Сон о принце

Оклик Йискырзу остановил меня, прервав новый виток размышлений. Оказалось, что Тим проснулся. Кушать вроде рано, но перепеленать все равно придется. Я присела рядом с ними, не вмешиваясь в процесс пеленания. С момента нашего знакомства девчонка освоила эту процедуру, доведя ее до автоматизма. Еще бы! Пацан мочит тряпки от души, переводя практически весь запас трофейной одежды в разряд пеленок. Сегодня на ночь опять нужно будет придумывать, как организовать сушку мокрого белья. Конечно, салфетки, выдвинутые на роль подгузников, принимают на себя основной удар. Вот только у нас со стиркой проблемы, точней с водой, причем и с питьевой тоже. Изначально я сама планировала путешествовать вдоль берега, повинуясь книжному правилу о поиске поселений в незнакомой местности. Но недовольная Йискырзу, резко воспротивившись моему лидерству, сама возглавила наш поход. Ее эмоции читались без всяких запахов, чего не скажешь ни о знаниях, ни о соображалке. Зато уверенность с которой девица ломанулась в лес, даже тени сомнения не оставляла в том, что ей известно куда идти. Заблуждение длилось с полчаса. Именно столько времени понадобилось девице, чтоб отойти от обиды за то, что ее силой заставили есть невкусную кашу. Ведь даже вытошнить ее демонстративно пыталась, малолетка фиговая. Однако после моей дикой импровизации на тему «прибью заразу, подумай – о ребенке" ее идиотский каприз закончился. Ну, я думала, закончился, и совершенно спокойно шествовала за этой красавицей, которая умудрилась завести нас в буйные заросли колючих кустов. Запах ее растерянности вместе с неким отрезвлением, заставил меня не только высказать свое мнение об истеричках, но и взять дело в свои ноги, став вперед смотрящей. Правда, получилось как в математике: от перемены мест слагаемых кусты не исчезли, и лес не поредел. Пришлось признать, что мое «счас ей покажу!» оказалось тоже неэффективным инструментом для поиска дороги. После этого у нас наступило эмоциональное перемирие. То есть мы тупо шагали по чащобе, выбирая тропинки непонятного происхождения. Не знаю, о чем думала попутчица, но лично меня все сильней и сильней заботили вопросы пополнения еды и питья. Спустя сутки лес внезапно кончился, обнаружилась дорога, но пища не появилась, и вода не нашлась. Пришлось ввести режим жесткой экономии. Особенно воды. Попутно, я, можно сказать, не переставая, ругала себя за ту злосчастную кашу. Хотя по большому счету, откуда мне было знать, что вода станет таким дефицитным товаром. Вот и бухнула большую часть фляги в котелок для варки. Зато теперь глотки считаем. Точнее, я уже давно считаю, а вот у девчонки откровение наступило только вечером второго дня. Естественно, в запахе ее эмоций присутствовало недовольство глупой дикаркой, взвалившей на себя непосильные вопросы провианта. С другой стороны, сама она, собирая свою поклажу, озаботилась практически одними трофейными украшениями и еще недовольно фыркала, когда я пихнула ей в рюкзак небольшую кучку одежды. Видимо, «белому человеку» думалось, что «дикари», особенно «дикарки», трехжильные и легко могут переть на себе весь груз. А я, между прочим, рассчитывая, что Тим поедет в основном у нее на руках, дала ей буквально пару тряпок, причем предназначенных для ее мальчонки. Кстати, Валерка предлагал, соорудить из хим. саквояжиков переносную люльку, но, не обладая рукастостью Вика, я отказалась даже начинать. Так что несли пацана по-простому, на ручках, или 'продвинуто' водрузив на плечо. Однако менялись часто, подобрав постепенно режим, чтоб уставать поменьше и проходить побольше.

Возглас Йискырзу отвлек меня от бесцельных дум-воспоминаний. Закончив Тимкино переодевание, она показывала вперед, медленно проговаривая как бы доступные для моего понимания слова. Я постаралась вслушаться и смогла вычленить три слова: '… стоянка… Тим… кушать…'. Провела глазами вдоль линии ее руки. Похоже, там вдали наметился лесок и, что самое приятное, он вроде как значительней ближе горизонта.

– Предлагаешь устроить привал там? – спросила я вслух и, подобрав в своем скудном словаре слово похожее на 'согласна', добавила, – Контизу.

– Кхонь-тюзу, – поправила меня девчонка, подхватывая сына на руки.

– Да фиолетово, конь в ТЮЗе или баран в опере, – раздраженно проворчала я, – пошли уже.

Глава XXIV

Разновеликие кусты почему-то напомнили стайку непоседливой малышни, выбежавшей поближе к дороге в стремлении удовлетворить свое любопытство первыми увидеть путников. Казалось, они хотели мчаться нам на встречу, и только детский страх, остаться одним без поддержки взрослых деревьев, сдерживал их. Так и стояли кустики, замерев в ожидании волнующей неизвестности, подставляя ветру свои зелены вихры. Невысокие деревья за их спинами в свете сумрачного дня выглядели менее дружелюбными. Шелест их ветвей скорей напоминал настороженное обсуждение пришельцев, которые по определению не могли привнести в их жизнь ничего хорошего.

Оглядывая их нестройный ряд, я поймала в себе некое сочувствие к зеленой поросли. Сопереживание прокатилось по закоулкам сознания, выметая остатки усталости от монотонного шагания. Мысли словно встряхнулись, обретя большую четкость, а раздражение от попутчицы уменьшилось. Йискырзу в свою очередь, в предвкушении комфортабельного отдыха, тоже излучала примирительное добродушие. Пройдя сквозь ветви передних низкорослых кустиков, девчуха, оглядевшись, решительно двинулась к облюбованному участку. Однако там она не стала останавливаться, а указав саквояжиком с грязным бельем куда-то в сторону, углубилась в ветви. Укачивая недовольно ворчащего Тимку, я, не задумываясь, прошла следом. За время нашего пути девчонка не раз давала возможность убедиться в своем нюхе на комфорт. У нее как-то само собой получалось пристроиться так, чтоб ветер не дул, дым не мешал, а корешки-камешки не норовили сунуться на посадочную площадку. Вот и сейчас Йискырзу, придержав длинные ветви, пропустила нас с Тимкой на крохотную полянку, закрытую со всех сторон деревьями и кустами. Словно маленькая комнатка, отгороженная от внешнего мира зелеными стенами. Даже шум ветра, трепавшего листву, как-то отдалился от этого места. Замолчавший Тимка оглядел полянку широко раскрытыми глазенками, словно оценивая выбор своей матери. Его личико выглядело таким уморительно серьезным, что родившаяся во мне смешинка потребовала выбраться на волю. Причин держать ее взаперти я не видела, но неожиданный легкий отзвук, пробившийся сквозь лиственный гомон, сбил неродившийся смех. Мне почудился тихий плеск. Словно вот здесь, совсем рядом, за деревьями течет тихая спокойная речка. Йискырзу, подергав за лямку моего рюкзака, прожурчала что-то на своем наречии. Шикнув на нее, я постаралась еще раз вслушаться в звуки сумрачного дня. И вот опять…

Без колебаний, но с надеждой я углубилась в тонкие ветви, прикрывая Тимку отворотом куртки. Позади, излучая какое-то капризное недовольство жизнью, пробиралась Йискырзу. Однако через несколько метров запах ее эмоций сменился яркой радостью. Она заторопилась вперед, а вот я наоборот замедлилась, обнаружив перед собой если и не жидкую грязь, то уж точно не твердую почву. Моим тапочкам такое было противопоказано. Они и так отмотали не один километр по пересеченной местности… не без урона для себя, разумеется… путешествие же местным грязям их просто убьет. Осталось только перевести мои проблемы тяжело пыхтящей за спиной девице, которая, не понимая в чем заминка, раздражающе тыкала в меня пальцем. Кое-как разобравшись, кто куда проходит, нам все же удалось подойти достаточно близко, чтоб увидеть воду и при этом остаться с сухими ногами.

