Точка соприкосновения

– А я обычно сразу же весело говорю им, что люблю долго пить кровь. Честно предупреждая, чтобы не рассчитывали на быстрый конец.

– О да! Тут людям становятся видны её страшные зубки, обнажающиеся в чём-то среднем между коварной улыбкой и хищным оскалом.

– Ох, Дайни, как интересно ты описала! – смеётся Аркадия.

– И что, и что дальше? – не удерживается моя кузина.

– Дальше, Аглорелла, два варианта. Либо люди сразу бегут из замка. Либо пытаются убить Кадю. Заколоть, зарубить, застрелить и тому подобное.

– А я очень люблю смотреть на выражение их лиц, когда у них ничего не выходит! – снова смеётся Аркадия.

– Итак, люди быстро бегут из замка вот здесь, – Дайна указывает на проём под подъёмной решёткой и далее на каменный мост. – Те, кто оглядывается, не видят погони. Думаю, они думают, что близки к спасению. Давайте попробуем! – с этими словами Дайна берёт нас за руки и бежит к выходу с моста, так что и нам приходится бежать вместе с ней.

Полной неожиданностью для нас с Реллой прямо перед нами появляется Аркадия! Перегораживая выход с моста. Путь назад преграждает Дайна.

– Вот суть «мостовой забавы», Аглорелла! – поясняет Дайна. – Люди думают, что им удалось сбежать.

– А я перекидываю верёвочные лестницы там, наверху, перебираюсь по ним на эту сторону, до этой вот входной башни, – показывает Аркадия на башню, которой начинается мост. – Естественно, делаю это всё очень быстро. И встаю на пути «почти спасшихся» наших незваных гостей.

– Или званых против их воли, – улыбаясь, дополняет Дайна. – Бывают такие, что предпочитают спрыгнуть вниз, на дно ущелья.

– Но если позволить человеку разбиться, его кровь совсем не такая вкусная, когда пьёшь её из ещё живого. Уж поверьте, Аглорелла и Флориэль!

– Да, и поэтому двое из нас, обычно это Бридта и Ирдвинг, он сверху, она из-под моста, привязанные к нему верёвками, ожидают такого наготове. И ловят прыгунов.

– А уж крику бывает!.. – хохочет Аркадия.

Признаться, я не мог понять, каковы сейчас намерения сестёр-вампиров. Неужели они хотят напасть на нас? Тут Дайна подходит вплотную ко мне, берёт за плечи… и слегка обнимает на прощание. Затем то же самое проделывает с Реллой.

– Не люблю долгие проводы! – Дайна убегает в свой замок.

– Что ж, Аглорелла и Флориэль. Мне очень жаль, что приходиться прощаться с вами, – уже с грустью говорит Аркадия. – Сейчас, очень скоро после первого поворота направо, будет старая мельница. Я показывала вам её, – она обнимает меня за плечи, я отваживаюсь чмокнуть её в щёчку. – Думаю, там вы сможете спокойно переночевать, Аглорелла…

– Брось, Аркадия. Просто Релла.

– О нет, ты для меня теперь не просто Релла. Ты моя подруга Релла!

– И ты моя подруга, Дюша!

Моя кузина и девочка-вампир бросаются друг дружке в объятия. Обнимают они друга довольно крепко. После лобзаний в щёчки Релла, не знаю, случайно или намеренно, уткнувшись в белоснежную шейку Аркадии, целует и её. Затем они даже целуют друг дружку в губы. Этот поцелуй и объятия затягиваются. Я снова начинаю опасаться, ведь это поцелуй вампира. Наконец, они размыкают объятия, и мы с Реллой покидаем мост. Покидаем полный загадок и тайн великолепный замок Стрэдбридж.

– Тебе сейчас не страшно было?

– Ты о поцелуе, Фло? – я киваю. – Только если немножко! Но было очень приятно! И мне очень жаль эту девочку. Судя по всему, здесь очень редко бывают интересные гости… И как жаль, что только один день традиция позволяет гостить у Стрэджуоллов! Фло, ведь тебе тоже хотелось бы вернуться туда? – меня немного клонит в сон, и я снова лишь киваю. – А мне очень, очень хочется. И узнать продолжение их истории…

Едва мы добираемся до мельницы, сумерки сильно сгущаются. К счастью, в доме мельника находятся пригодные для ночёвки кровати, где мы быстро засыпаем».

20

Наряду с обычными переживаниями подобные противоречивые мысли занимали меня весь уик-энд. Близились осенние каникулы. Погода в конце октября стояла также противоречивая. День или два стояли хмурые, мог идти мокрый снег, а следующие сутки – ни единого облачка, ясные, относительно тёплые. Краски осени тускнели.

«В последних числах октября, Презренной прозой говоря…» Точнее, наступило двадцать шестое октября. Как обычно, с утра я позанималась домашним заданием, затем села читать и смотреть новости НБА. Мои любимые Golden State Warriors снова победили, в гостях и с хорошей разницей. Что чуточку подняло мне настроение. YouTube предложил мне несколько видео к просмотру. Случайно кликнула на один из роликов.

Это оказался видеоряд из «Сумерек» под песню Lykki Li – Possibility. Подобраны были моменты, когда главные герои находились вдали друг от друга, существовали порознь. Однако с середины грустная песня сменилась бодрой MuteMath – Spotlight, и видеоряд теперь демонстрировал сцены, когда герой и героиня были вместе, начиная с поляны и заканчивая шествием под венец. Ох уж эти «Сумерки»! «Сказка, чепуха, сопли», как часто можно было слышать от доморощенных критиков саги. Но когда мне было лет двенадцать-тринадцать, я просто фанатела.

Этим утром я склоняюсь к тому, что, быть может, стоит поверить Саше. Подумаешь, странности. У кого их нет? Возможно, у неё есть причины выпивать. К тому же она не до потери пульса напивается, а в меру. К девушкам склонность? Так что в этом такого? Очень красивая, смелая, невероятно талантливая в спорте, богатая и при этом дружелюбная? Редкое счастливое сочетание!..

С другой стороны, какая-то там Верка и рядом с ней не стояла. Если бы дело касалось какого-нибудь другого случая, и стоял бы вопрос, кому из них двоих поверить – думаю, ответ был бы очевидным…

Погода с утра пасмурная, по небу грозно ходят тучи, порывы ветра раскачивают деревья. Решаю выйти из дома пораньше, пока не начался дождь или снег. По пути в школу встречаю Вику-Батарейку. Напоминаю ей, что она хотела рассказать мне что-то, связанное со скоростью и с Лоренсом. И вот что она мне отвечает:

– Ах да, Полин! Ты реально офигеешь! – она оглядывается по сторонам. – Я только тебе! Я как-то услышала ваш с Дашей разговор и знаю, что ты … Лоренса… В общем, никому не говорила. Санька Бабушкин, знаешь его, нет? – я киваю, это известный школьный хулиган, одноклассник моей собеседницы. – Так вот, он болтал с Хвостовским, с корешем своим, и они так увлеклись, что говорили громко, и не обратили внимания, что я рядом села, случайно. В общем, как я поняла, в начале сентября, в конце перемены, они по-тихой курили в туалете. Тут зашёл твой Лоренс. Бабушкин с Хвостовским выгнали пару других мальчишек. И остались в туалете, значит, их пятеро, девятиклассников, и он один, Лоренс. И они давай на него наезжать. Типа, х..ли ты тут такой мажористый, нах..й так себя ведёшь дерзко, короче, наезжают. Он не обращает внимания и хочет выйти. Они, короче, давай драться. Вернее, хотели его побить…

– Впятером одного?! – вырывается у меня. – О Боги! Ну что за уроды?!

– Ты слушай, Полин! Короче, их пятеро, они бьют руками, ногами, пытаются схватить. Но всё впустую! Прикинь!!

