скачать книгу бесплатно
Щедротами, которых ты желаешь.
– Клянусь Аллахом, – прибавил он, – я испытаю их всех; может быть, кто-нибудь один заменит мне их всех.
И он пошел поочередно ко всем десяти. Но никто из них не только не принял его и не показался сам, но не выслал даже куска хлеба, и он сказал следующие стихи:
Счастливый человек напоминает:
То дерево, с которого народ
Плоды срывает до тех пор, пока
Не оборвет последнего плода.
Тогда народ уходит прочь оттуда,
Чтобы другого дерева искать.
Будь прокляты все люди наших дней,
Среди которых нет ни одного
Не зараженного корыстью низкой!
Нур-Эд-Дин вернулся к своей рабыне. Тревога его усилилась, но она сказала ему:
– Не говорила ли я тебе, о господин мой, что они ничего для тебя не сделают?
– Клянусь Аллахом, – отвечал он, – никто из них не показался даже мне.
– О мой хозяин, – продолжала она, – продай всю обстановку, которая имеется у тебя в доме, и живи на вырученные деньги.
Он послушался ее совета и продал все, что у него было, и, прожив все, он снова пришел к Энис-Эль-Джелис.
– Ну, что же нам делать теперь? – сказал он.
– Вот мой совет, о господин мой, – отвечала она, – отправляйся сейчас же на рынок и возьми меня с собой, чтобы продать; ведь ты знаешь, что отец твой купил меня за десять тысяч червонцев. Может быть, Господь сподобит тебя продать меня хоть за часть этой цены. Если нам суждено жить вместе, то мы непременно встретимся.
– О Энис-Эль-Джелис, – отвечал он, – мне трудно расстаться с тобой даже на один час.
– И мне это тоже не легко, – отвечала она, – но нужда не ждет.
Он взял Энис-Эль-Джелис и со слезами, струившимися по щекам его, повел ее на рынок, где и передал маклеру, сказав:
– Знай цену той, которую ты пустишь в продажу.
– О господин мой, Нур-Эд-Дин, – отвечал маклер, – такой товар не забывается. Ведь это Энис-Эль-Джелис, которую отец твой купил за десять тысяч червонцев?
– Да, это она, – отвечал Нур-Эд-Дин.
Маклер пошел к купцам, но увидал, что они еще не все собрались. Он подождал полного сбора, и когда торги были полны продающимися рабынями – турчанками, гречанками, черкешенками, грузинками и абиссинками, и все купцы были в сборе, он встал и закричал:
– О купцы, о богачи, все, что вы видите, ровно ничего не стоит! Не все продолговатое – банан, не все красное – мясо, не все белое – жир, не все красноватое – вино, не все бурое – финики! О купцы, это драгоценная жемчужина; ей нет цены, но все же скажите, что можете вы предложить за нее.
Один из купцов отвечал:
– Могу предложить четыре тысячи пятьсот червонцев.
Случилось, что на этом рынке был визирь Эль-Моин, сын Савия; увидав стоявшего тут Нур-Эд-Дина, он подумал: «Что ему тут надо, если ему не на что купить рабыню?»
Он осмотрелся кругом и, выслушав выкрикивание маклера, продолжал размышлять так: «Надо думать, что он разорился и пришел продавать свою рабыню. Если это так, то я более, чем доволен!»
Он позвал маклера, который, подойдя к нему, поцеловал прах у ноги его.
– Я желаю приобрести ту рабыню, которую ты только что восхвалял, – сказал визирь.
Маклер, не смея противоречить ему, привел рабыню и поставил ее перед ним, а визирь, увидав ее и заметив, как она статна и изящна и как нежно говорит, был от нее в восторге и сказал маклеру:
– До чего дошла сумма, предлагаемая за нее?
– До четырех тысяч пятисот червонцев, – отвечал маклер.
Купцы, услыхав разговор, не осмеливались предлагать что-либо выше этой суммы, а все отступили, зная, каким жестоким человеком был визирь. Эль-Моин, сын Савия, взглянув на маклера, сказал ему:
– Что же ты стоишь? Отведи эту девушку в сторону, я беру ее за четыре тысячи пятьсот червонцев и дам еще пятьсот в твою пользу.
Маклер подошел к Али Нур-Эд-Дину.
– О милый господин, – сказал он ему, – рабыни этой ты лишился даром.
– Отчего? – спросил Нур-Эд-Дин.
– Мы открыли торги на нее, – отвечал маклер, – с четырех тысяч пятисот червонцев, но тиран Эль-Моин, сын Савия, явился на торги, увидав девицу, пленился ею и сказал мне: «Спроси у хозяина ее, согласен ли он отдать ее за четыре тысячи пятьсот червонцев и пятьсот червонцев тебе». Я уверен, что он догадался, что рабыня принадлежит тебе; и если он даст тебе плату за нее сейчас же, то это будет особенная милость Господня. Но я его знаю и думаю, что он напишет тебе записку к какому-нибудь из своих агентов, и скажет им, чтобы они не платили тебе ничего; почему всякий раз, как ты будешь приходить за деньгами, они будут говорить тебе: «Завтра мы заплатим». Таким образом, они будут тянуть и, несмотря на свою гордость, откладывать со дня на день. Когда же ты очень надоешь им, то они скажут тебе: «Покажи нам твою записку», и лишь только возьмут в руки бумагу, как тотчас же разорвут ее в мелкие клочья. Так ты и лишишься платы за твою рабыню.
Услыхав эти слова маклера, Нур-Эд-Дин сказал ему:
– Что же мне делать?
– Я дам тебе совет, – отвечал маклер, – и если ты послушаешь его, то тебе будет лучше.
– Что же это такое? – спросил Нур-Эд-Дин.
– Приходи ко мне сейчас же, – отвечал маклер, – пока я стою посреди рынка, возьми от меня рабыню и дай ей пощечину, сказав при этом: «Вот тебе! Я исполнил данную мною клятву и привел тебя на торг, чтобы маклер объявил о продаже тебя». Если ты так скажешь, то, может быть, обманешь этим и его, и народ, и все поверят, что ты пустил ее на продажу только для того, чтобы исполнить клятву.
– Это добрый совет, – сказал Нур-Эд-Дин.
Таким образом, маклер вернулся на свое место и, взяв за руку рабыню, сделал знак визирю Эль-Моину, сыну Савия, сказав:
– Вот сейчас пришел ее владелец.
Али Нур-Эд-Дин, подойдя к маклеру, вырвал от него рабыню и, ударив ее по щеке, сказал:
– Вот тебе! Я привел тебя на продажу, чтобы исполнить свою клятву. Иди домой и вперед слушайся меня. Мне не надо за тебя денег, и продавать тебя я не намерен; если я продал свою обстановку, продал все, что у меня было, то все это ничто перед той ценой, какую ты стоишь.
Когда визирь Эль-Моин, сын Савия, увидел Нур-Эд-Дина, он крикнул ему:
– Вот я тебя! Разве у тебя осталось что-нибудь для продажи или для купли?
И он бросился к нему, чтобы наложить на него руки. Все купцы обратились к Нур-Эд-Дину, которого они любили, а он сказал им:
– Я таков, каким стою перед вами, а его жестокость все знают.
– Клянусь Аллахом, – вскричал визирь, – что не будь вас, я убил бы его.
Все купцы знаками и глазами показали друг другу свои намерения и сказали:
– Мы не станем вмешиваться в ваши дела.
После этого Али Нур-Эд-Дин тотчас же подошел к визирю, сыну Савия, а Нур-Эд-Дин были человек храбрый, и, сдернув его с лошади, бросил на землю. В этом месте мяли глину[153 - Под этим выражением надо подразумевать место, где мяли глину для построек, тем более, что арабские постройки делаются из мятой глины с четвертой частью извести и затем из золы и щебня.], и визирь упал как раз в нее, а Нур-Эдн-Дин стал бить его кулаком и попал в зубы, вследствие чего борода его окрасилась кровью. С визирем было десять мамелюков; когда они увидали, что Нур-Эд-Дин делал с их господином, они все схватились за эфесы своих мечей и готовы были броситься на него и изрубить его в куски, но народ сказал им:
– Это визирь, а это сын визиря, и, может быть, они помирятся друг с другом, а вы возбудите неудовольствие и того, и другого; или как-нибудь нечаянно ударите вашего господина и за то подвергнетесь самой позорной смерти; поэтому всего лучше не вмешивайтесь в это дело.
Али Нур-Эд-Дин, перестав бить визиря, взял свою рабыню и вернулся домой.
Визирь, сын Савия, тотчас же встал, и одежда его, бывшая прежде белого цвета, теперь окрасилась в три цвета: в цвет грязи, в цвет крови и в цвет золы. Увидав себя в таком виде, он взял круглую циновку[154 - Этого рода циновки делаются из пальмовых листьев, и на подобных циновках сидят бедняки] и навесил ее себе на спину, а в руку взял два пучка грубой травы[155 - Эта трава, вроде нашей осоки, покрывает все поемные места в Египте, и ее употребляют для плетенья грубых циновок. Визирь, взяв циновку и сухой травы, хотел показать этим, что он унижен до положения рогожника.] и пошел к дворцу султана, где остановился и стал кричать:
– О царь веков, меня обижают!
Его привели к царю, который, внимательно посмотрев на него, увидал, что это его визирь, Эль-Моин, сын Caвий.
– Кто тебя обижает? – спросил он.
Визирь стал кричать и стонать и проговорил следующие стихи:
Должна ли угнетать меня судьба,
Пока ты существуешь, и собаки
Моим питаться мясом, если лев ты?
Должны ли жаждущие люди пить
Из водоемов воду ключевую?
Меня же мучит жажда у тебя.
О, если б был дождем ты благодатным.
– О государь, – продолжал он, – всякие несчастия обрушиваются на меня, твоего служителя, сильно тебя любящего.
– Кто же обидел тебя? – снова спросил царь.
– Знай, о царь, – отвечал визирь, – что сегодня я отправился на торг рабынь, желая приобрести себе кухарку, и увидал там рабыню, такую красавицу, какой не видывал никогда в жизни, а маклер сказал мне, что она принадлежит Али Нур-Эд-Дину. Государь наш, султан, дал отцу его десять тысяч червонцев на покупку рабыни, и он купил эту девушку, но она понравилась ему, и он отдал ее своему сыну. Когда отец его умер, сын начал вести роскошную жизнь и дошел до того, что продал дома, сады и вещи; когда же совсем разорился и у него ничего не осталось, он свел рабыню на рынок, чтобы продать ее, и отдал ее маклеру. Маклер стал выкрикивать о ее продаже, а купцы стали делать предложения, пока не подняли цены до четырех тысяч червонцев, причем я подумал, что куплю ее для своего государя султана, так как первоначально она была куплена для него. Поэтому я сказал Али Нур-Эд- Дину: «О, сын мой, получи за нее плату четыре тысячи червонцев». Но когда он услыхал мои слова, то сказал: «О, злонамеренный старик! Я скорее продам ее евреям или христианам, чем тебе». – «Ведь я покупаю ее, – возразил я, – не для себя, а для государя султана, нашего благодетеля». Лишь только он услыхал эти слова, как пришел в страшную ярость, стащил меня с лошади, несмотря на мой преклонный возраст, и начал бить меня, пока не довел до того состояния, в котором ты меня видишь теперь. Вот чему я подвергся только из-за того, что пошел купить для твоего величества рабыню.
Визирь упал на пол и лежал, плача и дрожа всем телом.
При виде того, в каком положении находился визирь, у переносицы султана надулась жила от негодования, и он взглянул на стоявших около него царедворцев. В первом ряду стояло сорок вооруженных людей, которым он и сказал:
– Отправляйтесь сейчас же в дом Али, сына Эль-Фадла, сына Какана, ограбьте и разрушьте его; а самого Али и его рабыню приведите сюда с завязанными назад руками; дорогою тащите их лицом по грязи и приведите сюда!
– Слушаем и повинуемся, – отвечали они и отправились в дом Нур-Эд-Дина.
При дворе султана был один царедворец, по имени Алам-Эд-Дин-Сенджар, бывший прежде мамелюком Эль-Фадла, сына Какана, отца Али Нур-Эд-Дина. Царедворец этот, услыхав приказание султана и видя, что враги хотят уничтожить сына его бывшего господина, не мог допустить этого и, вскочив на коня, поскакал к дому Али Нур-Эд-Дина и постучался к нему в дверь. Нур-Эд-Дин вышел к нему и, узнав его, поклонился ему.
– О господин мой, – сказал ему царедворец, – теперь некогда ни кланяться, ни разговаривать!
– Что случилось, о Алам-Эд-Дин? – спросил Нур-Эд-Дин.
– Спасайся бегством, – отвечал ему царедворец, – спасайся и ты, и рабыня твоя, потому что Эль-Моин, сын Савия, накликал на тебя беду. Если ты попадешься к нему в руки, то тебе несдобровать. Султан послал за тобою сорок человек воинов; советую тебе бежать прежде их позволения.
Сенджар протянул Нур-Эд-Дину руку, в которой оказалось сорок червонцев, когда сосчитал их Нур-Эд-Дин.
– Прими их от меня, о господин мой, – сказал он, – и если бы у меня было с собою более этого, то я бы дал тебе. Но разговаривать теперь не время.
Нур-Эд-Дин пошел после этого к своей рабыне и сообщил ей обо всем, и это сильно огорчило ее.
Оба они тотчас же вышли из города, Господь опустил на них завесу своего покровительства, и они прошли к берегу реки, где нашли судно, готовое распустить паруса. Хозяин стоял посреди судна и говорил:
– Кому надо проститься, или купить съестного, или сбегать за забытой вещью, то пусть торопятся, так как мы отчаливаем.
– Мы готовы, – отвечали все.
После этого хозяин крикнул:
– Ну, скорей развязывай конец и продевай в мачту!
– Куда направляетесь, хозяин? – спросил Нур-Эд-Дин.
– В обитель мира, в Багдад, – отвечал судохозяин.
Нур-Эд-Дин и рабыня его сели на судно, которое отчалило и пошло, распустив паруса, – полетело по ветру, как птица, распустившая крылья.
Между тем сорок воинов, которых султан послал в дом Нур-Эд-Дина, выломали дверь и, войдя, обыскали весь дом, но без всякого успеха. Разрушив дом, они вернулись и сообщили о своей неудаче султану, который сказал:
– Ищите их везде, где только можно.
– Слушаем и повинуемся, – отвечали они.
Визирь Эль-Моин, сын Cавия, ушел к себе домой, получив от султана почетную одежду.
– Я сам отомщу за тебя, – сказал ему султан.
Он прочел молитву за султана, и сердце его успокоилось.
А султан приказал выкрикивать по городу следующее:
– Народ! Наш государь султан приказал, чтобы тот, кто встретит Али Нурд-Эд-Дина, привел его к султану, за что получит почетную одежду и тысячу червонцев. Тот же, кто спрячет его или же, зная о его местонахождении, не даст о нем сведений, будет наказан примерными образом!
Али же Нур-Эд-Дин и рабыня его благополучно прибыли в Багдад.
Таким образом, народ начал искать его, но не мог найти и следа. В таком положении находились дела в этом городе.
Ну, вот и Багдад, город безопасности: зима со своими холодами миновала, а весна со своими розами появилась, деревья распустились, и воды побежали.
