скачать книгу бесплатно
– Я раб и должен повиноваться, и если ты имеешь какое-нибудь желание, то скажи мне, я исполню его, так как тебе остается жить до тех пор, пока султан не выглянет в окно.
После этого Нур-Эд-Дин посмотрел направо и налево и продекламировал следующее:
О, есть ли между вами друг, который,
Исполнен состраданья, мне поможет?
Я заклинаю вас Аллахом всех
На мой вопрос ответить! Жизнь уходит,
А смерть близка!
Здесь есть ли кто-нибудь,
Кто пожалеет бедного меня,
Чтоб получить награду от меня,
Упадок духа моего понять
И облегчить мой страх глотком воды,
Который уменьшит мои страданья.
Народ плакал, а палач принес ему воды и подал, но визирь встал со своего места и, выбив из его рук куллех[163 - Куллехом называется небольшой глиняный кувшин с узким горлом.] с водой, который и разбился, крикнул палачу, чтоб он отрубил голову Нур-Эд-Дину, после чего тому завязали глаза. Народ же продолжал кричать против визиря, сильно возвышая голос, и между ними началась настоящая перебранка. Вдруг в это самое время по большой дороге к небу поднялось целое облако пыли, и султан, увидав его из своего дворца, сказал своим приближенным:
– Посмотрите, что это за известие везут?
– Узнаем после того, как отрубят этому человеку голову, – сказал визирь.
– Нет, подожди, – отвечал султан, – пока мы не узнаем, что это такое.
Облако пыли поднимал Джафар, визирь халифа, и свита его; и прибыли они вот почему: прошло уже тридцать дней, и халиф не вспомнил о деле Али, сына Эль-Фадла, сына Какана, и никто с ним не говорил о нем, пока однажды он не зашел в помещение Энис-Эль-Джелис и не услыхал ее стенаний и ее чудного голоса, декламирующего изречение поэта:
Твой образ все стоит передо мною,
Далек ли ты иль близок от меня,
И мой язык всегда упоминает
Тебя и никогда не перестанет.
Стенания ее усилились, и вдруг дверь отворилась, и в комнату ее вошел халиф и увидал Энис-Эль-Джелис в слезах. Увидав халифа, она упала на колени и, трижды поцеловав его ноги, сказала следующие стихи:
Ты, чистый кровью и своим рожденьем,
От зрелой и от плодовитой ветви
Такой семьи, в которой нет пятна,
Дозволь же мне напомнить обещанье,
Мне данное тобою, благодетель,
Чтоб не было оно тобой забыто.
– Ты кто такая? – спросил ее халиф.
– Я подарена тебе Али, сыном Эль-Фадла, сына Какана, – отвечала она, – и требую исполнения обещания, данного мне тобою, что ты пошлешь меня к нему вместе с почетным подарком, так как я прожила здесь тридцать дней и глаз не смыкала.
Халиф вследствие этого позвал к себе Джафара и сказал ему:
– Тридцать дней не получал я известий об Али, сыне Эль-Фадла, сына Какана, и мне остается только предположить, что султан убил его. Но клянусь головой своей, могилой своих предков, что если такое несчастье случилось с молодым человеком, то я уничтожу человека, убившего его, хотя бы он был близок моему сердцу! Вследствие этого я желаю, чтобы ты тотчас же отправился в Эль-Башрах и принес мне известие о том, что царь Магомет, сын Сулеймана Эс-Зейни, сделал с Али, сыном Эль-Фадла, сына Какана.
Таким образом, Джафар, повинуясь его приказанию, тотчас же отправился в путь и, подъехав к городу и увидав толпы народа на улице, спросил:
– По какой причине так толпится народ?
Ему тотчас же сообщили, в каком положении находился Нур-Эд Дин, и, услыхав это, он поспешил к султану и, поклонившись ему, сообщил, зачем приехал, и прибавил, что если с Али Нур-Эд-Дином что-нибудь случилось, то халиф казнит его, султана, как причину несчастья. Он взял султана под стражу, как взял и визиря Эль-Моина, сына Савия, а Али Нур-Эд-Дина велел освободить и посадил его на престол султана вместо Магомета, сына Сулеймана Эс-Зейни. После этого он пробыл в Эль-Башрахе трое суток, обычное время угощенья, а утром, на четвертый день, Али Нур-Эд-Дин сказал Джафару:
– Как мне хотелось бы повидать царя правоверных.
