Иллирия. Свет утра

Именно в этом состоянии сознание становится идеальным холстом, или, если угодно, проводником для их истинной природы – бесформенного потенциала, жаждущего стать чем-то, проявиться. Черные сгустки с молниями – это не их тела, это лишь мгновенные, нестабильные проявления этого потенциала, который обретает форму прежде, чем вновь исчезнуть.

Из меня вырвался какой-то нечленораздельный звук, но Анорион не обратил на него внимания.

Глава 24

Внезапно я осознала, что еще одна тема беспокоит меня больше всего. Раз я собралась пройти этот чертов эксперимент, и… Анорион дал мне своей крови, то он должен кое-что узнать обо мне. Не знаю, рассказывал ли ему об этом Ариок…

– Мне нужно кое-что тебе показать, – собралась с духом я.

Брови Анориона взлетели вверх.

– Ты хочешь мне кое-что показать? – удивленно переспросил он так, будто бы пару секунд назад я огрела его по голове подушкой.

– Да, вдруг из-за этого что-то может пойти не так на этом эксперименте, так что… Но для этого тебе придется отвести меня в зал, в котором мы тренировались до…

Я хотела сказать “моего побега”, но не смогла этого произнести. И все из-за последствий. Из-за Изры…

– Если ты хочешь попытаться еще раз сбежать, на этот раз окончательно, – осадил меня Анорион, – мне понадобится больше времени, чтобы придумать новый план.

– Что? – Я мучительно зажмурилась и вздохнула. – Нет, что? Я больше не буду убегать.

– Ладно, тогда идем, – Анорион взял мою ладонь в свою. Его ладонь была такой широкой и теплой, что на секунду я заколебалась.

Даже в темноте я увидела, как Анорион выгнул бровь. В свою очередь, я надеялась, что он не увидел, как заполыхали мои щеки.

Тем не менее, в его глазах что-то сверкнуло, но он быстро вернул себе самообладание.

– Мы идем, или как? – лениво спросил он.

Я кивнула и чуть сильнее сжала его ладонь.

Когда мы вновь оказались в уже знакомом мне зале, я, сразу же вытянула ладони вперед.

– Lumen aurorae, effulge! – произнесла я, стараясь контролировать силу, чтобы в этот раз масштаб “карманного рассвета” получился сильно меньше. Оранжевые, розовые, фиолетовые полосы рассвета вспыхнули в окружающем нас пространстве и потянулись во все стороны.

Анорион зачарованно смотрел на магию, творимую мной. И, надо признаться, мне нравилось такое его пристальное внимание. По коже распространились мурашки.

Анорион моргнул, словно сбрасывая с себя морок. На его лице отразилась мука.

Я мгновенно прервала действие заклинания.

– Аврора… – начал он, приближаясь обратно ко мне.

– О, это будет еще интереснее, чем я думал! – от голоса Иллиана волоски на моей коже встали дыбом. – Не просто георгик четвертого уровня, а келус четвертого уровня! С кем ты столкнулась? Ты упала в Разлом? Это был Глубинник или Плазмоид? Кто из твоих родителей – фейри?

Я затравленно молчала, опустив глаза вниз.

– Ах, да, новички обычно не в курсе, – Иллиан подошел ко мне, и поднял мое лицо вверх, ухватив пальцами за подбородок. – Келусы могут использовать одновременно магию всех стихий, которую они получили. Неважно, как это произошло – упала ты в Разлом, укусили тебя, или, скажем… гипотетически, ты отхлебнула не той водички. Хотя, местные говорят, расположение Источников магии в этом мире давно утеряно…

Я сглотнула. Интересно, какой уровень у самого Иллиана?

– Твоя магия не затухает, не просто меняет направление. Ты, в отличие от простого георгика, не меняешь способность на способность, ты – добавляешь еще одну способность к тем, что уже имеются. Есть у этого и весомые минусы, – Иллиан отпустил меня, и начал разгуливать по залу, разглядывая потертости на дряхлом паркете.

– Если положить на одну чашу весов много конфет разного цвета, а на другую одинакового в одном и том же весе, то, кажется, что все равноценно. Но если на первой половине убрать конфеты остальных цветов, и оставить, скажем, только фиолетовый, то, если другая половина будет вся занята только фиолетовым, весы склонятся на вторую половину. Понимаешь, о чем я?