Грязно мутный поток несколько снизил жажду, напомнив о мелочах типа дизентерии. А вспыхнувшая надежда на пусть некомфортабельное, но мытье сменилась тусклыми мыслями о построении очистных сооружений в походных условиях. Йискырзу благоухала похожими ощущениями, поэтому особых объяснений не потребовалось.

Слегка помотавшись по прибрежным зарослям, мы выбрали сухое местечко, чтоб расположиться. Тут пацан громко высказал свое мнение по поводу задержки обеда, и его мамаше ничего не оставалось делать, кроме как сервировать для него «стол». Почувствовав, как во мне в очередной раз зашевелился зубастый червячок зависти, я, прихватив котелок и кувшинчик, шустренько отправилась на водозаготовки. Но тут же вернулась, чтоб оставить на тапки и носки. Думала штаны тоже скинуть, но потом решила их просто закатать выше колена. Потом я повторно вернулась за салфетками, решив их использовать как фильтры от грязи и песка. Правда, сначала их понадобилось простирнуть, смыв желтые пятна Тимкиных следов. Так сказать нюансы походного быта.

Пока Йискырзу занималась сыном, я успела собрать достаточно дров для небольшого костра. Недолгие манипуляции с местной разновидностью зажигалки, и вот язычки молодого пламени уже радостно облизывали котелок. Во мне словно узел развязался. А может просто нервы ослабили натяжку от осознания, что проблема питьевой воды решена. Достав голубой кувшинчик с остатками минералки, я слегка потерзала себя подленькой мыслишкой не делиться. Совесть, естественно, победила, разрешив сделать только небольшой глоточек. Остальное пускай допьет Йискырзу. Все ж ей как кормящей матери нужнее… Я взглянула на сидящую ко мне спиной попутчицу. Вот сколько раз за время нашего знакомства мне доводилось видеть, как она кормит малыша, а все равно на сердце трепетно становится. И вроде бы привыкнуть можно. Загрубеть. Однако стоит даже случайно чуть глубже вдохнуть их эмоции, как внутри мгновенно поднимает голову мерзкий червячок зависти. И только два выхода: либо чем-то себя занять, либо сбежать. А еще лучше совместить. Например, пойти еще дровишек насобирать. Вот только тапочки жалко, пообтрепались, бедолаги, от хождения по лесам, да по кустам. А босиком за дровами не пойдешь. Хотя… я посмотрела на протянувшуюся вдоль воды неширокую полоску 'пограничной' земли. Речушка словно приглашала пройтись по дорожке, расчистив ее от мелкого лесного мусора. В памяти всплыла сказка, которую я сто лет тому назад читала своим детсадовцем. Вот сейчас, как тот заяц, побегу наперегонки с ручейком посмотреть, что там дальше…20 Впрочем, мне это предстоит узнать не на пару с речушкой, а в более прозаической компании. Так что пока ограничусь поиском коряг, мечтающих стать топливом для нашего костерка.

Поставив кувшинчик на видное место для Йискырзу, я решительно вступила на «зовущую» тропинку. Однако буквально через пару шагов оказалось, что приятней идти по щиколотку в воде, чем чавкать по грязи. Тем более что ноги еще помнили речную прохладу. Опасаясь поскользнуться, я неторопливо шла по течению, уделяя внимание не столько выискиванию валежника, сколько журчащему потоку. Почему-то в голове разумное сменилось надеждой на непонятное иррациональное «А может, повезет?» И глаза, подхлестываемые воспоминаниями о кино-книго-байках, скользили по мутной воде, стараясь отыскать в ней отблеск будущего обеда. Периодически я убеждала себя, что мелковата речушка для живности. Ширина метра полтора, да глубина максимум по колено. Но надежда девка упорная, поэтому я продолжала поиск пунктов нашего меню до тех пор, пока не нашелся прекрасная кандидатка в это самое меню. Там, на противоположном берегу, где отступившие деревья дали зеленой лужайке приблизиться к воде, гуляла курица! Ну, или что-то очень на нее похожее.

