АльteRNatива

скачать книгу бесплатно

АльteRNatива
Николай Секерин

Еще подростком Костя понял, что он особенный. Не просто человек – посланник Бога, обладающий даром слышать голоса людей из прошлых жизней. В реальности чудесные способности Константина определяются вполне конкретным диагнозом, с которым он попадает в психиатрическую больницу. Все, что происходит с ним там, юноша воспринимает через призму своих болезненных фантазий, и оттого жестоко страдает. Увы, даже выйдя из больницы, Константин не испытывает облегчения, поскольку осознает, что его свобода так же иллюзорна, как те голоса, которые когда-то были его лучшими собеседниками и верными друзьями…

Николай Секерин

АльteRNatива

Я понятия не имею, с чего именно всё началось. Должно быть, у всего этого был какой-то свой, особенный первоисточник, но, наверное, мне его никогда не найти.

Сегодня я разочарованный в жизни мужик, а когда-то был юным и верил своим фантазиям. Мне казалось, что всё происходило по-настоящему и имело значение. Что всё казавшееся было действительно реальным и важным.

Сейчас я не верю уже ни во что и радуюсь лишь тому, что рано или поздно умру, и мои страдания прекратятся вместе с моей жизнью.

Собравшись написать свою историю, я решил внести этим в своё существование хоть какой-нибудь смысл. Я надеюсь создать иллюзию того, что в этом мире после меня останется хотя бы что-то. Хотя бы эта моя жалкая попытка оправдать своё убожество.

Я очень старался отыскать начало, но с точностью этого сделать не смог. Поэтому я начну оттуда, откуда, как мне кажется, начало положено, ну а как там было на самом деле – лучше спросить у моего психиатра.

Он знает всё точно.

Он знает всё.

Он научил меня чаще повторять фразу «как мне кажется». Психиатр сказал, что благодаря этому, я смогу максимально обезопасить себя от иллюзии своей нормальности.

Но, как мне кажется, постоянно использовать это выражение в тексте было бы излишне, поэтому всё, что вы дальше узнаете обо мне, я буду излагать только так, как мне кажется. Просто помните об этом, и быть может это поможет вам меня понять.

Мне так кажется.

Часть первая. Инкубационный период

В летнем лагере мы были самыми крутыми. Наша банда пользовалась в школе уважением, нас боялись. И если что-то вдруг шло не так, все знали – пограничники всё решат. Пограничники – это мы. Мы воспитанники старого военного, Антона Маратовича.

Он организовал несколько лет назад в нашем городишке клуб по интересам, именуемый «Клуб юных пограничников». Не знаю уж какие там тонкости, но с нас, то есть с наших родителей, Антон Маратович никогда денег за занятия не брал. Взрослые болтали, что якобы ему платит не то местная администрация, не то какой-то старый вор в законе – что-то вроде тяги к благотворительности у больших людей. Мол, состоялся по жизни, разбогател – пора бы и полезное что-то сделать, наследие создать.

Это я слышал один раз, как отец говорил. Точно не помню, конечно, но что-то в этом роде. Как бы там ни было, а все довольны: дети при деле, родители за кружок не платят, а Антон Маратович получает зарплату.

В клубе мы обучались азам боевых искусств и выживанию в дикой местности. Мы учились разводить костёр, ловить и тут же готовить к употреблению в пищу какую-нибудь дичь, спать под открытым небом и многому другому. Таким образом, я и вся наша банда с двенадцати лет уже были гораздо сильнее и умнее чем обычная школота. И сейчас, в летнем лагере, мы чувствовали себя лучшими из всего этого скопища маменькиных сынков.

Маратовича здесь с нами не было – он не педагог по специальности, да и сам в этом году решил поехать в кои-то веки в отпуск. Поэтому сейчас мы кайфуем, отдыхаем на полную катушку, а потом, когда кончится лето, сразу вернёмся к своим занятиям. Мы – пограничники.

Я натянул на голову простыню и закрыл глаза. Досадливые мухи, житья от них нет. Жара на улице неимоверная и укрываться совсем не хочется, даже и простынёй. Но если не укрываться, то подлая муха будет постоянно на тебя садиться, а это бесит. Так что приходится париться под простынёй.

Я уснул и проспал до конца тихого часа. Разбудил меня голос друга:

– Эй, Смык, вставай, пошли.

Я с трудом разомкнул веки и недовольно покосился на Толстого:

– Куда?

– Пошли-пошли. На полдник, Смык, давай вставай.

Я откинул мокрую от пота простынь и резко поднялся на кровати. Оглядев комнату, я окончательно проснулся.

– А где все?

– Да уже там, ты что-то больно сильно вырубился, я тебя будил минут пятнадцать, – сказал Толстый.

В комнате нас было шестеро. Мы – самые главные в нашей банде пограничников. Я, Толстый, Делюга, Самсон, Красный и Чудо-тварь.

У всех нас, кроме Самсона, были клички. Самсон было настоящим именем, но оно было таким необычным, что необходимости придумывать для него оригинальный позывной не было. Самсон Штерн – он еврей. Он у нас был мозг, всегда придумывал что-то оригинальное и мудрое.

Толстый – Олег Рукомойников, погоняло такое, потому что жирный. Он был нашим ангелом хранителем. Он всегда выступал миротворцем в ссорах и вот как сейчас до последнего оставался ждать, если кто-то вдруг отстал. Даже в таких мелочах, как пожрать в столовке.

Делюга – Пашок Астахов, он лучше всех решал материальные вопросы, если банде не хватало вдруг на что-то, или срочно надо было добыть сумму денег для спонтанной цели.

Красный – Витёк Прокопенко, он до двенадцати лет везде с дедом таскался. Его дед был старым коммунистом. Он постоянно учил нас жизни и травил всякую шнягу про Красную Армию и товарища Сталина. Витёк вроде как стеснялся, но в глубине души был тот ещё комуняка. Вот и окрестили его Красным.

Коля Чехов – тут без особой логики, просто есть такой святой, Николай Чудотворец, а он вот, Николай Чудо-тварь. Он не обижался на эту кликуху, потому как мы однажды выяснили, что «тварь» – это вовсе не обидно, так как результат творения Творца, а стало быть, по сути, всё что Бог, то есть Творец создал, то и есть тварь. А он, получается, не просто тварь, а Чудо…

Ну а я – Костя Пресмыкаев, Смык. Это от моей фамилии, из корня слова вытащили вот и всё. Каких-то отличительных черт у меня нет. Я вообще, если честно – серость.

Я потёр глаза кулаками, натянул шорты, футболку, сунул ноги в грязные шлёпанцы и сказал:

– Ладно, погнали.

Толстый суетливо выбежал из комнаты в коридор, я потащился следом.

Мы жили в двухэтажном корпусе на верхнем этаже. Большинство комнат здесь занимали другие пограничники, а на первом жили тёлочки. Очень, кстати, удобно – если вдруг мы бандой отважимся залезть ночью к ним. Правда, пока ещё такого не было.

Сейчас корпус был пуст, все и впрямь давно ушли в столовку.

Я спустился за Толстым по скрипучей деревянной лестнице, и мы вышли на улицу. Жара шпарила невыносимая, я прикрыл ладонью глаза от солнца и спросил:

– Что там сегодня на полдник?

– Говорили, что котлеты по-киевски привезли, по два куска пиццы на человека и по бутылке пепси, – с важным видом, заявил Толстый.

– Да не п… – сказал я.

Мы миновали турники, качели и танцплощадку, впереди показалось одноэтажное здание столовки.

Обычно до начала каждого приёма пищи здесь толпились у входа все обитатели лагеря. Питание у нас было пять раз в день: завтрак, обед, полдник, ужин и перекус перед сном. Перекус перед сном нам раздавали вечером в комнатах, это обычно были печенья с кефиром, или что-то в этом роде. Все остальные приёмы пищи мы получали в здании столовой.

До положенного времени двери в столовку всегда были заперты на ключ. Буфетчицы готовили еду, потом за полчаса запускали дежурных (кого-то из лагеря), и эти дежурные расставляли еду по столам. Когда всё было готово, двери отпирали и нас запускали внутрь.

Как правило, минут за пятнадцать до такого открытия у входа толпились голодные подростки, ожидая, когда можно будет войти и занять место. Глупо в общем, ведь места были для каждого и не могло быть такого, что кто-нибудь не получил бы свою порцию. Но все всё равно зачем-то ждали заранее и создавали столпотворение.

Сейчас мы с Толстым опоздали, и уже никого на улице не было. Все давно уже ели, или даже закончили есть. На входе мы столкнулись с группой пацанов из чужой школы, они выходили на улицу и враждебно на нас пялились.

Мы приняли вызов и не отводя глаз замедлили шаг.

– Смотри какой свин, – громко сказал один из пацанов.

Толстый остановился, я стоял рядом.

– Кто сказал? – прорычал он.

– Что именно сказал, жирдяй? – съязвил тот же голос.

Это был коренастый козёл с наглой рожей. Наверное, самый из них основной. Эти ребята явно не знали на кого нарываются.

Я вышел вперёд, опережая друга:

– Подойди, – сказал я коренастому козлу.

В минуты ярости Толстый становился очень опасным, и чтобы избежать лишних недоразумений, в этот раз я решил сам отстоять его честь.

Коренастый козёл ухмыльнулся и скрестил на груди руки.

– А ты кто такой, чтоб я к тебе подходил? Сам подойти!

Я ответил:

– Я уже подошёл и я здесь один. А ты стоишь там среди своих, как будто прячешься. Ссыш что ли, лох?

Это подействовало, и козёл двинулся навстречу.

– Кто лох? – вызывающе спросил он, по-бараньи выпятив лоб.

Вместо ответа, я двумя руками схватил его за шею и с размаху ударил коленом под дых. От неожиданности он не успел заслониться, и удар пришёлся прямо в «солнышко». Хватая ртом воздух, коренастый опустился на землю и скорчился.

Друзья терпилы оторопело молчали, я взял Толстого под локоть и увёл в столовку.

В помещении пахло выпечкой и повидлом. Как я и предполагал, на полдник не было ничего примечательного – ватрушка с вареньем и стакан молока. Стоило ради этого вообще делать отдельное посещение столовки?

В большом зале, в шахматном порядке были расставлены квадратные столы, каждый из которых был рассчитан на четверых. Половина столовой была уже пуста. В некоторых местах сидели малознакомые нам пацаны и тёлки. Парни из нашей банды всегда занимали места в глубине зала.

Когда мы подходили к своим, Толстый недовольно пробурчал:

– Зря ты вмешался, я должен был сам ему жопу надрать.

– Ладно, в следующий раз будет твоя очередь, – рассеяно отозвался я.

Мы уселись за стол с двумя нетронутыми порциями полдника, за соседним столом вальяжно потягивали молоко наши друзья. Чудо-тварь пригубил стакан с таким видом, будто пил дорогое вино.

Он спросил:

– Выспался, Смык?

Чаще всего мы называли его сокращённо – Чет. Как я уже говорил, Коля Чехов не обижался на своё погоняло, но, во-первых, всегда говорить «Чудо-тварь» было не очень удобно, а во-вторых, мы старались не произносить это при посторонних, потому что люди непосвящённые могли бы воспринять слово «тварь» как уничижительное, что могло породить пренебрежительное отношение к Чету, который никогда не прощал обид. Он вообще был злой и к тому же самый сильный из нас. И когда я упомянул, что Толстый приходя в ярость мог натворить плохих дел, то это по сравнению с тем на что был способен Чудо-тварь, сошло бы за детскую шалость.

Чет был старше всех, но учился с нами в одном классе, потому что в младшей школе его оставляли на второй год.

Он был высокий, широкий в плечах и с крепкими, почти как у взрослого мужчины, мышцами. У него было идеальное зрение, и он всегда стригся наголо. Позапрошлой зимой в нашей школе произошла трагедия – один старшеклассник провалился в открытый канализационный люк. При падении он сломал шею и умер.

Официальной версией был несчастный случай, но мы подозревали, что дело не обошлось без Чудо-твари. Тот старшеклассник незадолго до смерти прилюдно унизил Колю Чехова, который не был тогда ещё таким сильным и не мог ответить на оскорбление. Он лишь пробурчал себе под нос нечто вроде: «посмотрим ещё, кто из нас лох», а через несколько недель тот парень упал в колодец.

Конечно, быть может, мы и ошибаемся, Чет ведь никогда об этом не рассказывал, да и мы не обсуждали тот случай, даже между собой. Но было в нём много такого, что пугало иногда до дрожи в коленках. И как бы ни были мы привязаны друг к другу, а страх к потаённой жестокости Чудо-твари никогда не отпускал до конца никого из нас.

– Спасибо, что не стал меня будить, Чет, – сказал я, усаживаясь за стол.

Найдя в моих словах нечто смешное, Чудо-тварь заржал как конь.

Самсон задумчиво смотрел в окно. Он как и остальные уже давно поел и теперь просто сидел и пялился по сторонам, изображая из себя какого-то киношного бандюгу.

– А что это за типы там были у входа? – спросил он.

Самсон был маленького роста и щуплого телосложения. Он плохо видел, но не носил очков. Вместо этого он постоянно щурился и иногда оттягивал пальцем веко на глазу, чтобы навести резкость.

– Ты это про кого? – переспросил я с набитым ртом.

– Как про кого? Кому ты под дых сейчас дал пока Толстый тебя ждал.

– Это я ему должен был под дых дать, – проворчал Толстый. – Петушня какая-то выёживалась. На меня наехал один из них, а Смык влез!

– Как понять «наехал»? – вступил в разговор Красный.

– Да ничего серьёзного, – сказал я. – Так, трындели между собой, мол, смотри какой свин, на Олега. Вот я и вмешался, сами знаете, Толстый взбесится и начнёт молотить, пока несчастный кровью не умоется, зачем нам это? Третий день только здесь.

– С чего это ты взял? – спросил Олег. – Я что, припадочный, по-твоему?

Я не стал ничего отвечать и залпом выпил молоко.

– Они угомонились после этого, или надо наподдать? – уточнил Самсон.

Как же, подумал я, «наподдать», уж ты-то в драку самым последним полезешь, мафиози хренов.

– Не, всё нормально, Самсон, мы разобрались уже.

– Хорошо, – с важным видом закончил разбор наш маленький босс.

Его самодовольная рожа внезапно меня разозлила. Я с раздражением встал и сказал:

– И что вы тут сидите столько времени не могу понять?

Самсон переглянулся с Делюгой и они заговорщически захихикали.

Видя, что я напрягаюсь, Красный, верный своим коммунистическим принципам о равенстве и братстве, торжественно раскрыл все карты: