Сон о принце

Только будет это не раньше завтрашнего утра.

– А сейчас, – громко объявила я, поднимаясь на ноги, – пока хоть какой-то свет есть, надо бы озаботиться отходом ко сну. Погодка установилась, конечно, приятная, да и прошлой ночью я на холод не жаловалась, но все же подстилка не помешает.

«Подруга» по несчастью, лишь удивленно похлопала глазами.

– Так что давай вставай, – продолжила я, подхватывая ее под руку, – пойдем покойничков разденем и соорудим себе из их одежды постельку.

Девчуха заупиралась, зажурчав что-то быстрое в ответ, но ее мнение волновало меня в гораздо меньшей степени, чем уходящий световой день.

– Давай не упрямься, – приговаривала я, таща ее за собой к ближайшему телу, – время уходит, а вдвоем мы быстрей справимся.

Девчонка попыталась отбрыкаться от работы активным журчанием и рукомаханием. Не внюхиваясь в эмоции, я сунула ей под нос свой кулак, да еще оскалилась. Энтзязизму не прибавилось, зато сопротивление захлебнулось. Правда, настроение у напарницы несколько подскочило, когда она увидела оставленную мной россыпь украшений. Пара колечек мгновенно нашли себе место на ее пальчиках. Остальное тоже было аккуратно собрано, после чего она стала довольно вменяемой помощницей.

К моему удивлению, ни один из бандюганов, не использовал такую роскошь как трусы, поэтому штаны к радости напарницы, оставили на местах, ограничившись содержимым их карманов. Этим не благородным делом, разумеется, занималась «дикарка». Девица же взяла на себя труд отнести снятые вещи к рюкзакам и проверить ребенка.

Пока она отлучалась, ко мне заглянула мысль о падальщиках. Собственно глядя на тела двуногих зверей, хотелось только пожелать приятного аппетита зубастым санитарам леса. Только вот присутствие на их трапезе попадало совершенно в другую категорию. Добрым словом и грубым жестом, я заставила удалившуюся мамашу вернуться обратно.

Вдвоем мы оттащили тела подальше от стоянки под деревья. Девчонка морщила носик, но возражать побаивалась, старательно глядя мимо меня в сторону. Может быть, поэтому именно она обратила внимание на сломанное дерево. Дернув меня за руку, напарница указала в сторону потенциальных дров. В принципе перевод не требовался, но мне дополнительно изобразили плавные движения рук, которые при очень продвинутом воображении можно принять за всполохи огня. Я лишь хмыкнула и приступила к дровозаготовкам. Невольная коллега от меня не отставала и уже минут через двадцать около нашего случайного становища возвышалась приличная, на мой взгляд, кучка хвороста. Конец сбора урожая протрубил малец, оповестив весь лес криком, что он уже проснулся.

Бросив все, мы, можно сказать, наперегонки помчались к младенцу. Точнее, мамаша мчалась впереди, а я ее тактично не обгоняла. Она притушила плач обильными сюсюканьями. Одновременно мокрая тряпка сменилась сухой (язык не поворачивался назвать их пеленками). Я стояла рядом, с замиранием сердца ожидая кульминации – кормления ребенка. Но видимо мое неравнодушие было замечено. В воздухе повеяло настороженностью, и девушка, как бы случайно, села для кормления спиной ко мне. Обидно, конечно, но запах желания огородить сына от ненужных помех полностью ее оправдывал. Даже в моих глазах.

Чтоб отвлечься, я решила заняться костром. Задачка оказалась, как ни странно, совсем не тривиальной. Мне как-то казалось всегда, что бродяги – «джентльмены удачи» если по какой-то причине не являются курильщиками (что уже звучит очень странно), то все равно таскают с собой в багаже спички-зажигалки. Однако перебрав трофеи, я не нашла ничего воспламеняющего. И что теперь… – я смерила взглядом кучу хвороста – добывать огонь трением? Задачка, однако, не для современного человека. Или плюнуть на все и просто завалиться спать… Посоветоваться бы с кем…

Может «звонок другу»?

«Валер… – робко позвала я

«Чуток подожди, счас закончу…»

Это как? Мне шиза сказала, что у нее на меня нет времени? Мне радоваться или плакать по этому поводу?..

В растерянности я тупо глазела на кучку хвороста. Потом, за чем-то выдернула из нее тонкую ветку, которую внимательно стала осматривать со всех сторон, словно на ней спряталась нужная мне подсказка.

…Наверно мне нужно радоваться: все же голова место уединения, а не проходной двор и даже не беседка для встреч с неведомыми голосами…

«Ну вот, я и закончил»

Тьфу!

«Ленка, ты где?»

Я, конечно, сильно пожалею об этом, но: «Нет меня!»

«А че звала, если тебя нет?»

«И вовсе не звала. Просто понадобилась грубая сила вот и вспомнила о друге. А так я очень занята. Нет меня. Понятно?»

«То есть друг вам нужен, только как грубая физическая сила?»

«А ты считаешь, будет лучше, если грубая физическая сила станет моим уделом?»

«Ха! Еще немного и ты докажешь, что попасть к тебе в рабство – это естественное продолжение дружбы».

«А разве может быть иначе?»

«Ну, для тебя наверно так оно есть. Ведь ты ж богиня! – в голосе звучала улыбка, а он еще воскликнул с дурашливой серьезностью, – всем ниц перед богиней Червоточинкой!»

Вот и настал момент, которого боялась. В груди защипнуло сердце-душу, взгляд размылся выступившими слезами:

«Боже мой, Валерка, как же мне без тебя плохо! Как же больно, что тебя нет!»

«Я здесь, Ленка, с тобой».

«Ты тень моего Валерки. Даже не тень, а так, душегубительная игра усталого мозга…»

«Я нечто большее, Червоточинка. Может, поговорим об этом? Ты готова?»

«Да какой 'готова', если сижу тупо пялюсь в темноту и веду разговоры с призрачным голосом погибшего друга, а не разжигаю костер».

«Так разожги и поговорим… – голос замолчал и после небольшого размышления спросил, – или спичек нет?»

«Зажигалки тоже нет», – вздохнула я ответ.

«Так что трением добывать, что ли?»

«Представляешь, я пришла к такому же выводу».

«Great. Просто – great» (Замечательно. просто замечательно.)

Промолчав, я слегка подивилась вывертам подсознания: мало того, что искусно имитирует Валеркин голос, так еще 'не забыло' о его любви к иностранным словечкам. «От Ривки заразился», – как он обычно отшучивался, когда меня особо сильно коробило от его англицких вставок. А потом любил добавить, мол, просто завидую ему, вот и упираю на чистоту языка. Набежавшие воспоминания поновой царапнули душу, и у меня вырвался повторный тяжелый вздох. Из-за спины запахло любопытством, но я была слишком занята промакиванием глаз, чтоб реагировать.

«Ну, просто совершеннейший great, – еще раз высказался Валерка и добавил, – у меня ведь по этой части знания настолько теоретические, что… даже и не знаю с чем сравнить».

«Да с теорией-то все просто, – вставила я свои пять копеек научной мысли, – берешь две дощечки трешь их друг о друга до получения нужного эффекта».

«Что ж, богиня, – в голосе звучало превосходство, но только было каким-то растерянно вынужденным, – ты меня убедила – по сравнению с тобой я эксперт. Значится так… Подожди, а нож у тебя есть?»

«Есть, – ответила я, беря в руки трофейный тесак, – эдакий мачете недоросток».

«Это как?»

«Ну, форма похожа на те, что по телику показывали, а длина заметно меньше. У меня их две штуки. Надо сказать, увесистые».

«Не отказался бы от такой игрушки».

«Ты бы…»

«… был поближе к делу?» – перехватил голос.

«Да», – ответила я, решив не вдаваться в воспоминания о его любви к оружию.

«Так вот… тебе надо для начала выстругать палочку толщиной с палец и длинной с ладонь. Сухую, а не свежесрезанную».

«А почему одну? Обо что ее тереть?»

«Не тереть, а вращать. Зажмешь ее ладонями и повращаешь».

«На манер колбасок из теста?»

«А я б сказал 'из пластилина', – в голос вернулась небольшая веселость, – Вот она разница между мальчиками и девочками».

«Остряк-самоучка! Я, случаем, заноз с твоим верчением колбасок не нахватаю? Или радость какую-нибудь в виде мозоли?»

«Без понятия… Слушай, а сделай лук!»

«И стрелы. А потом отправлюсь охотиться на какого-нибудь лося. Спрошу у него покурить, и, грозя луком, отниму спички вместе с зажигалкой».

«Cool (классно). Тебе бы Червоточинка с такой фантазией только книжки писать».

«Мне б без фантазий костер разжечь».

«Тогда делаешь маленький лук, тетиву, то есть веревку обматываешь петлей вокруг выструганной палочки. Теперь если ее концы, то есть палочки, упереть в дощечки, то можно добыть огонь, двигая луком вперед-назад. Во всяком случае, теоретически…»

«Куда двигаешь? – вклинился в разговор новый участник.

«Вперед-назад», – повторил Валерка.

«Назад!» – воскликнул неизвестный.

«Ну да назад. Вперед-назад. Ты чего тупишь, Лен? Что в этом такого сложного?»

«Это не я говорила», – боязливо прошептала я в ответ Валерке.

«Я вроде слышал ее… – моментально выдал новичок и тут же, – Убью гадину!»

Ой!

«Замрииии…»

Бегом отсюда!

И все пропало. Хрустнула зажатая в кулаке веточка. Мыслей не было. За спиной штормило любопытство. А у меня растерянность. И, наверное, страх.

Сыто вякнул младенец. Завозившаяся мамаша что-то зажурчала в ответ. Я продолжала пялиться на «поленницу».

Второй голос мне был знаком. Он до сих пор вибрировал у меня в сердце. А может в душе. А может это по всему телу шла волна воспоминаний… Из которых меня выдернули, слегка потыкав в плечо. Одновременно ушей достигла новая, но по-прежнему непонятная порция журчаний. На ароматическом уровне подсказки отсутствовали. Зато «послевкусие» голоса отошло на задний план. Тут же захотелось продемонстрировать деятельную активность, чтоб показать-доказать что я здесь, а не в облаках. Выпавшая из пальцев веточка напомнила о костре. Как там Валерка рассказывал. Сделать лук, выстругать палочку…

Глава XX

Я тупая, недалекая дикарка! Тупая и недалекая! Ведь если у них фляжки левые, значит, и все остальное «не правое». Где моя программистская логическая закалка? А уж чего проще, помощь попросить? Вот сидит рядом человек. Да, девчонка еще. Но аборигенка. И именно она продемонстрировала «секрет» открывания фляжки… Нет, сижу практически в полной темноте мастерю-строгаю, можно сказать, на ощупь… прям слепой оружейник какой-то. Идиотка!

– И чем все закончилось? – раздался за спиной знакомый голос

– Ой! – я обернулась и увидела Валерку, как на фотографии с выпускного. Однако его лицо оказалось более позднего «выпуска», что подчеркивали довольно густые бачки, отращённые им после свадьбы. Он усмехнулся моему испугу:

– Что, богиня, заснула и не заметила?

– Так я сплю? – внутри все замерло, боясь спугнуть обнадёживающий ответ.

– Очень на это похоже, – Валерка подошел и, сграбастав в свои объятья, прошептал на ухо, – как же я тебя рад видеть, Червоточинка!

– Я… я… – горькие ощущения самообмана не дали словам ответных чувств сорваться с языка.

Немного отстранившись, Валерка заглянул мне в глаза:

– Ты тоже рада меня видеть, но признаваться в таком глюку-сновидению для тебя как очередной шаг к сумасшествию.

– И все-то ты знаешь, – я мягко, но решительно постаралась освободиться из его приветственных объятий, – поневоле начнешь думать, что ты выверт моего сознания и имеешь общие со мной мысли-чувства.

– Я, Ленка, нечто другое, чем выверт сознания, – он раскрыл руки, давя мне свободу. Небольшой кивок в сторону, – Присядем?

Повернувшись, я обнаружила несколько сюрреалистично оформленную комнату: пол голубого мрамора, ярко-зеленые стены, одну из которых украшали фотообои с белыми тюльпанными ростками. В углу стояло дизайнерское кожаное кресло, выдержанное в бело-зеленой цветовой гамме. Странноватое на вид, оно словно противоречило понятию комфорта. Лежавшая рядом на полу большая мохнатая зеленая подушка для ног выглядела более приглашающей. Несколько завороженная необычностью обстановки, я подошла ближе и огляделась. Градиентный переход белого в голубой на оконных занавесях с воланами в зеленом обрамлении стен усиливали ощущение «ненашести» обстановки.

– Это воплощение мечты непризнанного дизайнера? – спросила я, усаживаясь в экстравагантное кресло, внезапно оказавшимся мягким и уютным.

– Это воссоздание одной из комнат нашей с Ривкой квартирки, – ответил Валерка, подтаскивая поближе еще один зелено-белый шедевр. – Скажи, здорово получилось?

– Как-то не реально. Словно один из рекламных проспектов или каталогов.

– Так и задумано! – ответил он, падая в кресло, – Народ просто в аут уходил, когда впервые входил в нее. Между прочим, стоило не такие уж и большие деньги. Покупалось все на сэйлах… э… то есть на распродажах, по случаю. Делали своими руками. Зато результат!

– Ну, если допустить, что это реальная комната…

– Реальная, реальная… Я ведь специально именно ее воссоздавал, чтоб ты не могла прицепиться к чему-то в своей памяти и сказать: «Видела»

– А может это у меня так буйно фантазия разыгралась, – упрямо возразила я, забираясь в кресло с ногами.

– Тоже вариант, – Валерка откинулся на спинку, – можем и его обсудить. Только знаешь, – он сострил уморительную рожицу, – для затравки, расскажи, чем там дело с костром кончилось.

– Да ну тебя… – попыталась я отмахнуться.

– Ленк, ну расскажи, а? Пж-жалста-а?

– Да идиотизм, не о чем рассказывать, – на автомате отнекивалась я, чувствуя нарастающее желание выговориться. Это все же был Валерка. Сто раз глюк-сновидение-мираж… и все же мой Валерка

– Пли-и-из-з! – потешно заканючил он, – Please, with cherry on the top!

– Э… не поняла?

– Пожалуйста с вишенкой… Знаешь, как пирожные с взбитым белым кремом сверху вишенкой украшают? Ривка, так говорит.

Слегка юморной настрой бесследно рассеялся.

– Говорила, – тихим голосом поправила я, с трудом удержавшись от всхлипа.

– Говорит, – не согласился Валерка, – а чтоб не сомневалась, получай…

У меня в груди словно расцвел теплый золотой цветок. Его лепестки лучились радостью, что я есть. В них была любовь ко мне и вера в мои силы. И собственно сами силы тоже там были. Цветочек сверкал все сильнее, пока внезапной вспышкой не разлетелся искристыми невидимыми блесками по всему телу. «Чудо кончилось?» – спросил ошарашенный разум. И тут же получил «Нет» в ответ. Оно не кончилось. Чудо стало мной. Оно впиталось в меня…

– Ч-ч-что это было?

– Любовь, вера, признательность, благодарность… Короче, крошка сложного микса самых светлых чувств от Ривки тебе…

– Не пари чушь!

– А ты помнишь, как лежала обездвиженной и думала, что тебя парализовало? Помнишь, что дальше было?

Ой!

– Молчишь?

Ой! В голове стремительно закружилась лента событий, возвращая меня в тот страшный момент, когда тело отказалось подчиниться.

– Эй, Ленка! – Валерка пощёлкал пальцами перед моим носом, – Ау! Червоточинка!

– Да убери ты руки от лица! – вяло, как бы на автомате, возмутилась я.

– Ага, ты опять как бы вменяема, – констатировал Валерка, усаживаясь обратно в кресло… А я и не заметила, как он вставал, хотя, по большому счету, это такая мелочь… В голове такие мысли гуляют, что и танцующего перед носом слона не заметишь.

– Ты сказал мне «Прощай» тогда, – ухватилась я за одну из промелькнувших в памяти деталей, – Что это значило?

– То и значило. Прощался с тобой, так как думал, что растрачу себя…

– То есть?

Паладин хитро прищурился:

– Для того чтоб понять, надо принять мою версию. А чтоб принять, надо откатиться назад. И взглянуть на все моими глазами.

– Ну, хорошо, – сказала я, глядя в глаза паладина, – какая твоя версия произошедшего?

– Моя? – Валеркина улыбка посрамила бы чеширрского кота, – про мою версию надо спрашивать: когда она началась.

Такой подход сильно сбивал и вынуждал повторяться:

– То есть?

– Кхе-кхе… – одноклассник картинно поелозил в кресле, как бы выбирая удобное положение, и продолжил тоном сказочника, – В одном уездном городе N была больница. Большая пребольшая. Посредственная препосредственная…

Идиотизм был не к месту и раздражал чрезвычайно.

– …И лежал в этой больнице избитенький мальчик… – продолжал Валерка.

– Так, – не выдержала я, – нечего сказать, тогда языку дай отдохнуть! И моим ушам заодно!

– Но у меня есть что сказать.

– Тогда конкретнее и без сказочных напевов!

– Ну, если ты просишь…

– Требую! – я постаралась грозно сверкнуть глазами

– Хорошо, – Валерка сел вертикальнее, моментально став серьезнее, – итак я лежал в больнице.

– Если помнишь, я там была, – в моем голосе звучало раздражение, – Так что давай ближе к сегодняшнему дню.

Друг отрицательно покачал головой:

– Ты-то была, но совершенно не поняла того что произошло.

– Господи, да что произошло-то? Зашла в палату, где лежал одноклассник…

– Там лежала оболочка твоего одноклассника, в которой прятался маленький перепуганный зверек. Не было там меня! – паладин наклонился ближе и повторил по слогам, вбивая их словно гвозди в мой лоб. – НЕ БЫ-ЛО! Поняла? – он отстранился и прикрыл глаза, – меня унизили и растоптали, заставив… Нет, им и заставлять меня уже не нужно было. Я сам рвался исполнить любое их пожелание, лишь бы меня не били, лишь бы не причиняли большую боль, – его глаза раскрылись, – Я могу тебе рассказать все…

У меня по коже пробежали мурашки размером со слона:

– Я как-то никогда к такому знанию не стремилась. Зачем оно мне? И без него ясно, что тебе нужна помощь.

– Да, – Валерка провел рукой по лицу, словно стирая с себя прошлое. Затем, откинувшись на спинку, он уставился в потолок:

– Мне явно была нужна помощь, потому что единственная мысль, жившая в моем мозгу до твоего прихода, была: где достать снотворного, чтоб больше не проснуться. Другие виды самоубийств пугали возможной болью. А вот просто уснуть… И тут пришла ты… – его губы сложились в грустную улыбку, – та, что превратила меня в посмешище для всей школы…

– Ну не без твоей помощи, – невольно возразила я.

– Это до меня дошло несколько позднее, – его взгляд переместился с потолка на меня, – в тот момент, маленький испуганный зверек под прозвищем Валерий Головатый захныкал от испуга, боясь новых унижений, и того что рассказ о них пойдет по долам и весям.

– Но я же…

– Конечно, нет, – перебил он мою не оформившуюся мысль, – это все трусливая фантазия. Ужасающая, угнетающая фантазия, которую ты разбила своими словами. Ее разбила, а меня соткала.

– Может, обойдемся без пафосных фраз и фигур?

– А никакого пафоса. Я говорю тебе совершенно серьезно: меня не было. Был комочек страхов, который умел дрожать, гадить и говорить… Ах да, еще хныкать-выть-скулить. Ты дала мне веру в себя. Дала основу, вокруг которой стали собираться частички прежнего меня, чтоб снова стать личностью.

– Да я просто поговорила с тобой! Не приписывай мне невесть что.

– А ты что думаешь, до тебя никто со мной не разговаривал? Родители, врачи, родственники, психологи – психиатры! You name it! (Ты и сама их можешь перечислить/назвать [недословный/смысловой перевод]) И ничего.

– Так просто количество перешло качество, – не сдавалась я

– Ты можешь себе говорить, что хочешь. Но я видел и чувствовал твою силу. Силу, которая меня воссоздала. Ее можно, конечно, назвать волшебной, да только это слово, кажется, слишком мелким для нее.

– Но я-то ничего подобного не чувствовала!

– Правильно не чувствовала и не чувствуешь, потому что оно твое естество. Ты и свое дыхание не чувствуешь и не слышишь, как твой организм работает.

– А, ладно, – махнула я рукой, – верь, во что хочешь. Теперь мы можем перейти в день сегодняшний?

– Хм, – Валерка картинно смахнул невидимую былинку с лацкана, – а про свой сон, в котором мне была отведена роль свидетеля на помолвке, ты поговорить не хочешь?

В кресле сразу стало как-то неудобно сидеть. Да еще сердце застучало так, что в ушах раскаты его эха слышны стали.

– А что про него говорить? – как бы беспечно заявила я, – мы же еще тогда все решили и обсудили.

– Ленка, давай ты не будешь тужиться, чтоб произвести на меня впечатление. Я в курсе твоих дел сердечных и знаю, как ты неровно дышала к грубой компьютерной распечатке…

– Кто старое помянет…

– А если, – перебил меня Валерка, – он сейчас здесь появиться?

Я вздрогнула. Хотела вскочить на ноги, но тут же передумала. Решила засмеяться, но загустевший воздух словно сковал гортань.

– Вот об этом я и говорю, – срезюмировал паладин с сочувствующей усмешкой, – а ведь и ты, и я знаем, что наш предыдущий разговор прервался появлением третьего лица, которое, я заявляю с полной ответственностью, совсем не порождение «больного воображения». Это внешний источник. Я еще тогда тебе говорил, что это живой человек, а не завих фантазии… Да не пугайся ты так Ленка, – он погладил меня по ноге, – я честное слово не дам тебя в обиду. Просто скажи мне, как ты хочешь с ним поступить.

– Никак не хочу, – я подтянула ноги и обхватила коленки руками, – даже видеть его не хочу. Оно слишком… – мысли скакали галопом, не желая делать даже мгновенной остановки, – нет, не хочу его видеть. Не надо…

– Хорошо, не переживай так.

– А как надо переживать? – сварливо переспросила я и, не дожидаясь ответа, добавила, – И зачем ты только заговорил о нем?

– По двум причинам. Во-первых, мне нужно было знать, что делать, когда известные тебе личности влезают в разговор. А во-вторых, если помнишь, у нас идет обсуждение твоей необычности и моего статуса.

Валерка замолчал, как бы давая мне слово, но я его не взяла, и ему пришлось продолжить:

– Так вот сильно распространяться не буду, но скажу, что возможно… только возможно, что ты меня смогла прицепить к своему сну, потому что я был создан твоей силой. И не надо так кривить губы. Лучше давай сразу перейдем к следующему случаю…

Мои брови от удивления попытались допрыгнуть до линии волос.

– «Следующий»? – переспросила я, – это ты о чем?

– О твоем благословении.

– С ним-то что не так? – брови и не думали возвращаться на постоянное место жительство, – я просто выполнила твою просьбу, пожелав вам счастья. Собственно, я и так бы пожелала вам счастья и долголетия… Боже мой! – меня прошиб холодный пот, – Валер, мне, кажется, или я действительно не пожелала вам долголетия?

– Не помню.

– Скажи!

– А зачем? – он изучающе прищурился, – ты могла что-то изменить?

– Нет, но… – слезы текли уже по моим щекам, – вдруг ты прав и во мне действительно что-то есть. Это получается… получается… я вас…

Ужас содеянного закрутил мысли буйным вихрем, который сдул шелуху с сознания, оставив только отчаянье и раскаяние. Не выдержав, я спрятала лицо в ладонях. И тут же пред глазами возникла черная дыра, которая тянула к себе, обещая расплату за осознанную неисправимую ошибку. И навстречу мне оттуда неслось: «Прекрати дурить!» Да еще тряхнуло в придачу.

– А? – я высунулась из ладоней и буквально столкнулась с Валеркой нос к носу. Он еще раз встряхнул меня:

– Ну как? Помогло? В адекват вернулась?

Ответ сформулировался далеко не сразу:

– Не… знаю…

– Good! – он выпустил мои плечи, – а теперь внимательно слушай меня: благословляя нас, ты ухитрилась свершить чудо. Ты связала нас сильней, чем какие-либо религиозные или светские ритуалы. Мы стали непросто ощущать друг друга, а буквально слышать мысли и желания…

– Это как?

– А вот так, – Валерка снова вернулся к своему креслу, – пить захотел, жена со стаканом воды приходит. Ривка из магазина продукты привезла, а у меня как раз желание возникло на улицу выйти ее встретить…

– Ой, мало каких совпадений случиться может! – отмахнулась я.

– Ага, мы тоже так думали. Но вот однажды вечерком, за обедом, я, не глядя и не говоря ни слова, подал жинке ложку, о которой та только подумала, но не вслух, а про себя, и Ривка, не поворачивая головы, взяла ее у меня из рук.

– Э… мало ли что бывает.

– А то, что нам созваниваться не надо было, чтоб узнать, где каждый из нас находится? Ты знаешь, как мы встречались? Просто чувствовали, кто куда во сколько подойдет.

– Просто вы любили друг друга.

– Кстати, в «любили» мы, благодаря твоей привязке вышли на такой уровень… Да ладно, не красней, подробностей не будет. Просто поверь, что если сравнивать наш интим до и после благословения, это все равно, что равнять задрипанную рекламную газетенку с красочным иллюстрированным журналом. Но главное совсем не это… – он немного помолчал, – Я… помню удар, который вышиб меня из тела… Это… мне трудно объяснить…

– Валер, – слезы снова катились по моим щекам, – не надо об этом…

Паладин недовольно поморщился:

– Да подожди ты с мелодрамой! Я просто хочу сказать, что совершенно не понимаю, как стал тем, чем я есть. Не знаю, не понимаю и не помню. Единственное оставшееся в памяти – это ощущение, что Ривке нужна помощь. А потом она оказалась со мной.