Сон о принце

– Господи, да как?

– Как в голову придет, я в тебя верю!

– Верит он… – плюнув на все, я вылезла из кровати и почти спокойно подошла к шкафу. Валявшийся Евгений блокировал дверку, за которой лежала пижама. Мне не хотелось ни прикасаться к нему, ни копошиться в стоявшей рядом сумке перед «гостями». Нужно было что-то просто накинуть, прикрыв свою обнаженность. Я вынула из доступной половинки свой любимый халат… черный шелк, расшитый китайскими красно-золотыми драконами…

– Классно выглядишь, Червоточинка!

– Молчал бы лучше, девчонке ведь обидно, – я зажгла торшер, – кстати, она совсем по-нашему не понимает?

Ривка посмотрела мне в лицо.

– Понимает, – сказала она, – говохгю плохо.

– А давайте я вас познакомлю, – радостно предложил Валерка.

– О самое время! – пробурчала я, раздумывая сесть ли обратно на кровать или отправиться в гостиную.

– Ривка, солнышко мое, – начал представление паладин – это Елена. Но можешь звать ее Лена или даже Ленка. Она моя одноклассница. Classmate. Я рассказывал тебе о ней. Я верю, что она не простой человек. Ведь она сразу определила, что мы любим друг друга и даже подсказала, что ты скоро сделаешь меня самым счастливым человеком на свете, – он чмокнул засмущавшуюся девушку в нос, – так вот, наверно раньше, таких как она, называли ведьмами. Witch. Но я верю, что она богиня. Goddess.

– Спасибо, что бабой Ягой не назвал! – невольно прокомментировала я его представление.

Валерик проигнорировал мою реплику

– Богиня, – воскликнул он так, что я аж подпрыгнула, – Познакомься! Это Ривка – девушка моей мечты. Она просто чудо! Я ее люблю и хочу жениться на ней. Благословляй нас!

– Вот шальной! – взгляд случайно остановился на валяющемся Евгении, и в тот же миг пришло осознание, что чуйка вернулась ко мне. Теперь не будет неизвестности и люди снова будут открытой книгой, а значит, никто не сможет подлой змеей вползти в мою жизнь и уж тем более в постель. Словно скорлупа треснула, давая путь полноценной жизни. Улыбнувшись, я с наслаждением вдохнула яркие эмоциональные запахи и повернулась к своим гостям.

– Ленка, ты прямо на глазах зацвела! Или правильней расцвела? – озвучил свое удивление Валерик.

– Молчал бы уж лучше, – сказала я, радуясь аромату удивления, идущему от парочки, – сам же только что ведьмой обозвал.

– Богиней.

– Не суть. Ривка… – глубокий вдох дает запаховую подсказку корректирующие на лету, слова, – я прошу у тебя прощения за те переживания, с которыми связанно наше знакомство. Так просто все получилось, – еще один глубокий вдох: неверие-опасение-ревность, но и удивление с небольшим удовлетворением. Продолжим строить мостик отношений:

– … Я представляю, какие чувства ты могла испытать, войдя в комнату, но это был случай, когда нельзя было верить своим глазам. Мы с Валерой никогда не были любовниками… – запах непонимания… Слово что ли не знает какое-то? А если крохами своего английского:

– We never make love… – цинично-оскорбительное неверие. Ах, Валерик, на какие жертвы я иду ради твоего счастья!

– Я еще… – господи, как оказывается трудно в этом признаться, – … ни с кем ни разу…

– She is virgin and if you want, she can prof that (Она девственница и, если захочешь, она может это доказать), – влез паладин со своим переводом, за что его сразу захотелось убить и поблагодарить одновременно.

Хотя все же «поблагодарить» стоило, потому что после его слов глыба Ривкиного негативизма существенно уменьшилась. А у меня ведь есть еще один козырь!

– На самом деле я счастлива познакомиться с тобой, потому что я устала слушать просьбы родителей Валеры найти ему невесту.

