Сага о павшей короне

– Ваше Высочество, – я водила ложкой в тарелке с кашей, упрямо делая вид, будто ем, когда ко мне обратилась Альтина, – вам принести что-то другое? – она указала на тарелку.

– Нет, не нужно, спасибо, – возразила я.

– Ваше Высочество, – девушка дождалась, пока все остальные служанки уйдут, и продолжила, – я же вижу, что вы ничегошеньки не съели!

Альтина была со мной столько, сколько я себя помню. Она была одного со мной возраста, но выглядела моложе на несколько лет, в основном из-за треугольного маленького личика с пухлыми щёчками. Миловидная кукольная внешность подчёркивалась огромными голубыми глазами со светлыми ресницами, почти без бровей, и вьющимися золотистыми волосами. Несмотря на то, что внешне она напоминала ребёнка, она была серьёзной, сообразительной девушкой с острым умом и не менее острым языком. Помнится, однажды она отчитала Риза за то, что тот неудачно подшутил надо мной. Что уж именно Альтина ему тогда сказала, я не знаю, но тот ещё неделю после этого извинялся и как-то странно посматривал на неё.

– Вы уже который день толком не едите, – заметила она, – так и заболеть недолго…

– Я просто не голодна, не беспокойся, – я указала ей на место напротив себя. – Лучше посиди со мной. Ты голодна?

– Нет, я поела перед тем, как идти к вам, – она дёрнула плечом, садясь на указанное место. – Но, – Альтина огляделась по сторонам и заговорщицки подмигнула, доставая два письма, – у меня кое-что есть. Отдам, если обещаете съесть всё, что вам принесли.

– От кого? – спросила я с интересом.

– Понятия не имею, – усмехнулась девушка, явно получившая ту реакцию, которой ожидала. – Принц Флориан попросил отдать это лично в руки. Но, как я и сказала, отдам только при соблюдении условия.

– Как скажешь, – я улыбнулась, зачерпнув ложкой кашу. – Шантажистка. И почему я ещё тебя не уволила за столько лет?

– Сама не знаю, Ваше Величество, – ответила та, пожимая плечами.

С горем пополам разобравшись с завтраком, я наконец заполучила письма. В нетерпении узнать, что же там внутри, я отправилась к себе, а Альтина осталась командовать служанками, убирающими со стола.

Закрыв дверь, я подошла к окну и всмотрелась в аккуратный, выверенный почерк.

«Приветствую, Лилиана!

Флориан сказал, что тебе досталось из-за Риза. Как ты? Надеюсь, в порядке? Думаю, Риз, узнав о твоём наказании, – взбесится. Оно и вправду довольно жестокое. Но хочу, чтобы ты знала: я бы на твоём месте поступил так же.

У нас всё хорошо, за исключением того факта, что Мэйдфер – жуткий зануда. Представляешь, он говорит мне не общаться со здешними придворными дамами, а всюду сопровождать его и учиться политике! Скука смертная!

Завтра мы, вроде как, должны отправиться обратно, так что советую не унывать и ждать нашего возвращения – вместе мы разберёмся со всем! Вытащим и тебя, и Риза.

Твой самый лучший, самый любимый и самый красивый брат Адриан».

Я усмехнулась, живо представив, как Адриан закатывает глаза в ответ на попытки Мэйдфера научить того уму-разуму, и как тот закатывает тираду о том, что не стоило брать с собой этого безответственного лоботряса, по нелепому стечению обстоятельств являющегося принцем. В целом, что-то подобное у них было и дома на постоянной основе.

Второе письмо было написано неровным, размашистым почерком человека, который явно торопился.

«Дорогая Лилиана,

Спасибо, что заступилась, однако я надеялся, что у тебя хватит ума не перечить отцу напрямую и не претендовать на моё место разочарования семьи.

Хоть я официально и считаю это одной из величайших глупостей на свете, но неофициально я рад, что ты разделяешь моё мнение относительно твоего суженого – ты достойна лучшего.

Собственно, я прибыл на западную границу. У местных, похоже, мутнеет рассудок из-за близости к Диким Землям – вечно рассказывают какие-то небылицы про говорящих зверюшек, чудо-людей и какой-то разумный туман… Но небылицы интересные – тебе бы понравились. Как раз то, что ты любишь!

