Игры на воздухе. Из пяти книг
Игры на воздухе. Из пяти книг
Полная версия:
Игры на воздухе. Из пяти книг
На холме
Часть 1
В те времена и ты,похожая на рощу,несла свои чертыуверенней и прощеи мне дарила год,что яблоко разлуки,протягивая – вот! —слабеющие руки.Возможно ли хранитьпригоршню обещаний,сухой малины нить,лукошко с овощами,прикосновенье губ,проникновенье звука,горячий дым из труб,холодный блеск излуки?Очнёшься – свет в глазада слабый привкус крови,да мёртвая лозав измятом изголовье,округа горячаи пылью пахнет донник,а на моих плечахлежат твои ладони…Но взглянешь с высотына город кропотливый,слагающий чертыпредместий терпеливо, —поймёшь, насколько мал,невыразимо тесендля жизникапиталтвоих простывших песен.Смотри, на той горе,по самому карнизуспускают в серебреблистательную линзу!Придвинься, я приму —от выдоха до вдоха —и боли, и винуза мёртвую эпоху.Часть 2
«Где качают пары формалинв
Твой бетонный параллелограмм…»
Н. КононовПоследний лист упали растревожил звоном.Пустырник, белотал,орешник, белладонна…И разразился годсначала – гололёдом,и посулил – вперёд —утраты и невзгоды.А снег запорошилбезлиственные грушии домик, где прожил,молчанья не нарушив.Ополоумел снеги застилает плотнокрыльцо, кольцо в стене,нетающие окна.Мой голос потонулсреди его буколик —его нестройный гулне потревожит болезалатанных лесови блочных исполиновс квадратами часовв пареньях формалина,твой низенький буфетда узкий подоконник,рассыпавшийся сонник,забытый на софе…Да, ты осталась там,где на остывшей глинетвой параллелограммс углами в паутине.Ты смотришь в глубь окна,как будто в глубь оврага,и ромбиком сукнас пера снимаешь влагу.Зачем ты так глядишь —безрадостно и долго —на переплёты крыши плачешь втихомолку?Нам выпало – вдвоём —идти без сожаленийсквозь тонкий окоёмвеков, эпох, забвений,нам предстоит с тобойперенести немало —полжизни вразнобой,с казённым одеялом… —Так вот исход всего!..…А снег идёт над наминестройно и легкобольничными дворами.Часть 3
Но в нашем ремесле,пустом необычайно,давно истаял следискоренённой тайны.Мы боле не поёми в череде метелейне слушаем вдвоёмрасхожие рондели.Я постарел, а тыкрепилась, что есть силы,да всё одно черты,мои черты – забыла.Сошёл бумажный снег,картонный лёд истаял,запала возле векморщинка золотая.И снова даль светла,затронутая дымом.И рушится ветлапоследним исполином.1982Последний поэт
«Чёрный лес, чересполосица…»
Чёрный лес, чересполосица,Кромка столика вагонного.Всё, что нажито – отбросится:Чуть покажется – уноситсяВдоль леска аэродромного.Тень, по пажитям бегущая,В кисловатой дымке угольной,Словно главка предыдущая,Всколыхнувшая, гнетущаяПосреди природы убыльной.Да прореженного ельникаНепросохшая обочина,Рваный войлок можжевельника;И лощина, ниже пчельника,Безнадёжно заболочена. —Что молчим, как виноватые,Словно внове посвящённыеВ эти виды небогатые,Угловатые, дощатыеИ до слёз опустошённые?Костомаров
«Всё скучным кажется, и только сад остуженный…»
я не то что схожу с ума, но устал за лето
И.Б.Всё скучным кажется, и только сад остуженныйВ ограде плещется, сбивается за край,Отпарен будто бы, прилежно отутюженный. —– Смотри, рукав не замарай!Подбиты глянцем кроны поредевшие.Едва пылит мельчайшая трухаНад банкой с известью… и спички отгоревшие…И нитка бус… какая чепуха!За что цепляемся? – осталась малость, вроде бы:Бензином чищенный кургузый пиджачок,Привязанностей меркнущие слободы,Барометра скачок.Остались, в частности, – ночное расписание,Скандальной повести журнальный вариант,Электролампочки короткое дыхание,Ночной озноб остуженных веранд.А во дворе присядешь у поленницы,Намереваясь подоткнуть щепу, —И день скользнёт, как тело веретенницы,Царапнув о стопу…Последний поэт
