Игры на воздухе. Из пяти книг

«Каким немыслимым круженьем…»

Каким немыслимым круженьемИ мы с тобой заражены?Воздвиженье – передвиженье:Осы очнувшееся жженье,Воды остывшей отраженье —Неумолимы и сложны.И возбуждает нетерпеньеМедлительный гусепролёт:Всю ночь – покуда хватит зренья —Они ломают оперенье,Крылами скалывая лёд.Как будто движутся – к исходу…Но простоят до ПокроваЛеса, процеживая воду,Пока осиную колодуОткроет мёртвая трава.Возможно ли представить былоЛедок у края колеи,Недвижущийся дым, унылоВошедший в лес, как холод – в жилы,А в сбрую – парные шлеи?Так что же сетуем на этоИ целый день раздражены?В Нахабино – уже не лето,Воздвиженье царит и свето-вращение, и так нелепоРека и пруд обнажены…

«Не тебе объяснять, что уходит дорогой, по полю…»

Не тебе объяснять, что уходит дорогой, по полю,Поднимая клубы, растревожив прогретую пыль,Узкоплечий июль, накупавшийся в озере вволю.И склоняется вслед обесцвеченный солнцем ковыль.Пахнут влагой сады, перегретой листвой винограда;Облетает кусты деловитый докучливый шмель;Чуть скрипит на ветру, завалившись в малину, оградаДа под грушей, в тени, доцветают душица и хмель.А тебя захлестнул обжигающий зуд заготовки:Керогаз надрывается, пыжится на сквозняке;Целый день что-то варишь и капли роняешь с мутовки,Или – шаришь под листьями в березняке.Небо – выцвело, что ли… И как-то особенно гулко.Так давай на скрипучие стулья присядем в саду.Обожди хлопотать, скоро день отойдёт в переулки,На ходу раздувая звезду…

«Постой, не думай о разлуке!»

Постой, не думай о разлуке!Тебе ль – упрёки без концаИ вскидываться, в каждом звукеПредчувствуя в дверях гонца?…Нам только минуло двенадцать,И только через десять летНам робко предстоит обняться,Страх погасив и верхний свет.Покуда – головокруженьеМы постигаем – из простуд,Но мы уже живём движеньемДруг к другу, нас уже везутСквозь дождь, на деревянных лавках,Раскачивая вдоль и вбок,Трамваи «тройка» и «девятка»,По рельсам волоча звонок.Но – не ко времени, не к сроку…И только через десять летТы будешь выбегать к порогуНа шорох, на щелчок, на свет.

«Как встретиться, когда дороги – мимо…»

Как встретиться, когда дороги – мимо,Когда – ни слов, ни сил произнестиПризнание, что так необходимо,Чтоб призрак равновесья обрести?Ты скажешь с потемневшими глазами:«За этот год разительных удачТы повзрослел…» —Я перебью: «За Вами —Прогулка в лес вблизи осенних дач».Мы замолчим, и паузу заполнитЗвонок осы в открытое окно —Нервозный звук, однообразно долгий,Как будто бы кружит веретено.Окажутся за этим зыбким зудомОбиды зим нестоящи, пусты,Что лёгкая сонливая простудаС поправкой на больничные листы.И тягость молчаливого разладаЗабудется, пройдёт сама собой, —Как только кончится садовая оградаИ дачных голосов отстанет разнобой…

«За редкой зеленью – сутуловатый строй…»

За редкой зеленью – сутуловатый стройПосёлка дачного с проношенною кровлей,С оградой лопнувшей, площадкой смотровой…А воздух тянется, белёсый и сырой,В прореженные колья.Усталым дизелем не оправдать тоски…В плаще болоньевом, покрытом влажной пылью,Старик стоит и ладит вдоль доскиПолоски узкие, фанерные бруски.И чем помочь бесплодному усилью?А время крошится, меж пальцев щель течётИ охрой сыплется, и ржавым купоросом.А пальцы слабые уже не держат счёт.И планку хлипкую другая щель сечёт,Гвоздём пристёгнутая косо.Не залатать, коль жизнь пошла под снос…А он царапает, скребёт, перебирает,С досады морщится – должно быть, от заноз —Бормочет, горбится, волнуется до слёз.А планки сыплются, прорех не прикрывая…

«Неправда, что страхом не дышит…»

