у них очень красивые старинные города, ухоженные деревни, если вообще так можно выразиться по отношению к европейским коттеджным поселкам. Их деревни совсем не похожи на наши.