Простим вокзальные повадки глядеть в окно на ХуторскойИ чай помешивать несладкий, и звук подслушивать пустой,И знать, что на кольце трамвайном, на птичьем рынке, – ни души,И свет скупой в бараке свайном гасить —«Оставить?» —«Потуши…»Ему – без нашего участья – достались лестница и двор,И обнажённые запястья, и беготня крысиных нор,Усталость в тридцать, в сорок – старость, а в пятьдесят – куда глаза!И жизнь прошла – какая жалость! – и не поправить ни аза…Простим тому, кто трудно дышит в прихожей общей, шарит ключ,В чей таз течёт в проломы крыши, чей кашель с лестницы колюч,Кто пробирался в коридорах и натыкался на щиты,Вдыхая пыль, давился в шторах тяжёлым тленом нищеты,Тому – на ком замкнулось время и оборвался календарь.– Повязкой уксусною темя и доли лобные ошпарь!«…Мы стольким столько обещали!Но нам, должно быть, не дано,Чтоб жизнь в эпоху умещали, как бы в ладонь веретено.А значит – нам досталась участь среди развешанных простыньПрожить не радуясь, не мучась, с одной заботой: – «Не простынь!..»…»Поздние стихи
* * *Как часовенки на берегу,Два столбца ноздреватого туфа.Слово бросишь, а я – сберегу,Точно камешек из Гурзуфа.Знать, тебе и товар – не товар,Если не запираешь за створки.Что ж лицо мне сжигает пожарОт пустяшной твоей оговорки?Брось, не майся, – урон невелик:Я верну, протянув на ладошке– аметист, халцедон, сердолик —Все обмолвки твои понарошку…* * *Я тебе не скажу, дорогая,Что за темень снедает меня.Пусть её! – и ни ада, ни рая,Только мгла, трепеща и звеня.Так – ты помнишь – над миром сиялаПлошка света, теснимая тьмой, —Будто выплеснул кто из фиалаВ предвкушении жизни иной.И стояли, любовью согреты,Воссиявшей на нас с высоты,Осознав, что пригубили СветаВ волнах холода и темноты* * *А россыпь звёзд, похожая на осыпь,Померкнет медленно и возгорит – одна.Сквозь редкий дым в небесные покосы,Как будто нехотя, заявится луна.Что делать ей? И нам с тобою – что же,Когда мы слов старательно бежим?Прости мне голос, сбивчивый до дрожи,Его неверный, может быть, нажим.«Родимая! и нá день расставаться —Больней, чем думаешь…» – я повторю не раз,Звезда с небес готова оборваться,Слова – пролиться, сумерки – раздаться…Но кто-то всё ж оберегает нас.* * *Прописные истины дорожеПарадоксов мысли и души.Может быть, с годами стали строже?Может быть. Попробуй, разреши.Неспроста претит витиеватость.Разве не по замыслу ТворцаРазрывает сердце виноватостьЗа тебя, за прядку у лица?Что гадать! Не сумерки созрели —День иссох, до пряжи истончась.Схватишься: а мы с тобою – те ли?..И трещат под ветром иммортели,Красками застывшими кичась* * *«А катерок оставит на водеНе вензеля, а слабый след тавота…» —Споткнёшься вдруг на сущей ерундеИ защемит, засаднит отчего-то.В чём провинилась слабая душа,Что обрела своё предназначеньеИ Божий мир прияла, не дыша,Прорвав слепое заточенье?Неужто ей поставятся в винуГорячей нежности мятущие приливыИ катерок, взлетевший на волну,И голос твой счастливый?