– То есть? Не понимаю.

– Да ни один удар не попал. Ни один! Все по воздуху! Он уворачивался от всех! Уходил ногами, корпусом, всем, чем можно, да с такой скоростью, какой они в жизни не видели! Они реально прих..ли! Прикинь, скорость какая?! Да против пятерых! Реально резкий! И за пару минут они просто настолько устали, что уже не было сил задержать его дальше. Да и ох..ели они порядком от такого! И вот, как я поняла, в который раз обсудив это, они решили так: «хорошо ещё, что он только уклонялся и блоки ставил – а если бы он нас решил отп..здить?!» А я потом у своего тренера спросила, возможно ли такое вообще, чтобы один вот так против пятерых выстоял? Тренер такой мне говорит: «Теоретически, да. Маловероятно, конечно. Если только боец очень высокого уровня, а те пятеро безо всякой подготовки». Такие дела, Полин! Прикинь!

– Да я прикидываю, Вик, – отвечаю. – Спасибо, что рассказала!

– Только ты никому! А то скажут потом, что я треплюсь направо и налево!

Заверяю её, что никому не скажу. Тут мы как раз подходим к школе. Вика убегает по своим делам, кажется, снова спортивным. Я же остаюсь в вестибюле подождать Дашу.

Как же так можно-то, а? Пять человек против одного! Бедолага Лоренс! Ладно хоть выкрутился! Сокрушаясь в таком духе, жалея бедняжку, стою у того же самого окна, возле которого наблюдала первое появление Метелкиных и Лоренса у нашей школы. И тут только обращаю внимание, что слева, со стороны парковки, шагает он сам.

В наушниках у меня звучит Simon & Garfunkel – The Sound of Silence. Вижу словно в замедленном кино. Несмотря на ветер, Лоренс идёт прямо, уверенно. Немного задумался о чём-то. Великолепное тёмно-серое пальто сидит идеально. Длинный белый вязаный шарф развевается на ветру. Волосами тоже играет ветер. О Боги! Как он прекрасен!..

Вдруг чувствую себя полной дурой. Как, ну как я могла столько времени злиться на него?! Всё ещё находясь под впечатлением… Нет, я продолжаю испытывать чудесное ощущение. Любуюсь и восхищаюсь. Смотрю, как Лоренс проходит по вестибюлю в гардероб. Реально ощущаю, что чувство нахлынуло на меня с новой силой. Действительно, что-то во мне всколыхнулось, когда я сейчас увидела его. Всколыхнулось и будто перевернуло всё во мне. Быстро убегаю на второй этаж, к окошку у спортзала, и сочиняю записку.

«Лоренс! Дорогой мой! Прости, прости, что не выслушала тебя! Готова слушать тебя каждый раз, каждый момент, когда ты только пожелаешь! Хочу дружить с тобой, хочу быть всё время рядом, быть вместе.

Твоя Полина С.»

Теперь надо отважиться её вручить. Едва подошла к кабинету истории, где у нас будет первый урок, сердце стало биться учащённо. Волнение одолевает меня. Замедляю шаг, но не останавливаюсь. Тут появляется Даша, что-то говорит, берёт меня за руку и заводит в класс. Лоренс уже за партой. Только я присаживаюсь на своё место, звенит звонок.

XX

«Когда снаружи рассвело, в нашу временную спальню влетает летучая мышь. Она цепляется за потолок и с писком выбрасывает что-то из клюва. Релла вскакивает и подбирает желтоватый комочек.

– Это записка, Фло! Так, – она волнуясь разворачивает. – «Дорогие Релла и Фло! Я упросила родных продлить ваш визит на ещё один день. Я хотела на неделю, но дольше одного дня будет небезопасно, сказали они мне. И они правы. Что ж, буду рада провести с вами ещё один день. Жду вас как можно скорее!» Подпись «Дюша». Как мило! Это я её так вчера назвала! – как только она дочитала записку на сильно пожелтевшей от времени бумаге, доставившая её мышка вылетела обратно в окно.

