Германия: философия XIX – начала XX вв. Сборник переводов. Том 3. Идентичность

Никто не сможет не заметить, что приведенное выше изложение часто идет кантовскими путями, если он не привык просто одергивать отдельные высказывания, а умеет проникать в смысл и дух целого и внутренние мотивы. Даже если «идея Бога» у Канта несостоятельна, мы все же увидели связь, и даже если стремление подняться до «необусловленного» – заведомо ложная постановка проблемы, мы все же увидели, какая важная и неопровержимая мысль может быть облечена в это ложное выражение, и то, что идеи не «даны», а «отданы», было подтверждено в вышеприведенном исследовании заново.

Таким образом, можно сделать вывод, что упомянутые во введении поклонники идей как мироподвижных сил действительно совершенно правы в отношении идеи истины, и я их от всей души поддерживаю. Она обозначает (см. «Grundzüge der Ethik und Rechtsphilosophie» автора, pp. 155 – 158) момент возвышения человечества над животными. Сколько бы ни лгали, сколько бы ни высмеивали и ни презирали бескорыстные научные усилия, идея истины инстинктивно действует в массах и не может быть окончательно и последовательно опровергнута, но ее презиратель, который не признает ее силы и, уповая на человеческую глупость и злобу, берется править посредством лжи, лицемерия и тунеядства, роет могилу себе и своему делу. Истину нельзя уничтожить, и вера в нее и в ее победу – жизненная сила человечества. Ибо она принадлежит к сущности сознания, то есть к тому, в чем состоит наше существование, отрицание последствий которого возможно лишь в силу своеобразных условий, в которых приходится развиваться сознанию, но всегда лишь как непоследовательность, как отступничество от своей собственной природы, которое никогда не может быть осуществлено абсолютно последовательно и прочно. Таким образом, в сущности человека, в единстве сознания, идея истины связана с идеей добра. Идея блага заключается также в беспокойном продолжении и неостановимом следствии функции, которая принадлежит непосредственно самому сознанию. Это оценка, заключающаяся в чувствах удовольствия и неудовольствия. Эта область, казалось бы, полностью принадлежит субъективному, поскольку, как говорится, о вкусах не спорят. Однако можно различить, какой вкус относится к индивидуальным различиям, а какая оценка имеет право на объективную достоверность. Подобно тому как существуют особенности воображения и воспроизведения, которые следует считать индивидуальными, но логическая норма, как бы часто она ни нарушалась, считается объективно действительной, поскольку она берет начало в сущности сознания, общей для всех сознательных индивидов, точно так же существует оценка, или, скорее, оценки, – если мы включаем индивидуальные последствия этого, – которые принадлежат самой сущности сознания и могут быть опровергнуты столь же постоянно и последовательно, как и логическая норма. Это оценка собственного существования как сознательного существа, и чем яснее сознание, тем эффективнее и настоятельнее проявляются следствия этой изначальной и фундаментальной оценки, которые впервые отличают случайности пространственно-временного конкретизирования от общего бытия. Они позволяют высоко ценить конкретность сознания, поскольку это бытие может обрести реальное существование в обыденном смысле только в конкретности, поскольку мы имеем его и видим его в действии только в конкретности, любим и высоко ценим только в ней, и поскольку эта необходимость конкретности в пространстве и времени должна быть заложена в самой сущности сознания, а с другой стороны, если мы думаем обо всем, что принадлежит пространственно-временной конкретности как таковой, мы признаем это ничтожным по отношению к бытию. Сила этого следствия требует абсолютного почитания всего, что из него вытекает, а это не что иное, как воплощение всего того, что называется нравственным добром и, следовательно, долгом. Каким бы чудесным ни было множество заблуждений, недоразумений и святотатственных проступков, логическое следствие неизбежно и непреклонно, оно проникает, как бы часто ни ошибались и ни отрицали, снова и снова, делает невозможным постоянное и последовательное отступничество и заставляет признать каждое из своих требований от первого, самого простого до последнего, казалось бы, невыполнимого с одним и тем же простым выводом: если тебе дорога жизнь и если ты хочешь своей жизни, то ты должен хотеть и этого, и этого, и этого, и т. д., ибо именно в этом первом и в этом последнем ты должен хотеть своей жизни. Потому что она уже имплицитно желается в этой первой неотъемлемой ценности.