* * *Постепенно идёт на убыльВсё, что вспыхнуло и пылало,И останется грубый уголь:Вместо рощицы – тень провала,Вместо пажитей – пепелище,Вместо пламени – стужа в пальцах.Вот и слов, посуди, не сыщешь,Как ни сетуй, кому ни жалься.С чем пребудем, скажи на милость,Чем искупится тороватость?И во всём – Его терпеливость…И на всём – моя виноватость…* * *Прохладных слов подсушенная корочка,Нечаянные редкие касания…Косым крюком стреноженная форточка…И рвётся, и срывается дыхание.Какой обидою искупишь волны нежности,Каким отчаяньем прольётся неизбывное?От безысходности до неизбежностиНа самом деле – ниточка пунктирная.И я твержу, не ведая усталости,Утрат страшась болезненно, до трепета:С чем жить останешься, – когда б не эти малости,И с чем уйдёшь, – когда б не щедрость эта?..* * *Оледенелые окраины —Ещё немного – скроет снегом,Дома стоят, как будто впаяны,Вздымаясь в сумерках ковчегом.Два-три пустяшных замечания,Ладошка, с обшлага скользнувшая, —Слагают ритуал прощания,Отточенный до равнодушия.И вдруг за фразами избитымиПойму, что многое потеряно —Когда за стёклами размытымиТы мне рукой махнёшь рассеянно…* * *Эту осень, налитую всклянь,Не унять и с ресниц не смахнуть.Истекает на пёструю тканьНевозможная ртутная муть.Вместо горечи поздних плодов —Осторожная ломкая грусть,Виноватая скаредность слов,Простодушная тяга вернутьНевозвратного зыбкую гладь,Невозможного хлынувший зной…Так и с нежностью не совладать,Как с тяжёлой высокой волной* * *Чего страшимся? – бабочки, влетевшейНа оловянный проблеск ночника.Чем ниже мгла – тем страх ночной успешнейИ холодней нетвёрдая рука.С какой тоской колеблется по стенамЖивая тень, срисовывая вточьПодробности печальной перемены,Безжалостно выплёскивая в ночь!На свет летит и пламени боится,И мечется, как бабочка, душа.Кого обидела (вернее – чем блазнится?)?Не распознать, дурна иль хороша.«Над каналом, подёрнутым ряской…»
Над каналом, подёрнутым ряской,Седловиной холодных холмовПроплывают дымы и повязкойЗависают на фоне стволов.Словно в фотографическом залеРазвернули пейзаж на стенеС неумелым ледком на каналеИ дворцовым крыльцом в глубине.Поспешим-ка наверх, – за скамейкой,Утопающей в листья на треть,Помаячу и я перед «лейкой»,В объектив не стараясь смотреть.Ну так что, молодой наппельбаум,Что ты медлишь, мурлыча под носНемудрёное «O, Tannen baum»? —Или видишь в визир перекос?Может быть, ты затеял напрасно, —Свет не тот и пейзаж не совсем?Или просто за дымкой – не ясно,Стою, нет ли задуманных тем?Не терзайся, свинти объективы,Ты же знаешь не хуже других,Что извивы судьбы – прихотливы,И не мы отвечаем за них.Вот поднимется ветер над намиИ обрывки листвы заметёт,На канале вода бурунамиЗацветёт…«Горбатый мостик над оврагом…»
Горбатый мостик над оврагом,Коробка спичек на перилах.Давай примериваться шагомК погоде, к осени, —«Не в силах…»И обернулась. Я увиделЕдва порхнувшее дыханье,Соломинку на светлом твиде,Вглубь отодвинутое зданье.На цоколе литой оградыТравы отчётливые тени…«Ещё грустны, уже – не рады,А попросту – давно не с теми…»Узнать бы, где порастеряли…А ты окидываешь взглядомБлизпролегающие далиС огромным небом над горсадом.Рукой скользнула по привычке,Соломинку смахнув.Ну что же,Оставим на перилах спички…«Пойдём, пожалуй, – дождь, похоже…»«Эта осень приносит опять…»
П. Дегтярёву