– They ask you? – огромное удивление, – Really? (Они просили тебя? Правда?/Действительно?)

– Ага, – киваю я в ответ.

– Why? Are you matchmaker? (Почему? Ты сваха?)

– Кто?

– Val, help me… – но тот лишь пожал плечами, – Э-э Someone делает вместе мужчину с щченщина… знакомить.

– А, сваха! – догадался паладин.

– Нет, я не сваха. Просто его родители считают, что я, как хороший друг, должна помочь и позаботиться о его семейном счастье.

– Они думали о тебе?

– Нет! Никогда! Зато теперь есть ты и, если не возражаешь, то я скажу им, что лучше тебя Валерка для себя найти не сможет… – все, лед растоплен. Ревность-опасения, естественно, полностью не ушли, но в Ривке появилось желание мне понравиться, найти контакт, с надеждой, что я выполню свое обещание. А главное ни малейшей подлости и лжи за ее стремлением. Только сильное смущение и вера в хорошее.

– …Ну, так как согласна?

Ривка к моему удивлению отрицательно помотала головой:

– Ты не знать меня. Не надо их хитрить.

Так девчонка к тому же умная и честная! Похоже, мой паладин и в самом деле раздобыл себе сокровище:

– Ривка, я ведь на самом деле могу ощущать чувства и эмоции. Знаешь, кто-то хорошее зрение имеет, кто-то очень тонкий слух. А я вот чувства ощущаю. И я вижу, что ты и Валерка любите друг друга. И знаю, что ты очень-очень хочешь стать его женой, а он страшно боится, что ты передумаешь и бросишь его… – подняв голову, Ривка посмотрела с радостным удивлением на не выпускающего ее из своих объятий покрасневшего жениха, после чего счастливо потерлась щекой о его плечо.

– … поэтому, – продолжала я обнажать потаенные думы паладина, – он очень хочет побыстрее пожениться, чтоб ты не исчезла и стала только его. Мне кажется, что такие знания много стоят, и об обмане родителей речи нет.

– И ты нас… Val, what's the word? (Вал[ера], какое слово?/подскажи слово)

– Благословишь.

– Я могу попробовать. Но только не ждите предсказаний ясновидящей! Только доброе слово в дорогу!

– Да сделай уже это! – не выдержал Валерка.

– Но я не знаю как!

– Повторяй: «Я, богиня Ленка…»

– Не издевайся!

– Ты что, своим нюхом не чувствуешь, как я к этому отношусь?

– Чувствую… – признала я, – Но это пугает!

– Потом попугаешься, а сейчас…

– Хорошо, хорошо… Я, богиня Ленка, – тут мне стрельнула шальная мысль, и я добавила, – Червоточинка…

Идущие от Валеры эмоции показывали, что он не возмущен, а даже рад такому добавлению. Странно, но попробую продолжить:

– …признаю, что стоящие передо мной испытывают взаимную любовь и уважение. Я вижу их обоюдное желание создать семью и прожить совместную жизнь в любви и согласии… – и ведь действительно вижу. Вроде такие разные. Он поджарый, до краев наполненный энергией, подобен сжатой пружине. А она такая даже не хрупкая, а хрупенькая, вроде как задень – рассыплется-расколется. Он загорелый считай до черноты, с выгоревшими короткими прямыми волосами. Ее же кожа выглядит белее снега, особенно на фоне густых чернильно-черных волнистых волос, собранных в большой роскошный хвост. Да еще черты лиц у них словно в антонимы играют: если у одного широкое, то у другого узкое, у одного тонкое – у другого толстое. Но они любят друг друга, призрев все различия. Значит, мне, как другу, надо их поддержать. И не просто надо, мне очень-очень хочется их поддержать. Чтоб то, что родилось между ними, ни в коем случае не пропало, не затерялось, не затерлось и не потускнело, а все время грело их, даря яркое счастье:

– …в том даю им свое одобрение и благословение… – видимо, пришедшие от парочки эмоции срезонировали с моими собственными сопереживаниями, потому что я внезапно оказалась переполнена бурлящими чувствами, которые спрессовались в острую необходимость добавить, что-то душевное, – …Искренне желаю вам счастья, радости и взаимопонимания на всю вашу жизнь!