Идея добра – это убеждение, хотя и часто ошибочное в своей сводимости, но тем не менее, даже отрицаемое, всегда принуждающее нас, что существует нечто по своей сути хорошее и из этого проистекает объективно действительная форма и что эта норма развивается как прямое следствие основной природы человека, как то, чем индивид должен быть абсолютно и является только из других фактических обстоятельств, что поэтому наше нынешнее нравственное поведение в целом является лишь слабой частичной оплатой и что эта норма представляет собой неизбежно сонамеренное и неподвижное назначение всех наших стремлений поведение, которого мы еще не встречали нигде в мире и о совершенном осуществлении которого мы не в состоянии составить никакого представления. Как и состояние совершенной проницательности, мы не можем объединить состояние всеобщего абсолютного морального совершенства с эмпирическим человечеством и не знаем, как должно быть задумано дальнейшее выживание человечества на земле. И все же цель неопровержима, ибо логический вывод: «Если вы не признаете следствия, вы не можете признать принцип, из которого оно вытекает» – столь же убедителен, как и любая дедукция ad absurdum, признанная убедительным доказательством. Да и кто сможет постоянно и последовательно отрицать установленный принцип?

Таким образом, уточнив и скорректировав термин «идея», мы пришли к признанию идей истинного и доброго. Они действительно являются мировыми силами, они действительно не получены извне через наблюдение, но они также не что иное, как «врожденные» реализации. Ибо они принадлежат непосредственно к сущности сознания; мы состоим из них, и они вовсе не являются реализацией. Ибо они принадлежат непосредственно сущности сознания; мы состоим из них, и они вовсе не являются познаниями о вещах внешнего мира, а возникают из рефлексии мыслящего и оценивающего сознания над самим собой, как утверждение того, что оно находит в этой рефлексии или как то, что оно находит само в этой рефлексии, и это утверждение может быть выражено в суждении, которое объявляет возможным и абсолютно необходимым непрерывное продолжение фактически начатой и не прекращаемой (теоретической и практической) деятельности.

Я должен воздержаться от того, чтобы рассматривать здесь идею красоты таким же образом, поскольку для этого мне пришлось бы ввести основание эстетики.

Но о том, как упомянутые в начале приложения вытекают из развитой концепции этой идеи, мы вкратце расскажем.

Во-первых, нас может обеспокоить слово «судьба человека», связанное с «идеей человечества». Очевидно, что судьба человека, как и его совершенство и завершенность, – понятие совершенно туманное и нелегитимное, пока не существует принципа, по которому можно однозначно и бесспорно определить его совершенство, пока никто не знает, кто дал ему его «судьбу» и как можно считать «его» судьбой чужое определение.

Но это понятие совершенно оправдано, неизбежно, определенно и совершенно ясно, если мы можем считать первоначальную оценку и естественно соответствующую ей волю сущностью самого человека и если мы находим все совершенство, к которому мы должны быть предназначены, в осуществлении того, что повелевает эта объективная воля (см. Grundzüge §29), и если все, что она повелевает, оказывается только последовательным осуществлением одного признанного основного принципа, как совершенно аналогичного (интенсивного) увеличения или аналогичного роста, так сказать, того, что является именно сущностью самого человека.

Идея человечности» в некоторых случаях применения есть не что иное, как сама эта целеустремленность, в той мере, в какой она мыслится как цель, которую необходимо достичь; но можно также, рассматривая эмпирическую человечность, иметь в виду именно то, что в борьбе с неоднократно упомянутыми условиями своего развития человек определяется к этому непрестанному стремлению своей собственной природой.

Этот момент также проливает новый свет на смысл и ценность всех телеологических взглядов на природу и историю. Их справедливо осудить, потому что telos, как и детерминация, предполагает желающего субъекта, то есть того, кто также ценит и исполняет по целенаправленному расчету, а ни сам этот субъект в своем существовании, ни его целенаправленная деятельность не могут быть поняты и доказаны. Тогда говорят, что телеология стоит и падает вместе с метафизической спекуляцией, или верой в творца и правителя мира. Но не может быть ничего более поверхностного, чем это рассуждение. Ведь оно даже не проясняет смысла вопроса. Оно включает в себя, как ясно показывает применение, альтернативу: либо цели, которые ставит и осуществляет творящий и направляющий мир субъект, либо слепо действующие причины. Что такое «слепо действующие»? Это имеет смысл только в отличие от видящего, то есть сознательно действующего. Таким образом, постулируется необходимость, управляющая игрой сил во внешней природе, то есть в простой материи, которая с ее силами, действующими по абсолютной необходимости, догматически предполагается. Что такое необходимость и действие, что такое сила и что такое субстанция, из которой состоит так называемый внешний мир, остается нерассмотренным. Они предполагаются независимо от сознания, а не обнаруживаются из него, и если вообще можно прийти к единой концепции, то остается только материализм или пессимистическая метафизика. Другими словами, позитивная оппозиция любой телеологии «никаких целей, только слепо действующие силы», следовательно, также связана с метафизическими предпосылками, и если такие предпосылки были в принципе перхоррезированы [отвергнуты – wp] в первом случае, то это должно произойти и во втором, и тогда сохранение этого лозунга невозможно. Осталось бы только абсолютное non liquet [неясно – wp], с которым люди затрудняются даже в чисто теоретических вопросах и никогда не понимают себя в практических делах. Но эпистемологический фундамент помогает и здесь. Не будем забывать, откуда берется уверенность в том, что в мире субстанций там все действительно происходит по закону. Эта уверенность исходит только от сознания, только потому, что этот мир есть содержание сознания, только если он должен стать таким или должен быть в состоянии стать таким, мы уверены в этом. Необходимость того, чтобы все содержания сознания составляли юридически связное целое, вытекает из природы самого сознания. И именно из этой же сущности мы черпаем наши суждения, которые с объективной достоверностью различают то, что абсолютно должно быть, и то, что абсолютно не должно быть. Теперь это две разные области: мир хода природы с ее законами и наши чувства удовольствия и неудовольствия. Но если они, с их неутолимыми требованиями, также принадлежат к существующему, так что им тоже должно быть отведено свое место во всем мире, тогда разлад и противоречие будут терпимы, только если мы забудем эпистемологическую основу, забудем материалистическую или пессимистическую основу и примем материалистическую или пессимистическую метафизику. Если же мы не должны забывать этого основания, то очевидно: поскольку всякая необходимость и законность слепо действующих сил не существуют «сами по себе», а связаны с понятием содержания сознания, т. е. вытекают только из того же основания и сущности, единого неделимого сознания, которое формулирует эти требования из самого себя, то фактическое противоречие хода мира с этими требованиями не может быть выдержано, не может быть, так сказать, последним словом, а должно как-то раствориться, поэтому этот мир фактического бытия должен быть все же разумным, т. е. как-то соответствовать абсолютной воле к бытию. Иными словами, он должен каким-то образом служить абсолютному бытию, даже если мы сейчас не имеем представления о такой связи. Так можно понять «примат практического разума».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Ср. Кант, Критика чистого разума, издание В, §26, стр. 159, Сочинения, т. III, стр. 124

2

Эдуард фон Гартман, Теория категорий, 1896, стр. 198.

3

Герман Коген, Logik der reinen Erkenntnis, 1902, pp. 84, 291, 416.

4

Коген, указ. соч. стр. 80

5

Коген, указ. соч. стр. 189.

6

Аристотель, Метафизика, 1021a, 10. Более подробно, с явной ссылкой на эти положения в diaipetheis, то же самое можно найти и в Метафизике 1054a, 29.

7

Ср. Аристотель, Метафизика, 1018 a, 7 (e tautotes enotes tis estin).

8

Аристотель, Метафизика, 1054a, 31.

9

Аристотель, Kategorion, 6a, 26.

10

В пятой книге «Никомаховой этики»; ср. особенно 1131a, 11. Следует, однако, подчеркнуть, что по этой самой причине данная деривация у Аристотеля применяется только к одному виду справедливости (ср. там же 1130b, 5).

11

В превосходном переводе «Метафизики» Адольфа Лассона (Йена, 1907) тоже выбрано «сходство», видимо, за неимением подходящего немецкого слова (с. 191 и 307).

12

Аристотель, Метафизика, 1018a, 15.

13

Время от времени следует указывать, что можно было бы совершенно неправильно понять концептуальные формы, в которых велся известный великий церковно-политический спор о [?], если бы захотели интерпретировать homoousios [равенство сущности – wp] с homoion в терминах сходства, а не количественного равенства.

14

Ср. Аристотель, Метафизика 1054b, 3.

15

Коген, указ. соч. с. 78.

16

Выражение «один и тот же», которое, вероятно, было предложено для этого случая, не кажется мне удачным из-за его резонирующего вторичного значения.

17

Ср. Зигварт, Логика II, стр. 34f

18

Ср. Кант, Критика чистого разума, издание А, стр. 103, Сочинения IV, стр. 79.

19

Это с большой ясностью проявляется в «Трансцендентальной дедукции чистых понятий понимания» Канта, особенно в первом издании.

20

Ср. Коген, указ. соч. стр. 81.

21

Vgl. Bolzano, Betrachtung über einige Gegenstände der Elementargeometrie, Seite 44, zitiert bei Cohen, a. a. O., Seite 85

22

Больцано, указ. соч., также определяет его так: «Я разделяю различие на два противоречивых вида: равенство и неравенство. Таким образом, равенство предполагает различие».

23

Ср. фон Гартман, Теория категорий, указ. соч. стр. 199

24

In der eingangs erwähnten Festschrift, Seite 52.

25

Говоря формально-логическим языком: обосновываемое равенство должно иметь значение родового понятия, из которого обосновываемое равенство может быть каким-то образом выведено.

26

Зигварт, Логика II, §89, стр. 366.

27

Vgl. Steinthal, Abriß der Sprachwissenschaft I, Seite 118f, 401f und Sigwart, Logik I, §7, Seite 7.

28

Ср. Лотце, Логика, 1874, §14.

29

Hume, Treatise II (перевод Lipps, стр. 67); ср. кстати, что важно для развития Hume, Enquiry, разделы IV и VII.

30

Vgl. meine Abhandlung in der SIGWART- Festschrift, a. a. O., Seite 52f.

31

Ср. Аристотель, Никомахова этика VIII, 14, 1161b, 31: eidi de tauto pos kai en dieremesis. Грек, вероятно, имел возможность ежедневно в грамматических школах наблюдать эту «идентичность» семейной жизни в построении и движении отцов и сыновей или братьев.

32

Платон, Таэтет. 185 c

33

Ср. также Платон, Софисты, 254d

34

Платон, Федр, 74

35

Платон, там же. 75a и 75b.

36

Юм, Трактат III, страница 1.

37

Лотце, Логика (1874), §316.

38

Термины согласно Канту, Логика, (изд. Jasche), §6.

39

О том, в какой степени это отношение к реальности, можно судить и по тому, что там, где оно прекращается, как это действительно имеет место в математике, прекращается и различие между равенством и тождеством. На это указывает Аристотель, Метафизика 1054a, 35. Ср. также Коген, указ. соч. стр. 291.

40

Отто Либман, Die Klimax der Theorien, 1884, стр. VII

41

Лейбниц, Nouveaux Essais II, 27, 3 (издание Эрдмана, стр. 278); см. также «Briefe an Clarke», 4, 4th E., стр. 755.

42

Античный атомизм здесь не рассматривается, ибо его атомы должны были быть качественно равными (по единственному свойству заполнения пространства или непроницаемости), но количественно неравными, разной формы и размера.

43

Лейбниц, Nouveaux essais II, 27, 3. Erdm. 277; «Письма к Кларку» 5, 24. E., стр. 765.

44

«Письма к Кларку», 4, 5 э., стр. 755. Ср. Монадология, §9. Е., стр. 705.

45

Кант, Критика чистого разума, издание А, стр. 271 и 281; Werke IV, стр. 175 и 181.

46

Пример, часто приводимый Лейбницем: Epistola ad Wagnerum, издание Эрдмана, стр. 466; Nouveaux essais II, 27, 4th E., стр. 278; ср. Otto Liebmann, Gedanken und Tatsachen I, стр. 237.

47

Ср. например, Юм, Трактат IV, 6 и Приложение.

48

Vgl. meine Abhandlung «Vom System der Kategorien» in der oben genannten Festschrift, Seite 56.

49

Ср. Вильгельм Хойер, Kausalität und Notwendigkeit, Гейдельберг 1907, стр. 25.

50

Указание на эту связь дает Тренделенбург, Logische Untersuchungen II, стр. 188.

51

Кант, Кр. д. р. V., Zweite Analogie der Erfahrung, издание А, стр. 189, Werke IV, стр. 128; гораздо яснее и лучше издание В, стр. 232, Werke III, стр. 166.

52

Ср. Лотце, Логика (1874), §317.

53

Ср. работу автора «Das metaphysische Motiv und die Geschichte der Philosophie im Umriss», Breslau 1882. Когда Кант, в явном следствии своего учения о «сознании вообще» как «высшем принципе», выводит из этого объективную действительность категорий, которые в конце концов происходят не из чувственно данного материала, а из мыслящего сознания, он признает принцип, которому он противоречит выше и в учении об идеях. Ведь если бы реальным, объективным и объективно действительным были только чувственные данные, или то, что производит в нас ощущения, то априорный компонент категориальной функции должен был бы принадлежать только субъективному, а не объективно действительному. Если же объективная достоверность вытекает именно из сущности сознания, то все, что из него вытекает, в принципе столь же достоверно познаваемо, и совершенно неясно, что, собственно, должно означать слово «достоверно», которое несколько раз употребляется в соответствующих пассажах учения об идеях в противовес непременным требованиям сознания к «систематическому единству» и «совершенству познания». (Kant’s Ges. Werke in chronolog. Hartenstein, vol. III, pp. 400, 434, 449, 457 и т. д.) Оно обозначает рецидив дуалистической эпистемологии, которая также разрушает дедукцию объективной достоверности категорий. «Систематическое единство» мира, являющееся объектом нашего стремления к познанию, и все то, что в этом смысле называется «совершенством» нашего знания, должно соответствовать и противостоять чему-то «реальному» так же мало, как и категориальной функции в каждом отдельном случае ее деятельности, и сколько реальности последняя претендует на то, чтобы обозначать или означать, столько же должно быть ей уступлено. Если вывод, который, как предполагается, делает неизбежным предположение о существовании Бога, чтобы сделать возможным единодушное с самим собой использование интеллекта, действительно неопровержим, то этот Бог столь же убедительно доказан, его существование столь же несомненно, как теоремы, основанные на пространственном представлении, и доказательства, основанные на применении категорий. Даже если сознание в целом, с его законодательством для всего его содержания, еще не является фактическим «реальным», как, по-видимому, утверждают некоторые высказывания о душе и вся доктрина вещей-в-себе, то не только объем идей, как неопровержимых утверждений из сознания, но и объем самих категорий удален от этого «реального». И если предполагается, что только чувственные данные «лежат в основе» вещей в себе, но не категории, которые к ним применяются, то также неоправданно, что идеи, вытекающие из той же сущности сознания, будут объективно действительными только в том случае, если они основаны на «вещи в себе» или хоть как-то соответствуют ей. Но если, например, вывод, который должен нас к ним привести, основан на запрещенном применении категорий к трансцендентной сфере и поэтому объективная истинность выводимого вызывает сомнение, то вывод как таковой ложен, не иначе как обязателен, и не может обосновать никакого субъективного права идей как максим и регулятивов использования интеллекта. Но если бы, тем не менее, вывод о том, что только эти идеи делают возможным единодушное с самим собой использование интеллекта, был неопровержимым – а именно это и требуется доказать, – то это противоречие стало бы проблемой, которую еще предстоит решить, или deductio ad absurdum [абсурдным выводом от общего к частному – wp] всей теории.

54

Указанная эпистемология основывается главным образом на исправлении границы между субъектом и объектом, эго и не-эго, внутренним и внешним, по которой только и следует судить об идеализме Беркли (§§15 – 18 моей эпистемологической логики), далее на исправлении понятия ощущения (op. cit. §§20 – 22), и, наконец, к изложению логики, которая доказывает, в частности, что все, что существенно в качестве вещей для так называемых реальных вещей, которые мы видим и осязаем, принадлежит исключительно категориальной функции, которая применяется непосредственно к ощущениям, или чувствуемым, и без которой остается не вещь, а безлюдный хаос ощущений; результат этого исследования подытожен в § XXII «Понятие истины» (Познавательная логика). К счастью, мне больше не нужно ссылаться в этом вопросе только на себя. Я считаю особенно благоприятным знаком для моего дела то, что с тех пор другие пришли к тому же самому результату на своем собственном пути, независимо от моей эпистемологической логики, Антон фон Леклер в своей гениальной работе «Der Realismus der modernen Naturwissenschaft im Lichte der von Berkeley und Kant angebahnten Erkenntniskritik», 1879, который особенно подробно рассматривает результаты естествознания и научные теории, и то же самое в его «Вкладе в монистическую теорию познания», Бреслау 1882, работе редкой ясности и концептуальной остроты, а также Иоганн Рехмке в его хорошо спланированной и проницательной работе «Мир как восприятие и понятие», 1880. Его полемика против «сенсации» не совпадает с моим употреблением этого слова; в дальнейшей разработке его работы, однако, есть значительные отличия от моего взгляда; но в основной тенденции мы согласны, и, если я правильно его понял, различия кажутся большими, чем они есть на самом деле.