Эта осень приносит опятьВозвращение прежних цитат,Снова крупные капли летятС обожжённых дождём эстакад.Заслониться ли слабой рукой?.. —Это было в огромной стране,Где уносят вождей на покойК равнодушной Кремлёвской стене,Где мечталось – под шелест лопат —О заре, о страде мировой,Где народ до сих пор виноват,Что не стал в «душебойках» травой.Словно ржавой водой по лицу,Полосует октябрь по стенеВсё слабее. Подходит к концуПромежуток, нестрашный вполне.Снова капли черны, солоны…Вся и всюдугрозит декабрёмНепреклонная воля страны,Для которой живём и умрём.«Нет, уже я не услышу оклика…»
Нет, уже я не услышу оклика:Безнадёжны дебри, не тужи,Заплутал, ни деревца, ни облака,Так себе – сухая корка лжи.Просвистать мечталось – не получится,Вот и рвёшь коросту, не таясь.Что с тобой, душа моя, попутчица,Пристальная, приторная связь?Не простил, – а то давно бы скомкалиНеприязни пылкий холодок.Что взамен? Сухая пыль, позёмка ли,Круто нарастающий ледок.Не трудись напрасно уговаривать:Сколько можно, сам перетерплю,Пролистаю. Не рогожный – марлевыйВек стоит, достался бобылю.Памяти Мандельштама
Голенастой лозы угасает последняя гибкость.Снежура на юру. – Видно, впрямь эта ночь горяча.То ли волок шуршит, то ли илистость лепится, мглистость,Дальше некуда жить сквозь горячечный бред, бормоча…На этапном снегу отошедшие Господу тени.Нестерпимее снов не рождалось в российских снегах.Не умея сказать, он делил это время со всеми,Не умея солгать, он зализывал кровь на губах.Крупно скачущий век не случайно его заприметилИ по следу травил, норовил размозжить позвонки.В жаркой шубе степей в третий раз надрывается петел,Баржи вторят ему. Арестантские. Где-то с Оки.О, как слились в груди женский плач, золотая соломаДа библейская горечь протяжной тягучей строки!Он пропел, придыхая, а умер – не выронил стона.И метель целовала его ледяные виски.«Болотная…»
«Болотная».Куда ни кинь,Названья прежние – вернее.Тесней подсаживайся, выньЛадошку, дай сюда, согрею.Смотри, опять смело листок,Промчало монастырским садомДушой, отпущенной не в срок,Навзрыд прошелестевшей, рядом…Представишь ли и сад, и луг,Раскисшие от половодья,Когда стволы, дома округОглядываешь исподлобья?Пылает нищенский гранитНапыщенного парапета,И дом, что присно знаменит,Не застит свет, но свёл полсвета.Кто в нём живёт – не смеет ныть.Сошла с Всехсвятской позолота.Не дом – корабль. Куда им плыть,В поставленном среди Болота?..А небо с нашей стороныЗатягивает: уже, уже…Как старые слова верны!Сгоревший сад, излом стены,Под сердце рвущаяся стужа…«Неожиданно как постарели…»
Неожиданно как постарели,Поразительно немощь видна,И бормочут, и бродят без целиВ опустевшем дому до темна.Спохватился: когда растерялиИ здоровье, и молодость вдруг?Словно юркие петельки шалиУтекли из недержащих рук.Им достались – сухие абзацы,Заголовки газетных полос,Развороты победных реляций,Гром оваций, постыдных до слёз.А теперь – и того не осталось.Ощущенье, что жизнь – на излёт…И такая скопилась усталость,Что до смерти она не пройдёт.Годом позже – уже не расспросишь.НебытиёмОтгородится век,И останется – ветхая прошивьСправок с копейи лесосек…«Войной обласканный парнишка деревенский…»