Постараюсь запомнить их как можно больше, чтобы пересказать, когда вернусь. Надеюсь, что ты не выйдешь замуж раньше, а дождёшься и заготовишь бумагу – это нужно будет записать.

Прости, что пострадала из-за меня… Мне правда жаль…

Позаботься об остальных, особенно о Флориане – он очень переживает.

Написал бы ещё, да пора идти – напишу ещё, как только появится возможность.

Риз»

Прочитав последнюю строчку, я села на край кровати и уставилась на письма. Риз противоречил сам себе. С одной стороны, ругал меня за то, что поддалась эмоциям, с другой – благодарил за это. Сам пишет о том, что всё хорошо, но явно с ним что-то не то. И самое главное – он снова винил себя за то, что меня наказали, хотя он явно в этом не виноват. В конце концов, это не он решил, что отлучение от дома и игнорирование сделает детей послушнее. Не он указал мне на моё место, которое я имела неосторожность забыть.

Я откинулась на подушку. Ещё утром я думала о том, чтобы пойти и извиниться перед отцом. Сказать, что я была неправа, что это был просто эмоциональный порыв. Но сейчас, получив эти письма и поняв, что братья поддержат меня, я твёрдо решила не сдаваться. Пусть король продолжает игнорировать меня, пусть думает, что это очередная женская блажь… Без разницы. Я не откажусь от своего мнения. Хотя бы это я могу сделать, раз уж на вопрос о браке повлиять невозможно.

Собственно, с этими мыслями и прошёл остаток дня. Я училась, проверяла сад, обедала и ужинала, даже расчёсывая перед сном волосы, я думала об этом.

Интересно, если бы я знала, что случится, я бы приняла то же самое решение? Сейчас уже и не скажешь, однако знать мне было не дано.

Я лишь могла проснуться посреди ночи в полной темноте от громких криков, будто звучащих повсюду. Ливень, бьющий в окна, не смог даже чуточку заглушить их.

Мой дом погрузился в хаос…

Альтина в общей суете забежала в мою комнату и потянула меня куда-то. Я не видела её, но слышала её голос, призывающий меня двигаться.

Помню, как мы выбежали в практически неосвещённые коридоры замка. Альтина продолжала тянуть меня вперёд, умоляя не останавливаться и не смотреть на трупы, распластанные тут и там, не обращать внимания на кровь, липнущую к босым ногам, не слушать плач и мольбы о помощи.

Я же отчаянно пыталась вырвать свою руку – хотела побежать к отцу, надеясь, что уж он-то всех победит и защитит меня. И когда мне это наконец удалось, я сломя голову бросилась к нему, оставляя за спиной плачущую Альтину.

Я бежала по родным, знакомым с самого детства коридорам и не узнавала их. Это было похоже на кошмарный сон, но я почему-то никак не могла проснуться.

Я могла лишь видеть комнату отца и каких-то людей возле неё, его тело, распластанное на полу коридора, кинжал, торчащий из его груди.

Я могла это всё видеть, но не могла ничего сделать.

В этот момент я будто увидела себя со стороны – растрёпанная, босоногая, в одной ночной рубашке – совсем не так полагается выглядеть дочери короля…

Кажется, я кричала, не знаю. Тело будто перестало быть моим – я больше не контролировала его.

Не помню, откуда и как он появился, но чётко помню, как он вытаскивал чёртов кинжал из бездыханного тела моего отца – тот, кого меньше всего ожидала встретить…

Человек, которому я доверяла, который был другом моей семьи, и с этого момента мой заклятый враг – Вериан Хорван…

Глава 2. Когда скорбь становится клинком

Единственное безопасное в данный момент место в замке представляло собой довольно жалкое, по меркам аристократов, явление. Серые каменные стены, такой же серый безжизненный потолок. Он, словно крышка гроба, давил на всех, кому когда-либо не посчастливилось сюда зайти или, ещё хуже, жить.

Это была комната для прислуги, и, естественно, мебели было мало. Небольшая лавка у стены, поверх которой был кинут старенький потрёпанный матрас, набитый соломой, и такое же старое, но ещё довольно добротное красное шерстяное одеяло.

Простой деревянный сундук, выполняющий помимо своих основных функций ещё и роль тумбы, стоял рядом с изголовьем, а на нём стояло маленькое блюдце с единственной свечкой – всё, что сейчас удалось найти.

Рядом с лавкой стоял простой деревянный табурет, на котором, опершись головой на руки, сидел мужчина. В обычно хорошо причёсанных угольно-чёрных волосах поблескивало пламя. Взгляд янтарных, больше похожих на волчьи, чем на человеческие, глаз был направлен исключительно на черноволосую девушку, вот уже который день лежащую практически без движения в полубессознательном состоянии.

– И как долго она будет такой? – спросил мужчина севшим голосом, услышав скрип двери.

– Неизвестно, – осторожно ответил вошедший. – Доктор сказал, что из-за переживаний она на какое-то время ушла в себя. Как долго это продлится, зависит только от неё.

Мужчина кивнул. Он сам всё видел и хотел бы забыть. Неудивительно, что она не выдержала. Мужчина поправил одеяло, когда заметил, как девушку снова начало трясти. Она что-то бормотала во сне, иногда переходя в плач. Он подумал о том, что нужно бы найти ещё парочку одеял. В конце концов, это единственное, что он мог сейчас для неё сделать.

– Его нашли? – уже более жёстко спросил мужчина.

– Ищем, – ответил собеседник.

– Переверните землю вверх ногами! Если понадобится, то загляните под каждый камень, осушите каждую лужу, но притащите его сюда! – сорвался мужчина.

– Мы ищем, Вериан, – спокойно ответил другой. – И найдём, а тебе необходимо подумать о том, что ты будешь делать дальше и что скажешь.

– Понятия не имею, – шумно выдохнул Вериан, закрывая глаза и потирая лоб. – Есть у меня идея, но для этого придётся получить власть, и желательно более-менее легитимную.

– У нас есть принцесса. Чисто технически она может быть королевой, а её муж – консортом. На бумаге.

– Ты предлагаешь жениться на ней?

– Ну, ты же в курсе новостей про её помолвку: спасешь девушку от неравного брака, – усмехнулся мужчина.

– А есть ещё идеи? Ты сам отказался использовать дневник!– Шутки шутишь? Молодец! – оскалился Хорван. – А ты не думаешь, что принцы, у которых «на бумаге» больше прав на трон, вряд ли захотят отказаться от них? Да и не очень-то хочу использовать Лилиану.

– Потому что пока рано! – огрызнулся Вериан. – Ладно, только нужно оградить себя на некоторое время от принцев.

– Мне доложили, что наследный и четвёртый пропали на полпути из Одроса. Люди прочёсывают леса, но что-то мне подсказывает, что это бесполезно.

– Верно мыслишь, – мужчина прикусил нижнюю губу. – Риз, как я понял, тоже исчез без следа?

– Да.

– Отзови людей с его поисков и отправь на подмогу тем, кто ищет Мэйдфера и Адриана.

– Почему?

Вериан поднялся и прошёлся по комнате. Пламя свечи, обеспокоенное резкими движениями, заколыхалось, будто призывая тени из мрачных углов комнаты без окон.

– Пустая трата ресурсов, – мужчина прислонился к стене и усмехнулся. – Он сам скоро сюда придёт.

– Он же не идиот, – удивился собеседник.

– Не идиот, ты прав. Но вот только он появится, поверь мне, – с какой-то горечью сказал Вериан.

– Флориан сидит в темнице с кучей охраны, так что с ним проблем не возникнет. В крайнем случае, ты всегда можешь сказать ему правду.

– Стратег, тоже мне. В страже уверен?

– Да. Люди проверенные.

– Ладно. Тогда так и поступим.

Прежде чем выйти, Вериан в последний раз посмотрел на девушку, которая всё так же лежала, что-то тихо бормоча.

– Дениан, – обратился он к человеку, с которым говорил всё это время, – выставь охрану возле комнаты и найди человека, который бы позаботился о ней. – И, помолчав секунду, добавил: – И пусть найдут ещё одеял.

Ничего не ответив, Дениан кивнул и вышел. Спустя ещё пару минут за ним вышел и Вериан.

Им предстояло ещё многое сделать до того, как Лилиана придёт в себя. Многое из этого делать не хотелось, однако это цена, которую он заплатил за власть.