Неправда, что страхом не дышитУже поредевшая чаща:Он ропотом, сумраком вышит,Лопочет листвою ледащее,Гнездится в обширных куртинах,Разросшихся нынешним летом, —Как стойкий туман в седловинахЗа лесом, за явью, за светом.Себе не решившись признаться,Страшась подступившей тревоги,Пойдёшь беспричинно смеяться, —А будто заплачешь в итоге.Пойми, неуместна бравада…Давно ли себе обещалиНе грезить в канун листопадаО будущем, кутаясь в шали?И дрогнет нечаянно блюдцеНа лёгкой прозрачной ладошке,И тёплые капли прольются.Не слёзы. А всё же немножко…

«Какая бабочка за плотной дымкой тает?»

Какая бабочка за плотной дымкой тает?Челночница! Она роняет нить,Прихватывает через край, латает,То пó верху травы, то в небе метит шить.Лазейку штопает…Бесплотною иглоюВозможно ли вернее притачатьКрай леса с накатившеюся мглоюК небесной пустоши?… …и шва не различать…Всмотрись попристальней, – куда она скользнула?Ещё один размашистый стежок.Нанизаны вподбор и стол, и спинка стула,И пущенный – за полверсты – движок.Родимая! и нá день расставаться —Больней, чем думаешь.Да не оставит насПредчувствие, что с жизнью, может статься,Прочнее связаны и нечего бояться, —Пока последний взмах за кромкой не угас…

«Всё, что запальчиво мне посулила…»

Всё, что запальчиво мне посулила,Разувереньям моим вопреки, —Йодные пятна засохшего илаПо берегам обмелевшей реки,Рваные днища рассохшихся лодок,Хриплые крики неряшливых птиц,Несоответствие метеосводокИ перекаты холодных зарниц —Всё состоялось.И август в малинеВыломил высохший выцветший прут.Чудится рыбий плавник на стремнине,Видишь, как он независим и крут!Так бы и нам – оставаться на месте,Не подчиняясь течению лет!……Вот и в твоём неуверенном жестеБлизость разлуки наметила след.

«Одичала малина на даче…»

Г. К.

Одичала малина на даче.Что с тобой? Обронила ключи?Нам погоды отныне незрячи,Улети, улечу, уличи.Это значит – крючок вышивальныйПротянул через лиственный лесПолусвет, полутлен поминальный,Подбирая помалу окрест.Укрывают узлы и обрывыНа изнанке прожитого врозьТёмный клей угасающей сливы,Облепихи подмёрзшая гроздь.Расстаёмся с нелепым устоемРасставаться с печалью в глазахС крупным яблоком солнца, листвоюЗыбко скрытым в пустых небесах.И сверкает на буйной отавеМнемонической бабочки лист.Отпускает уже. Отпускает.Умали, умили, отмолись.

«На ветхом примусе не закипает чай…»

На ветхом примусе не закипает чай,Напрасно вынули иголки…Начало осени! Накинь платок, встречай.Как сгрудились и опустели полки.Всё пересказано, осталось разве две-четыре выплывших из полумрака фразыДа – влажный след в слежавшейся халве,Звук ложечки о край стеклянной вазы.Какое нищенство на звук, на цвет! На свет.Чай остывающий тепла не продлевает.День обрывается, уже сошёл на нет,С лица меняется – заболевает.Так сложно вымолвить, слова произнести…Пятно засохшее на блюдце позабытом…А дождь стучит… Накинь платок, впусти…И всхлипнет форточка, черкнув стеклом разбитым.

«Окрестности исхожены, а дале —…»

Окрестности исхожены, а дале —И жизнь пройдёт, не ведая конца.Я в ней ловлю приметы и детали:Лес, осень, дождь и дождевик отца.О, как дрожит, поблёскивая жёстко,Тропой мелькая, выбитой в траве,Широкий плащ! И пятнышко извёсткиСмывает дождь на левом рукаве.Я остаюсь перед открытой рамой.Остывший воздух затекает в дом.Я мал ещё, и нестерпимо раноЗаглядывать за влажный окоём.Что ожидает мальчика в матроске,Когда предстанет выйти за пределЕго забав на дачных перекрёстках?Плывёт дурман: полынь и чистотел…

«Многооконный дом 60-х…»

А. П.

Многооконный дом 60-х:Горбы пристроек, сломанный пейзажСо ржавчиной, деталями разъятыхМотоциклетов, «Виллисов», – гараж.Из твоего окна, должно быть, видноВертушки детской – вкось – веретено,Кольцо трамваев, летнее кино(Одни затылки. Всё-таки – обидно…),А во дворе – играют в домино.Что ты молчишь и проверяешь, все лиОткрыты шпингалеты и рывкомВскрываешь окна, те, что не успелиЕщё открыться душным сквозняком?Ты весь вот тут: в невымытой посуде,Посудной горке, жалостно пустой,В разбитом быте на железном блюде,Невесть какой приправленном тоской.Кого винить, что виды – небогаты,Что будто бы судьба не задалась?К исходу лета облака щербаты.Оставь… оставь… На то не наша власть…И мы – молчим.И думаем о многом.О том, к примеру, что живём под Богом,Неведомых прохожих не любя.Что есть в пейзаже, грубом и убогом,Черты разлада мира и тебя.

«Словно боьшего – не надо: стопка чистого белья…»

А. П.

Словно боьшего – не надо: стопка чистого белья,Пачка писем, горстка чада уплотнённого жилья.Свет, разлитый на клеёнке, «Мы уже немолоды…»,В русле газовой колонки шелест льющейся воды.Как же плачут за стеною! Знать, и правда – выходной.Не обходит стороною стылой праздности конвой.И вздохнёт за занавеской подурневшая жена,Перехватит складкой резкой дорогая тишина.У соседей кто-то шумно воду пьёт и рукавомОтирает рот безумно, точно в кадре роковом. —Это так легко представить!..Как же с жизнью совладать?Не прибавить, не убавить, по углам не рассовать.Всё шептать. И без ответа жить на самом сквозняке…Угасает сигарета. Горький чад на языке.

«Как мнительна и как ты непохожа…»

Как мнительна и как ты непохожа,Когда стоишь – ладони в рукавах —На сквозняке! Опять одно и то же:На сжатых пальцах прошлое итожа,Прости меня – уж если в двух словах!Меж нас, должно быть, скрыты недомолвки,Пространные, как лёд, обиняки,Просыпанные в простыни иголкиСосновые, фонарь у верхней полкиИ памяти цветные сквозняки.Да всё бы это высказать! И всё быНазвать, сложить и подвести итог:Звонки, записки, частые хворобы,Заносы снега, прошлого сугробы. —Я не могу. А впрочем, кто бы – смог?И мы молчим. И так невероятнаМолчанием подбитая чертаПод прошлое – под вспышки, блики, пятнаИ суету, что, в сущности, понятна,И чем не дорожили ни черта!

Десятистишия

1В округлому октябре – ни вымысла, ни смысла,Скупых лучей – чуть полдень поддержать.Утихли восклицанья скандалиста,Само собой рассыпалось монисто,Земли раскрыта влажная тетрадь.В бесцветном небе, нежилом и плоском,Не провернуть ни лопастей, ни крыл.Утрачен счёт, и осени обноскиВ потёках сажи, сурика, извёсткиНапоминают отгоревший пыл.2Повеет ветер с дальнего предела,Прошелестит воздушной мишурой,И отзовётся позабытый стройПечали, слёз, музыки неумелойСреди примет округи городской.И тайное означится в пейзаже:Проявится в листве полунамёкНа пустоту и неизбывный срок,Когда в себе осознаешь однажды,Насколько безутешно одинок.3Ты льнёшь к лицу, в полудень разодета,И щуришься, отведав на прикусВишнёвый вкус разломленного лета,Густой настой на вересковых ветках,На спину лет навьючивая груз.Так с каждым сроком мы приобретаем,И с каждым днём – возврата не найтиМолниеносно множимым деталям,Из коих жизнь, не ведая, сплетаем,Поклажей обрастая на пути.4Но огородникам – бессмысленно пенятьНа перемены в запахе и цвете,Когда шатров брезентовые клетиПустующие тонут на рассветеВ непрочной дымке сумеркам подстать.И грусть лежит в основе перепевов,Когда работники, с граблями и сумой,Бредут к реке, расчерпывая зной,А от воды – направо и налево —Туман смывает звёзды по одной…5В сердцах заброшу записные книжки!Пора, пора запомнить наизустьПриметы дней, умчавшихся вприпрыжку,По осыпанью хвои на пальтишкиДетей, по лесу проложивших путь.Они шумят, сбиваясь и картавя.В пустом лесу им просто невдомёк,Что жизнь смешала с дальним эхом лая,Ни вымысел, ни явь не отделяя,И лета смерть, и осени приток.6Порою кажется, что дух перехватилоБессилием. И ты грустишь затем,Что песен нет для скороспелых тем,Что тычется остывшее светилоВ тугой подол у сомкнутых колен.И нашу жизнь подстерегает тленностьЗа суесловьем в глиняных домах,Когда по табелю – осенний вертопрахДиктует ледяную постепенностьНемого угасанья на глазах.7Уже оплакан Праздник УрожаяИ не собрать в подобранный подол,Дни исходив от края и до края,Беспомощно слова перебирая,С раскрытой почвы скаредный обол.И клонится земное коромысло.В безудержной игре календарейНеточность слов не обретает смысла,И лишь текут и прорастают числаСединами безжизненных полей.8За суетой – не слышно переменыВ мелодии, настроенной на альт.Но возникает в кронах постепенноПрилив иной, всё поглотившей темы,И темы старой мне уже не жаль.Так вот они, опустошенья ноты!И попусту противиться – зачем,Коль в нищенстве осенней позолотыС уходом лета и твои уходыТеряют смысл среди осенних тем.9А в хрониках октябрьских суетливыхЯ на страницу вижу наперёдИ Ваши годы, пресные, что лёд,И свиток разрушительно унылыхМоих неизбываемых забот.Немыслимо, но будущее прочатУдачливым. По отошедшим днямЧитаю предназначенное нам:Настал октябрь – и стала жизнь короче,А прошлое – крадётся по пятам.10Среди кострищ и лунок с тусклой влагойНе отыскать утраченные дни,Хоть до единой перечти бумагиИ до одной сочти. Чего же ради —Встаёт вопрос – хранить черновики?Потерю лет учитывать – без смысла:Окажется – когда сверстаем жизнь —Что прожили, хотя и бескорыстно,Но попусту, и некому винитьсяВ потрате дней, и некого винить…

«В доме осени – выбиты стёкла…»

В доме осени – выбиты стёкла,Сквозняки на четыре угла.Мокнут груши и яблони мокнут,Грудь малины суха и гола.Разорённые гнёзда повсюдуИ пожитки испуганных птиц.Горстка кинутых перьев на блюде.Вскрики соек, мельканье синиц.Всё яснее размокшая охра,Реже дачный автобус. СильнейПотемневшего шифера грохотПод напором возросших ветвей.И теперь всё точнее в деревьяхУгадать недостроенный дом.Мы навесим запоры на двери,В гулких комнатах лето запрём!Вот и вещи уже увязали.Опустел устоявшийся кров.И стоим – как стоят на вокзале —Возле выцветших в лето стволов.

«Я простыл. Я не помню родства. И далече…»

«…как пахнет коленкор переизданий,

не тленом ли?»

Н. КононовЯ простыл. Я не помню родства. И далечеТы уводишь меня: за познание речи,За познание сути, за проблески быта,Где судьба промелькнула, разъята, забыта…Я забыл, что помимо провинций пасхальных,Незашторенных окон палат госпитальныхСуществуют понятия мглы и простора,Не вместившие въедливый тлен коленкора.Так ответь, не тебе ль за строкою тягучейЭтот жребий падёт, этот выпадет случайОсознать, обретая значенье предтечи,Созидательный смысл разрушительной речи?Не тебе ли?..Но явь обнажает пружины,И мелькает бесплотная тень мочажины,И скрипят над водой жернова мукомолен…Я забыл… я не помню… я умер… я болен…

«Скажи, на что употребим…»

Скажи, на что употребимПриметы нашего ночлега:Паровика тяжёлый дым,Полоску сбившегося снегаВ пазах качающихся рам?На что нам эта суматохаС вокзальным чаем по утрам,С молочным паром полувздоха?О, как дрожит твоя рука!Как покрывает иней прядки!Как тяжело течёт река!Как баржи тянутся по Вятке!Скажи, на что употребимТележный грохот новостройки,Что нам с тобой необходим,Как снег, нелепый и нестойкий?Как потаённый рычажокОбеспокоенности? НоетНезатянувшийся ожог:Вокзал, пальтишко нитяное…Нам всё труднее пренебречьСреди привычных оправданийИ с расставаньем схожих встречПротиворечьем расставаний.И невозможно убедитьСебя, наверное, друг друга,Что в этом некого винить.Ухта. Елабуга. Калуга…

«Настурция – подумаешь, забава!»