– Ух ты! Как здорово!

– Это прекрасно, Фло! Это чудесно!

На радостях мы с кузиной обнимаемся. Быстро собравшись, довольные, бежим по дороге к замку. Когда вбегаем под свод входной башни каменного моста, из главных ворот к нам навстречу бежит Аркадия.

Она ведёт нас в большой зал, где появляются для приветствия все Стрэджуоллы, нас угощают завтраком. Минут через пять все, кроме Дайны и Аркадии откланиваются. Дайна что-то шепчет моей кузине на ушко и тоже уходит.

За стенами накрапывает дождик. Аркадия провожает нас в донжон, и там, снова присев на окне, продолжает свой рассказ.

– Положение отчаянное. Скоро приедет конвой, который должен везти нас на казнь. Рыцари, что могли бы отбить нас, либо пали в схватках и битвах, либо страхом за судьбу близких принуждены повиноваться узурпатору. Бридта хотела наложить на себя руки, но мама ей не позволила. После ужина мы остались сидеть здесь, в этой вот зале, – Аркадия показывает на простой длинный стол в центре большой комнаты, где мы находимся. – Казалось, скорбь, тоска и отчаяние пропитали воздух насквозь. Но тут распахиваются створки того окна, – она указывает изящной ручкой на соседнее. – И на подоконнике появляется Страфолла! – Аркадия широко улыбается.

– Кто-кто? – любопытствует моя кузина.

– Стрэджуоллы издавна терпимо относились – и, разумеется относятся теперь, – к ведьмам. Когда в королевстве, в соседних землях бывали гонения, ведьмы знали, что можно спокойно укрыться в нашем герцогстве. Негласными распоряжениями наши предки, и мой папа тоже, велели вассалам и подданным не трогать несчастных женщин. Само собой, при условии, что те не наносят вреда. Одной из самых известных ведьм была Страфолла. С длинными светлыми кудрями, горящими зелёными глазами, всегда молодо и красиво выглядевшая. Она-то и явилась в тот роковой вечер. Папа пригласил её за стол. Выпив немного вина, она обратилась ко всем нам. «Стрэджуоллы! Все ведьмы Роздарга и ближних земель благодарны вам за ваше доброе отношение! И я, конечно, тоже. В знак признательности, от имени их всех, и от моего имени, я предлагаю вам спастись от позора и казни от рук нечестивца Ловвара». «Что же это за спасение?» – спросил папа. «Вы сможете сей же ночью освободиться от тюремщиков, от приближающегося конвоя, и от всех, кто когда-либо посмеет посягнуть на вашу свободу и жизни! Конечно, и цена этого достаточно высока. И страшна». «А ты не можешь сама освободить нас? Например, усыпить охрану?» «Конечно, могу, герцог Керрин! Но, во-первых, вы всё так же останетесь в положении предателей и преступников, только теперь беглых. А во-вторых, Ловвар узнает, что к этому причастна ведьма, узнает, что причастна я, и на нас обрушится новый виток гонений!» «Какова же цена, Страфолла? – спросила мама. – Надеюсь, вся моя семья будет цела. А наши слуги, они останутся живы?» «Ваше высочество, если вы имеете в виду какие-то человеческие жертвоприношения среди ваших домашних, то нет, такого не будет. Вы сами вольны будете покинуть замок, так же как и ваши слуги, если вы им предложите, вольны будут сделать то же самое. Судьба же охраны, конвоя и прочих недружелюбных посторонних вам лиц меня не заботит. Насколько слышала, и вам они достаточно насолили, чтобы не жалеть их». «Так и есть!» – согласились все мы. Недолго посовещавшись, мы согласились на предложение Страфоллы стать свободными и избежать казни от рук подлого узурпатора. «Что ж! Я рада оказать вам услугу, дамы и господа!» – с этими словами она достала из своей сумы небольшую бутылку, очень древнюю на вид. «Трёхсотлетнее вино?» – с улыбкой спросил папа. «Четыреста лет, – молвила Страфолла, – но не вино, – она разлила его в наши кубки. – Как только я улечу, выпейте, не мешкая и не закусывая, залпом, до дна. Осторожнее со слугами. Удачи, Стрэджуоллы!» «Благодарим тебя, Страфолла!» сказал отец от имени всех нас. Она улыбнулась, уже стоя на окне, и улетела во мрак. Недолго думая, мы вместе осушили наши кубки. Тогда ещё вкус нам не был знаком. Мы сразу уснули. Проснувшись где-то через полчаса, мы постепенно обнаружили в себе необыкновенные силы. Бридта и Ирдвинг первыми, легко и без всякого вооружения, расправились с четырьмя стражниками в коридоре, – Аркадия показывает на дверь, – попутно обнаружив, что кровь жертв теперь очень вкусна и питательна. За минуту распределив между собой здания замка, мы быстро очистили от пришлой швали наш Стрэдбридж. Очистили так, правда, что тем тюремщикам, что не проявляли к нам должного уважения за время пленения, пришлось, мягко говоря, несладко. Наши слуги были в ужасе. Разумеется, мы их успокоили и отпустили с миром, оделив их монетами так, что им хватило каждому на первое время, года на три. Многие из них по доброте своей советовали встретившимся конвойным не ездить в Стрэдбридж, поворачивать восвояси подобру-поздорову. Конвойных было около сорока, хорошо вооружённые, почти все конные. Слыша, что кроме самого «преступного» герцога и его семьи в замке никого нет, конвойные только ржали в ответ на добрые советы наших слуг. Въехав в замок, они обнаружили многих стражников ещё живых, без кожи… Ой, простите, Релла и Фло. Короче говоря, конвойные, слуги узурпатора, обрели здесь свою кончину. Лишь одного, наполовину сошедшего с ума от всего увиденного, мы отпустили живым. Многие прислужники Ловвара поверили ему и отказывались соваться не то что в Стрэдбридж, а вообще, ближе, чем на сорок миль к замку. Те же, что ради награды отваживались пересечь мост и войти в наши ворота… – Аркадия весело смеётся, становятся отлично видны её острые зубы, и без дальнейших слов становится понятна судьба алчных слуг узурпатора.