– Тсц-цы-ыпа-цыпа-цыпа, – озвучила я свой восторг от увиденного, и волна теплых чувств к будущему обеду вынесла меня из воды на сушу. Дичь даже не думала убегать. Смешно подпрыгивая на месте, она, встопорщив оперение, взмахивала крыльями, словно отгоняя меня прочь. Может, защищает гнездо или свой выводок. Звучало как обещание завтрака. Очень сытного завтрака с меню из нескольких пунктов. С другой стороны, я еще саму клушку не перевела из предмета охоты в разряд добыча, и, самое паршивое, совершенно не представляла себе как это сделать. В прошлый раз даже толком подумать не успела, как руки сами метнули дубинку точно в цель. А сейчас мое чуть обгорелое оружие, оставшись на стоянке, держит котелок над костром и помочь ничем не может. У меня, правда, с собой был нож, но от мысли потыкать острой железкой в живое существо невольно вспомнился бандит заполучившей вилку глаз. Душу покорежило так, что мурашки по телу побежали, а «цыпа-цыпы» мгновенно противным комом застряли в горле. С другой стороны, у меня на руках кормящая мамаша с грудным младенцем, да и самой хочется нормально питаться. Вот только убивать невинную животинку руками не хотелось. Тем более, если нервишки у птички сдадут, и она бросится в бега, то гоняться за ней с тесаком в руке не захочется еще больше. Получается, нужно сделать из курки провиант каким-нибудь быстрым способом, желательно на расстоянии. То есть надо что-то в нее кинуть… Хохлушка, словно прочитав свой приговор в моих глазах, усилила отпугивающие действия. А у меня под рукой только одежда. До майки далеко добираться, халат жалко, не говоря о том, что он лежит сложенным в рюкзаке. Рубаха… неплохой вариант, но, снимая ее через голову, мне придется отвести глаза от добычи. А вдруг убежит? Есть нож, висящий на веревочке через плечо… Но это мы уже проходили. Не подходит. Значит, остаются штаны. Начав по новой цыпа-цыпать, я, не отрывая взгляда от потенциальной еды, расстегнула под рубахой пуговички на поясе. Будущее оружие, после невольной диеты сидевшее на мне весьма неплотно, сделало своевольную попытку соскочить вниз самостоятельно. Рефлекторным дерганьем я водрузила штанцы на место. Потом «вспомнив», что хотела их снять, снова отпустила. а затем, внезапно получив сильный удар по ногам, резко сменила свое положение из вертикального в почти горизонтальное – бухнулась на четвереньки. Мозг не понял, что произошло, а вот натасканные Эйри инстинкты завопили: «Лежащего запинывают». Упавшие штаны (вот сволочизм!) мешают подняться. Нужно быстрей вернуть их в положение одето… И тут я разглядела причину своего падения. Мои голени опутывала веревка с шариками на концах…

«Опять!» – звонко взбурлил во мне гнев. И словно в ответ распахнулись ближайшие кусты, выпуская на поляну нового участника шоу – худого длиннобородого деда, потрясавшего здоровым посохом. В меня ударило острым запахом желанием проучить охочую до чужого добра мерзавку. Я вдохнула глубже и, не ощутив даже намека на плотской желания, неожиданно для себя расслабилась. На душе сразу как-то посветлело. Захотелось даже засмеяться, но меня опередил противный дребезжащий старческий вопль, который словно гребешком прошелся по мозгам. Ему тут же ответил не менее противный бурный птичий клекот. Странная возмущающаяся курица почему-то не торопилась покинуть наше общество. В этот момент чуйка пнула мозги, включив осознание, что ворюге, то есть мне, сейчас будут внушать уважение к чужой собственности. Причем посохом и абсолютно беспощадно.

