Светодиодные спирали

– Ты заменила ботов?

– Пойми, так надо.

Его взгляд из удивлённого медленно превращался в безумный. Глаза расширились, рот приоткрылся, пальцы распрямились. Александр посмотрел на Алексея.

– Как ты жив? Что ты такое?!

Алексей открыл глаза.

– Я не знаю, что я такое. – Голос Алексея выражал сожаление. – Видите ли, я существую только в виде программ для нейромодуляции, физического тела – своего тела у меня никогда не было. Может быть, я результат ошибки производства нанофабрик, хотя вряд ли; может быть, кто-то меня создал умышленно, что тоже вряд ли, не знаю. Знаю, что я хочу жить, и для этого мне нужно человеческое тело, и единственное, как я могу его получить, – это записать свою психику вместо психики предыдущего владельца.

– То есть убить?

– Убить? Хм, вопрос спорный. Тело остаётся, я об этом забочусь, остаются некоторые воспоминания, некоторые навыки.

– Да, конечно, случалось убивать. Тот эпизод в Сланцевском технопарке – я был младенцем, я не знал, на что я способен и как могу использовать то, что у меня есть. Я сожалею.

– Сожалею… Более трёхсот человек покончили с собой, и вы сожалеете? – Александр сделал шаг в сторону, его кулаки сжались.

– Да, я не очень понимал, что я делаю. Это как первый крик младенца. С тех пор прошло много времени, и теперь я убиваю только по необходимости. Других людей я лишь чуть-чуть изменяю, добавляю некоторые новые нужные мотивы и рефлексы. Чтобы они мне помогали. Корректирую воспоминания, если это необходимо. Конечно, иногда приходится заимствовать чьё-то тело, но что поделать? Да, я лишь колония нанороботов для программируемой модуляции, но… Выживает наиболее приспособленный. Разве я не прав?

– А Алиса?

– А что Алиса? С ней всё хорошо. У неё были проблемы с наркотиками, шесть лет назад она прошла нейромодуляцию.

– Она как ты?

– О, вовсе нет. Я скорректировал её: она избавилась от наркотиков, стала успешным психологом, учёным, подающим надежды. Но услуга за услугу. Бессознательно она находит тела для меня. – Алексей задумчиво вздохнул и посмотрел на Алису. – Последнее время она стала задумываться над созданием семьи. Уверен, у неё всё получится. Не волнуйся, помнить она будет только то, что нужно.

– Зомби…

– Нет, конечно, – Алексей плотоядно усмехнулся. – Мне больше нравится слово «помощник». У неё осталась и личность, и свобода воли – в том смысле, как это понимают обыватели, конечно. Просто добавился новый инстинкт – помогать мне. Вы – люди, ваша высшая нервная деятельность – среда, где я обитаю, ваша способность принимать решения бессознательно – моё конкурентное преимущество.

Сосредоточенный взгляд Алисы следил за каждым движением Алексея. Стеклянный планшет в его руках дважды моргнул, погас, загорелся снова.

– А судебный запрет? ИИ – не люди, ты не мог им мозги промыть!

– Этого я и не делал. – Алексей сел на постели. – Это подделка, просто картинка со словами, и если бы ты выбрал команду «пропустить», то… мне бы пришлось прибегнуть к плану «Б».

Равномерное сияние стекла в руках Александра стало угасать, цвет его стал меняться с белого на ржавый. Все трое посмотрели на планшет.

То, что он показывал, повергало в шок. Не было привычного белого фона, не было цветочков в горшочках. Пол и стены состояли из ржавых листов, из пола выступал параллелепипед такого же цвета коррозии – этакий стол для аутопсии в заброшенном морге. По сторонам от него на полу валялись отрезанные ступни и кисти. На столе – нечто. Мозг Александра не сразу смог осознать. Выглядело так, как будто чудовищный таксидермист выпотрошил Алексея и что-то, лишь отдалённо напоминающее человека, одевало на себя его изуродованный труп. Просунув конечности в остатки рук и ног, нечто пришивало к голове лицо Алексея. Лицо выражало боль и страдания, его глаза, полные ужаса, плавающими движениями искали что-то по сторонам, рот искривлён в немой мольбе.

Александр заорал со всей мочи. От ужаса и омерзения швырнул планшет в Алексея. С размаха ударил ногой в живот Алису, та согнулась пополам и упала на пол. Александр рывком перепрыгнул её и рванулся бежать.

Коридор. Мимо проносятся двери пустых палат. Туда, дальше, по коридору до лестницы, три пролёта и спасительный выход. Александр бежал, не оглядываясь, и продолжал кричать. Глаза вылезли из орбит, лицо было бледным от ужаса. Лестница. Бегом, через ступеньку, быстрее. Ещё быстрее. Один пролёт, второй, третий. Холл.

Александр выбежал в холл и как вкопанный остановился в метре от спасительной стеклянной двери. За ней полукругом стояли пятеро активистов. Стояли спокойно, молча. В центре полукруга, сразу за дверью, стоял полицейский. Все шестеро взглядом Алисы смотрели в глаза Александра.

Полицейский стоял сразу за дверью и правой рукой сжимал ручку дверного замка. Замок был закрыт, а полицейский то надавливал на ручку, то поднимал её, как будто проверяя, закрыта ли она надёжно. С каждым его движением замок издавал характерный щелчок.

Щелк. Полицейский смотрит в глаза Александру.

Щелк. Александр замечает в стекле отражение платья цвета оло.

Щелк. Александр оборачивается, и Алиса, размахнувшись, по дуге бьёт его стеклянным планшетом в висок.

Острый угол планшета с чавканьем пробивает кости черепа, впивается в мозг, ломает наружную стенку глазницы. Глаз деформируется, выпадает вперёд и влево. Зрение Александра раздваивается.

Последние мгновения своей жизни Александр видел перед собой двух Алис. Продолжая движение планшета, Александр падает. Струя алой крови полукругом перечеркивает силуэт полицейского за стеклом.

– Сука!

Новость об убийстве психологом коллеги-психиатра, совершённом в целях самообороны, быстро облетела сеть. Широкая общественность и профессиональное сообщество были шокированы. Информационная сфера быстро изобразила врача бесчеловечным маньяком, попытавшимся заманить и изнасиловать молодую женщину под влиянием алкоголя. Этому способствовали утёкшие в сеть показания свидетелей и уровень алкоголя в крови убитого.

Свидетели – пять прихожан местной церкви и полицейский, случайно задержавшийся после дежурства, – рассказали, что их внимание привлекли звуки борьбы и звон разбитого планшета в холле клиники. Камеры наружного наблюдения засняли момент, когда все шестеро, не сговариваясь, разом пошли к двери. Те же камеры засняли то, как сотрудник полиции проверяет дверь, а затем разбивает её. Камер в самой клинике не было, а свидетели утверждали, что слышали крики о помощи в тот самый момент.

Вина врача подтверждалась и повреждениями на теле жертвы – ударом в живот и обширной гематомой. Посмертная психиатрическая экспертиза дала противоречивые результаты, но это легко объяснялось повреждениями дорсолатеральной префронтальной коры. Удар стеклянным планшетом вызвал массивное кровоизлияние именно в этой области.

Исследовать мотивы убитого перед его смертью оказалось невозможно. В то же время активность и последние прижизненные действия нанороботов в его головном мозгу прямо указывали на сексуальное возбуждение за некоторое время до смерти.

Назначенная судом нейровизуализация памяти жертвы неудавшегося насильника не обнаружила какой-либо лжи в её словах. Она искренне помнила всё. И то, как врач под предлогом изучения необычного пациента заманил её в клинику, и как предлагал ей вступить в связь, и как избил после отказа.

Ещё до завершения рассмотрения дела в суде третьего уровня Алиса получила предложение возглавить одну из лабораторий ИИ им. Бехтерева. На суде четвёртого уровня обвинение не настаивало.

На выходе из зала суда её встречал возлюбленный, недавно сам прошедший нейромодуляцию и благодаря этому получивший специальность врача-психиатра – Алексей, последний пациент клиники «Новая Жизнь».

Глава 2. Нереализованный проект

Холодный бетонный пол – от такого после долгой ходьбы болят ноги. Тут и там в лужах солёной воды валялись осколки камней, застывшие уродливые комки цемента. Ступать нужно было очень осторожно. Расслабишься, поверишь шероховатости бетона – и сразу налетишь на такой. Евгений не сразу приспособился идти, едва поднимая ноги и приподнимая пальцы, чтобы не наступить на острый осколок с размаху.