Войной обласканный парнишка деревенский,В пилотке новенькой, обмотках необмятых,Приписанный к пехотной части энской,Растерянно глядит и виновато:Не смерть бы взводного – не вышел отделеннымИ не отделался дырою пустяковой,А пал бы замертво или очнулся пленнымС гангреной корчиться, без Родины суровой;Но даже выживи, но даже выйди с боем —Поплатишься за то, что не убитый:Забитый в гурт, покатишь под конвоемКуда-нибудь, где брезжит Ледовитый… —Так празднуй случай свой! он не такой банальный!Быть может, вывезет, и в общий ров положатНе номером,а с карты госпитальнойСведут фамилию и годы подытожат…«А пока по Окружной дороге…»
А пока по Окружной дорогеВ промороженных товарнякахНе свезли в полярные отроги,В Джезказгане не смололи в прах,И пока свинцом не отравили,Не стравили оловомилиНогтем на столе не раздавили(А ведь сколько раз уже могли!), —Не окинуть разумом и сердцем.Кровь гноит неистребимый страх.…Кто очнулся – встанет страстотерпцем,Кто почил – мелок на сапогах…«Что же даже и словом не хочется…»
Что же даже и словом не хочетсяОбодрить и щекой приласкаться?Ни к чему не приводят пророчества,Низведённые до святотатства.Как-то буднично, мелочно, сумрачно,Мелким бесом, нахрапом, измором, —Словно грязная очередь в рюмочнойС нескончаемым, вдрызг, разговором.И безжалостность существования,Лихорадочный липнущий морок.За плечами – страна без названия,Равнодушная, без оговорок.Вновь ты, Родина, к нам безучастная…Замолчав у неприбранной стойки,Что не волю, а гибель мы празднуем,Осознаем ли в пекле попойки?Да катись ты со всеми штандартами!Ты не помнишь – мы тоже забыли…Но с похмелия плача над картою– за нытьём, за казённой кокардою —Как тебя мы когда-то любили!23 марта 1994«Я прощу, я вовсе не замечу…»
Я прощу, я вовсе не замечу,Потому что не в чём укорить, —Много больше! – наделённый речью,Не посмею слова проронить.Что оно! – всего лишь мёртвый слепок,Тёмной глины ссохшаяся грязь,Идолище разума, —нелепоУповать на рвущуюся связь.Как ни скажешь – ветрено и лживо.Откровенье – разве голоса,Вразумляющие душу живу?..Облаков косая полоса.«Мы все питомцы Комитета…»
Мы все питомцы Комитета,Как были все – под Наркоматом.Мы не питаем пиететаК домам большим и мрачноватым.Уж нам-то нечего бояться!Но опасаться всё же стоит.Давай не будем притворяться,Что нас не прочили в изгои.И памяти передоверим,Раз дневникам не поверяли, —Какие глыбы! – эти двериВ расшивках меди или стали.Такой озноб по коридорам, —Куда уж там до любопытства!Ты помнишь, нет? – Глухие шторы,Иголке света не пробиться.Мы – как Сизифовы потомки,Мечтавшие переиначитьВеликорусские потёмки,Где даже песни бабы – плачут,Где заплутали Свет и ВераИ от Москвы до СалехардаНа шапке милиционераСияет звонкая кокарда…«В гостиничном номере гулком…»
В гостиничном номере гулкомС казённым цветным покрывалом,С дождём над ночным переулком,Сквозь форточку видным, с оваломДешёвого зеркальца в рамке,С графином, торчащим без пробкиНа прошлонедельной программке(А впрочем, детали – за скобки!) —Мы встретились. —И замолчали,Как будто, в толпе оглянувшись,Настойчивый взгляд повстречали(Метнёшься навстречу, вначале,И мимо пройдёшь, обманувшись…)Весь день по раскисшему снегуКрошили табак, отступали,Не чаяли выйти к ночлегу(По векам стегали с разбегуПесок, ледяная крупа ли).Что скажешь на ветер – вернётсяОбрывком, неряшливым комом,К фальцету трамвая сведётсяНа мутном мосту незнакомом.И всё терпеливей в ответах…Смотри, как надрывно, надсадноТуман прибывает в просветах, —Похолодало изрядно.Продрогли и ноги избили,Давно растрясли сигареты,С чего начинали – забыли,Истаяли кроткие меты.Прощание в Ленинграде
Н. К.