Она была необходима, если он хотел исправить прошлое и повлиять на будущее. Это единственный выход…

***

Я плохо помню, что было. Сколько дней прошло…

Крики той ночи в голове звучали не переставая, а происходящее тогда стояло перед глазами.

Я помню лишь серый каменный потолок комнаты, в которой лежала.

Вроде бы своей…

А впрочем, это и неважно.

Потолок периодически сменялся пустотой – наверное, я засыпала.

Иногда мне казалось, что рядом кто-то есть, во всяком случае, мне казалось, что я слышу голоса. Может быть, кто-то был приставлен ко мне, а может быть, это была я сама… Не знаю. Всё равно я не понимала, что они говорят – их заглушали крики.

Знаю только лишь, что когда я начала приходить в себя, то поняла, что заперта в комнате без окон. Снаружи стояла стража, а ко мне была приставлена незнакомая пожилая женщина. Она кормила меня, разговаривала, помогала подниматься и ходить по комнате.

Ещё через какое-то время я начала осознавать происходящее, хоть и с трудом. Труднее всего было вспомнить, что произошло с отцом. Почему-то я чувствовала себя виноватой в том, что не помирилась с ним. Я часто плакала.

Старушка, присматривающая за мной, старалась перенаправлять мои мысли и помогала успокоиться, когда на меня снова накатывала паника.

Так, постепенно, я пришла в себя, естественно, не до конца. Но хотя бы самостоятельно передвигаться я уже могла.

С каждым днём росла тревога – я не знала, что произошло с братьями. Да и вообще, живы ли они. От последнего бросало в дрожь, и я всячески гнала от себя эти мысли. Неизвестность подавляла.

Моим окном в мир в то время стала моя сиделка. От старушки я узнала, что сейчас у нас новый король, что замок и окрестности после той ночи привели в порядок, а всех погибших предали земле. На вопрос, что стало с погибшим правителем, она сказала, что его тоже похоронили в королевском склепе. Я стала проситься туда – я должна была попрощаться. Она передала мою просьбу, и спустя пару дней пришёл новый глава стражи. Он и ещё трое стражей должны были сопроводить меня к усыпальнице.

Новый глава стражи был мне незнаком – должно быть, это кто-то из людей Хорвана.

Замок стал практически пустым. Никаких снующих слуг, никаких придворных, даже украшения со стен пропали. Из него будто ушла жизнь, и я больше не узнавала место, которое всегда называла домом.

В любом случае мой эскорт был настороже. Один стражник шёл впереди, командир – по правую сторону от меня, и двое сзади. За всю дорогу я не проронила ни единого слова.

Наконец-то мы вышли из замка и прошли в маленькую рощу у восточной стены. Там, в тени столетних дубов, скрывалась фамильная усыпальница, уже несколько веков принадлежащая королевской семье.

Когда-то давно, ещё будучи девчонкой, я часто убегала сюда от няни вместе с Ризом и Флорианом. Тут мы с ними и играли в рыцарей, и рассказывали истории, подслушанные у взрослых. Иногда, украв из кухни несколько яблок, устраивали себе что-то вроде пира. И всё это здесь, прямо в центре рощи, под огромным дубом, посаженным ещё прапрадедушкой, когда только началось строительство этого замка.

Говорят, он посадил целую рощу. Но, как часто оказывается, планы – это одно, а жизнь – совершенно другое. Вот и случилось так, что молодые деревья, все кроме одного, сгорели в пожаре. Имена поджигателей, как и их мотивы, начисто стёрлись из истории. Что неудивительно, ведь среди историй, что бродят среди людей, есть и те, которые рассказывают, что этот пожар – вина его брата. Якобы они не поделили между собой то ли девушку, то ли её приданое. К сожалению, никаких документов не осталось, ровно как и признаков когда-то бушевавшего тут пожара. Из-за этого отец всегда говорил нам, что эта история не более чем байка. Как та, что крестьяне рассказывали о полевой деве, наказывающей за работу в неположенное время…

Несмотря на счастливые детские воспоминания, я ненавидела это место. Это случилось после смерти королевы-матери. Тогда-то мы и поняли, что это каменное здание не просто семейный склеп – это то самое место, где те, кого мы любим, останутся навечно. Спустя некоторое время, следом за королевой в последний путь отправилась и старенькая няня. И хоть она была не здесь, но в моём детском сознании закрепилась мысль, что её дух тоже привязан к этой роще. Как и дух любого, кто провёл свою жизнь в стенах этого замка. Все они навсегда, пусть и не осознавая этого, остались здесь, рядом с теми, кто их любил.