Я понимала. Чем больше разных стихий я соберу, тем слабее они, в итоге будут. Моя магия не просто трансформируется, она – дробится на части. Энергия же обычного георгика просто изменяется. То есть, теоретически, обычный георгик будет всегда могущественнее келуса.

– Я отведу Аврору обратно в камеру, – сказал Анорион, обхватив мою кисть ладонью, когда Иллиан остановился.

– Кажется, я знаю, какая твоя способность усилится, если ты переживешь эксперимент, – остановил нас Иллиан. – Ваше Величество, не будете ли вы так любезны продолжить обучение Авроры, если она выживет? Кажется, ее магия – по вашей части.

Анорион сухо кивнул, взглянув на меня.

– Когда отведешь ее, найди меня. Нужно кое-что обсудить, – Иллиан подмигнул Анориону.

Анорион пришел и на следующий день. Он принес с собой нормальный обед: картофель, курицу, огурцы и спичечный коробок.

– Что там? – спросила я, отправляя очередной кусок курицы себе в рот.

Анорион улыбнулся.

– Сначала я хотел принести тебе коробок, полный божьих коровок. Потому что тебе наверняка здесь скучно, а они – идеальный пример того, как выглядеть столь наивно и при этом заниматься таким продуктивным размножением, что Аонгус бы ими гордился.

Слова Анориона возымели должный эффект: я поперхнулась курицей, и закашлялась, краснея.

А он, как ни в чем не бывало, продолжил.

– Но потом я подумал, – он открыл коробок, – что вот это маленькое существо нам сейчас нужнее.

– Улитка?

– И что же мне делать с твоей способностью проговаривать все, что я пытаюсь скрыть? – спросил Анорион с нежностью.

– Ну, зачем нам это существо? – окончательно засмущалась я.

– Хочется сохранить интригу на некоторое время, но, пусть лучше она нам не пригодится, и тогда я сам тебе все расскажу.

Я улыбнулась. Мои глаза привыкли к темноте, а зрение Анориона, кажется, в любой ситуации и так было острее моего.

– Сначала неприятная часть, – предупредил он.

И я, зажмурившись, протянула руку. Я заметила, что каждый раз после этого ладонь заживала все быстрее и быстрее.

Анорион говорил “неприятная”, но неприятным был только сам порез. А потом, когда я чувствовала разливающееся по телу тепло – это было очень даже приятно.

А еще, с тех пор, как я “отпрянула”, когда Анорион хотел меня коснуться, он четко соблюдал границы. И, возможно именно поэтому мне с каждым днем все отчаяннее хотелось, чтобы он поцеловал меня снова. Хотя бы еще разочек.

– В прошлый раз я не успел рассказать тебе о Глубинниках все, что хотел, – заметил Анорион.

Конечно же, никаких поцелуев больше не предполагалось. Почему он пляшет под дудку Иллиана и тратит на меня свое время? И почему, несмотря ни на что, у меня возникает ощущение, будто бы он сам хочет приходить сюда, ко мне? Но мне нужно сосредоточиться на выживании. Вряд ли сейчас будут к месту эти нежные, жутко отвлекающие меня эмоции. Они выводят меня из равновесия…

– Итак. Начнем.

Еле проглотив внезапно появившийся ком в горле, я кивнула.

– Итак, Глубинники…

– Когда сознание погружается в их “мир” – который, на самом деле, является их собственным состоянием бесконечного, недифференцированного потенциала, это происходит потому, что “точка покоя” в разуме становится настолько глубокой и податливой, что границы личности размываются.

Я вскинула брови. Внутри меня все похолодело. “Границы личности размываются”. Это и было то самое чувство абсолютной пустоты и небытия, которое меня охватило после столкновения с Глубинниками, когда я упала в Разлом.

– А способности? Почему одна стихия заменяется на другую? – Я ощутила себя глупым ребенком, который только что открыл для себя, что небо, на самом деле, вовсе не синее.

Уголок рта Анориона дернулся вверх.

– Не совсем Глубинник это делает. А именно сам фрагмент первозданного хаоса в нем. Он использует точку покоя как плацдарм, и перезаписывает доступный потенциал. То есть, по сути, изменение стихии – это побочный эффект того, что душа на короткое время соприкоснулась с самой тканью творения. Если у человека или фейри уже есть скрытый, “спящий потенциал” – “вторая способность”, как вы ее обычно называете, он активируется, так как это наиболее легкий путь для проявления. Хаосу проще заполнить уже подготовленную форму. Если же такой формы нет, он создает новый потенциал, используя базовые “строительные блоки” души. Это как если бы хаос на мгновение обрел способность к абсолютному творчеству через тебя.

Выживают те, чья внутренняя структура оказалась достаточно гибкой и многогранной для того, чтобы принять и интегрировать полученную волну первозданной энергии.

Мой разум отказывался это переваривать.

– То есть смерть… – мой голос стал едва слышимым. – Те, кто не выживают…

Анорион кивнул.

– Если “точка покоя” недостаточно стабильна, или если “холст” – тело и душа не могут выдержать непосредственного, нефильтрованного вторжения чистого бесформенного потенциала, тогда происходит не просто неудачная трансформация, а, по сути, полная дезинтерграция. Существо буквально распадается на первоэлементы, неспособное удержать новую, навязанную форму, и растворяется обратно в хаосе, из которого эти Глубинники возникли.

Я закрыла глаза, пытаясь осознать сказанное. Значит, я не умерла только потому, что каким-то чудом мои душа и тело смогли выдержать эту встречу с небытием. Или потому, что мои родители, сами того не осознавая, дали мне достаточно для “переключения”.

– То есть, Глубинников притягивает не сама валериана, а своего рода “якоря”? – на всякий случай уточнила я.

– Да. Точки покоя.

– А что насчет Плазмоидов?

– Если Глубинники лишь перезаписывают, или пробуждают магическую сущность под давлением хаоса, то Плазмоиды активно и целенаправленно сжигают или высасывают магическую энергию и даже жизненную силу из тех, с кем сталкиваются. Если человек выживает, то он становится по сути, лишь оболочкой, постоянно истощенной и преждевременно стареющей. Поэтому те, кто пережил встречу с Плазмоидом возвращаются седыми.

Глаза Анориона вдруг сверкнули, и он навалился на меня всем телом.

– Что происходит? – прошептала я, задыхаясь.

– Я хочу, чтобы ты начала оказывать мне сопротивление. И не только мне. Я хочу, чтобы ты билась до последнего, а не просто стояла, как тогда, когда я застал вас с Макковеем в коридоре, – наши дыхания смешались.

И… Проблема была как раз в том, что я вовсе не хотела оказывать Анориону никакого сопротивления.

– Ну же, давай, – прошептал он мне на ухо.

С секунду я судорожно соображала, что мне делать, потому что Анорион был слишком тяжелым, а потом я… просто коснулась его губ.

Анорион дернулся и резко отпрянул. На секунду зажмурившись, он, кажется, пытался взять себя в руки, перевести дыхание.

– Так. Не. Пойдет, – в итоге медленно отчеканил он.

– Сработало же, – с весельем в голосе ответила я. – Так почему не пойдет?

– Потому что я не хочу… – начал Анорион, а потом шумно выдохнул.

Панцирь улитки переливался с синего на зеленый и обратно.

– Мне пора. Потом это обсудим, – отрезал он, и засунул улитку обратно в коробок.

Когда он вышел, за дверью послышался голос Иллиана.

– Где стража? – недовольно спросил он.

– Мне-то откуда знать? – небрежно ответил Анорион. – Я ими не распоряжаюсь.

Иллиан выругался. Я улыбнулась.

Правда, когда Анорион ушел, мысли о смерти Изры накинулись на меня с новой силой. Я не могла остановить этот поток жалости к нему, к себе… В итоге я проревела весь вечер.

На следующий день я ждала прихода Анориона с особым предвкушением. Но он появился только под вечер. Я сидела, свернувшись в клубок на тонком матрасе, и выдергивала из него нити. В этот раз во взгляде Анориона сквозило что-то новое – нетерпение, смешанное с едва уловимой тревогой.

– У нас осталось совсем мало времени на подготовку, – начал он с порога, и я заметила, что он опять пришел не с пустыми руками. – Иллиан собирается провести эксперимент завтра.

Я сглотнула, переводя взгляд на обед, ужин и металлический ветряной вертушок, которые он принес с собой. Вертушок – не такой, как теперь был у меня, а с тонкими металлическими лепестками, которые переливались от темно-синего до изумрудного.

Но, тем не менее, ощущение дежавю нарастало, пока наконец не ударило меня с полной силой.

Моя рука сама потянулась к рюкзаку, который я поставила в угол на матрасе. Я зарылась в него, прощупывая на ощупь одежду и какие-то мелочи, пока пальцы не наткнулись на знакомую форму. Вытащив вертушок, я показала его Анориону.

Его глаза расширились, а затем на его губах медленно начала расплываться улыбка. Мне показалось, но он, будто бы облегченно выдохнул, а потом снова достал из кармана коробок с улиткой.

– Забавно, сколь многие вещи могут пропустить эти руны, – Анорион обвел рукой стены.

– Возможно, божьи коровки были бы лучшим выбором от скуки, потому что один такой у меня уже есть, – сказала я, подмигнув ему.

Анорион рассмеялся.

Неуловимый запах дыма и чего-то лесного, исходящий от него, вился вокруг меня, запутывая и без того сбитые с толку мысли.

Анорион опустился напротив меня, и теперь его колени почти касались моих. Расстояние между нами было слишком малым.

– Это резонаторы, – пояснил Анорион, и вертушки в наших руках тут же закрутились в унисон, словно приветствуя друг друга.

Вокруг каждого из них вспыхнули узоры. Их движения были настолько синхронны, что казалось, что они танцуют вдвоем, и их вибрации сливалист в единый, едва слышимый гул.

Глаза Анориона расширились.

– Это… – выдохнул Анорион, его голос был полон благоговения и легкого шока. – Никогда раньше не видел такого. Они начали вращаться еще до того, как я тебе все объяснил.

Анорион взъерошил волосы себе на затылке ладонью.

А вертушки вращались, создавая вокруг себя небольшое поле чистой, звенящей энергии. Я почувствовала, как по рукам пробежал электрический разряд, а в голове будто что-то щелкнуло.

Анорион слегка улыбнулся, и в этой улыбке была смесь восхищения и грусти.

– Обычно стихия Эфира подразумевает ментальное общение. Но в Страже Эфира не все фейри и люди владеют магией. А те, кто владеет, не всегда осваивают именно чтение и передачу мыслей. Поэтому мы пользуемся резонаторами.

Я удивленно ахнула. Этот вертушок – устройство для чтения и передачи мыслей?

– Но это еще не все, – продолжил Анорион. – Резонаторы также являются проекторами, приемниками и ретронсляторами сновидений. Ночью, когда Страж Эфира погружается в сон, а тысячи сознаний – в свои внутренние миры, эти вертушки, словно антенны, улавливают эти потоки.

Он наклонился чуть ближе.

– Представь себе: все ходят друг к другу в гости во сне и спокойно общаются. А еще… Все спят, и их вертушки начинают вращаться. И это действительно невероятно красиво. Я часто наблюдаю это с башни. Тысячи светящихся точек, каждая из которых – маленький, мерцающий кусочек чужого мира, пульсирующий в темноте. Воздух наполняется приятным ароматом цветов, и почти неслышным гулом, словно поет сам эфир. Свет от вертушек переливается всеми цветами радуги, иногда даже образуя слабые, мерцающие вихри в воздухе. Смотришь на Страж, и кажется, будто он живет и дышит магией.

– Такое ощущение, будто бы мы живем в двух разных мирах, – удивленно прошептала я, ощутив, как жар снова приливает к щекам.

– Я хочу, чтобы ты попробовала, – продолжил Анорион, его голос стал мягким, почти умоляющим. – Закрой глаза. Сосредоточься на вращении. Почувствуй вибрацию… И попробуй послать мне мысль. Любую. Но не старайся сформулировать ее словами. Просто почувствуй ее.

Я закрыла глаза, чувствуя его пристальный взгляд. Я сосредоточилась. Что послать? Первой пришла мысль: “Я не понимаю”. Но она была не словами, а скорее ощущением полного замешательства и паники.

Прошла секунда. Затем еще одна. Ничего не происходило. Я почувствовала легкий укол разочарования.

– Слишком сильно стараешься, – прошептал Анорион, и я вздрогнула, потому что его голос прозвучал не извне, а… прямо у меня в голове, хотя он не шевелил губами.

– Расслабься, Аврора. Просто позволь этому быть.

Я снова раскрыла глаза. Он улыбался. Легкая, игривая улыбка тронула его губы.

– Я… Я же это не выдумываю? Это ты? – пробормотала я вслух.

Он снова “ответил” мне в мыслях:

– Да. Видишь, это работает, – и добавил, уже чуть насмешливо: – И, к твоему сведению, я прекрасно уловил твое замешательство.

Внутри меня снова что-то будто бы щелкнуло. Я почувствовала волну смущения, которая тут же, как мне показалось, передалась ему. Улыбка Анориона стала шире.

– Не смущайся, это всего лишь часть процесса… Теперь попробуй почувствовать меня, – его мысли словно легко касались меня изнутри. – Что ты чувствуешь?

Я снова закрыла глаза. Сосредоточилась не на вертушке, а на нем. На его присутствии напротив меня. Я почувствовала… Силу. Глубокую, древнюю, почти пугающую. Но под ней было что-то еще. Одиночество? Напряжение? И… что-то вроде озорства, тонкого, почти скрытого за его обычной серьезностью. И еще… тепло. Тепло, которое исходило от него, когда он был рядом, когда его глаза задерживались на мне.

Я попыталась отправить ему эту мысль. “Ты сильный… И… одинокий. И… ты дразнишься”. Последнее было скорее вопросом.

Через мгновение я почувствовала его “смех” в своей голове. Это был не звук, а ощущение веселья, которое искрилось в моей голове.

– Очень хорошо, Аврора. Особенно последняя часть…

Я почувствовала, как румянец снова заливает мои щеки. Это было приятно. Мы могли говорить, не произнося ни слова. Это была самая интимная беседа, которую я когда-либо вела. Нельзя было спрятаться за словами, приукрасить или солгать. Только чистые чувства и мысли.

– Теперь попробуй отправить мне что-то более… конкретное, – предложил он, и я почувствовала, как его голос стал чуть более предвкушающим. – Например, что ты думаешь о нашей первой встрече?

Мое сердце подпрыгнуло. Только вчера он отпрянул, когда я коснулась его губ, а сегодня он уже сам говорит о поцелуе. И я не смогу солгать, даже если бы я захотела. Я почувствовала легкую панику, смешанную с чем-то вроде волнения и… сильного желания повторить.

Я ощутила его “прикосновение” к своим мыслям. Легкое, но настойчивое.

“Не надо, не убегай”, – снова услышала я.

И я позволила ему ощутить все то, чем я была наполнена до краев. Открыла свои мысли и чувства. И в ответ тут же получила смущение, удивление, и искру любопытства, которая зажглась глубоко внутри. И легкое, трепетное желание.

На этот раз ответ Анориона был целым потоком ощущений, который перевернул мой мир.

Когда я открыла глаза, Анорион смотрел на меня. Его глаза были темными, глубокими…

– Похоже, – прошептал он, и его голос был хриплым, – это работает куда лучше, чем я предполагал.

Он сглотнул.

– Сообщения весьма… откровенные.

Я не могла отвести взгляд. Происходящее между нами было одновременно пугающе и невероятно, захватывающе романтично.

Мой мир, совсем недавно разбитый вдребезги, теперь собирался вокруг совершенно новой, неизведанной оси. И эта ось была Анорионом.

– Думаю, ты сможешь и просто говорить, – заключил он.

“Например, о божьих коровках?” – снова поддела я его, но на этот раз не произнося ни слова вслух.

Анорион в ответ отправил мне такой образ, что я в миг пожалела о том, что не владею водой. Потому что сейчас мне бы однозначно пригодился как минимум один кубик льда.

Анорион внимательно следил за моей реакцией, а потом рассмеялся.

– Это нечестно. Ты используешь телепатию для грязных приемов, – ответила я, стараясь придать своему лицу максимально невозмутимый вид, хотя внутри все кипело.

Его смех усилился.

– Никаких правил в этой игре. Только ты и я. И все, что между нами.

Мое лицо стало еще более серьезным.

– Знаешь, “все, что между нами” – это чертовски много. И я уверена, что ты готов к этому не больше, чем я. Но мне почему-то так хочется это проверить… – почти шепотом добавила я. – Но это не значит, что я буду это делать.

Несмотря на наши желания, мы оба уже дали по тормозам, и, пожалуй, лучше пусть это так и останется. Потому что если я завтра выживу – от Макковея я никуда не денусь, и меня будет неизбежно ждать разочарование. Вмешивать во все это короля – верх глупости, даже если он сам и не прочь вмешаться.

Мой взгляд привлекли вертушки, которые, несмотря ни на что продолжили вращаться.

– Ох, черт, – воскликнула я. – Ты все слышал.

Анорион медленно кивнул, смотря на мои губы.

– На самом деле, ты права. Поэтому будь добра, научись останавливать резонатор, когда не хочешь, чтобы твои мысли были услышаны.

Я фыркнула, и зажала свой вертушок в руках. Но он продолжил гудеть, и даже пытался продолжить вращение.

Анорион сложил руки на груди, и ухмыльнулся.

– Нужно закрыться тут, – Анорион постучал указательным пальцем себе по виску.

– И как это сделать? – насупилась я.

– Проще всего удерживать некоторое время какой-нибудь особый образ в мыслях, закрывая им все. Тогда связь постепенно потухнет, сойдет на нет, и он, – Анорион указал на резонатор, – остановится.

Я например, представляю виверну. Для меня это что-то вроде таблички, которую вешают на забор: “Осторожно, злой дракон”.

Я взглянула на Анориона, и что-то смутное зашевелилось на задворках моего сознания. Виверна? Хм-м… Мне нужно придумать что-то свое. Мой взгляд скользнул по все еще темным глазам Анориона, по его легкой усмешке. И вдруг я поняла. Он все еще смотрел на меня так дразняще. Ну, посмотрим кто кого.

Я закрыла глаза, глубоко вдохнула и сосредоточилась. В моем разуме стал формироваться образ. Это было бесконечное множество невидимых перышек, постоянно щекочущих, порхающих, проникающих повсюду, вызывающих неудержимый ментальный зуд. Они не причиняли боли, но были абсолютно невыносимыми, сводили с ума. Как будто сотни маленьких жучков бегают по нервным окончаниям, не давая ни на секунду сосредоточиться. Вот что ожидало того, кто сунется в мои мозги без приглашения.

Я удерживала образ до тех пор, пока не поняла, что резонатор больше не крутится. Гудение прекратилось.

Когда я открыла глаза, Анорион все еще смотрел на меня. Но его усмешка пропала, а брови чуть сдвинулись. В его взгляде читалось нечто вроде легкого недоумения, смешанного с недовольством, и почти осязаемым раздражением. Он даже слегка дернул плечом, словно пытаясь стряхнуть что-то невидимое. А потом он медленно выдохнул, и один уголок его рта пополз вверх, а глаз – прищурился.

– Невероятно. Ты сделала щитом щекотку, а потом продвинулась еще на шаг дальше, превратив банальное раздражение от нее в оружие? Атакующий щит. Ну и ну. Ты быстро учишься.

Глава 25

Сегодня выспаться я толком не смогла. Голова гудела от мыслей, тревог, и, в итоге, я проспала не больше трех часов.

А перед рассветом ко мне в камеру пришел Анорион, что меня, конечно же, немало удивило. Я почему-то думала, что увижу его теперь только на эксперименте.

– Я кое-что узнал, – начал он, с тревогой смотря на меня. – То, что собирается сделать с тобой Иллиан, это настоящее безумие. И я бы еще раз настоятельно посоветовал тебе бежать, Аврора. Но, на случай, если ты откажешься от моего предложения, я принес это.

Анорион снова вытащил из кармана небольшой бутылек с ониксового цвета плотной жидкостью.

Мое сердце и так уже колотилось как бешеное от головокружительного возбуждения, поэтому я весело, но при этом нервно спросила, чуть прищурившись:

– Это яд?

– О, Боги, нет! Конечно же нет! – шепотом воскликнул Анорион. – Это “Ониксит”. Одно из трех зелий, разработанных Иллианом. И да, я знаю, что ты сейчас скажешь, но по иронии судьбы как раз оно-то и может тебе сегодня помочь. Доверься мне.

– Блин, похоже ничего хорошего меня сегодня не ждет, – пробормотала я, икнув от волнения. – Давай свою склянку, может быть это прибавит мне храбрости, – я протянула руку к стеклянному пузырьку.

Анорион отодвинул мою руку мягким движением своей левой ладони.

– Это не пьют. В народе “Ониксит” называется “экстрактом Глубинников”, но, на самом деле, это всего лишь пепел, который остается от их “внутренних” молний, смешанный с масляной основой. Это масло способно защитить тебя от негативных последствий воздействия стихий.

– Масло? – Мои глаза округлились. – И я должна…

– Да, нанести его на все твое тело. Не пропустив ни одно местечко, ни один уголок. Я не уверен на сто процентов, что даже это сработает, но вместе с моей кровью должно получиться неплохое сочетание.

Мои глаза, привыкшие к полумраку, уловили привычный отблеск золота на ободках его зрачков, и это зрелище – этот контраст небесной чистоты и земного могущества – заставило мое сердце биться особенным, нежным ритмом.