Воздух пропитан запахом соли и гнили. Влажно, одежда давно превратилась в мокрые тряпки, облепила кожу и неприятно терла, от чего идти становилось ещё тяжелее.

В зале светло. Квадратный проём в центре потолка был ничем не закрыт, и сквозь него струился яркий солнечный свет. Этот свет казался белым и неживым. Окно в крыше – солнечный свет, заливающий помещение. И никаких других источников света. Евгений хорошо помнил солнечный свет. Тёплые лучи июльского солнца на пляже, куда его водила мама, когда он был ребёнком. Сейчас он убеждал себя, что видит солнечный свет, слишком уж неестественно бледным и холодным он был.

Он подошёл к центру зала и посмотрел в проём в потолке. Этот проём был явно спланирован и задуман как окно – слишком ровными были его стенки, такое не может получиться в результате обрушения. Но достать до него было невозможно. Высота потолка – не менее четырёх метров, и нет ничего, за что можно было бы ухватиться. Присмотревшись, он понял, что зал имеет форму прямоугольника с двумя выходами друг напротив друга. Вход, через который Евгений попал в зал, был освещён куда хуже, чем проём напротив.

«Как будто они хотят, чтобы я шёл туда» – промелькнуло в голове. «Не сходи с ума, спокойно, мы осторожно во всём разберёмся» – начал он уговаривать себя мысленно. По телу пробежала дрожь – он вновь пытался вспомнить, как здесь оказался.

Много часов – сколько именно, он не знал – ему понадобилось, чтобы попасть в этот бетонный зал. Пришёл в себя в полной темноте. Много часов сидел на месте и звал на помощь, но никто не ответил. Затем на ощупь он попробовал обследовать помещение, где очнулся. Там не было ни окон, ни выступов. Сперва он решил, что находится на стройке. Где ещё может быть столько бетона? Отсутствие окон и единственный дверной проём для себя он объяснил тем, что это будущий туалет или ванная комната. Однако в следующем за ним помещении так же не оказалось ни окон, ни других проёмов, выступов или конструкций. Только вход и выход. Сырость и абсолютная тьма. И снова помещения из бетона и снова без окон. Комнаты сменяли друг друга, они отличались формой – и только. Все они имели один вход и один выход. Иногда между ними были ступеньки. Буквально три-четыре – и всякий раз они вели вверх. Потеряв счёт пройденным залам и коридорам, Евгений очутился в помещении с двумя выходами. И было в этом помещении что-то ещё. Шум, похожий на шум далёкого водопада. Евгений принял решение, что будет пробираться в направлении шума.

Много часов спустя, когда стопы уже невыносимо болели, когда начала мучить жажда, а промокшая от влажности одежда стала превращаться в лохмотья от периодических столкновений с бетонными стенами, он попробовал пить воду, которая тут и там скапливалась в небольших лужах. Вода неприятно пахла и оказалась солёной.

Залы, комнаты и комнаток было так много, что, когда он стал разбирать очертания проёмов, то не поверил глазам. Где-то там впереди был свет. Евгений пошёл быстрее и с размаху налетел на застывшую бетонную лепёшку, как будто кто-то вылил полведра раствора, и он теперь застыл бесформенной кучей. Левая нога отекла, и каждый шаг стал отзываться болью.

Спустя несколько часов он стал хорошо различать следы опалубки на бетонных стенах. Все это строилось по какому-то плану, у всех этих конструкций была какая-то цель. Промелькнула мысль: «И всё это бросили». Шум становился громче, свет становился ярче – и вот Евгений вышел в прямоугольный зал с окном в потолке.

Ясное безоблачное небо казалось куском голубого пластика. Ни лестницы, ни выступа, ни верёвки. Евгений сел на бетонный пол, обхватил колени руками и заплакал. Его тень вздрагивала в такт его всхлипываниям. Слёз не было – все их забрала мучительная жажда. Живот болел от голода. Большой палец на левой стопе горел огнём. Силы его покинули.

Проснувшись, он обнаружил себя лежащим на боку в позе эмбриона. Несколько долгих мгновений убеждал себя, что всё это лишь дурной сон, но собственные органы чувств говорили об обратном. Осмотрелся по сторонам. Всё тот же прямоугольный зал, всё те же вход и выход, всё тот же проём в потолке. Тени не изменились, но ощущение было такое, что проспал он несколько часов. «Либо я проспал несколько секунд, либо я проспал ровно сутки», – подумал он и стал подниматься. Сморщился, опираясь на левую ногу, осмотрел её – отёк стал болезненно-лиловым. «Похоже, всё-таки сломал», – прошептал он, морщась от тупой боли. И в это мгновение он услышал:

– Женя! – протяжный крик издалека.

