Аллегро с Дьяволом – II. Казань

– Все.

– И правильно сделали, что ушли, – почему то очень довольно улыбнулась девушка. – Между прочим, как тебя зовут?

– Аркадий.

– Пастух? – полуутвердительно спросила девушка.

Аркадий чуть не споткнулся от неожиданности.

– Что?

– Так Аркадий ведь означает «пастух», или я ошибаюсь?

– А… Да нет, все правильно. А тебя как зовут?

– Нурия, на русский можно перевести как «Солнышко».

– А разве солнце не «кояш»?

– Батюшки! Неужто татарский знаешь?

– Так, отдельные слова, в Казани все-таки живу.

– А… Ну правильно, кояш – солнце. Но если мое имя разложить, то получается «основа луча» или «хозяйка луча» по смыслу – солнце. Мне так больше нравится, – весело доложила девушка.

– Хорошее имя – Солнышко.

– Знаю, и я сама тоже ОЧЕНЬ хорошая. А если по-арабски, то Нурия значит «лучезарная, светлая лицом». Но Солнышко мне больше нравится. Да, вот еще. В Европе имя Нурия дается в честь Богоматери Нурийской. Вот так вот! А тебя я буду называть иногда Пастухом, ладно? Аркадий мне не очень нравится, не знаю уж почему.

Вот так, спустя почти пятнадцать лет после армии, Аркадий с легкой руки Нурии снова стал Пастухом.

– Ты где так драться научилась, хорошая?

– Понимаешь, я с Жилки. Когда росла, знаешь столько отморозков было, навроде этих, – Нурия кивнула за спину. – Подойдет: «Я тебя хочу, пойдем» и бесполезно что-то говорить, спорить, объяснять. Пока арматурой поперек лба не приложишь, не понимали. А арматуру ведь не будешь с собой таскать постоянно. А приставать стали когда мне только-только тринадцать исполнилось, куда мне против них. Сейчас вроде, слава Богу, поспокойнее стало.

– Ты уверена, что стало спокойнее, может ты просто перестала интересовать парней? – спросил Аркадий, почувствовавший вдруг непреодолимое желание подразнить Солнышко.

– Вот сюка! – опять выругалась Нурия, и не смотря на ласковый голос, маленький кулачек врезался в бок Аркадия довольно чувствительно.

– И сколько раз тебя изнасиловали, прежде чем ты стала заниматься? – вот уж действительно брякнул не подумав Аркадий, и тут же обозвал себя ослом.

«Додразнился, блин».

Нурия сразу перестала улыбаться, на ее лицо будто легла тень, она вся как-то сразу ссутулилась и опустила взгляд с Аркадия под ноги.

– Извини, ляпнул не подумав, – извинился Аркадий, накрыв своей рукой ладошку Солнышка, которой она держалась за него.

– Да ничего, – последовал ответ.

– Вообще-то один раз, но их было четверо. Четыре пьяных ублюдка, – ответила она.

Помолчав немного, Нурия встряхнулась и вновь улыбнулась. Девушка определенно была оптимисткой.

– После этого я и пошла в секцию. Первые года два занималась как осатаневшая, все не могла успокоиться. Думала: вот выцеплю этих козлов поодиночке и…

– Надеюсь, они живы?

– Кто?

– Те парни.

– А что ты за них так беспокоишься?

– Я не за них, я за тебя беспокоюсь, – последовал ответ.

– А… Ну вообще-то не все. Несколько лет назад Жилка вела большую войну с Драконом. Слышал наверное? Много парней поубивали. Двоих из этих тоже. Один в тюрьме сейчас. А последний вовремя отпрыгнул – семья, двое детей. Я его как-то встретила, с дочкой гулял. «А если кто-нибудь ее так, как вы меня тогда?» – спрашиваю. Молчит.

Они поравнялись с зоомагазином. Аркадий обернулся: около BMW шла какая-то возня, и он дальше повел Солнышко по дороге, которая шла дворами. Еще не хватало, чтобы эти выродки сбили их.

– А то, что ты обо мне беспокоишься, это хорошо! – продолжала Нурия, не обратив никакого внимания на корректировку маршрута. – На Востоке – не помню, то ли в Китае, то ли в Японии, не важно – короче, на Востоке есть обычай: если ты спас человека, то отвечаешь за него как за своего ребенка. Так что теперь ты моя вторая мама.

– О Господи, – обреченно буркнул Аркадий. – Пожалел червонец, блин.

– Не хочешь быть мамой, будешь папой, – покладисто согласилась Солнышко.

Увидев, как скуксился ее спаситель, она тут же встрепенулась:

– Какой червонец?

– Поехал бы с пересадкой, сейчас бы на диване сидел и пил кофе.

– Ты сожалеешь о том, что познакомился со мной? – осторожно высказала Нурия совершенно крамольную с ее точки зрения мысль.

– Я сожалею, что сейчас не на диване, – подтвердил ее догадку Аркадий, чем на некоторое время явно озадачил девушку.

Но Нурия все же не любила долго унывать и через пару секунд бодро выдала:

– Я думаю, это сожаление у тебя ненадолго, а кофе я могу тебя и сама угостить. Ты какой любишь?

– А у тебя что, своя кофейня есть?

– Кофейня не кофейня, но кое-что могу предложить. Например: хороший растворимый кофе, могу сварить кофе в зернах, кофе по-турецки, кофе с лимоном, капучино, гляссе, кофе с коньяком, ну и наконец кофе с ромом.

– Даже с ромом? – ухмыльнулся Аркадий.

– Ага, специально купила попробовать.

– И как?

– А… Так себе, еще хуже, чем с коньяком.

– Кофеманка, значит, – сделал вывод Аркадий.

– Ага. А ты?

– Как сказать. Пить люблю, а вот зерновой варю редко, лень.

– Это не страшно, я буду тебе варить, не беспокойся, – заверила Солнышко, и Аркадий вдруг услышал марш Мендельсона: он прозвучал где-то очень далеко и тихо, но очень уж отчетливо.

– Давай присядем, а то у меня ноги устали, – попросила Нурия и потащила Аркадия к скамейкам, что стояли во дворе дома, где раньше был магазин «Юный техник».

Она всю дорогу продолжала идти на носочках, словно каблуки были на месте – не мудрено, что ноги устали.

– Зачем на цыпочках идешь? Иди как в тапочках, ноги не будут так сильно уставать.

– Я в тапочках по улице не хожу! – неожиданно резко парировала Солнышко. Аркадий не понял, в чем провинился, но зато он уже давно понял другое: «Кто попытается понять женщину, кончит жизнь в сумасшедшем доме».

Тем временем Нурия расположилась на скамейке и с явным наслаждением вытянула уставшие ножки. Затем открыла сумочку и достав сигареты с зажигалкой, закурила. Аркадий хмыкнул.

– Я что, смешно выгляжу? – спросила Нурия с подозрением.

«Точно ведьма», – опять промелькнула дурацкая мысль.

– Да нет, – сказал он уже вслух. – Просто мой друг Иван говорит: «Если девушка хочет доказать, что она не лошадь, ей совсем необязательно курить. Достаточно немного косметики».

Никакой другой девушке Аркадий не позволил бы себе сказать такого, а вот тут как черт за язык дернул.

– Вот сюка! – коротко хихикнула Солнышко и тут же спросила: – А мне значит нужно это доказывать?

– Да вроде нет. Покажись-ка, – сделал приглашающий жест Аркадий, покрутив в воздухе пальцем.

Нурия улыбнулась, принимая игру, и покрутилась перед ним, демонстрируя фигуру. Да, первое впечатление не обмануло: фигурка была отменной! Крутые бедра, талия, подчеркнутая ремнем, грудь (см. выше). И не только фигура – девушка обладала очень недурственной грацией.