В глазах слегка потемнело, мир чуток качнулся. Похоже, такие резкие перепады чувств сказались на моих мозгах не лучшим образом.

– Эй, Ленка, ты как-то побледнела, – Валерик, выпустив свою нареченную, сделал шаг ко мне. Всматриваясь в мое лицо, паладин подхватил меня под локоть и настойчиво усадил на кровать

– Присядь-ка пока, – прокомментировал он свои действия, а сам опустился рядом на корточки.

– Ага, – согласилась я, – че-то распереживалась тут с вами.

Рядом со мной села Ривка. Она явно хотела что-то спросить, но видимо мучилась с переводом. В это момент пахнуло новым эмоциональным всплеском, от которого захотелось отмыться и внешне, и внутренне.

– Валер, похоже, мой женишок в себя пришел. Ты его выпроводи, пожалуйста.

– Это я мигом оформлю, – радостно заявил тот, вскакивая на ноги.

– Ривка, пойдем на кухню, чай пока попьем.

И мы пили чай, не обращая внимания на шум в комнатах. Она рассказывала историю их знакомства и с удовольствием грызла грильяж. А потом пришел Валера и тоже рассказал, как они познакомились. А после Ривка рыдала от смеха, потому что Валерик ухитрился выкинуть вместе с вещами Евгения сумку с моим нижним бельем, и мне элементарно было не во что переодеться. А чтоб извиниться, он подарил мне напугавшую моего жениха финку, оказавшуюся бутафорским ножом, но вполне реальным кастетом. Когда же я все же привела себя в порядок, то подарила Валерке кольцо для невесты, поскольку мне оно стало не нужно, а ему времени найти достойное не хватило. Да и просто отблагодарить его нужно было за мое спасение от пройдохи жениха.

Потом сидели-болтали о грядущей свадьбе. Валерка откровенно опасался дядьки Степана, который вроде как мужик нормальный, но антисемит махровый. А Ривка рассказала о паре своих суперрелигиозных родичей, которые поставят в вину ее жениху и испанскую инквизицию, и царские погромы. А я думала о том, что надо действительно написать завещание, передав детям отца и матери свою собственность. Сестренок две – квартир две…

А потом, через год с небольшим, пьяный водитель вышиб Валеркину машину на встречку, впечатав ее в идущий бензовоз.

Мой паладин погиб мгновенно. А его Ривка, тихая хрупкая тоненькая девушка, несмотря на разбитую голову и открытый перелом руки, высадила заклинившую дверь и оттащила сидение с их дочуркой метров на двадцать от линии начавшегося пожара. Когда приехала скорая, она уже не дышала… Но даже мертвой Ривка продолжала прикрывать своим телом ребенка…

Вторая часть

Глава X

Захлопнув входную дверь в квартиру, я, не разуваясь, прошла на кухню и поставила на стол початую бутылку водки, которую несла в руке от самого Валеркиного дома. В другой руке болтался пакет с фотографией, сделанной на нашем выпускном. У меня где-то лежит похожая, но эта, в свете разыгравшейся трагедии, кажется более символичной. На ней Валерка, отстав буквально на полшага, словно выпускает меня в самостоятельный полет. Я иду дальше, а он остается позади… в прошлом.

Но это будет завтра. Сегодня он еще будет со мной. У меня есть почти полная бутылка водки, отнятая у дядьки Степана, а значит, я вполне могу выпить ее в компании друга, чтоб хоть как-то смыть трагикомический фарс, в который превратились его похороны.

Две упаковки сухариков и одна солонка позволили не только установить фотографию вертикально, но и спрятать мое изображение, оставив видимым только Валерку.

– Вот, – удовлетворенно сказала я вслух, – теперь дело за стаканом…

То, что в нашей семье по традиции называлось «стопарики», мне показались слишком большой емкостью. За один раз не опрокинуть, а делить на несколько глоточков не хочется. Инспекция внутренностей посудного шкафа преподнесла забавную находку в виде крохотного непрозрачного стаканчика. На самом деле посудинка называлась подставкой для яиц и предназначалась маленькой Леночке, чтоб она ела свой любимый завтрак, заляпывая по минимуму окружающее пространство. А вот теперь большая Леночка, решила дать старой вещи новую жизнь. Стол был готов. Осталось только привести себя в порядок – переодеться в домашнее…

Полчаса спустя первый девичий стопарик отправился по назначению в желудок.

– Ох и гадость эта ваша водка, – заявила я сморщившись. Валерка в ответ хитро улыбался мне с фотографии, протягивая ржаные сухарики на закусь. Естественно, ничего такого не было. Я же сама, так сказать, лично поставила коробку, прикрывая свое изображение. Но это совершенно случайное совпадение в сочетании с разливающейся по телу алкогольной теплотой мгновенно создало ощущение, что друг по-прежнему рядом.

– Так вот похороны, – начала я, хрустя сухариком и наливая новую порцию, – тебе бы этот бедлам понравился. Как ты любишь приговаривать: зато будет что вспомнить. И первым, кто точно не забудет сегодняшний день, станет этот драный поп. Точнее, избитый, обритый и оплёванный. Это ему еще повезло, потому что с утреца хорошо помянувший дядька Степан, только чудом не снес ему полбашки кадилом, когда услышал: «Жидовку отпевать не буду». Вообще гнильцой тот поп пахнет. Его помощник неизмеримо лучше. Да только напугали его так, что удрал служка…

Второй стаканчик и еще один сухарик.

– … И тогда дядька Степан со своими сыновьями, реквизировав поповский джип, заявил, чтоб не волновались, мол, он найдет и доставит нового батюшку вовремя.

Минут через сорок они примчались обратно… Все были в шоке. Особенно вытащенный из машины маленький сухонький старичок-раввин с белой тряпкой на плечах, молитвенником в одной руке и помятым кадилом в другой. Даже представить не берусь, о чем он подумал, когда увидел на пороге своей синагоги четырех злых не совсем трезвых мужиков в казацком прикиде.

Стаканчик… сухарик…

– Однако еще до его появления кучка бабок чуть не схлопотали массово сердечный приступ. А все из-за того, что какой-то мудрец вместо вашей свадебной фотографии вставил в траурную рамку вот эту самую, с нашего выпускного. Представляешь, приходят бабки, стоят в «предбаннике» охают-ахают, глядя на фото. Мол, такие красивые, такие молодые… А я, если помнишь к вам, – … всхлип и очередной стаканчик помог проглотить горечь слез, – …ох… еще раз проститься зашла. Во-от… Выхожу из комнаты, а эти как меня увидели так в крик. Кто-то в обморок. Кто-то за лекарством полез. А кто-то просто за сердце держится, и дышит тяжело. Тут-то ошибочка с фотографией и выяснилась…

Сухарик-стаканчик.

– Эти бабки потом, на всякий случай, от меня подальше держа… ик… лись. А раввин-то подумал, что я еврейка, поэтому они меня и сторонятся. Интересно, как бы он себя повел, если б я рассказала ему о своих немецких корнях? Наверно стоило. Может, тогда он держался бы подальше, а то от бешенного круговорота его эмоций-переживаний у меня чуть мозги не лопались. Как вспомню – так вздрогну. Кстати, о вздрогну…

– … и сухарик… ты, Валер, не думай… Я себе в происходящем прекрасно отчет отдаю. И не заливаю горе. Я праздную жизнь. Этот дедок в белом покрывале прекрасные слова сказал. Душевные. Мол, не горевать надо о вашей смерти, а радоваться вашей жизни. Вот я и радуюсь. А водка… Ну, на трезвую голову я ведь все не выскажу. Я же понимаю, что это кусок бумаги, и ни тебя, ни Ривки здесь нет. Но мне надо с вами поговорить. Точнее, надо рассказать, как это замечательно, что вы были в моей жизни. На самом деле вы по-прежнему есть в моей жизни. Я хочу праздновать вашу жизнь! Лакаем!.. Не-е… чет не то7… вроде старичок немного не так говорил… Да какая разница! За вашу жизнь!

Стопка… сухарик.

– А все же смешно старика корежило, когда на его «Амэн» народ креститься начинал! А этот обреченный взгляд! Как он там приговаривал: «В субботу нельзя ездить, тем более хоронить, но кто я такой, чтоб спорить с тяже-ик-лыми природными катаклизмами» и на дядьку Степана косится. Ха! Вот уж точно природный катаклизм! Прицепился к твоему отцу хуже банного листа: «Помянем, да помянем!» Зла просто не хватает!

Стаканчик ушел без сухарика.

– Я ведь с твоими еще в четверг жестко поговорила. Припугнула, что заберу внучку, если следить за своим здоровьем не будут. Или если увижу, что балуют чрезмерно. А на поминках разрешила по сто грамм для традиции и ни-ни больше. Они всерьез прониклись… Так твой бешенный дядька прицепился! Хорошо я это дело просекла. Отца твоего услала за внучкой последить, сама отозвала этот катаклизм в сторону и сделала внушение с рукоприкладством. Надавала оплеух пока у него взгляд более-менее не про-ик-снился, а потом сделала внушение, да бутылку отняла. Так ты знаешь, какой он сделал вывод? Подошел к сыну и говорит, мол, сам тебя подталкивал за немчурой приударить, так теперь не вздумай даже смотреть в ее сторону. А то женишься, а она нас всех потом по стройке смирно построит.

Ну, сухарик еще… и еще глоточек

– П-предствляшь, они меня испу-ик-гались… Идиотская все же идея напиться. Вкус ужасный. Но уж коль решила…

Стаканчик…

…

Мрак

…

Монотонный рефрен мешающий оставаться в покое. Он усиливается, разгоняя рябь по мозгу. Раздражение накапливается, переводя извилины в более активное состояние. Уже можно различать слова.

«Ленка…»

Похоже, зовут кого-то…

«Червоточинка…»

Возможно, меня…

«Богиня…»

Ну, точно меня…

«Проснись!»

Не хочу.

А по мозгам как молотком по кастрюле: « проснись-проснись».

Опять что ли пробежку с Валеркой проспала?

«Валерка!!!»

«Ну, слава богу! Очнулась!» – он возник перед глазами такой живой. Такой настоящий.

«Валерка, – повторила я, – мне приснился абсолютно дикий кошмар, что ты погиб».

«Я погиб».

«Что?!»

«ОТКРОЙ ГЛАЗА!!!»

Серая грязная стена, возникшая в полуметре перед глазами, вызывала страх остатками своей былой роскоши.

Где это я?

Взгляд постепенно впитывал непривычный узор драпировки, все еще различимый под пылевым наростом.

– Гхдэ…? – горло видимо забыло, что такое влага, выдав жуткий хрип вместо ожидаемого «Где я?».

«Богиня! Ленка! Очнулась!» – такой родной голос, в котором столько волнений переживаний радости.

– Влр…

«Мысленно, глупенькая, мысленно говори. Экономь силы».

«Валерка… – с радостным облегчением произнесла я, и тут же в шоке, – Мысленно?»

«Потом богиня, потом. Сначала нужно позаботиться о тебе».

Бульк.

«ВОДА!!!»

Мысли кончились, началась всепоглощающая жажда.

«Вот об этом я и хотел сказать», – удовлетворенно констатировал паладин.

Я ничего ему не ответила, усиленно пытаясь перебороть внезапный паралич, чтоб хотя бы дернуться в направлении вожделенной влаги. Паралич?!

«Ленка!»

Не откликаясь, я попыталась поднять руку. Не получилось, рука не отзывалась.

«ЛЕНКА!»

Головой дернуть. Получилось!.. по-моему…

«ЧЕРВОТОЧИНА-ЧЕРТ-БЫ-ТЕБЯ-ПОБРАЛ!!!»

«Ну что?»

«ТО! Слушай внимательно. Я сейчас кое-что сделаю, и у тебя должны появиться силы, но ты должна их потратить на поиск воды и еды....»

ЕСТЬ! Но сначала ПИТЬ!

«Правильно. Не отвлекайся ни на что! Будь готова сожрать хоть таракана, хоть червяка. Уж не говоря о такой роскоши как мышь или крыса».

«Подожди, ты что городишь? Какие мыши-крысы-тараканы?»

«Ленка, Богиня моя, у тебя крайняя степень обезвоживания и истощения».

«То есть у меня не паралич?»

«Нет…»

«Уф! Не мог, идиот, сразу сказать?!»

«… но ситуация реально смертельная. У тебя очень крошечный шанс. Но он есть. Выживи. Я очень тебя прошу».

«Ва…»

«Все потом. Сейчас главное вода и еда. Готова?»

«Вроде».

«Тогда… прощай!»

«Как 'прощай?'« – но было уже поздно. Ощущение присутствия Валерки исчезло, зато взамен родилась сила. Точнее, словно кто-то очень родной и очень добрый стал нашептывать, как он любит и верит в меня. И от этих слов словно второе дыхание открывалось. Сил прибывало, и спустя вечность мне удалось привести себя в более-менее сидячие положение. Голова кружилась даже на такой высоте, и хотелось опять упасть в горизонтальное положение. Но тут случился магический бульк, превративший меня в бездумное мучимое жаждой животное. На четырех, конечностях я доползла до длинного стола, уцепившись за кресло, вскарабкалась вверх и буквально рухнула на столешницу, где стояла огромная стеклянная чаша полная маняще-восхитительной Н2О.

Глава XI

Литра три спустя живот попросил передышку. Сзади как-то очень удачно нащупалось сидение. С громким «Уф!» Я откинулась на спинку и постаралась включиться в действительность. Например, понять, а что собственно за вода попала мне в желудок. Не могла же эта чаша… хотя теперь она казалась больше похоже на супницу. В ней даже половник плавал, точней висел на стеночке… не могла же эта чаша родиться здесь с водой специально для меня. И потом… Буль! Я посмотрела вверх и впала в шок секунды на полторы, потому что весь потолок надо мной состоял из трещин и пробивающихся… точней пробившихся сквозь них корней. Кажется, он на них и держался. Мгновенно слетев с сиденья, мое тельце без участия сознания шустро переместилось с самую дальнюю от стола точку, где потолок вроде как был более монолитным. Еще один взгляд, брошенный на корни, вызвал ассоциацию с червями. Причем не с дождевыми, а ленточными солитерными…

Довелось мне в детстве золотом видеть, как потрошили мужики свежепойманную солитерную рыбу, и как белесые жирные черви шевелились в темно-красной вонючей требухе… Здесь вроде ничем таким не пахло, но вот «дивное» сочетание болезненно-светлого с темным очень сильно напомнило далекую картинку, из-за которой рыба надолго исчезла из моего рациона.

Став старше, я, естественно, подрастеряла былую впечатлительность, но видимо не совсем, поскольку желудок гневно заявил, что отказывается держать в себе гадость, просочившуюся сквозь ЭТО. Разум возражал, рассказывая о разных суперчистых родничках, бьющих прямо из земли, убеждая потерпеть, поскольку альтернативы найденной воде нет, предлагая отвлечься, рассматривая обстановку. Однако еще один мимолетный взгляд на потолок, и уголок комнаты украсился вонючей лужицей. А следом за извержением содержимого желудка, как обычно бывает в подобных ситуациях, наступил упадок сил. Тело потребовало немедленно сползти по стеночке на пол, где, свернувшись калачиком, пожалеть себя любимую, забывшись в глубоком сне. Разум, раздраженный таким попустительским желанием, пытался остаться в активном состоянии, изобретая способы влияния на плоть, однако его деятельность скоро сошла на нет, оставив глухую темноту.

***

Поворотным пунктом стал мерзкий привкус во рту. Спать с такой гадостью – это знаете ли совсем себя не любить. Открыв глаза, я посмотрела в сторону пресловутой чаши-супницы. И тут случилось чудо! Чем-то другим просто невозможно объяснить «щелчок» в голове, после которого внезапно родилась мысль: «А на столе… довольно длинном надо сказать столе… стоит кучка разнообразной посуды. Может проверить ее содержимое?»

Опасность обрушения потолка мгновенно была значительно снижена полуразумной комбинацией «Авось пронесет» с «Ну пока еще держится».

Жажда и голод заставили броситься вперед, ко всем этим тарелочкам, бокалам, бутылочкам. Любопытство к деталям оказалось придушено на корню. Мелкие замечаемые странности-факты, словно песчинки на пляже сливались в один монотонный информационный фон, ничуть не отвлекающий от насущного удовлетворения желаний. Подумаешь, на столе вместо привычных стеклянных бутылок стоят глиняные кувшинчики, главное ведь их содержимое. Точнее, отсутствие их содержимого. Зато рядом со столом стоит сервировочная тележка, на которой стоят такие же, только еще запечатанные… воском?.. Да какая разница, если нашлась вилка, правда непривычной формы… Зато в голубеньком кувшинчике обнаружилась минералочка! А в квадратной шкатулке засахаренные… наверно фрукты нарезанные лепестками… или все же лепестки экзотического цветка. В любом случае, на языке и дальше по пищеводу звучала песнь восторга. Что-то солененькое хрустящее из другой шкатулки в целом тоже было принято благосклонно, разве что послевкусие во рту оставалось не очень приятное. А вот сладковато-алкогольный аромат красного кувшинчика вызвал совсем не пищевые ассоциации. В подхлестнутой запахом памяти всплыли похороны, поминки и Валеркин голос, который буквально несколько минут тому назад вытащил меня из небытия.

Пошатнувшись, я чуть не выронила кувшинчик. Игнорируемые мной раньше детали неожиданно сложились в странную мозаику, шандарахнувшую по мозгам с силой слетевшего с многоэтажки кирпича. Схватившись свободной рукой за голову, я старалась удержать то ли сознание, то ли реальность, то ли что-то еще. Из горла вырвался хриплый звук… Кажется, он должен был означать «Где я?», потому что ничто другое меня не волновало. Однако ответить было некому. Покрытый слоем грязи стол, к примеру, не отличался говорливостью, но все же намекнул, что уже годами не встречал ни людей, ни зверей. Не менее грязная посуда тоже не стремилась прояснить ситуацию. А наглый кувшинчик в руке, раздражая взгляд своей ненашостью, презрительно напомнил о последствиях алкоголизма.

«А может это просто пьяный бред?»

Мысль вроде как обнадеживающая, но все же пугающая.

Я быстренько поставила кувшин на стол и немедленно отошла в сторону. С алкоголем мне явно не по пути, хоть в реальности, хоть в бреду. Главное же не теряться. Просто примем как данность, что кусочек моей памяти затерся. Но если внимательно посмотреть по сторонам…