– А что стало с Ловваром, с Роздаргом? – через минуту интересуюсь я.

– Истощённое междоусобицей и бездарной политикой узурпатора, уже года через три королевство стало отчётливо клониться к упадку. Через пять Ловвара убили его же сторонники, поделившие между собой Роздарг на несколько частей. Многие из них продолжали войны уже между собой. В общем, лет через пятьдесят-семьдесят некогда единый и цветущий Роздарг оказался набором земель нескольких десятков грызущихся между собой герцогов, графов, баронов и даже просто рыцарей. И если бы нашёлся завоеватель с армией, хотя бы на четверть столь же сильной, что некогда была у моего отца, он бы легко покорил весь Роздарг. Междоусобицы чередовались с непродолжительными перемириями, за которые отдельные мелкие земли не успевали наладить своё хозяйство… И люди стали массово уходить на поиски нормальной жизни в дальние края…

– Как печально! – молвит Релла, и после паузы проявляет любопытство, задавая вопрос, сильно интересующий её с самого утра. – Дюша! Скажи, пожалуйста! Твоя вестница, летучая мышка, она случайно пару дней назад не была довольно далеко отсюда?

– Верцина? Да, я отправляла с ней привет Калли! Да, разумеется, спасибо большое, что спасли её из рук того ужасно глупого мальчишки!

– А! Я же говорила тебе, Фло! – торжествует Релла. – Говорила, что возможно, это та же самая мышка! Да не за что, милая Дюша! Мы просто не смогли пройти мимо того болвана!.. Дюша, дорогая, а можно нам попробовать полазить по мосту? Наверху, там, где был второй мост?