Евгений застыл, поражённый, рассматривая выход из зала. Крик доносился, казалось, откуда-то сверху. От него мурашки бежали по коже. Крик был детский.

Он направился в сторону выхода. Конечности затекли, спина болела. Сразу за проёмом была лестница. Евгений остановился, нерешительно оглядел её. Лестница была металлической, ржавой, изъеденной солёной водой. Бросил быстрый взгляд на израненную ногу и стал подниматься, опираясь на стену. Лестничный пролёт был не освещён, но за ним виднелся проход, где явно брезжил мёртвый солнечный свет. Металл отдавался гулом при каждом его шаге. Дойдя до конца, он понял, что шум водопада стал сильнее. Он поднялся наверх и увидел зал точь-в-точь как тот, где он забылся мучительным сном. Тот же прямоугольник бетона, тот же проём в потолке. На мгновение его объял ужас, померещилось, что это искривилось само пространство, что он поднимался из зала с проёмом и попал в него же, но снизу. Но нет – луж было больше, а из проёма в потолке капала вода. Было похоже, что капала она очень много времени, подточив кромки проёма. Вокруг небольшой промоины распространялись чёрные болезненные пятна.

Он медленно ковылял к выходу из зала. Плеск воды под ногами. Боль в правой стопе – он вскрикнул и повалился в вонючую лужу. Схватился за ногу. Осколок чего-то острого впился в подошву, к счастью, вошёл неглубоко. Проклиная всё на свете, он вытащил его из раны и сжал пальцами. Осколок хрустнул и разломился. Евгений отбросил его в сторону.

– Женя, помоги мне! – тот же протяжный детский крик.

Он замер, смотря на проём. Крик доносился сверху.

Встал на четвереньки и только сейчас рассмотрел, на что же он наступил. На полу в луже грязной солёной воды лежали кости. «Человеческие», – произнёс он на выдохе. Остатки скелета лежали так, как будто его хозяин полз к выходу.

– Ну уж нет, суки, – в нём закипала злоба, – меня так не возьмёшь.

И снова лестница, и снова зал, освещённый сверху. Теперь путь напоминал восхождение на вершину. Лестницы становились всё выше, появлялись залы с двумя и тремя проёмами в потолке. Человеческие кости встречались чаще. Теперь нередко ему приходилось откидывать их со ступенек. Этаж, ещё этаж. Он пытался считать их, но сбился и продолжал брести вверх. Воздух стал невыносимым. Теперь в нём явственно различались взвешенные капли воды, которые постоянно мерцали в лучах бледного солнца. Шум становился сильнее с каждым новым этажом. Теперь он стал настолько громким, что казалось, заглушал и собственные мысли, и боль.

И детский крик о помощи. Жуткий, неестественно громкий. Евгений не сразу это понял. Но если бы это кричал ребёнок, его крик давно было бы не слышно из-за шума падающей воды, а он слышал его отчётливо. Евгений поднялся в следующий зал. Пол был усеян костями. Шум водопада оглушал. В зале было непривычно темно. Присмотревшись, он понял, что проём в потолке завален досками. Выход из зала был тёмным. Пройдя через него, он не обнаружил лестницы. Тёмный коридор с ненавистными бетонными стенами и чернота впереди.

– Женя, помоги мне! – жуткий зов донёсся откуда-то из коридора.

Упав на колени, Евгений пополз вперёд на четвереньках. Тут и там отбрасывая кости, он медленно, пошатываясь, двигался вперёд в темноту. Оценить расстояние, вновь погрузившись в темноту, не представлялось возможным. Пол был покрыт водой. Шум водопада оглушал. Евгений обернулся – за ним, там вдалеке, брезжил свет. Возвращаться было бессмысленно. Он вновь повернул вперёд и теперь различал только яркое прямоугольное пятно в центре поля зрения – уродливый отпечаток света из зала. Сделал несколько шагов и ударился лицом о бетонную стену. Тупик.

– Суки! – Евгений попытался встать и с размаху врезался головой во что-то металлическое. Застонал, схватился за голову, затем нашарил в темноте стальную перекладину лестницы. Ухватился двумя руками, начал подтягиваться, ещё и ещё, ухватился за следующую ступень. Выше, подтянуться, перехватить, вновь подтянуться. Откуда-то сверху падали капли воды. Такой же мерзкой, как вода в лужах. Ещё рывок – теперь Евгений смог поставить ноги на нижнюю перекладину и отдышаться.

Подъём давался тяжело. Не хватало дыхания, тело ныло при каждом движении, голова кружилась. Внизу, если напрячь зрение, можно было различить тусклый квадрат – слабо освещённый коридор, с которого начиналась лестница. Шум водопада становился всё громче. Впереди только тьма.

Подтягиваясь на очередной ступеньке, Евгений вывернул руку, попытался перехватиться – ослабшая кисть подвела, и он едва не сорвался вниз. Проскользил на полметра, замер. Упасть вниз – означало остаться здесь навсегда.

Подтянуться, перехватить, вновь подтянуться. Дальше, выше. Несколько раз в темноте он задевал пальцами левой ноги перекладины, и тогда, морщась от боли, давал себе передышку.

Потянувшись за очередной перекладиной, рука упёрлась во что-то шершавое. Он стал судорожно ощупывать. Ржавый стальной лист. Попробовал толкнуть его рукой – не поддаётся. Ещё раз – безрезультатно. Подняв ноги на перекладину выше, обхватил локтями лестницу и попробовал толкать двумя руками. Лист едва сдвинулся, издавая протяжный скрип металла о бетон. Поднялся ещё на одну перекладину, нащупал края проёма, упёрся спиной и…

Люк медленно сдвинулся.

Ещё раз, ещё и ещё. Каждый раз, сдвигая проклятый люк на пару сантиметров.

В щель между люком и краем проёма ударил яркий солнечный свет. Евгений схватился за край и начал тянуть изо всех сил. Солнечные лучи обожгли глаза, привыкшие к темноте. Голову заволокло туманом. Евгений на мгновение остановился, пытаясь вернуть себе зрение. Закричал, что было сил, навалился на люк и наконец сдвинул его в сторону. Поднялся наверх и рухнул на влажную тёплую бетонную поверхность. Руками шарил по телу. Спина неимоверно болела, обе ноги изранены, похоже, он вывихнул кисть.

Над ним в зените светило солнце. Оно было каким-то странным, неестественным – казалось, меньше обычного, и свет был слишком белым. Небо – без единого пятнышка, огромное и неуловимо неестественно синее. Рёв водопада оглушал. Теперь он был со всех сторон и настолько сильным, что от него, казалось, вибрировало всё тело.

Евгений перевернулся на живот, встал на четвереньки. Его взгляд упёрся в бетонное основание, такое же, как пол и стены всех тех бесчисленных залов внизу. Он встал на колени и огляделся. По коже бежали мурашки. Евгений стоял в центре круглой площади диаметром не меньше сотни метров, окружённой бетонными стенами. Прямо перед ним в бетонном кольце был разрыв. Две вертикальные плоскости прорезали кольцо, оставив проём.

За проёмом он увидел водопад.

Такого водопада существовать не могло.

Как будто неведомый титан острым ножом разрезал океан до горизонта. Евгений понял, что находится посреди океана, который неведомой силой был разделён пополам. Гигантская щель шириной не менее полукилометра. Стены её – вертикально падающие вниз воды океана. Неестественно математически правильный этот разлом казался плодом компьютерной графики. От этой картины кровь стыла в жилах. Дна не было видно. Воды падали куда-то в темноту, там вдали, внизу. Площадь, а скорее платформа, на которой он стоял, едва возвышалась над уровнем моря и была расположена прямо посередине разлома. На чём она держалась, тянулся ли её постамент со дна впадины или был вмонтирован в стену – видно не было.

– Много воды утекло, – услышал он спокойный детский голос. Похолодел – в рёве дьявольского водопада человеческую речь не разобрать, а этот голос был слышен хорошо и был точно предназначен ему.

Евгений обернулся.

За пределами бетонного кольца, возвышаясь на несколько десятков метров, иглой в небо уходил бетонный обелиск. Его вершина была скошена, как будто срезана ножом, отчего он напоминал старую зазубренную стамеску. В центре круглой площади, окружённая бетонными стенами, золотыми отблесками сияло нечто. Нечто неподвижное, нечто красивое и чужеродное для этого уродливого места.

Не обращая внимания на боль, Евгений встал и побрёл к сиянию.

– Слишком много погибло, слишком много воды утекло, – казалось, мальчишеский голос доносился из пространства вокруг сияющей фигуры.

Евгения трясло, он, молча, шаг за шагом брёл в его сторону.

– Память… Мы должны помнить зачем! – сияние повысило голос.

– Что?! Что помнить?! Что я должен понять? Что здесь, чёрт возьми, происходит?! – закричал Евгений, ковыляя к сиянию.

– Прости, по-другому было никак. Ты поймёшь, ты будешь помнить, ты сможешь всё увидеть…

Евгений приблизился на несколько метров к сиянию. Это было не сияние вовсе. Отблески солнечного света, отражённые от покрытой золотом скульптуры. Не более метра в высоту, мальчик лет пяти или шести, руки согнуты в локтях, локти слегка заведены за спину, голова чуть наклонена в сторону, спокойный, немного удивлённый взгляд направлен в проём бетонного кольца.

– Заверши проект!

Евгений из последних сил шагал к статуе, запнулся, упал у её ног. Протянул руку и за миг до прикосновения различил грубую надпись, вдавленную в небольшой круглый постамент, вмонтированный вровень с полом: «1975».

Евгений открыл глаза. Боли не было, немного затекла спина, но и только. Он лежал на кровати в комнате со стенами из белого матового стекла. Свет струился, казалось, со всей поверхности потолка. Он отлично себя чувствовал. Руки и ноги были привязаны к кровати.

– Он пришёл в себя. Тихо, идите сюда, – услышал он взволнованный женский голос откуда-то сзади, повернул голову, но женщина исчезла раньше, чем он успел рассмотреть.

В матовом стекле больничной палаты нарисовался прямоугольник двери, она беззвучно открылась внутрь и стала прозрачной. Прямо за дверью стояла девушка. Евгений смотрел на неё сбоку и не мог разобрать, что написано на виртуальном бейдже.

«Руководитель группы…», «Али…» – то ли Алиса, то ли Алина – прочитать он не успел.

– Всё хорошо, вы в безопасности.

– Где я?

– Клиника Северо-Западного ИИ имени Бехтерева… – Она не договорила, Евгений оборвал её.

– Что я тут делаю? – Он пытался её рассмотреть, но зрение отказывалось фокусироваться на чём-то.

– Всё хорошо, вы в безопасности. Вам оказывают помощь.

– Помощь? А я просил помощи? – Он запнулся, воспоминания вдруг хлынули на него потоком.

Воспоминания о разводе с женой, алкоголе, бедности после потери работы, воспоминания о том, как бывшие друзья и коллеги прячут глаза, как им неприятно смотреть на опустившегося человека, воспоминания об одиночестве, о тоске, тяжёлом камне, давящем на грудь, о днях, похожих один на другой, полных небытия и слабости и мыслей…

Поход к врачу, белые стены, девушка-психолог и серая пастилка жвачки с нанороботами.

«Нейромодуляция – безопасный и эффективный метод изменить жизнь. Изменись к лучшему!» – и фотографии счастливых людей посреди лугов или гор, или ещё каких-то открыточных видов, с открытыми ртами, смотрящими куда-то в пустоту бессмысленными счастливыми глазами, расправляющими руки на манер того, как дети представляют себя пилотами космолётов. Цветастые рекламные буклеты.

– Промывание мозгов пошло не по плану? – Его голос был спокоен, он констатировал очевидный факт. – Я же был на Матвеева, как я оказался в Бехтерева?

Девушка-психолог слегка сжала губы, её глаза выдавали искреннюю боль и сочувствие, казалось, что ей стоит немалых усилий сохранять профессионализм.

– Произошёл теракт. – Она сделала паузу. – Вроде бы «Ницшеанский Мост» взяли на себя ответственность. Они каким-то образом взломали программы для нейромодуляции. – Вновь пауза, плохо скрытый вздох. – Мы до сих пор не знаем точное число пострадавших. Штаб по оказанию помощи организован ИИ им. Бехтерева, поэтому вас доставили сюда. Всё время, что их перепрограммированные наноботы были в вашем мозгу, врачам не удавалась нейровизуализация, мы не могли видеть, что они… – она замолчала на полуслове.