Джафар сказал царю Магомету, сыну Сулеймана:
– Приготовься в путь, потому что после утренней молитвы мы поедем в Багдад.
– Слушаю и повинуюсь, – отвечал он.
Они прочли утренние молитвы и сели на коней вместе с визирем Эль-Моином, сыном Савия, который раскаивался теперь в том, что он сделал. Что же касается до Нур-Эд-Дина, то он ехал рядом с Джафаром, и они продолжали таким образом путь, пока не прибыли в Багдад, приют мира.
Там они явились к халифу и рассказали ему, что случилось с Нур-Эд-Дином.
– Возьми этот меч, – сказал ему халиф, – и отруби им голову твоему врагу.
Нур-Эд-Дин взял меч и подошел к Эль-Моину, сыну Савия, но тот посмотрел на него и сказал ему:
– Я поступал по своему характеру, а ты поступай по своему.
Нур-Эд-Дин отбросил от себя меч и, взглянув на халифа, сказал:
– Он обезоружил меня, о царь правоверных!
– Ну, так оставь его, – отвечал халиф и, обратившись к Месруру, прибавил: – о Месрур, подойди ты и отруби ему голову.
Месрур исполнил приказание; после этого халиф обратился к Али, сыну Эль-Фадла, сына Какана, с такими словами:
– Требуй от меня, чего желаешь!
– О государь мой, – отвечал Али, – я вовсе не желаю быть султаном Эль-Башраха, а хотел бы служить тебе.
– С удовольствием согласен, – сказал халиф и велел привести рабыню.
Халиф осыпал милостями Нур-Эд-Дина и рабыню его, подарил им дворец в Багдаде, назначил содержание и сделал Нур-Эд-Дина своим застольным товарищем, и так они прожили до самой смерти.
Глава седьмая
История Ганема, сына Эюба, по прозванию Раб любви
– Мне рассказывали, о счастливый царь, – продолжала Шахерезада, – что в былые времена в Дамаске жил-был один купец, весьма зажиточный, и у этого купца был сын, красивый, как ясный месяц, и красноречивый, по имени Ганем, сын Эюба, по прозванию Раб любви[164 - Ганем означает счастливый человек, имеющий во всем удачу.], и у этого сына была сестра, называвшаяся Фитнех [165 - Фитнех означает очаровательная, соблазнительная.]вследствие ее необыкновенной красоты и миловидности. Отец их умер, оставив им большое состояние и, между прочим, сто грузов шелковых и парчовых материй и целые мешки мускуса. На этих мешках было написано: «Это предназначено в Багдад», так как он предполагал ехать в этот город.
Таким образом, Господь, да прославится имя Его, взял его душу; спустя некоторое время сын его, захватив этот груз, отправился с ним в Багдад. Это было во времена Гарун-Эр-Рашида. Перед своим отъездом он простился со своей матерью, родными и жителями города и отправился, уповая на Бога, да прославится имя Его, и Господь убереги его; он благополучно добрался до Багдада вместе с целой партией купцов. Он нанял себе хорошенький домик, и, устлав пол коврами и подушками и повесив занавески, сложил в него свои товары, поместил мулов и верблюдов, пробыл там, пока не отдохнул и пока купцы и вельможи Багдада не пришли к нему с поклоном. Он взял тюк с десятью кусками дорогой материи, с ценою, написанной на тюке, и отправился с ним на рынок к купцам, которые встретили его, поклонились ему, обошлись с ним вежливо и с почетом и посадили его в лавку шейха рынка; он продал материю, получив на каждый червонец по два. Ганем обрадовался и мало-помалу стал продавать свои товары, и продавал таким образом в продолжение целого года.
После этого, в первый же день следующего года, он пришел на тот же рынок, но нашел его запертым и, спросив о причине, услыхал такой ответ:
– Один из купцов умер, а все другие отправились к нему на похороны. Если ты хочешь, – прибавил этот человек, – получить награду, то иди с ними.
– Хорошо, – отвечал он и спросил, где его хоронят.
Его направили к месту погребения, и он, совершив омовение, отправился вместе с другими купцами к месту молитвы, где все помолились о покойнике. Купцы пошли все вместе перед гробом к могиле, и Ганем пошел с ними, пока процессия не дошла до кладбища за городом и, пробравшись мимо памятников, донесли гроб до приготовленной могилы. Семья покойного раскинула над могилой палатку и осветила ее лампами и свечами. После того как покойник был зарыт в землю, чтецы сели на могилу читать Коран. Купцы сели с ними, и Ганем, сын Эюба, сел тут же; вскоре на него напал страх, но он думал про себя: «Не, могу же я уйти от них, не простившись с ними».
Все сидели и слушали Коран до наступления ночи, когда слуги поставили перед ними ужин и сласти, и они ели, пока не насытились, и, вымыв руки, снова заняли свои места.
Сердце Ганема было неспокойно, и он все думал о своих товарах и боялся воров, говоря в душе: «Ведь я чужестранец; меня все считают очень богатым человеком, и если на ночь я не вернусь домой, то воры украдут и деньги, и товары».
Таким образом, опасаясь за свое достояние, он встал и, подойдя к присутствующим, просил позволения уйти ради неотложных дел. Он пошел по дороге до самых городских ворот. Но так как полночь уже наступила, то городские ворота оказались запертыми. Никто более не входил и не выходил, лаяли только собаки да выли где-то волки.
– Сила и власть только в руках Господа! Я боялся за свое имущество и пошел поэтому в город, но нашел ворота запертыми; теперь я уже боюсь за свою жизнь.
Он вернулся и стал искать место, где бы ему переночевать. Вскоре он нашел частное кладбище, окруженное четырьмя стенами, с пальмовым деревом внутри него и с воротами, которые оказались отворенными. Он вошел на кладбище с намерением уснуть, но сон бежал от него.
Ему стало страшно и жутко лежать между могилами, и он вскочил на ноги и, отворив ворота, увидал огонек со стороны города, около городских ворот. Выступив на несколько шагов, он увидал, что свет двигался по дороге к кладбищу, на котором он спрятался. Ганем испугался за себя и поспешно закрыл ворота, взлез на пальмовое дерево и спрятался между листьями. Свет продолжал потихоньку подвигаться, пока совсем не приблизился; посмотрев попристальнее, они увидал трех черных рабов, двое из которых несли сундук, а у третьего в руках были заступ и фонарь. Когда же они подошли совсем близко, один из рабов, несших сундук, сказал:
– Что с тобою, о Саваб?
– А что с тобою, о Кафури? – отвечал один из двух других.
– Разве не бывали мы тут в ночное время, – продолжал первый, – и не оставляли ворота отворенными?
– Да, – отвечали второй, – ты совершенно прав.
– Ты посмотри, – снова сказал первый, – ворота заперты и заложены.
В ответ на это третий раб с заступом и с фонарем, по имени Бакхит, сказал:
– Какие вы глупые! Точно вы не знаете, что хозяева садов ходят из Багдада сюда, и когда ночь застает их здесь, то они входят на это кладбище и запирают за собою ворота, боясь, чтобы негры, подобные нам, не схватили их и, изжарив, не съели[166 - Трудно сказать положительно, следует ли это понимать как шутку, но в Каире до сих пор рассказывают, что рабы, которых приводят туда, оказываются иногда людоедами, и в доказательство этого приводят рассказ, что недавно один ребенок был съеден своей черной кормилицей.].
– Ты совершенно прав, – отвечали другие, хотя ты и глупее нас обоих.
– Вы не верите мне, отвечал он, – а вот поверите, когда мы войдем на кладбище и кого-нибудь найдем там, а я вам скажу, что если кто-нибудь там был, то, увидав фонарь, он, наверное, забрался на вершину пальмового дерева.
Ганем, услыхав эти слова раба, подумал: «Какой догадливый этот раб! Накажи Аллах негров за их хитрость и низость! Сила и власть только в руках Бога всемогущего, всесильного! Что избавит меня от этой опасности?»
Негры, которые несли ящик, сказали негру с заступом:
– О Бакхит, перелезь через стену и отвори нам ворота, так как мы устали, тащивши этот ящик, и если ты отворишь нам ворота, то мы дадим тебе одного из захваченных нами людей и превосходно зажарим его для тебя, так что из него не пропадет ни одна капля жира.
– Я боюсь всего для меня непонятного, – отвечали негр с заступом, – поэтому нами нужно бросить ящик за ворота, так как сюда нам велено принести его.
– Если мы его бросим, то он расколется, – отвечали ему другие негры.
– Боюсь, – проговорил он, – чтобы за стеной не оказалось разбойников, которые убивают людей и берут их имущество. Награбив, они, вероятно, заходят сюда и затем делят между собою награбленное.
– Ах ты, дурак! – вскричали другие. – Да разве они могут войти сюда?
Они поставили ящик и, переправившись через забор, отворили ворота, в то время как третий раб Бакхит ждал их с фонарем в руке и с корзинкой, в которой лежал гипс. После этого они, приперев ворота, сели, и один из них сказал:
– О братья мои, мы устали от ходьбы, от ноши, от отпиранья и запиранья ворот и от того, что теперь уже полночь. Тяжело будет нам рыть могилу и закапывать этот сундук; поэтому присядемте тут часа на три и отдохнемте, а затем встанем и примемся за дело. А пока каждый из нас должен рассказать какую-нибудь историю или то, что с ним случилось, от начала до конца.
Таким образом негр с фонарем начал первый рассказывать свою историю, но эта история оказалась такой, что повторить ее здесь невозможно, после чего второй раб рассказал следующее:
История раба Кафура
– Знайте, о братья мои, что я начал себя помнить, когда мне было восемь лет; я имел обыкновение говорить рабовладельцам одну ложь в год, вследствие чего они поссорились, и хозяин мой, рассердившись на меня, отдал меня маклеру, для того чтобы он выкрикивал:
– Кто хочет купить этого раба с его недостатком?
– Что же у него за недостаток? – спрашивали у него,
– Он говорит одну ложь в год, – отвечал он.
Один купец подошел к маклеру и сказал ему:
– Сколько предлагают за этого раба с недостатком?
– За него предлагают пятьсот серебряных монет.
– Себе можешь взять из платы двадцать монет, – отвечал купец.
Маклер свел его с рабовладельцем, которому он вручил плату, а меня тот же маклер проводил в дом купца, где получил свою условленную плату.
Меня одели в приличную одежду, и я прожил у него благополучно остаток года, до начала Нового года. Год был отличный, плодородный, и купцы начали задавать поочередно пиры. Наконец, наступил черед и моего хозяина, и он задал пир в загородном саду. Как он, так и другие купцы отправились туда, и хозяин взял все, что ему было нужно из съестного и вина, и они ели, пили и веселились до полудня, когда хозяину моему что-то понадобилось из дому и он крикнул:
– Эй ты, раб! Садись на мула и привези мне от хозяйки такую-то вещь, только скорее.
Я тотчас же повиновался и отправился в дом; но, подъезжая к дому, я стал кричать, проливать слезы, вследствие чего обитатели квартала, старые и молодые, собрались около меня. Жена моего хозяина и дочери его, услыхав мои крики, отворили двери и стали спрашивать, что со мною.
– Хозяин мой, – отвечал я, – сидел вместе со своими приятелями под старой стеной, которая на них обрушилась; и когда я увидал, что с ними случилось, я тотчас же вскочил на мула и прискакал сюда, чтобы сообщить о несчастии.
Жена и дети, услыхав об этом, закричали, разорвали на себе одежду, стали бить себя по лицу, так что все соседи сбежались к ним. Хозяйка же перевернула всю домашнюю обстановку вверх дном, сбросила полки, разбила ставни, окна и вымазала стены краской индиго и сказала мне:
– Горе тебе, о Кафур! Иди сюда и помоги мне разбить этот шкап и выбросить китайский фарфор.
Я подбежал к ней и вместе с ней ломал полки, шкапы и разбивал все, что на них стояло, пробегал по террасам и бросал все, пока в доме не осталось ничего строго, и все время кричал:
– О хозяин мой!
Хозяйка вышла с открытым лицом, в сопровождении мальчиков и девочек, и, подойдя ко мне, сказала:
– Иди, о Кафур, впереди и покажи нам то место, где погиб твой хозяин под стеной, для того чтобы мы могли достать его тело и, положив его в гроб, перенести домой и приличным образом похоронить.
Я пошел впереди, крича: «О, хозяин мой!» – а они все пошли за мною с открытыми лицами и головами и кричали:
– О несчастье наше! О горе наше!
И в целом квартале не осталось ни единого мужчины, ни единой женщины, ни детей, ни девушек, ни старухи, которые не последовали бы за нами и не приняли бы участия в нашем горе. Таким образом прошел я с ними по всему городу, и на вопросы встреченных они отвечали им то, что слышали от меня, и народ восклицал:
