скачать книгу бесплатно
– Да нормально, – ответил я с лёгким раздражением.
– Ты какой-то печальный…
– Да нет, устал просто.
– Чего это ты устал?
– В автобусе пока ехали, надышался этими, как их, выхлопными газами.
Мать всплеснула руками.
– Укачало?
– Да хватит его уже опекать, – проворчал отец.
Мы подошли к остановке и теперь стояли среди других людей.
Многие родители, встретив своих детей, как и мы, пошли на трамвай. Из моей банды тут никого не было, была лишь малышня и… Фаина, которая стояла поодаль со своей бабушкой и сверлила во мне дырку своим влюблённым взглядом. Это раздражало меня ещё сильнее.
К тому же, после того как мы вылезли из автобуса, я видел как в машину к отцу Самсона, помимо сына, села ещё и Ангелина со своими родителями. Вдобавок меня действительно укачало в автобусе, так что теперь я меньше всего хотел слушать неуклюжие заигрывания матери и воспринимать безнадёжную любовь лохушки из младших классов.
Я отвернулся ото всех и стал хмуро вглядываться в пустующую даль трамвайных путей. Мимоходом я бросил взгляд в сторону Бога, прекрасно понимая, что если он сейчас на меня смотрит, то вряд ли моя гордыня приходится ему по вкусу. Что ж, я всегда готов понести наказание.
«Господи, спаси и сохрани».
Минут через пятнадцать по старым рельсам заскрежетал трамвай. Одинарный вагон, чёрт возьми, для такого количества пассажиров! Он и подъехал уже полный! Люди со спешкой стали набиваться внутрь, будто под ногами у них растекалась пылающая лава, или они барахтались в открытом море и акулы вот-вот начнут пожирать их жалкие конечности.
– Давайте следующий подождём, – предложил я.
– Следующий будет через полчаса, – возразил отец. – Надо ехать, сынок, ничего. Двадцать минут и мы дома.
– Нет, давайте подождём, – настаивал я. – Я не могу, меня ещё подташнивает после автобуса. Или ещё лучше: пойдём пешком!
– Пешком далеко, – вздохнул отец, но мама меня поддержала.
– Да ладно тебе, давай прогуляемся. Воздухом подышим, к тому же немного физкультуры не повредит. Идём.
Я взял у отца одну сумку, и мы пошли пешком.
Идти было не очень-то и далеко, может, километра четыре от силы, но для пешеходов не было мощёной дороги и большую часть пути приходилось шагать по грунту, вдоль трамвайных путей.
– Какие планы на остаток каникул? – спросил отец, перекладывая сумку из одной руки в другую.
– Не знаю, – рассеяно ответил я.
Половину времени в автобусе я думал, что учитель рассказала родителям про колокольню, и готовился к наказанию, а тут оказывается этим и не пахнет.
– На дачу с нами не хочешь поехать? – продолжил спрашивать отец.
– Сегодня что ли?
– Ну, уж не сегодня. Через пару дней.
Я не любил ездить на дачу. Мама там вечно копошилась на грядках, а отец постоянно мастерил всякую хрень. Но сейчас я согласился, потому что ждал худшего.
– Но мы ведь там не до конца лета будем?
– Нет, конечно! У мамы отпуск заканчивается через неделю, а я отгул возьму. Максимум дня на три.
– Ладно, – сказал я и посмотрел в сторону Бога.
Сейчас это можно было делать, не вертя головой, потому что церковь была недалеко от нашего дома, то есть в той же стороне, куда мы шли.
– А когда вернёмся, тебе будет сюрприз, – неожиданно сказала мать.
– Что за сюрприз? – насторожился я.
Ни с сарказмом ли она это говорит, может Павловна всё-таки звонила?
– Узнаешь в своё время, – похлопал меня по плечу отец.
Через час мы вошли в квартиру и к порогу, мяукая, выбежала кошка.
– Беатриса! – обрадовался я и поднял животное на руки.
Довольно мурлыча, Беатриса потёрлась о моё лицо пушистой мордой.
Мы жили в маленькой двухкомнатной квартире на третьем этаже стандартной пятиэтажки. Эта хата досталась отцу от деда с бабкой. Они умерли, когда я был ещё совсем маленьким.
– Давай сначала руки мыть и кушать, потом всё остальное, – скомандовала мать. – Оставь кошку.
– Ладно. Только я искупаться хочу сперва.
– Само собой.
Я опустил Беатрису на пол, ещё раз хорошенько погладил и скинув сандалии, направился в ванную. Закрывшись изнутри, я первым делом перекрестился три раза по три, посмотрел в сторону Бога и трижды повторил про себя «спаси и сохрани». Потом скинул одежду, трусы, бросил всё это в таз для грязного белья и влез в ванну.
Включив душ, я долго крутил вентили прежде чем вода стала приемлемой для купания. В нашем доме горячая вода была почти всегда, но чтобы настроить приятную для тела температуру, требовалось по миллиметру двигать то горячий то холодный вентиль, потому что от одного неосторожного движения ледяная вода мгновенно сменялась кипятком, и наоборот.
Добившись, наконец, нужного градуса, я выдавил из бутылки с гелем для душа изрядную порцию жидкости и стал растираться. Закончив с этим, я наскоро поонанировал, после чего постоял какое-то время под тёплым напором воды, смывая с себя пенистую жидкость и выброшенное на ветер семя, в котором, возможно, были будущие космонавты, учёные и ещё много кого, если верить научно-популярной передаче, которую я недавно смотрел.
Интересно, является ли грехом мастурбация? Получается, что в каждой порции спермы содержатся миллиарды будущих жизней, которым никогда не суждено будет родиться. Считается ли это убийством?
Если верить научно-популярной передаче, то даже когда сперма приходит по назначению, в случае последующей беременности может родиться один человек, или в гораздо более редких случаях двойня. Получается, что даже в этой ситуации, оставшиеся миллиарды будущих жизней в сперме, обречены на погибель. К тому же беременность ведь случается далеко не всегда. Кроме того, если в момент каждого желания кончить, мужская особь будет искать для этого женщину с целью обеспечить жизнью хотя бы один из миллиардов сперматозоидов, обрекая всех остальных на гибель, то тогда потребуется минимум три новые женщины ежедневно для каждого. И каждая из этих женщин, в свою очередь, после удачной попытки должна будет выходить из строя на ближайшие девять месяцев. То есть её уже нельзя будет использовать два раза подряд в обозримом будущем.
Так что, наверное, нет – мастурбация это всё-таки не убийство, думал я, тщательно вытираясь полотенцем и натягивая чистые трусы. Но на всякий случай я всё же поглядел виноватым взором в сторону Бога и перекрестился ещё три раза по три.
– Ты что там так долго? – крикнула мать, когда я выходил.
Я прошёл босиком на кухню и сел за стол. Отец, прислонившись спиной к холодильнику, внимательно читал газету.
– Смотри как похудел! – воскликнула мать. – Рёбра вон торчат, ну-ка давай ешь, будем тебя откармливать.
Она налила мне полную тарелку борща, поставила рядом сметану, блюдо с нарезанным хлебом и сало с горчицей. Я тут же ощутил сильный голод и жадно набросился на еду.
Нажравшись кильки, Беатриса вылизала передние лапы и прыгнула ко мне на колени.
– Кошку не трогай, пока ешь! – предупредила мать.
– Ладно, – сказал я с набитым ртом. – Так что там за сюрприз вы мне приготовили, когда с дачи приедем?
– Приедем, и узнаешь, – отрезал отец, не отрываясь от газеты.
Не успел я расправиться с борщом, как мама поставила передо мной тарелку домашних пельменей. Я съел и их, а потом ещё напился чая с шоколадными конфетами. В общем, к концу трапезы у меня было пузо как у беременной женщины, спасшей от бесполезной гибели одного из миллиардов сперматозоидов.
– Спасибо, – сказал я, вставая из-за стола, и широко зевнул.
– После вкусного обеда, по закону Архимеда полагается поспать, – продекламировала мама одну из своих любимых поговорок.
Я не стал возражать и ушёл к себе.
Комната у меня была маленькой и такой же среднестатистической, как и всё, что у меня было. Вдоль стены стояла старая, оставшаяся ещё от деда, односпальная кровать, а под окном, «чтобы было светло делать уроки» письменный стол и завешанный одеждой, деревянный стул. Оставшееся пространство занимал комод и самодельные книжные полки.
Я вытащил из-под покрывала подушку, посмотрел разок в сторону Бога, как бы спрашивая разрешения поспать, наскоро перекрестился три раза и рухнул на пружинистое ложе.
Но сон почему-то не шёл. Вместо этого я стал думать.
Что если Нина Павловна позвонила Антону Маратовичу?
Как он отреагирует на наше «дезертирство»?
Дезертирство ли это вообще, или учитель просто решила поиграть на струнах нашей детской совести?
Ко мне на живот запрыгнула Беатриса и стала мяться лапами, немного выпуская когти.
– Больно, – проворчал я.
Выбрав удобное место, кошка улеглась и тихо заурчала.
Лёжа на спине, я смотрел в потолок и продолжал думать. Пять минут назад мне хотелось спать, а вот теперь я бодр и никак не могу отпустить мысли. Когда все возможные варианты предстоящей встречи с Антоном Маратовичем были передуманы, подошла очередь для размышлений об Ангелине Шубиной и подлом Самсоне Штерне.
Потом я подумал о предстоящем учебном годе и о том, как закончив его, я вместе с остальными поступлю в Военное училище, как реализуются мои мечты. Но тут я снова вспомнил про слова Нины Павловны о дезертирстве и о возможной реакции Антона Маратовича, если она ему всё-таки позвонила и если он сочтёт наш поступок недопустимым для военного человека.
Тогда Маратович пошлёт нас куда подальше, и в военное училище поступить мы не сможем. И, стало быть, я тоже не смогу. Что я буду делать в этом случае? Если не стану военным, то кем я буду? Завхозом как отец, или бухгалтером как мать?
В голове зазвучали слова одной из дискотечных песен лагеря: «да у тебя же маа-ма педааагог, да у тебя же паа-па пианист». Я решил попробовать перефразировать эту строчку на свою ситуацию, но мама бухгалтер и папа завхоз никак не попадали в рифму. Тогда я стал искать другие слова, пока не нашёл самые, как мне показалось, смешные: «да у тебя же маа-ма педооофил, да у тебя же паа-па педераааст».
Это меня позабавило, и я тихо посмеялся, после чего, скинув с живота кошку, лёг набок лицом к стене, положил под голову ладонь и, наконец, забылся коротким сном.
Проспал я минут пятнадцать, но даже в этот краткий промежуток мне снились сны. Мне вообще почти всегда снятся сны, но большинство из них я никогда не запоминаю. Я проснулся от резкого звонка телефона, который висел на стене в прихожей.
– Алло, – ответила мама. – Да, здравствуйте, конечно. Спит сейчас.
Я понял, что разговор идёт обо мне. Если бы это звонил кто-то из друзей, сейчас бы уже она повесила трубку, потому как я сплю и позвать меня к телефону нельзя. Но разговор продолжился, и мне стало страшно. Я решил, что звонит Нина Павловна, она всё-таки решила рассказать о нашем проступке. Я стал вслушиваться, но мама молчала, вероятно, говорили на том конце провода.
Наконец, она сказала:
– Да, я поняла. Хорошо. Обязательно передам, спасибо. До свиданья.
Я быстро посмотрел в сторону Бога и перекрестился три раза по три.
Мама вернулась на кухню.
– Кто там звонил? – услышал я голос отца.
– Преподаватель из их клуба, – ответила мать. – Просил передать, что первые занятия у них начнутся на следующей неделе.
– Раньше школы что ли?
– Наверное.
У меня отлегло от сердца, я бодро встал и вышел из комнаты.
– Кто звонил, мам? – спросил я, будто ничего не слышал.
– Антон Маратович ваш, на следующей неделе начинаете занятия.
– А.
– Но завтра мы на дачу едем, ты помнишь? – поинтересовался отец.
О, конечно помню б…, зло подумал я, игнорируя вопрос.
Но он не унимался:
– Костя?
– Да, папа, я помню, – сдерживая раздражение, ответил я.
– Вот и хорошо, родителям тоже надо помогать.
Он озорно посмотрел на меня поверх газеты, как бы давая понять этим своим взглядом, что прекрасно уловил моё возмущение, но сорвать дачные планы не позволит.
Что ж, ладно, в конце концов, на даче мы пробудем не дольше трёх дней, а потом, по возвращении домой, меня будет ждать какой-то сюрприз.
– А сегодня я пойду погуляю, хорошо? – спросил я у родителей.
– Только приехал, уже гулять! – возмутилась мать.