Аркадия Стрэджуолл не возражает, и уже минут через пять мы с сестрой ползём по верёвке, натянутой довольно высоко над каменным мостом, который сам висит над пропастью. Страшно, но очень здорово! Неожиданно верёвка между нами рвётся, и мы с Реллой летим в разные стороны. Она к крепостной стене, я к башне на середине моста. В двух-трёх футах от камней башни, о которые я вполне мог разбиться, меня ловит Аркадия. Замечаю, что Реллу точно так же спасла Дайна. Пока я выражаю признательность Аркадии, Релла и Дайна задерживаются в ближайшем к ним эркере. И появляются не ранее, чем через пять минут.

Побеседовав о моде и искусстве, отобедав прямо на крыше одной из крепостных башен, мы вынуждены распрощаться со Стрэджуоллами. Кроме Аркадии, что вызвалась нас немного проводить. Мы выходим через небольшие ворота на деревянный мост и спускаемся с него сразу у подножия стен замка по витой лесенке в небольшой садик. Который выглядит не столь запущенным и даже относительно ухоженным. Возле одинокой женской статуи бьёт маленький ключ, наполняющий игрушечный прудик.

Наша провожатая при каждом удобном и неудобном случае норовит снова и снова «на прощание» обняться и поцеловаться с моей сестрой. Одной рукой продолжая держать руку Реллы, Аркадия нагибается к воде и хлопает по ней ладошкой. Пока я отвлекаюсь на оригинальную скамеечку, разглядывая вырезанные на камне любопытные фигурки и письмена, Аркадия и Релла уже не отрываются друг от дружки.

Через какое-то время раздаётся всплеск воды, и из неё появляется улыбающаяся водная дева!

– Калли! Рады тебя видеть!

– Ну что, Релла и Фло, вы готовы пуститься в обратный путь?..

Ещё минут десять Аркадия не выпускала из объятий мою сестру… Но расстаться всё же пришлось.

Оказалось, что водные девы не хотели показывать нам этот выход из особых струй в прудике у Стрэдбриджа, чтобы мы не поторопились и не попали в замок во время трапезы хозяев или даже чтобы не стали их трапезой. На мой вопрос Релла объяснила, что в эркере Дайна пожелала, так же, как и её младшая сестра, попробовать обнимать и целовать кого-либо, не убивая. «И как, ей понравилось?» «Ещё бы! Возвращайся, говорит, когда захочешь! Разумеется, во время «декадного завтрака!»…

Обратный путь до замка Ксаднор подарил нам с сестрой ещё парочку интересных историй от Калли и Эви и, разумеется, столько же весёлых приключений. Мы оказались в Ксадноре через полтора дня, и часа через три туда же вернулась Ксениелла, правительница Нордвика, мама Реллы. Которая наверняка узнала о том, что её дочь отлучалась, но не подала виду. По крайней мере, тем вечером, за ужином в моём присутствии».

21

Волнуюсь. Всё же, собрав волю, решаюсь и протягиваю ему записку. Посматриваю, что же Лоренс будет делать. Спокойно разворачивает, читает. Поворачивает голову ко мне, я тут же делаю вид, что сильно увлечена текстом параграфа. Хотя, кажется, учебник открыт вовсе не на той странице, и я вряд ли сейчас способна понять смысл напечатанного там.

Но вот перед моими глазами оказывается написанный красивым почерком текст. О Боги! Это пишет он! Ответная, квантовый спин, записка! Закрываю её ладонями ото всех. Мелькает мысль «наверное, отошьёт». И тут же прочитываю.

«Полина! Если тебе удобно, можем встретиться сегодня в половине восьмого у памятника А. С. Пушкину.

Л.»

Едва не плачу. Эмоции захлёстывают, чувствую запредельную, оглушительную радость и даже, наверное, счастье! Ощущение, будто я не в школьном кабинете, а где-то далеко, высоко…

На перемене на школьном крыльце едва удержалась, чтобы не сбежать с уроков. Чтобы просто побродить по скверам, улицам, а может, и побегать вприпрыжку. К слову, вприпрыжку с удовольствием поскакала на третьем уроке – на физкультуре. Пропустила обед. Волнуясь и стесняясь поглядывала на Лоренса и мне казалось, что его глаза смотрят тепло и дружелюбно. Что не прибавляло моей контактности с окружающей действительностью ни одного пункта. Хотелось взять его руку, и чтобы он взял мою, прижаться к его плечу… Но не хватило смелости.

Только на последней перемене Даша смогла до меня «достучаться».

– Ну подруга! Ну ты даёшь! Никогда не видела тебя такой! Блаженная улыбка весь день, а то и «признак дурачины»! Никого не слышишь, ни меня, ни Вику, скажи, Вика, – вторая подруга усиленно кивает, удивлённо глядя на меня, – ни учителей, чуть не получила пару двоек! Полли! Ты что, с ума сошла?

– Если и сошла, то пусть так будет всегда! Наверное, да, я просто сошла с ума, милые мои подружки! – обнимаю их сразу обеих.

Звенит звонок, и я бегу в класс. Едва заканчивается последний, пятый урок, никого не дожидаясь, убегаю домой (как здорово, что сегодня отменили МХК, последний!).

Где напеваю разные песенки, напеваю так, что даже грустный мотив некоторых из них превращается в весёлый. Наверное, целый час перебираю, что же мне надеть. Когда время совсем поджимает, хватаю едва не первое попавшееся – чёрные джинсы, белую кофточку, серое пальто. Как хорошо, что как раз вчера сделала маникюр! А ведь не так часто я этим занимаюсь. Так, раз в месяц заглядываю к тёте Мире из соседнего подъезда – мама её постоянно посещает. Позволяю себе помаду ярче, чем обычно, как и глаза делаю более выразительными. Мои духи кажутся мне слишком обычными, и потому брызгаю на шею и запястья мамины. Не хочу опаздывать, однако выйти из дома получается только минуты за две до назначенного времени.

Квантовый спин! Я же ему ничего не ответила!! Он написал мне – дома я перечитала его записку раз десять – «Можем встретиться». А я не сказала ничего в ответ! Ну точно сумасшедшая! Ведь он может не придти, подумав, что я не смогу, что мне неудобно сегодня в это время. А у него тем более секция! Ругаю себя, какая же я ненормальная!..

Но когда, повернув на тротуаре за детской библиотекой, я увидела его, подобные мысли тут же вылетели из головы! В очередной раз любуюсь его красотой. Высокая, крепкая и стройная фигура в великолепном пальто – тоже сером! – но темнее моего. В руках шикарный букет. Лоренс поворачивается в мою сторону. Его бесподобная улыбка освещает пасмурный вечер. Не выдерживаю, бросаюсь и обнимаю его. И его руки нежно обнимают мои плечи!

– О Боги! Какая я была дурочка! Какая всё же дурочка! А ты такой милый! Прости, прости меня! Я так скучала! Хочу быть всегда рядом с тобой! Хочу быть с тобой, Лоренс! Не хочу одна!..

Он говорит что-то тихо и ласково, но я не разбираю. Слёзы катятся по моим щекам на лацканы его пальто… Немного успокаиваюсь в объятии любимого. Под его заверения «не плачь!», «всё хорошо, Полина!», «я рядом!». Вытираю слёзы, быстренько подкрашиваю глаза. Он возвращает мне телефон, который он держал как зеркало для меня, вместе с букетом: «Это тебе, прелестная Полина!»

Снова обнимаю: «Спасибо, спасибо огромное!» И, наверное, больше благодарю за бесценное ощущение обнимать его, слышать из его уст «прелестная Полина!», чем за шикарный букет. Хотя последнее само по себе тоже очень-очень приятно! Оказывается, цветы живые, не срезанные, в небольшом горшочке, скрытом упаковкой.

Лоренс берёт меня за руку, и мы медленно шагаем в сторону центральной площади. Поначалу, минуты три, молча. Затем он говорит: