Сон о принце

Сначала смена подхода принесла мне радость, так как, подхватив безвольное тело под руки, я почувствовала, что она все-таки жива. А вот потом, спустя несколько дерганий туда-сюда, выяснилось, что ее пальцы вцепилась мертвой хваткой в одежду бандита.

И все это под постоянно усиливавшийся плач малыша.

Наверно новый виток его криков придал мне сил, и парочка перевернулась. Теперь она была сверху, но по-прежнему без сознания.

Тут уже мои нервы не выдержали, и я взялась за успокоение ребенка. Ну как «взялась» – на ручки взяла. Не помогло. Но…

Его кулачки уперлись в мою голую грудь, вызвав восторженную бурю в душе. И кривящийся в негодовании ротик оказался так близко. И мне стало казаться таким правильным и естественным покормить малыша… Ну как пустышку дать, что ли. Чтоб успокоить…

Однако небольшой совестливый червячок грыз мыслью, что в моих руках хоть маленький, но человек, а не игрушка для исполнения желаний-хотений…

Я забалансировала на тонкой грани. С которой меня сбросила вспышка боли. Маленькие пальчики ухитрились ухватить за один из моих многочисленных синяков. Блажь рассеялась и…

«Да у него животик наверно пучит».

У меня задрожали руки. Опять! Не показалось!

«Осторожней, дура! Ребенка уронишь!»

Может если не обращать внимания, оно уйдет…

«Идиотка! Ты же сейчас грохнешься! Сядь лучше!»

Я бухнулась на пятую точку, стараясь полностью подавить мозговую деятельность – может тогда уйдет.

«Ленка! Червоточинка! Да что с тобой происходит? У тебя словно в мозгах не в том месте перемкнуло. С тобой все нормально?»

Я не знала плакать или смеяться: шизофрения интересуется в порядке ли у меня с мозгами.

– Полный капец, – невольно констатировала я вслух.

«Слава тебе! Заговорила…» – в голосе слышалось явное облегчение. Пожалуй, все же комичного больше. И еще это Валеркино «Слава тебе богиня! Слава тебе!» Такая тихая теплая ностальгия, от которой губы растягиваются в грустную улыбку, а на глазах собираются слезы.

«А понял! Ты думаешь, что сходишь с ума! Типа голоса в голове. Спешу тебя расстроить – не в этой жизни. Я по-прежнему твой паладин и по-прежнему стою на страже твоих интересов. А значит, никакие шизики здесь не заведутся. Слушай, может, успокоим пацана, а потом спокойно разберемся, шиза я или нет? Ведь все мозги заорал».

С этим трудно было не согласиться, но отвечать… Извините.

«А! Ты видимо решила, что разговаривать с шизой, только ухудшать ситуацию. Как в «Beautiful Mind»? Понятненько. А если мои рекомендации разумны? Все же опыта общения с грудничками у меня побольше будет. А?»

В этом голос был прав. Опыт общения с младенцами у меня практически отсутствовал. Мамина дочурка находилась далековато, а вот с папиной не сложилось. Хотя правильней сказать, с мачехой не сложилось: от нее такой запах ревности шел, что в их квартиренку я могла войти только, стиснув зубы. И то очень ненадолго. Так что от дельных советов по обращению с грудничками, я б отказываться не стала.

«Тогда возьми малыша вертикально… – выдал указание Валеркин голос, совершенно правильно истолковав мое молчание, – Положи себе его на плечо. Прямо животом. Клади, не бойся. Можно по спинке легонько постучать…»

Бёрпп! Мне на спину упала небольшая теплая лепешка.

– Его вырвало!

«Не 'вырвало', а 'срыгнул', – много знающим менторским тоном поправил меня Валерка, – совершенно нормальное дело для грудничка. Вот видишь, успокоился».

Тут я почувствовала, как по мне зажурчало еще одно совершенно обычное дело для грудничка. Первая резко-инстинктивная реакция – убрать это счастье от себя подальше. Но тоненькая желтая струйка стала подниматься к лицу. Спасаясь, я рывком вернула ребенка «на место»…

«Один мой знакомый многодетный папаша говорил, – снова завещал голос, – что основное отличие между младенцами мальчиками и девочками в том, что первые могут замочить намного больше чем…»

«Иди ты знаешь куда…»

Пюу-ук!

– Ох, нет! – я, опять же рывком, отстранила от себя младенца, но все же оказалась недостаточно быстра и пальцы правой ноги украсились тошнотворной «детской неожиданностью».

Валерка заржал как лошадь. Нет, как табун лошадей.

Ребеночек тужился и излучал удовлетворение процессом.

А я… Мне нужна была мать этого чуда! Срочно!

Глава XVIII

Естественно, до тех пор, пока малыш закончил свой «бизнес», у меня не было никакой возможности дернуться. Зато, как только он перестал кряхтеть и, повинуясь рефлексам, потащил кулачек в рот, я прямо взлетела вверх. Довольный жизнью пацан абсолютно не возражал против полежать на чистом плече. А я, поблагодарив Валерку за подсказку, освободившейся рукой попробовала встряхнуть «отключенную» мамашу. Нулевой результат. Тогда я сунула ей под нос свою ногу с подарком от ее сыночка. Был шанс, что не проймет. Мол, родное не пахнет. Но все же сработало. Не сразу… весьма не сразу, но все же реакция наступила.

Мамаша слегка мотнула головой, завозилась. Я же, предоставив идти пробуждению своим чередой, занялась очищением: зашаркала испачканной ногой о траву.

И тут девица вдруг как вскочит! Развернувшись, увидела меня, широко распахнула глаза, да как заорет!

Ребеночек на плече, вздрогнув от испуга, завторил ей во всю мощь своих легких…

Прямо мне в ухо!

Семейный дуэт мгновенно заглушил не только звуки окружающего леса, но и всю мою мозговую деятельность. Небольшое раздражение от неумения и растерянности от внезапной какофонии резко преобразовался в нехилый уровень озверина в крови. Мгновенно захотелось как-нибудь заткнуть орущую дуру… и я практически на автомате влепила ей пощечину. Ойкнув, девица оборвала свою песнь и, схватившись за щеку, уставилась на меня, излучая запахи легкого смущения, сильного удивления с привкусом полнейшей растерянности. Два последних чувства, правда в меньшей степени, были взаимны. Просто я никак не ожидала, что спасенная жертва окажется так молода. Лет пятнадцать-шестнадцать. Не больше. И дело не в молодой гладкой коже без каких-либо морщин, а в аромате ее чувств. Такие яркие, искренние, без пыли опыта прожитых лет.

Словно прочувствовав момент, малыш тоже замолчал, точней зачмокал, видимо в очередной раз, поймав ртом кулачек. Повеяло материнской любовью. Протянув руки, девушка произнесла журчаще-непонятную фразу.

– Что-то подсказывает мне, что ты не speak English (Не говоришь по-английски), – озвучила я свои мрачные предположения в ответ.

«Собеседница», моргнув пару раз, повторила попытку общения на языке ручейков.

– Но это не страшно, – в моем голосе звучало обреченное смирение перед обстоятельствами, – я все равно на нем не говорю…

«Я говорю!» – влез 'Валерка', но был проигнорирован:

– … Так пару фраз, десяток слов… Э-э… мне нравится твой энтузиазм, но я как-то и без пантомимы сообразила, что нам в ближайшем будущем не светит нормально пообщаться. Кстати, от тебя запахло обидой на мою тупость. Это неправильно. У меня просто напряжение, скопившееся за день, расходуется. А махать с тобой на пару руками и корчить гримасы, объясняя очевидное, не очень хочется. Что умаялась? Вот держи-ка лучше свое чадо, – я протянула обрадованной мамаше ребенка, – а мне еще отмыться от его подарков надо…

Девушка прижала малыша к себе, перемежая радостные сюсюканья с поцелуями. Однако в самый разгар приветствий ее улыбка резко скукожилась. Она перехватила ребенка левой рукой и с удивлением взглянула на испачканную ладонь правой, после чего зачем-то ее понюхала. Видимо почувствовав, что не шоколад, мамаша скривилась и, приподняв двумя чистыми пальчиками ножку ребенка, заглянула в источник детских радостей.

– Вот об этом как раз речь и идет, – констатировала я, улавливая ее полнейшую даже не растерянность, а какую-то ошарашиность. Вот если б не видела ее кормящую, решила бы, что она ребенка впервые в жизни видит… Хотя…

Мой взгляд скользнул по ее одежде… правильней сказать, по рванью, служившему ей одеждой. С другой стороны, лучшие годы этих тряпок окончились всего неделю, а то и меньше тому назад. Даже сейчас видно качество материала…, кстати, совершенно не предназначенного к гулянью по лесам. То есть передо мной не простая жертва обстоятельств, а жертва обстоятельств из семейки высокого полета…

– Я-то думала, что таких Английскому в обязательном порядке обучают… – невольно озвучилось мое удивление.

«А ты подумай на тему, что здесь не знают, что такое английский», – вмешался голос.

«Слушай, да у нас даже в космосе известно, что такое Английский и его роль в современном мире», – невольно послала я мысль в ответ.

«А если не у нас?»

«А если не у нас, то абсолютно документальное фэнтези доказывает, что все параллельные миры давно усвоили земные языки, без которых несчастные аборигены никак не могли выразить свои мысли и чувства. Не неси чушь. Мне и так хреново от того, что с шизой разговариваю, а ты еще полный улет озвучиваешь. Впрочем, что еще от шизы ожидать».

«Ленк, – Валерка словно вздохнул, – не хочу тебя пугать, но, на мой взгляд, тебе стоит серьезней отнестись к вопросу переноса в другой мир».

«Слушай, у меня идиотизма в жизни и без этого вопроса предостаточно. Вот, к примеру, бестелесный голос в голове; или вот мамаша, которая, если верить чуйке, не шибко знает, как и что с ребенком делать».

«Мы с Ривкой тоже такие поначалу были».

«Вот именно – поначалу. А она явно уже оправилась от родов. Да ребеночку как минимум пара месяцев. Так что 'поначалу' отпадает. Вопрос: как же она не научилась?»

«Тоже мне бином Ньютона! Мамки-няньки у нее о ребенке заботились».

«Во-первых, бином Ньютона штука абсолютно не сложная, а во-вторых, какие мамки-няньки, по ней же видно, что она далеко не первый день в пути. Ребенок, что, по-твоему, все это время терпел, не желая озадачивать мамочку?»

«Значит, с ней совсем недавно был кто-то…» – он не договорил, но Шерлок Холмсовский вывод уже достиг моей соображалки, и я закончила за него, но только вслух:

– … кто заботился о ней и о ребенке, – мой взгляд опустился на лежащий рядом с нами тело, – судя по всему, этот бандюган вполне заслужил стать трупом.

Молоденькая мамаша, брезгливо передернувшись, зажурчала что-то на своем непонятном, демонстрируя пахучее пятно на ладони, но потом, замерев на полуслове, оглянулась посмотреть на предмет моего интереса. В воздухе мгновенно вспыхнули запахи многочисленных страхов. Мгновенно забыв про испачканную руку, девушка, крепко прижимая младенца, молниеносным скачком спряталась у меня за спиной.

– Пожалуй, мне твоя реакция понравилась, – философски заметила я. Ответ за спиной по-прежнему напоминал звуковую имитацию ручейка. Глаза заскользили по одежде бандита, слегка задерживаясь на выпуклостях карманов. Пожалуй, мародерство совершенно незаслуженно имеет отрицательный окрас в нашем сознании. То ли совесть, то ли душа попытались воззвать к той нежной, ранимой и совсем не циничной особы, которая только этим утором с трудом выползла на поверхность из подвала. Воззвать и пристыдить… Вот только разум лирическим демаршем не впечатлился, заявив, что необремененной багажом деве, имеющей из одежды только веревочку на запястье, не до щепетильности. Высокие чувства свернулись, а затем закатились в далекую дыру, не мешая оглядывать потенциальные трофеи… Которых вроде как не так уж много. Из одежды всего-то: рубаха, куртка грубой ткани, да такие же штаны. Но вот что по-настоящему понравилось, так это сапоги. Никогда раньше не видела обувь, сплетенную из тонких разноцветных кожаных ремешков… Жаль размера они были такого, что в один сапог можно две моих ноги засунуть, да еще место осталось бы.

Не удержавшись, я провела пальцем по плетению, вызвав у себя за спиной весьма снисходительную реакцию. По-моему, точней по запаху, меня приняли за дикарку, впервые увидевшую обувь. Впрочем, учитывая мой нынешний наряд а-ля-натюрель, можно еще очень много чего подумать.

Усмехнувшись, я оторвалась от сапог и сместилась выше. Застежки на куртке выглядели замысловато. Впрочем, производители дизайнерской одежды частенько радуют своих потребителей подобной ерундой. Кто знает, может раньше, сто лет тому назад, курточка была хитом в магазине для гламурных грибников. Представила, улыбнулась и, откинув полу куртки, улыбнулась еще больше: у мужика на боку висела здоровая фляга. Короткая битва с удерживающими ее ремнями и булькающий трофей оказалась у меня в руках.

Еще мгновение… ничего. Крышка не подалась. Я элементарно не смогла свинтить крышку.

Может ее вставляют как затычку? Пробую выдернуть… Ничего подобного! Не лезет… то есть не вылазит… то есть не вынимается. Опять пробую повернуть – не идет, зараза, хоть ты тресни. Только фляжка побулькивает – издевается, да девица надо мной, журча не по-нашему, веселится вовсю. И чем больше стараюсь-напрягаюсь, тем больше она веселится. Но в голос не смеется. Вроде как сдерживается… кажется, не хочет обидеть. Это, конечно, хорошо, что не хочет, только проучить ее все равно надо.

– Знаешь, если ты такая умная-разумная, – говорю практически спокойным голосом, поднимаясь на ноги, – может, тогда сама откроешь?

В ответ девица просит подержать младенца… ну у меня еще целое плечо чистым осталось… и в несколько оборотов она сворачивает крышку.

Видимо на моем лице написалось безмерное удивление. Внутри же – безмерное отупение. Девочка жалеет «дикарку» и, щебеча как воспитатель в детсаде, показывает фокус еще раз. Предлагает попробовать самой. Повторно меняемся…

Туплю сильно, но в моих руках крышка отказывается сниматься. Девушка берет меня за руку и…

У этих идиотов левая резьба! В натуральную левая, то есть левосторонняя. Моему возмущению просто нет никакого предела. В принципе, чисто теоретически, понятно, что так можно сделать. Но зачем? Для прикола над людьми со стандартными мозгами? Жестоко. Хотя, похоже, эффективно. Во всяком случае, со мной сработало. Мозги в момент дыбом встали. Зато спасшая «дикарку» от невежества «учительница» весьма довольна собой, плюс повеселилась изрядно. Черт с ней, пускай веселится… Как говорил Валерка: «Проехали».

«Я и сейчас так говорю».

«Тьфу ты, выскакиваешь как чертик из табакерки!»

«А что делать, если ты меня так внезапно бросила?»

«Голос, послушай…»

«Ты меня всегда по имени звала».

«Сейчас не время и не место выяснять, как тебя зовут и что ты такое. Если же в тебе есть хоть чуточка, хоть крошечка от того Валерки, что я знала и любила, то ты оставишь меня раз и навсегда».

«Богиня, дай мне шанс с тобой поговорить! Не сейчас, так потом… О! Слушай можно я к тебе во сне приду как принц? В смысле не я принц, а как тот, что замуж звал…»

«Я поняла какой».

«Так я приду? Ленк, поверь, очень надо пообщаться».

«А черт с тобой! Приходи. Во сне можно еще и не с такими глюками встретиться. Но только во сне!»

«Договорились! А так вообще я рядом. Только позови».

И растаял. Я моргнула, словно заново включилась в реальность. Открытая фляжка в руке, вежливо предлагала попробовать свое содержимое. Вспомнилась Кэрролловская Алиса: «Ну-ка, пузырек, повернитесь! Вдруг у вас сзади написано 'яд'». Раздражение по отношению к жизни несколько уменьшилось. Осторожность же действительно не помешает. Так что начала я поднесла горлышко к носу, и моментально закашлялась, вдохнув приличную дозу сивушных паров. Глаза, кажется, скатились к переносице. Это ж до чего надо любить выпить, чтоб хлебать такую гадость!

– Вот уж точно – зато дезинфицирует!

Невольно вылетевшая дедова присказка пнула по извилинам, вызвав радостное: «Ну конечно!». И я, плеснув себе в руку из фляжки, принялась оттирать помеченные малышом места.

Стоявшая рядом девушка молча давила на чуйку нетерпением с легкой завистью.

– Ничего, будет на твоей улице праздник, – утешила я ее, приступая к очищению ноги от детской неожиданности.

Мамаша прожурчала ответ. Кажется, опасается, что ей не хватит… Надо бы успокоить ее как-то. Вообще же, у нас забавно получается, общаемся как животные не словами, а интонациями. Может начать как-нибудь разумно объясняться… Жестами, например.

Подняв флягу, я провела пальцем по ее экватору. Ткнула в верхнюю часть, потом показала на себя. Потом ткнула в нижнюю часть и указала на девицу. В воздухе запахло недоумением.

– Ну да черт с тобой, Журчалка, домою ногу, а потом разберемся…

Минут через десять мы действительно разобрались, после чего наоравшийся до одури пацан был основательно проспиртован с тыла, завернут в дерюгу непонятного происхождения, и отдан мамочке для убаюкивания.

Глава XIX

Тускнеющее небо намекало на приближение искренне ненавидимого мной времени суток. Хотя скорей всего, это просто стандартное раздражение одинокого человека, мечтающего покончить со своим одиночеством. Я невольно перевела глаза на девушку. Теоретически с одиночеством как бы на сегодняшний момент покончено. Не ясно только кого поблагодарить за такое решение проблемы. В прочем, известно кого: бутылку водки и кувшинчик дрянного вина. Магия у них такая, понимаешь – вуаля, и вместо тихого одиночества в уютной бабушкиной квартирке миссия по выживанию для нудиста-спецназовца. И главное, уже ведь сидела на пятой точке, пересыщенная приключениями донельзя. Так нет, за каким-то надом понесло в лес. Голяком… Хотя – мой взгляд прошелся по лежащему телу, – сожаления, что вмешалась, нет. Во мне давно живет убеждение, что некоторые личности – это воспалившийся аппендикс в теле общества. Резать их надо не дожидаясь перитонита. Вот только почему я вдруг «хирургом» заделалась? Здесь не любитель нужен, а профи… Правда, если подобная клиентура ко мне и дальше таким табуном переть будет, то я стану этим профи буквально за пару дней. Если они, конечно, меня первыми не угробят. А вот в последнее имеет как ни печально довольно большую вероятность. Найдет коса на камень. Ой, найдет. Поэтому пора завязывать с подонками и чураться любых пересечений с им подобными. Путь вестернов и другой красочной голливудской галиматьи – не мой путь. Да я не то, что к 'профи', к 'любителям' себя не отношу. Разве что к 'озверевшим выживающим'. Меня подобные пертурбации в оторопь приводят. Просто, она (оторопь) за сегодняшний день уже сильно подустала и, забившись в дальний уголок сознания, почти не вякает. Может и оживет, когда более актуальных проблем не будет. Остается только надеяться, что к тому времени я не огрубею до полного наплевательства. Пока же важней решить более насущные вопросы. Например, как ночь ночевать.

Тяжело вздохнув, и еще раз взглянув на небо, я убедилась в скором приходе темноты. Уже поздно начинать поиск родных тряпок, и, что самое печальное минералочки и аж десяти сладеньких лепестков. Живот печально поручал, пожалев, что спасла девчонку от бандюгана, а не от какой-нибудь съедобной зверюги. Например, бутерброда…

«Секундочку, – резко оборвала я свои идиотские фантазии, пройдясь взглядом по трупу, – но ведь такой немаленький мальчик должен, нет, просто обязан хорошо питаться».

Плечи на куртке трупа выглядели весьма потертыми. Возможно, там до недавнего времени обитали лямки плотно набитого рюкзака. Где они…?

Не успевая додумать мысль, я ринулась обследовать тело старика на предмет подсказок. Девчуха, заметив мой отбег, моментально оказалась на ногах. Не обращая внимания на громко взбунтовавшегося сыночка, она, подстегиваемая страхом остаться одной, буквально наступала мне на пятки. Однако у меня не возникло желания разыгрывать пантомиму с объяснениями «Подожди меня здесь». Сама через пару шагов разберется. Главное еда. Точнее, надежда на еду. А она, как известно, умирает последней, и то не быстро. Поэтому, не увидев вокруг труппа россыпи из рюкзаков и сумок, я, не останавливаясь, рванула к другому краю поляны, моментально предположив, что мужики сбросили груз на землю, когда вышли из лесу…

Два огромных рюкзака, прислоненных к стволу огромного дерева, выглядели просто восхитительно. А стоявшие рядом с ними три небольшие сумочки выглядели такими же волшебными как те подарки, которые в детстве ожидали под новогодней елкой. А все потому, что формой цветом и размером они напоминали бабушкин «саквояжик», который родные заботливые руки неизменно собирали «их солнышку на перекус» в поездки. Словно добрая улыбка от дорогого человека. У меня на глазах выступили слезы, в душе зашептались слова благодарности, а дрожащие пальцы, пробежавшись по незнакомой застежке, нащупали кнопочки замков. Два приглушенных щелчка, и саквояжик распахнул свою пасть… которая неожиданно оказалась филиалом химической лаборатории. Бутылочки с жидкостями, бутылочки с порошками, бутылочки с гранулами… Да у нас в школьном кабинете химии меньше реактивов наблюдалось, чем в этой небольшой сумочке. Надо мной раздался судорожный вздох, и запахло страхом. Вроде девочка боялась быть во что-то втянутой.

– Значит, нам повезло нарваться на что-то весьма противозаконное, – невольно озвучила я логичный вывод из ее эмоций.

Ответное интенсивное журчание пахло горем, опасением за ребенка, желанием бежать и рыданиями от жалости к себе и сыну. Причем весь этот нерадостный коктейль начинал закручиваться все сильнее, взгоняя и без того издерганную девчонку в состояние паники. Под конец ее голос уже дрожал. До полноценной истерики, на мой взгляд, оставались считанные секунды. Помня, что с прошлым ее приступом прекрасно справилась оплеуха, я, не поднимаясь с корточек, краем глаза осмотрела «пациентку», прикидывая возможное «лечение». Противопоказаний не выявила, вот только ребенок на ее руках несколько смущал. Впрочем, додумывать до конца мысль о применимости легкого рукоприкладства к кормящим женщинам мне не пришлось, поскольку мгновение назад молчавший пацан внезапным громким криком потребовал внимания к своей персоне. Материнский инстинкт захлестнул эмоции, и я, облегченно вздохнув, смогла вернуться к трофеям.

В две другие сумки оказались тоже наполнены химикатами под завязку. Очередь дошла до рюкзаков. Из первого же вытащенного свертка мне в руки выпала краюха хлеба. Точнее, мозги осознали, что это краюха хлеба, уже когда зубы вонзились в свою добычу. Черствый, подгорелый, пресный, с легкой горечью – я наверно ничего вкусней не ела в своей жизни. И это ощущение совершенно не зависело от вкусовых рецепторов. Оно шло из глубины пустого желудка, потому что не первой молодости хлебушек обещал сытость. А в рюкзаке виднелся еще один сверток. С явно жировыми пятнами. Может там колбаса? Или сало? Желудок заорал «Хочу!» и мозг отключился.

Полноценно пришла я в себя только после того, как меня несколько раз призывно потыкали в плечо. Осоловелые от внезапной сытости глаза сфокусировались на молоденькой мамаше, и мозг попытался наладить контакт с внешним миром. Получилось далеко не с первой попытки. Но потом стало весело. Оказывается, меня уговаривали одеться. Углубляясь в трофейные рюкзаки, я сосредоточила свое внимание только на еде, полностью проигнорировав извлекаемые шмотки. Моя напарница, видимо не такая голодная, имела совершенно другие приоритеты. Пока «дикарка», то есть я, придавалась чревоугодию, она, рассортировав добытые тряпки, сотворила сынишке гнездышко, где он теперь посапывал с явным удовольствием. Теперь же она, исполняя миссию белого человека, несла цивилизацию в массы, представляя вниманию насытившейся аудитории импровизацию «Как хорошо и удобно ходить одетым». У меня прямо получилось классическое «хлеба и зрелищ». Особую пикантность постановке придавали запахи эмоций исполнительницы. Смех рвался наружу из моего горла, но я героически терпела, стараясь досмотреть спектакль до конца. И только тогда, когда актриса стала повторяться, порадовала ее своим пониманием, позволив обрядить себя в грубую мужскую рубаху. Впрочем, меня она прикрыла аж до колен, и после того как «просветительница» обхватила мою талию неизвестно откуда вытащенной тесемкой, даже стала напоминать платье. «Миссионерка» заблагоухала удовлетворением и гордостью своими артистическими талантами. Тут уж сдерживать себя сил не осталось, и я захохотала. Девчушка радостно улыбалась в ответ, продолжая источать в больших количествах удовлетворение: наверно посчитала смех данью радости по поводу обретения одежды. Как говаривала одна из моих соседок по комнате: «Ну, просто кино и танцы».

Во всяком случае, настроение у меня стало приподнятое. И даже подступающие сумерки, заставив посильней задуматься о ночлеге, не смогли сбить его. Жаль, что времени, сидеть и улыбаться просто так, действительно не было.

Прежде всего, я провела ревизию оставшейся еды. Хлеб, колбаса, сыр, мешочек риса…, кажется, риса, сушеное мясо плюс две фляги с водой и спиртосодержащей бурдой заняли не более четверти одного из рюкзаков. Не очень много. Но на первое время должно хватить. Даже с учетом попутчицы. Ведь мне совесть не позволит бросить ее на произвол судьбы. В глубине души нечто зубастое оскалилось и подтвердило: не даст, и да загрызет. А значит, все запасы надо делить пополам. Единственная проблема в том, что девице мальца кормить надо. То есть ее меню должно быть разнообразным и питательным. Во всяком случае, мне так кажется. И, боюсь, обеспечение этого самого меню станет моей прямой обязанностью.