И. Б. Роднянской

Настурция – подумаешь, забава!Старуха – слева, а собачка – справа.А в центре, у дверей, сутулясь, дочь:Поблёскивает мокрая оправа,И дождь идёт, и некому помочь.Старуха вяжет, скидывая петли,Собачка дремлет – услыхала, нет лиУсталый вздох в пространство, ни к кому?Они привыкли, ветрено ли, снег ли,Самих себя жалеть, по одному.Настурция – опора и спасенье:Старательно помыть под воскресенье,Вязальной спицей землю разрыхлитьИ развести в стакане удобренье,Чтоб чайной ложкой медленно полить…У ходиков подрагивают стрелки;Два чайника, две газовых горелки,Две кружки, перевёрнутые дном,Сверкающие хрупкие тарелки —Благополучье ходит ходуном.А было: жили – помнят ли? – в разрухуДуша к душе, крошили в голодухуКрапиву в закипающие щи.Теперь – стары, годами и по духу,А прежнее – попробуй, отыщи!И лишь болонке, радостно скулящей,Достанется от жизни предстоящейТоска и тяга двух существ чужих,Родных по крови, жгущей, леденящей,Остуженной и выжатой, как жмых.Кого жалеть в квартире коммунальной,Обременённой жизнью конфронтальной? —Старуху-мать или старуху-дочь?Настурция на полочке овальной.Скулит собака. Некому помлчь.

«Ступеньки, лестница, фрамуга…»

З.К.

Ступеньки, лестница, фрамуга…Когда-то порознь, друг без друга,Входили медленно в проём…И вот, пришли теперь вдвоём.О, щуплый призрак балагана!Мы входим – в таинство органа,Где трубы ржавы и пусты,И мягкий говор с высоты.Послушай, двери, словно клапан,Впускают звуки: тот – заплакан,Щемящ, а тот – наоборот,Похож на кашель у ворот.Цепей бряцание из шахты,Глухое сетованье: «Ах ты,Опять пешком… уже года…»И чей-то выкрик: «Никогда!..»Чужая жизнь даётся – что ты! —Предельно просто, без заботы,Среди обновок и гостей,Широким жестом, без затей!Давай останемся в парадном,Где остро пахнет маринадом,Бельём, постиранным вчера, —Вот так и пахнут вечера.Но кто, окликнув нас с тобою,С перил завис над головоюИ всё пытается узнать,Откуда мы и как нас звать?Качнулось, дрогнуло в подвале… —Не мы ли что-то поломали,Разладив трубы и колки,Затронув жизнь за уголки?..Да что искали в этом месте,Где лифт гремит, скользит по жести,Солят капусту, письма жгут,Уходят, входят, нас не ждут?

«Давай с тобой переиграем сырое ветреное лето…»

Давай с тобой переиграем сырое ветреное лето,В два голоса перепоём!Не дети же, чтоб за сараем, в траве скрываясь, незаметноПодкрадывались вдвоём.Забавы наши будут проще: в плетёных стульях на террасеУсядемся часам к пяти,Чтоб видеть, как пылает роща на солнечной небесной трассе, —Достань-ка циркуль, очерти!Рука твоя так близко будет, что ничего не стоит тронуть,И сладко – всё-таки не сметь…Два крупных яблока на блюде, и третье – утопает в крону.А вот и лес пошёл шуметь!Но нам не дали инструменты и обманули с реквизитом:Два стула, лестница и дождь.Грузовики, топорща тенты, всю ночь перед окном разбитымБуксуют. И не переждёшь…

«Посмотри, во дворе подметают… Давно ли…»

Посмотри, во дворе подметают… Давно лиМы с тобою не знали ни страха, ни боли? —Как катились гортанные дни,Как округа в трамвайном кольце изнывала,Было душно, стремительно в окнах светало:О, за шнур жалюзи потяни!Ты смеялась, лицо укрывая в ладони,И сосок твой пылал в предвкушенье погони,Мирозданье касалось губами вискаИ струилось вокруг золотого соска!И, пока ещё было немыслимо рано,Мы спешили,мы рот обжигали из кранаИ бежали по улице за поворот.И вставало светило над аркой ворот!..…Но – октябрь устилает листвой водостоки,Занимается новая ночь на востоке,И трамваи летят – через годы – туда,Где скользят – по касательной к жизни – года…

«В футболке выцветшей и лёгком свитерке —…»

В футболке выцветшей и лёгком свитерке —Как разны мы с тобой! Рука в руке,По городу идём, заглядываем в окна,И дождь стоит – на всём материке,Ленивые, холодные волокна.Чужие мы? – Спроси тебя, в ответТы не ответишь мне ни да, ни нет,Лишь поведёшь плечом, как будто по оплошке,И нервно звякнешь горсткою монет,Монетами, зажатыми в ладошке.В Зеленограде или ВоркутеБродили мы в оплывшей духоте,Ловили дождь на локти и лопатки?А может быть, на улице, в Ухте,Ты поправляла тоненькие прядки?Не всё ль равно, в какие города,Нас настигая, хлынула вода,В каком парадном дух переводили,Трясли часы и ёжились, когдаЗапястья невзначай соединили?Я позабыл название и срок…И лишь – футболка, тонкий свитерок,Парадное, внезапная тревога,Площадкой выше лёгкий говорокИ девочка, продрогшая немного…

«В нежилой комнатушке, где жарко натоплено, что же…»

В нежилой комнатушке, где жарко натоплено, что жеМы молчим до темна и глядим осторожней и строжеПод размеренный гул и дрожанье худой занавески,Жестяной рукомойник, роняющий редкие всплески?Половица не скрипнет, не щёлкнут пружины кроватей.Что же с каждым гудком – за окном – мы глядим виноватей,Опускаем глаза, бережём воспалённые веки,Отвергаем ладони, как приторный приступ опеки?О, зачем мы с тобой опускали штрихи и детали,В забинтованный сад в виноградную арку вступали,Собирали совком червоточиной битые сливы? —И казалось, что мы и рачительны, и терпеливы…Мы бродили по саду, где листья крадут расстоянияОт ствола – до ствола – до фасада кирпичного здания, —Подбирали плоды до корней почерневшей антоновки,На ветру поджидали рабочий автобус из Проновки.Ты смеялась и грела озябшие пальцы дыханием,Оседало светило, полнеба объяв полыханием,И труба громоздилась, что вскрытый канал червоточины;Громыхал грузовик, поджимая к полоске обочины.В те минуты судьба нам казалась удачей невиданной,Бесконечной, как сон в обступающей жизни обыденной,И совсем не хотелось гадать, поступаясь привычками,О начале зимы с уходящими в ночь электричками……Но зима на юру тяжело оползает с откоса,И горят на снегу обведённые жирно колёса,И автобус знобит у шлагбаума, за переездом,Электричка трубит, громыхает промёрзшим железом…

Кулунда

Какая страшная усталость!Прийти и лечь, не сняв пиджак.Рука легла и так осталась,В очах придерживая мрак.В манжете запонка раскрылась…Ну отчего так тяжелоОпустошенье навалилось,Как будто снегу намело?В обширном парке привокзальномПробилась чахлая траваВ пустом цветочнике овальном,Разбитом у подножья рва.И статуи подслеповаты.Таращат битые глазаКолхозница с цевьём лопаты,Бетонный отрок угловатый,Приветствующий поезда.На этой станции печальной,Где пышной росписи цветыВенчают темой величальнойСтрану эпохи нищеты —Буфетчица да ученицаПод вывеской «Союзпечать».Спросить воды и извиниться,И никого не повстречать.Всё утро бродишь виноватоПо рыхлым улицам окрест,Пальто топорща мешковато,«И как ему не надоест!..»«Какую ищет справедливостьНерасторопных тупиков? —Здесь только скрежет, только сыростьДа похороны стариков».И всё ж, не это, в самом деле…Не снег, присыпавший траву,Не холод, выбившийся в щели,Не пачка смятаяво рву…

«Твои слова – пустые уверенья!..»

Твои слова – пустые уверенья!..А снег метёт на мокрое шоссе.Трамвай гремит, считает ударенья —Шнурок, закладка, памятка, ляссе.Захочешь вспомнить – память обметалоДвойным стежком, какая благодать!Какой печалью надо обладать,Чтоб догадаться: прошлого – не стало?А за углом – до нашего прихода —Сошлись зима с твоим небытиём,И светится старательным литьёмРешётка сада.Штырь громоотвода.Вдохнуть поглубже. Жалкая цезура!Разъят пейзаж пролётами моста.И если жизнь – подобие листа,То снег над ней – вторая сигнатура…

«Я выучусь молчать…»

Я выучусь молчать.…В распахнутом парадномЯ буду поджидать у мёртвых батарей,Как щёлкнет на верху и в платьице нарядномТы спустишься ко мне.– Скорее же, скорей!На лёгких каблучках, на выдохе – минуемСтроительный пейзаж с лебёдкой навесной,Бессоновский тупик и улицу Сенную,И дух переведём у будки жестяной.Оглянешься, а там, в районе новостройки,Мелькают флюгера, гремят грузовикиИ вспыхивает свет, слепящий и нестойкий,И медленно плывут гружёные крюки.Обрадуйся, заплачь!Но с прошлым расставаться —Не скрыться за углом палатки «Роскультторг»,И не последний год мы будем озиратьсяИ памятью гасить нахлынувший восторг.

«Что мне ответить?»

Что мне ответить?Скудным пониманьемНе прикоснуться к поздним поминаньям,Не оправдать минуты и неделиВ слова переведённой канители.Толкну плечом – и засвербит калитка,Переступлю (о Боже, что за пыткаИскать слова и находить печально,Что жизнь – легка, слаба необычайно!)Ты присмотрись: приметы снегопадаВ мотивах засыпающего садаИ в профиле кочующего дымаРассеянны, но всё ж необратимы.Придёт октябрь, а вслед – похолоданья,Разительное время расставанья,И всхлипнет отсыревшая калитка,Что дождь, что жизнь. Что бесконечна пытка.

Лес

***В твоих пустых лесах – не затеряться.Оступишься в пологий водостоки, озираясь, будешь возвращаться,круг в круг вложив,всю жизнь,наискосок.В твоих лесах, то певчих, то безгласных,ещё дожди не размочили гнёзд,ещё ночами, растопырив ласты,ночницы пляшут в беглых иглах звёзд.В твоих лесах за будущим гоняться —что за пером сорочьего крыла,за вымыслом пространных вариацийна тему жизни, бренности и зла.Присядем, скроем немощь нашей ноши.Раскинув пóлы, выстроим приютмеж пнём и пнём, меж будущим и прошлым,на век, на час, на несколько минут.***Был мальчиком твоим светловолосым,рот приоткрыв, глядел во все глаза,как прячет иглы в чане с купоросомсухой шиповник, как трещит лоза,освобождая, отделяя грозди.И видел я, наверно, в первый раз,как жёсткие булавочные гвоздинизали бусы стрекозиных глаз,как по откосам рассыпались листьяи жёлуди. Я крался, я страдал,что до сих пор точёной морды лисьейсреди травы осохшей не видал.Я ликовал, я тряс кусты и плетито яблони, то худенькой сосны,я продирался сквозь паучьи сети,на плечи сыпал медь лесной казны.Я уносился, я бросался в травы,я прибегал, смеялся, тормошили для тебя придумывал забавы…Но ты печально погружала в травыпрогнувшуюся скорлупой ладонь,ты говорила: «Посмотри направо…», —а там пружинил лиственный огонь…Тебе к лицу печалиться украдкойи на траве, припав на локотки,полулежать с растрёпанной тетрадкой.Я заглянул в твои черновикии сквозь помарки, сбои, затемнённостья разглядел подвижный жёсткий роти, вместе с тем, твою незащищённостьсреди скандальных выходок сорок.***Мы виноваты в том, что осень на карнизырасклеила листы, впечатав боль и яд.И мы читаем вслух осенние капризы,сведённые в графу расходов и утрат.…Ты помнишь, как стремглав вбегала ученица,с торжественным кивком вручала по листуи убегала вновь, едва успев проститься,за стёклами, смеясь, ломала пустоту?А нас клонило в сони мы смыкали руки.Мы опасались жить под кровом потолкови уходили в лес, ложились у излуки,не отнимая рук, не размыкая ртов.Мы жили наравне с желанием и страхом,глотая лёд и соль с застуженных ключиц.Ты источала боль и нежность с каждым взмахомруки к моим рукам, к моим губам – ресниц…Но осень разлила ржавеющую воду,роняет лист. И по кругам в рекелюбой предскажет мёртвую погодуи заключит, что жизнь – на волоске.Меж нами – лес осин, объятий лес, в которыйвошли с тобой и поделили жизньна сон до сна, на плач без дирижёра,на желтизну взаимных укоризн.***Должно быть, мы встревожили селеньелесных сорок, – но с каждого куста,но с каждого безлистого шеста —взлетела птица в светлом оперенье.Мы – только пришлый маленький народец,что, за руки сцепившись, распугалквартал сорочий. Но сорочий гвалти нас пугнул…– Вот это оборот! —Откуда столько вестниц неудачи?О чём злословить и о чём судачить,когда б никто не посетил приход? —Но воздухом сопровождают нас,раскачивая хлипкие верхушки,трещотки, злоязычки, хохотушки,хвостом вращая, округляя глаз.Откуда знать неведомое нампровинциалкам, ведающим лесом?Но – прочат нам пустые интересы,скитания по карточным углам.И прочат нам непрочность, холода,безумство, воровство через запреты,почти побег среди воды и светаи баснословность жизни без следа.Но машем мы и шикаем, и ждём —когда минуем пригород сорочий,безлистый край, где перелом просроченв лесном сюжете с нами и дождём.***Мы поднимались дням наперерез,мы изучали каменную осыпьи выбегали в телеграфный лес,такой пустой, такой праздноголосый.Между стволов, не чующих тепла,на слюдяных горизонтальных нитяхсырого воскасонные телалетели прочь.Сводило ноздри запахом осин.Мы уходили – словно опускались,в предчувствии дождя перекликались,меж пней садились.Я бродил одини пробирался, разводя кусты,подкрадываясь, громыхал жердями.Я осыпал листвой и желудями. —И, вздрагивая, улыбалась ты.Каких – ждала – известий принесу,каких грибов, плодов продолговатых,чем перекрою нашу неуплатусудьбе, расквартированной в лесу?Я нёс тебе надкрыльники жука,сухих стрекоз летательные звенья,похожие на иглы откровеньяи прочий сор сорочьего лотка.А ты звала: «Присядь, не торопись,не рассыпай, не наступай, не трогай.Что ищешь ты по берегам отлогим,горячечно откидывая лист?Присядь, покрой ладонями ладонь,умерь азарт и жажду открыванья.Жизнь – поскупилась, не дала названья,сожгла внутри, как торфяной огонь…»Так говорила, не подняв лица,коллекцию осеннюю листая.А я над нами видел птичью стаюи влажные метёлки костреца…***Ты спряталась в колени подбородком,разламываешь дольки жёлудей.Листвы мелькает жирная обводкав косых лучах лесистых площадей.Кружить по лесу – ты уже не пустишь:всё ближе день, когда дожди прошьютбольшим стежком осиновую пустошь,следы замоют, разберут приют.Октябрь придёт раскатывать стропила,подымет пыль, щепу сгребёт в костры,зажмёт в ладонь широкое зубило,чтоб лёд крошить.Но дни – ещё пестры;и нам никак не разомкнуть объятья;во всю длину расстелен дождевик;касанья леса прожигают платье;и в муравейник брошен чистовик…***Достанет ли могущества на звуки,чтоб вылить полноту открывшихся имён,чтоб длинный лес осин опустошить за суткии светом застеклить прогалы жалких крон?Мы оставляем лес наедине с собою.Под свод его войдут слепые мастерасорочьи города перекрывать слюдою;и разрастётся звук пилы и топора.О, вечный перестук разъединённой крови!В сухой игре судьбы присутствует игла;безропотность потерь, сдвигающая брови;неразличимость лиц за копотью стекла.Ты будешь приходить. Но силы не достанетни развести костёр, ни обойти кусты.Лишь тень моя мелькнёт, растает за листами.Что поиски теперь? – досадны и пусты…Решилась ли, – комушёлк отдавать и шёпот,чьё пить тепло и чьи укоры покрывать,в чьём имени ловить созвучные длиннотыи заносить пером в раскрытую тетрадь? —Но в полусвете сна ответы дать не в силахни твой стоствольный лес в пыли сорочьих глин,ни коростелей свист на гнёздах и могилах,ни отзвук погремков с пустеющих равнин…1981