Для меня эта роща стала напоминанием о пережитом горе. За это я её и возненавидела – за то, что она забирала тех, кого я люблю.

Набрав в лёгкие побольше воздуха, я двинулась ко входу в склеп, не обратив внимания на то, что по всему периметру рощи стоят солдаты из личной гвардии новоиспечённого короля.

Я не видела перед собой ничего, кроме открытой кованой двери и лестницы вниз, прямо за ней. Не заметила я и того, как сопровождающие меня стражи остановились ровно в десяти шагах от входа, не смея идти дальше, а лишь провожая меня взглядом.

Внутри было холодно. От каменных стен пахло сырой землёй и мхом. Поначалу было темно, но постепенно глаза привыкли к слабому освещению от нескольких горящих факелов вдоль стены.

Сразу же за спуском находился вход в огромное круглое помещение, от которого, словно ветки от ствола, отходили около пяти камер, от каждой из которых, в свою очередь, отходили ещё несколько. Наша семья довольно буквально восприняла идиому «семейное древо», и поэтому каждое из ответвлений олицетворяло собой отдельно взятую ветку королевской семьи.

Большое куполообразное помещение было отдано под саркофаг прапрапрадедушки Роланда, сын которого построил замок, и его героическую мраморную статую. Уж не знаю, кто из его потомков постарался, но это изваяние выглядело, по меньшей мере, неуместно. Изображение довольного вояки, не то поднявшего меч, не то замахнувшегося им, казалось слишком помпезным для кладбища, по сути.

От центра отходили пять камер, отданные на откуп основной линии потомков. Две маленьких по краям предназначались для двух младших детей Роланда – Анны и Кристиана.

Самая большая и роскошная камера во всём склепе принадлежала Анне. Она умерла в 14 лет от лихорадки, не успев выйти замуж, и поэтому в её камере был только гроб и статуя, изображающая прекрасную девушку со спокойным умиротворённым лицом. Камера была украшена выбитыми на камне узорами, изображающими цветы и ветки дуба. Но самое главное – повсюду были кошки. Каменные кошки сидели у её саркофага, сидели на колоннах прямо под куполом.

С камерой Кристиана было с точностью до наоборот. Он был не один – напротив него стоял другой каменный саркофаг. Однако, в отличие от Анны, тут не было никаких украшений, резного купола под потолком или статуй, изображавших бы его или его вечного спутника. Даже неизвестно, кто был рядом с ним. Жена? Любовница или брат по оружию? Была ли это женщина или мужчина? Сама камера представляла собой наспех созданное маленькое помещение из серых каменных плит. Они даже не были подогнаны друг к другу. И между некоторыми из них давно проросли корни деревьев.

Две камеры предназначались для двух сыновей Роланда и их детей.

А центральная предназначалась для королевской семьи и их потомков. Изначально она представляла собой большую куполообразную комнату, в центре которой на постаменте стоял гроб старшего сына Роланда – великого короля Адриана. Того самого, что построил замок, присоединил новые земли, искоренил старую религию и вообще был очень деятельным при жизни. По задумке, все его жёны, а их было около четырёх за всю его жизнь, и все дети, кроме старшего сына-наследника, должны были находиться в этом же помещении. А старший сын и его семья – в другом, и так далее. Каждый новый король должен был готовить камеру для себя при жизни. Но это было слишком дорого и трудозатратно. Поэтому от изначальной задумки остался только тёмный коридор с углублениями для саркофагов и отдельные маленькие камеры для правителей.

Сжав в руках цветы, которые по моей просьбе подготовили рано утром, я направилась в самую дальнюю и самую тёмную часть некрополя, освещённую лишь редкими факелами возле каждой отдельной камеры.

Я ёжилась от холода, пробиравшего до костей, проходя мимо очередного покойного родственника – бабушки, дяди, матери.

Для матери своих детей отец успел заказать и установить статую, которая сейчас была направлена ровно в сторону его усыпальницы.

В его камеру вёл слишком длинный тёмный коридор, в конце которого было такое же наспех собранное из каменных плит крошечное помещение. Сквозь неровные стыки сыпалась земля, которой были завалены все углы.