– Ну как? – поинтересовалась она, вернувшись на скамейку явно довольная собой.

– Восхитительно! И тем более непонятно, какая нужда заставляет тебя пыхтеть как паровоз?

– А ты куришь?

– Нет.

– А курящих девушек, похоже, тоже не любишь?

– Нет.

– Почему? В конце концов, они свое здоровье гробят, а не твое? – спросила Нурия, дистанцировавшись от курящих.

– Что касается здоровья, то кроме своего они еще и здоровье будущих детей гробят. Я же их не люблю потому, что целовать противно, тащит как от мужиков, а я все-таки традиционной ориентации. Мне девушек нравится целовать которые пахнут так, как полагается девушкам.

– И чем нам полагается пахнуть?

– Косметикой, парфюмерией, чем-то сладким, карамельно-шоколадным, нежно, тонко и заманчиво. А не как портовый грузчик, разящий табаком.

– Хм… Хорошо, я тоже не буду курить, – легко согласилась Нурия, как будто только и ждала, кто бы ей запретил.

Она выкинула и сигареты, и зажигалку в красную двадцатилитровую бочку со срезанным верхом, которая стояла рядом со скамейкой и довольно успешно изображала из себя урну. Тут вновь где-то далеко, но уже более отчетливо зазвучал свадебный марш, вгоняя Аркадия в тихую панику.

– Ладно, пошли. Я и не курила никогда всерьез, так, баловалась.

Солнышко соскочила со скамейки и потянула за руку Аркадия. Вставать тому, если честно, не очень хотелось, но куда денешься? Да и как ни крути, а шли они все же в сторону дома. А вот зачем Нурия садилась на скамейку, для него так и осталось загадкой. Просидела она не больше трех минут и вряд ли успела отдохнуть.

– А ты бросил или не курил вообще?

– Не курил, – ответил Аркадий и не дожидаясь дальнейших расспросов, пояснил: – Сначала спортом занимался, потом ранение, пуля легкое задела.

– В Чечне?

– Чуть пораньше, в Афгане.

– Да? А сколько тебе лет-то?

– Тридцать пять.

– А мне двадцать три. Ба, да мы с тобой две обезьяны по гороскопу.

– Мой дом, – проинформировал Аркадий, когда до подъезда осталось чуть больше десятка метров.

– А вон мой, – кивнула Солнышко в сторону девятиэтажки, стоящей с другой стороны эстакады.

– Пошли, я обещала тебя кофе угостить. Или ты хочешь меня врушкой выставить? – грозно спросила она.

– Ладно, пошли, – тяжело вздохнув, Аркадий смирился с неизбежностью. – Посмотрим, что за бурду ты там готовишь.

– Ах… Ты… – казалось, от возмущения Нурие не хватает воздуха.

– Мы знакомы с тобой всего пять минут, а ты меня уже, никак, в пятый раз оскорбляешь. Драки хочешь? – вдруг радостно догадалась «бедная и беззащитная».

– О нет! – горячо запротестовал «охальник». – Только не сегодня, сегодня я слишком устал. – И вообще, – добавил он иронично, окинув Нурию, мягко говоря, недвусмысленным взглядом, при этом задержавшись на груди несколько дольше, чем позволяли приличия. – Я с незнакомыми девушками не дерусь.

– Ой-ой! А мы уже познакомились, если что.

– А ты давно сюда переехала? – спросил Аркадий, когда они вошли в подъезд.

– Полгода. Мать с отцом долго работали на Оргсинтезе, получили акции, когда приватизации была. Мы их продали и поменяли мне бабушкину комнату.

Через десять минут они сидели на кухне, точнее, сидел Аркадий, а Нурия варила кофе, аромат которого наполнял воздух.

– Ремонт сама делала или купила уже отремонтированную? – спросил с профессиональным интересом Аркадий.

– Сама. Знаешь, сколько я в него вложила, в этот ремонт? Ой-ей-ей!

– В России нельзя вложить, в России можно только вбухать, – назидательно изрек он, пригладив краешек не очень хорошо приклеенных обоев. – Вот ты меня притащила к себе и даже не спросила, женат я или нет.

– А ты тоже не поинтересовался, может я замужем и сейчас ревнивый муж явится. С балкона прыгнешь? Тут невысоко, четвертый этаж, – ответила, скорчив рожицу, Нурия.

– Ага, сейчас, разбежался. Если хочет, пусть сам прыгает.

– Не боишься, значит. А я твоей жены тоже не боюсь. Отобью, не проблема. Жена это даже хорошо, как знак качества. Потому как хорошие мужья на дороге не валяются, – поделилась мудростью Нурия, подняв вверх пальчик.

– Ну, валялась-то как раз ты, – снова не удержался от укола Аркадий.

– Вот сюка, а? – бессильно опустила руки Нурия.

– А если дети есть, тогда как? – не дал ей долго расстраиваться Аркадий.

– Если дети – тогда плохо, детей сиротить нельзя. А у тебя есть дети? – всерьез обеспокоилась она.

– Да нет у меня ни жены, ни детей. Я же говорил, что все они ушли. Забыла? – откровенно ответил он.

– Ага, забыла. Вот и прекрасно! У меня тоже не жены ни детей. Ой! – махнула Нурия рукой, – ни мужа ни детей, я хотела сказать. А ты всегда такой?

– Какой?

– Подкалываешь постоянно, подтруниваешь над людьми.

– Нет, только с тобой что-то накатило, сам не пойму. Может мне нравится, как ты ругаешься?

– Сюка! – с готовностью ласково обругала его Нурия и посмотрела на него как-то не так. Хотя почему не так, именно ТАК и посмотрела.

– Только со мной, значит? – спросила она чуть изменившимся голосом.

– Только с тобой, – Аркадий встал и подошел к ней.

Она молча ждала его, а что говорить? Они были достаточно взрослыми, чтобы в таких ситуациях обходиться без лишних слов.

А на плите закипел кофе – ему было суждено не только выкипеть, но и основательно пригореть. Подхватив Солнышко на руки, Аркадий понес ее в спальню. Марш Мендельсона просто гремел в ушах, но это его уже не пугало.

– Не туда! – со смехом шепнула Нурия ему на ухо, когда вместо спальни он чуть не занес ее в темнушку.

– Туда, – кивком головы направила она его в нужном направлении.

Когда Нурия, наконец, смогла выбраться на кухню, дым там стоял столбом. Она выключила газ, открыла окно и проскользнула в душ. Вернувшись в спальню, она улеглась Аркадию на грудь и тихонько пробежала кончиками пальцев по шрамам.

– Расскажи, как ты поседел, – спросила она, погладив пальчиками седую прядь.

Аркадий долго не отвечал, молча уставившись в потолок.

– Если неприятно вспоминать, то не надо, – виновато пошла Нурия на попятную.

– Да нет. Ничего особенного. Я тогда только прибыл из учебки, дня три буквально. Наш взвод поставили в сопровождение. Мы на броне сидели, я сзади. Когда шли через кишлак, там поворот был. Из дома вышел старик с гранатометом. Видел его только я. Мы уже повернули, он сзади был, туда только я смотрел, а от тех, кто шел за нами, его дувал закрывал. Как мы потом узнали, первая машина ему часть дувала развалила. И вот я смотрю, как он гранатомет поднимает, понимаю, что сейчас по нам ударит – и все, хана. Всем хана, и мне, и ребятам. Надо или стрелять, или кричать на крайний случай, чтобы другие его завалили, а меня как парализовало. Вцепился в автомат и не могу ничего сделать. Он медленно так гранатомет поднял, как при замедленной съемке. Я всю-не всю жизнь вспомнил, но много это точно. Он выстрелил да промахнулся, старый видать, сил удержать не хватило. Граната совсем близко пролетела. Пацаны, естественно, старика завалили. Орут на меня, а я ничего не слышу, понимаю только – ЖИВОЙ! Сижу, улыбаюсь, а самого трясет всего, автомат мертвой хваткой держу. Только когда пару оплеух выписали да водой плеснули, немного пришел в себя.

Это была моя первая встреча со смертью, – закончил, чуть помолчав Аркадий.

– А у тебя награды есть?

– Были…

– ???

– Раздал.

– Зачем?

– Слишком много я там ребят оставил, чтобы ордена да медали носить.

«Да пацан тот, безрукий, не давал надевать», – добавил он уже про себя.

Нурия погладила еще раз его по волосам, потом поудобнее улеглась ему на плечо и спросила:

– Ты все еще жалеешь о знакомстве со мной?

– Уже меньше, – усмехнувшись, солгал чувствовавший себя почти счастливым Аркадий, уже с наслаждением вслушиваясь в тихо, даже как-то умиротворенно звучащий свадебный марш.

– Сюка, – тихо прокомментировала его ответ Солнышко.

Они еще долго проговорили той ночью, впрочем, как и в следующие. Уже перевалило далеко за полночь, когда Аркадий вспомнил про кофе.

– А кофе ты меня так и не угостила. Сейчас самое время, – с улыбкой упрекнул он, но ответа не последовала: Нурия спала.

Она потом еще не раз задавала этот вопрос, как правило, после бурных кувырканий в постели. Ответ, который она ждала, прозвучал месяца через полтора.

– Если честно, я со страхом думаю о том, что мог поехать в тот день с пересадкой. Эта драка… Даже если бы случайно встретились… В другой ситуации ты вряд ли бы обратила на меня внимание, – серьезно ответил он, глядя в такие любимые зеленые глаза.

– То-то же, – довольно заключила еще не успевшая перевести дыхание Солнышко. – А замуж возьмешь меня, Пастух? Ты будешь моим пастухом, а я буду твоей послушной козочкой.

– Прямо-таки послушной? – иронично спросил Аркадий.

– Очень послушной, – с готовностью ответила Нурия.

– Ну-ну… Что-то я не слышал про послушных козочек, это не овечки, – недоверчиво ответил Аркадий.

И почему он ей не поверил? То ли потому, что уж очень поспешно она пообещала, то ли потому, что уж очень лукаво сверкали у нее глаза?

– Что ты во мне нашла? Я намного старше тебя. У тебя должно быть и так полно кавалеров.

– Кавалеров-то полно. Да вот только обернешься, а сзади одни кобелиные следы. А что касается возраста, то это далеко не единственный твой недостаток. Ты эгоист как все мужики, лентяй, обжора и… – улыбнувшись, Нурия решила прервать перечень.

С мягкой улыбкой, которую уже успел так полюбить Аркадий, она добавила:

– В твоем возрасте меня больше пугает цифра, чем состояние твоего… здоровья, – запнувшись, нашла-таки подходящее слово Нурия.

А подраться они с ней все же однажды подрались – шутя, конечно. Примерявшая в зале около зеркала новую «водолазку», которая ей очень шла, впрочем, как и все, что она носила, Нурия спросила на свою голову:

– Правда, классная «водолазка»?

– Ага. Только не поможет.

– ???

– В твоем случае только пластическая операция может спасти положение, а так бесполезно! – прокомментировал Аркадий с кислой физиономией.

Но вместо ожидаемого «сюка», он чуть не схлопотал удар ногой в челюсть.

«Старею. Старею», – думал он, с трудом парируя удары: Солнышко была для него все же слишком быстрой.

Именно по этой причине все и закончилось плачевно. Аркадий хотел легким ударом в грудь (точнее, между оных) отправить Нурию на диван и там уже продолжить борьбу в партере, что, согласитесь, гораздо приятнее. Но не тут-то было. Девушка быстро перемещалась, и в результате он попал в левое плечо, отправив ее на трюмо с посудой. Звон разбитой стеклянной дверцы, упавшая полка, летящая на пол посуда, а самое неприятное – болезненный вскрик Нурии, всерьез распоровшей руку, так что пришлось зашивать. А вечером пришла матушка и чуть не грохнулась в обморок, узнав, что разбилась старинная ваза из чистого горного хрусталя, «которую передавали из поколения в поколение чуть ли не с тех времен, когда Моисей вывел евреев из пустыни». Мало того, что он прозевал все фамильное золото, так вот и еще последнюю память о бабушке разбил, непутевый! И его еще ждали непременные разборки с бабушкой на том свете. Матушка обиделась и дулась две недели, примерно столько же Нурия проносила повязку. Все это время Аркадий чувствовал себя величайшим из ослов. После этого он сделал для себя вывод, что драться с женой наверное все-таки не стоит. По крайней мере, дома.

Войдя в жизнь Аркадия, Нурия наполнила ее светом, надеждой и смыслом. Вдруг оказалось, что он не такой уж и старый, и у него может быть любимая молодая жена, а даст Бог и дети. Доживать, оказывается, еще рано. Как было сказано – «После сорока лет жизнь только начинается»? А ему ведь еще и сорока нет. Надо срочно готовиться к началу жизни. Наверное, как старый холостяк, он был уже не очень готов к семейным отношениям, но они старались. Точнее, он старался. Нурия, казалось, совершенно не замечала его мелких и крупных недостатков – возможно, это стоило ей определенных усилий, но внешне это ничем не проявлялось. Самым трудным было не сорваться в запой. Аркадий прекрасно понимал, что это, скорее всего, станет концом их отношений. Сколько женщин, строивших в его отношении серьезные планы (чему немало способствовала его с матушкой трехкомнатная квартира), уходили от него после одного-двух, максимум трех запоев. Об уходе некоторых он потом жалел, но ни одну из них не любил и завязать ради них не смог. Но потерять Солнышко он не хотел категорически и поэтому держался. Он мог выпить пару рюмок в гостях или по праздникам. У него в холодильнике постоянно стояла бутылка водки на всякий случай – он не прочь был иногда после работы выпить рюмку-другую. Хватало этой «дежурной» бутылки обычно на месяц – полтора.

Несколько раз на него накатывало явно запойное настроение, но он держался, держался скрипя зубами. Месяцев через восемь стало легче. Когда прошел год, Аркадий уже решил было, что переборол в себе эту пагубную страсть.

Но наступило 1 сентября 2004 года, и над страной грозовым набатом прогремело: БЕСЛАН!

7

Третьего сентября он пришел домой рано, где-то в районе четырех часов. Работа не шла, и смысла торчать на объекте не было. Третий день, как захватили школу, Аркадий жил в постоянном нервом напряжении, порой до дрожи пальцев. Ни один из прокатившихся по России терактов не доводил его до такого состояния. Наверное, дело было в детях. В Бесланской школе их было много. Очень много. Слишком много, чтобы можно было спокойно ждать: а что дальше?

Едва войдя в квартиру, он первым делом включил телевизор и тут же обессиленно сел в кресло.

– Господи, неужели они пошли на штурм? Они что там, с ума посходили?! – выругался он вслух, хотя дома был один: Нурия приходила с работы в районе шести.

О том, что штурм был вынужденным, он, как и все, узнал позднее, а пока на экране бежали раздетые, с испуганными глазами дети Беслана. Голодные, измученные ЖАЖДОЙ бежали те, кому повезло. Тем, кого выносили на руках живыми, тоже повезло. Не повезло тем, кто остался навечно лежать в горящем спортзале и вокруг школы. Не повезло тем детям, кого расстреливали в спины «обдолбанные» дурью террористы. Повезло тем немногим из них, кого своими телами прикрывали бойцы спецподразделений, выскакивавшие под автоматные очереди и гибнувшие, платя за жизнь детей своими.

Но об этом тоже стало известно потом, а пока на экране бежали и бежали дети, спасшиеся и спасенные, испуганные и измученные дети Беслана.

Когда новости закончились, Аркадий прошел на кухню, открыл холодильник, взял почти полную, только вчера купленную «дежурную» бутылку водки и вернулся к «ящику». Кабельное телевидение, 30 каналов, он стал их щелкать, будучи уверенным: где-нибудь да идут новости. Долго искать не пришлось, и он вновь увидел раздетых, бегущих от смерти детей, практически те же кадры. Открутив крышку, Аркадий прямо из горлышка сделал большой глоток, потом еще. Закусывать он не стал, как всегда во время запоев, в который он безнадежно скатывался.

ЭТО началось наверное после четвертого или пятого просмотра новостей по разным каналам, он как раз почти допил бутылку водки. Сначала среди бегущих детей Беслана появился афганский мальчик – тот самый, что не давал ему спать столько лет, и только лет пять как оставивший его в покое. Аркадий закрыл глаза и замотал головой. Но ничего не изменилось. Среди раздетых, испуганных российских детей бежал, поддерживая уцелевшей рукой внутренности, афганский пацан, погибший много лет тому назад. И в его глазах был ужас – он, как и все дети, хотел жить!

Аркадий стал опять щелкать каналы, не помогло. Как только начиналась трансляция кадров из Беслана, среди бегущих детей появлялся безрукий афганский мальчишка с раздавленной гусеницей танка грудью. Сначала один, но очень быстро их стало десятка два – детей Афганистана, бегущих вместе с детьми России от смерти. А на заднем плане взбесившийся танк с дымящейся и повернутой на бок башней все давил и давил неведомо откуда взявшиеся афганские хижины.

А потом зазвучал голос депутата Мириновского, который, как и все политики, очень любил обещать и призывать. В начале своей политической карьеры он обещал каждому мужику вдоволь водки, каждой бабе по мужику – правда, не уточнил, что в каком порядке.

– За каждого убитого российского солдата нужно уничтожать чеченские аулы, откуда или рядом с которым было произведено нападение! – с легкой истерией провозгласил голос Мириновского.

Это он говорил под конец первой чеченской компании, когда страна порядком устала от войны. Аркадий был с ним согласен. Картинка на экране сменилась. Аркадий уже прекрасно понимал, что видит не те кадры, которые транслируют по телевидению. Он видел кадры, которые ему транслировал его собственный взбунтовавшийся разум.

Тем временем на экране появилась картинка большого и довольно богатого чеченского аула. Была весна, цвели сады, на улице играли дети, много детей. Этот аул, как и тот, его афганский кишлак, лежал у подножья горы. Невдалеке проходила трасса, по которой шла колонна российских войск.

Несуществующая камера сместилась километра на три по трассе. В зеленке около трассы устроила засаду банда террористов человек в тридцать. Негры, арабы, чеченцев видно не было. Наверное они были – минимум один, проводник, должен был быть, но видно его не было. Показалась прошедшая через аул колонна. Под идущим первым БТРом и пятым грузовиком рванули фугасы. Солдат, сидевших на броне, раскидало как кегли. Тут же ударили пулеметы и гранатометы наемников. Солдаты выпрыгивали из прошиваемых пулями грузовиков и открывали ответный огонь, укрываясь за колесами и в придорожной канаве. Ударили пулеметы БТРов. Стрелял пулемет и из подорванного, объятого дымом передового БТРа. Ответный огонь нарастал, бородатый араб, снимавший нападение с первых секунд, прекратил съемку и пролаял команду на отход. Подобрав двоих убитых, банда скрылась в лесу.