Не опечалившись, душа не озарится…Не снегом связаны – какой-то ледянойНелепой присказкой.Как водится, проститьсяНе так достанется, и по цене иной.Не стоит бедности…Но умереть – нелепо:Сдержать дыхание, себя перемолчать,Привстать на цыпочки. – А где душа-то? —– Где-то.Ушиб массирует. Кому её встречать?Натянешь шапочку, в карманы руки втиснешь.Канавка Зимняя ещё блестит со дна,Как будто вымели и осмолили днище,Продули насухо.На что теперь ладна?И всё ж, примеривай шаги в начале года.– Кривая улица, припавшая к воде,Не жмёт в груди? не коротка? —«Немного.А впрочем, вольности не обрести нигде».«Поднялся дó верху и затихает, глохнет…»
З.К.
Поднялся дó верху и затихает, глохнетРазбега шум – стремительней, плавне:Так влажный след, сжимаясь к центру, сохнетНа жарком кожухе и так же – кисть немеет.…Неловко вскинулась и осеклась несмело:Душа ли прянула или состав качнуло? —Прижалась нáскоро и ткнулась неумело,С подножки спрыгнула, пальтишко запахнула.Как птица скорая: спугни – и не вернётся,Нахохлилась, нырнула в мех щекоюИ шарит петельку (никак не попадётся)Озябшею рукою.Да так и вспомнится: перчатки, ворот платья,Короста наледи локомотивной смазки,Табло черкнувшее…«А все слова, объятья?» —…каблук подломленный, намокшие завязки.«В январе – мучительно темнеет…»
В январе – мучительно темнеет:В полдень ясно – день уже сгорел;Чиркнешь спичкой – вспыхнуть не успеет.В воздухе – как будто сыплют мел.Где окажемся, свернув из переулка?Тяжело темнеет на снегуЛетний дом; промёрзла штукатурка.Рубят лёд на правом берегу.Постоим на меркнущей аллее.Остаётся и в последний часНебо уходящее – светлееСумрака, снедающего нас.Вскинешь руку – отзовётся тусклоНа скупой перестоявший светПростенький, перехвативший узкоЛевое запястие браслет.«Пятый час…»А лыжник одинокийКатит по расхлябанной лыжне:Вдох и выдох. Снова вдох глубокий.Лиственницы стынут в вышине.«Где уж нам с немудрящим сюжетом…»
Где уж нам с немудрящим сюжетомСовладать: всё слова да слова;Плоть ладошки пронизана светом,А в колечке, дыханьем согретом,Столько нежности и волшебства!Разве выходишь жаркую тягуВсё запомнить: извив, поворот?Жизнь пройдёт, как вода сквозь бумагу,И какую вселенскую тягуБеззащитностью приобретёт?Посмотри, как стрижами прошитаПропылённого воздуха пядь;Божьи птахи снуют деловито,Но скупого небесного житаИм и спешившисьне собрать.Так сюжет или фабула, всё же,Тупики Поварской слободы?Под муаровым небом, до дрожи,Что тебя бесконечно тревожит?Бог с тобой! Далеко ль до беды.