Вот и всё. Никаких почестей, положенных, когда отправляешь кого-то в вечность. Разве что скромный саркофаг из серого холодного камня в дальней части королевского семейного склепа да пара-тройка свечей.

Трясущимися руками я положила на крышку цветы. Четыре лилии с лепестками, белоснежными у основания и бордовыми на концах, в тусклом освещении казались залитыми кровью. Словно безумец-садовод собрал всю кровь с поля боя в чан и искупал в нём каждый цветок по отдельности.

А ведь там, внутри этого ледяного гроба, лежит король. Мой отец. Тот, на которого я ещё недавно злилась за несправедливость.

Снова в носу защипало, а губы непроизвольно начали сжиматься в тонкую полоску – явный признак надвигающихся слёз. По обыкновению я попыталась было сдержать надвигающуюся истерику, подняв взгляд, но вместо привычного серого потолка обнаружила лишь темноту каменного свода дальней камеры склепа.

Осознание того, что я здесь совсем одна, и слёзы неконтролируемым потоком потекли из глаз. Слабые огоньки прогоревших до середины свечей слились в один – почему-то слепящий. Рыдания, со стороны больше похожие на вой раненого зверя в ночи, отражались от тёмных сводов и возвращались оглушающей канонадой звуков.

Я оперлась на крышку саркофага – сил стоять больше не было. Заболела голова от нехватки воздуха, и я осела на землю, обхватив колени руками. Хотелось свернуться клубочком и спрятаться где-нибудь далеко-далеко, возможно даже где-нибудь здесь, в мрачном углу, и остаться в таком положении до конца жизни. Не двигаясь, ибо сил на движение не осталось. Так я и прорыдала – навалившись спиной на постамент, подобрав ноги и положив голову на колени – от жестокости и несправедливости жизни, от собственного бессилия, а кроме этого я злилась. Злилась на Вериана, на отца, на себя и братьев, оказавшихся абсолютно бесполезными.

Где-то на краю сознания начинала зреть некая мысль. Но из-за беспросветного тумана в голове я никак не могла поймать и оформить её во что-то более-менее понятное. Словно кусочки разбитого витража, обрывки этой мысли мелькали туда-сюда бесплотными духами.

Так я и уснула – прямо там, на холодном мраморном полу, словно маленький ребёнок после длительной истерики. Сколько я там проспала и проверял ли меня хоть кто-то? Не знаю. Да и мне было абсолютно всё равно.

Проснулась я от нестерпимого холода. Сил так и не прибавилось – я всё ещё чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег неумелым рыбаком, с глоткой, забитой песком.

Свечи уже догорели до основания, и только четыре из восьми ещё не потухли, и на них из последних сил теплились, умирая в расплавленном воске, огоньки. Но и они должны были вот-вот погаснуть.

Потихоньку поднявшись на колени, я в последний раз взглянула на саркофаг, развернулась и пошла на выход, так и не найдя в себе сил сказать «прощай». Я двигалась в темноте, практически на ощупь, идя на свет, маячивший в конце длинного тоннеля.

Снова прошла мимо статуи покойной королевы, дяди, мимо венценосных деда с бабкой. И уже выйдя из склепа, я подумала, что не время предаваться горю – нужно думать прежде всего о живых! Нельзя опускать руки, жалея себя!

И снова я почувствовала злость. Она заполняла собой каждую частичку тела, приходя на смену пожирающей пустоте и давая силы жить дальше. В этот раз злость была направлена на одного конкретного человека – Вериана.

«Не знаю как, не знаю когда, но я тебя уничтожу! Клянусь памятью короля, что ты до самой смерти не будешь знать покоя!» – обещала я, прикрывая глаза от слепящего солнца, так некстати выглянувшего из-за серых туч.

Глава 3. Шаг над пропастью

Если бы пару месяцев назад меня попросили описать свою жизнь, то я сказала бы, что она похожа на торжественный приём – красивая картинка, скрывающая за ширмой лишь условности и суету.

Сейчас же я бы сравнила её с бурной горной рекой, в которой я вот-вот утону или разобьюсь о камни.

Старушку, ухаживающую за мной, заменили, а я даже не успела узнать, как её зовут. Меня снова переселили и, естественно, приставили кучу стражи.