– Это из-за курицы… – начинаю я и быстро падаю на землю, пропуская над собой просвистевшее орудие наказания, – …цы что ли? Так я ж не знала… – шустро перекатываюсь с сторону, – … что она чья-то!

Стариковская «волшебная палочка» долбанула по земле так, что кажется, вся трава в испуге подпрыгнула. Рявкнув явно нелестное в мой адрес, хозяин курки пошел на новый замах. Похоже, сейчас не лучшее время рассказывать дедушке о досадном недоразумении. Время на какие-либо переговоры уже давно вышло. Не забывая поддерживать штаны, я, аки гусеница, пытаюсь отползти подальше. Старик ведется. Замах. Карающее орудие ринулось вниз, но я последний момент ухожу от рубящего удара перекатом, потом резко обратно, пытаясь выбить посох… неудача… Пытаюсь сбить длиннобородого с ног… Опять неудача. Зато старик успешно наступил на мой болтающийся без дела нож, лишив меня подвижности. И тут же ловко перехваченный посох устремился грозным копьем в мой живот. Сейчас пришпилит как бабочку иголкой… Но мое желание уцелеть оказывается сильней веревки. Оторвавшись от ножа, я с испугу укатилась метра на два… чтоб схлопотать удар в темя клювом, оказавшись слишком близко от пернатой гадины. А мне штаны застегнуть… Зараза повторно клюет! Все, сейчас тварь станет тушкой! Но не успеваю, неугомонный старик вновь вычерчивает своим оружием новое па для нашего танца. Я снова ухитряюсь извернуться, демонстрируя способности ужа на сковородке. И опять посох яростно свистит в воздухе, под брань деда, бьющего мою чуйку волнами ярости. Меня пока спасал выигрыш в скорости. Однако усталость уже начинала сказываться, и пару раз посох проносился слишком близко от моей головы. Но у деда та же проблема. Ему уже не хватает дыхания на ругань. Он скорей каркает, чем выкрикивает, шумно вдыхая воздух между ударами. А главное посох стал слегка задерживаться на земле между взмахами. Чем я и воспользовалась, удачно лягнув грозную палку. Полностью обезоружить, правда, не получилось, но, дернувшись, старик налетел на свой конец уперевшегося в землю посоха, чем окончательно сбил свою дыхалку. И у меня передышка, ее как раз хватает на то, чтоб застегнуть, наконец-то, штаны, сбросить уже ослабшую веревку с лодыжек и вскочить на ноги. Мы замерли друг напротив друга. Гневный отдышавшийся старик с посохом наготове и я вдохновленная своим успехом, молодостью и веревкой с шарами, которую в качестве оружия сжимаю в руке. Мне повезло, что враг, взъярившись по началу, не принял меня всерьез. Сейчас же, как до меня доносит запах, он усилием воли успокаивает себя, загоняя эмоции под контроль разума. Если он бывший воин, то схватка с ним может принести много неприятных, а главное болезненных неожиданностей. С другой стороны я тоже не подарок, а «веревочка», которой меня так удачно перевязали по началу, может существенно покалечить неприятеля. Против меня вооруженной кистенем ни один из моих учителей не решался выходить. Правда, объяснялось это не моими умениями, а как раз неумениями. По их словам веревка с грузиком в моих руках вдохновенно опровергала законы Ньютона, приобретая способность покалечить все и вся, включая, к сожалению, хозяйку. Поэтому сильно размахивать веревкой не стоило. Разве что хлестнуть, вызвав защиту посохом, и ногами по коленям, пока неприятель не опомнился. Вот только совестно защищающего свое имущество человека награждать такими болезненными переломами. А единственная приходящая в голову альтернатива – бегать от старика, до тех пор, пока он не задохнется.

И тут громыхнул выстрел. Рядом с нами картинно кувыркнулся кроваво перьевой комок курицы, после чего на поляне все замерло в испуганном напряжении. Пытаясь не спускать глаз со старика, я слегка повернула голову в сторону стрелка. На противоположном берегу стояла Йискырзу. Глаза горят, волосы, можно сказать, дыбом, в правой руке – орущий Тимка, в грозно выставленной левой – знакомый револьвер. «Еще одна левша на мою голову» – невольно подумала я, наблюдая, как ствол картинно-медленно смещается в сторону нашей скульптурной композиции. И стало страшно. Вроде бы я даже во время встречи с бандюганами так не пугалась. Во всяком случае, там все происходило ну очень быстро. А вот так стоять-смотреть, как малолетняя пигалица, с кучей тараканов в голове, направляет грозное оружие в твою сторону… Моментально забыв о дедуле, я, пискнув, растянулась на земле и попыталась слиться с травкой. Впрочем, сам дедуля, тоже не спешил продолжать наш спарринг, повалившись со скрипучим «Охом» рядышком со мной. Мы переглянулись, а затем выжидательно уставились на «вооруженный» берег.

Йискырзу прокричала что-то гневное и повелительное. Ответ старика в эмоциональном плане выглядел как «А чо? Она первая начала!» Наверно так оно с его стороны и выглядело. Я посмотрела на куриную тушку. На одной из лапок болталась веревочка, как обвиняющее свидетельство небесхозности хохлатки. Я, правда, не слышала, чтоб куриц выпасали как коз, привязав к колышку на полянке. Но в чужой монастырь со своим уставом не полезешь. Хотя если вспомнить о старике в кустах, то на ум сразу приходит вариант с приманкой. Тем временем переговорщики, можно сказать, достигли консенсуса. Грозный владелец посоха откинул свое оружие в сторону.

– ЛенАа! – закричала Йискырзу, и до меня донесся запах ее гордости. Надо сказать, противной гордости, в которой мужественная благородная защищала свою собственность. Меня. Удержаться от пары ласковых шепотков в адрес «подруги» сил не было. Старик недоуменно посмотрел в мою сторону, но, естественно, объяснений не получил.

– ЛенАа! – донесся повторный крик из заречья. Меня явно требовали на выход. Готовая в любой момент упасть обратно, я медленно приподнялась над землей. «Хозяйка» весьма эмоционально поддержала робкие движения своей «дикарки». Слегка осмелев, встала на ноги. Как учил Эйри, сначала обезоружить врага. Пара шагов и довольно увесистый посох оказался в моих руках. Злобно подумав о нем, как о дровишках, я внезапно почувствовала горькое сожаление старика. Он словно прощался со старым добрым другом. Удивленно оглянувшись на недавнего врага, я решила чуть пристальней взглянуть на его оружие. Вроде как старая отполированная временем, точней руками палка. Черт его знает, чем она так дорога хозяину. С другой стороны стоит ли моя злость-обида того, чтоб причинять еще одну мелкую боль старику. Еще один клик Йискырзу поторопил меня. Я бросила посох на землю. Со стороны седобородого пришла не благодарность, а какое-то облегчение. Не теряя больше времени, я, подобрав нож и пернатую «виновницу» конфликта, быстро пошла к своим…

Глава XXV

Йискырзу о чем-то гневно торговалась с тремя мрачными немолодыми мужиками, не дававшими нам пройти в деревню. Ее голос бурлил от возмущенно-требовательных интонаций. Но мужики стояли на своем твердо.

В основном ей отвечал стоявший в середине, выглядевший постарше остальных. Он еще временами снисходительно кривил губы, от чего его куцая бороденка забавно дергалась, словно указывая на дорогу, ведущую в обход их селения. Худощавый мужик слева, часто потирал небритую щетину на подбородке. Если б не чуйка, то я решила, что он не шибко уверен в своих словах. На самом же деле его жутко мучило чесучее кожное раздражение. Однако его голос оставался ровным и спокойным. Последний, самый низкий и самый бородатый в основном молчал, ароматизируя поддержкой остальных.

Я же сидела с Тимкой в сторонке, лениво следя за эмоциональным фоном, и ждала, пока девчонка окончательно заведет переговоры в тупик. Невольно тянуло пофилософствовать на тему столкновения воспитания с реальностью. Типа выросла девочка в уверенности, что она богиня, и все должны слушаться, а тут вот, пожалуйста, мужичье какое-то, имеющее свое представление о прекрасном. Может у них религия другая… Кстати, это неплохой вариант их сопротивления. Поскольку у всех троих по одинаковой серьге в правом ухе, и запах не то чтоб брезгливости, а как бы нежелания общения. Чем-то напоминает мои ощущения, когда очередной переполненный тестостероном чел пытался завлечь меня на суперкрутые соревнования по руко-ного маханию. Или просто их неприятие речей Йискырзу дает такой эмоциональный окрас отторжения.

В любом случае гибкость в восприятии отсутствует у всех участников беседы. Хотя девчонку я виню в гораздо большей степени. Казалось, после столкновения с бандюгами должна понять, что вся ее барская божественность – просто яркая картинка, которая может быть смята и выброшена в любой момент. Уже ведь побывала или почти побывала в роли простой самки. Даже не для родопродолжения, а для удовлетворения желаний. А уж после чуть ли не недельного мотания по тропкам и дорогам с воющем от голода животом и сухим от жажды горлом, вполне можно скатить свое самомнение ближе к основанию пищевой цепочки. Ну, хотя бы ради сыночка. Так нет, по-прежнему парит высоко. Однако мужикам ее самомнение до одного места – уступать не собираются. И я бы их, безусловно, поддержала, если б волею судьбы не оказалась в противоположном лагере…

Отвязав от рюкзака трофейные сапоги, встаю на ноги и решительно подхожу к спорящим. Оттесненная в сторону Йискырзу замолкает, обдавая чуйку пожаром возмущенного удивления. Ну и пусть. Сейчас она не героиня моего романа. Все внимание на носителей одинаковых сережек. В них на фоне мрачного негативизма легкий запах веселого любопытства. Причем у всех троих, правда, в разной концентрации. Ну как же, ученая дикарка-обезьянка заговорила – сейчас потешит выступлением. Ладно, начинаем шоу.

Поднимаю сапоги на уровень их глаз. Те же твердокаменные физиономии. А вот запах эмоций изменился. Тот, что справа, хотел бы примерить, в центре – настороженно ждет дальнейших действий. У левого бурный профессиональный интерес. Может он сапожник? Сую сапоги, к неудовольствию крайних, в руки среднему. Тот хочет вернуть обратно. Убираю руку. Тогда он демонстративно ставит сапоги на землю передо мной. Крайние пахнут уважением к отказавшемуся. Может, надо было дать сапожнику или другому, внося диссонанс в их спевшееся трио? Или авторитет среднего так велик, что не помогло бы? В любом случае теперь надо именно с этим авторитетом работать.

Показываю на Тимку и говорю «Есть-пить» по-местному. Не понимают. Жуткий язык! Поворачиваюсь к попутчице. Опять «Есть-пить». Эта мое произношение уже научилась понимать, повторяет следом за мной… Издевательство, ведь я то же самое сказала, но вот ее понимают. Ладно, главное понимают. Опять показываю на курлычущего Тимку, опять «есть-пить» и ногой подвигаю сапоги к авторитету. Вот теперь мне четко видно, что товарищ разобрался в условиях моего предложения. Скривил губы, сложил руки на груди, и, подвинув сапоги обратно, сказал что-то, вызвавшее словесное возмущение Йискырзу и эмоциональное одобрение у его компаньонов. Вот только со мной номер не пройдет! Я же чувствую твою неуверенность. Человек-то ты неплохой, просто марку держишь. Надо просто как-то пробить показную черствость, добудить доброту и милосердие. А если показать, как он жесток?