Колесо Времени. Книга 14. Память Света

Но мольбы сул’дам… И понимание, что Айз Седай совсем не такие, как ей говорили…

Надо что-то делать. Но если что-то делать, не сокрушит ли она всю империю? Надо тщательно, очень тщательно обдумывать свои поступки – как последние ходы в игре шал.

Вдвоем они следовали в темноту за вереницей слуг. Те или иные Айз Седай нередко посылали прислугу за чем-нибудь оставшимся в Белой Башне, так что переходы туда-обратно были обычным делом, и это к лучшему. В лагерь Айз Седай они вошли, не вызвав никаких расспросов.

Лильвин даже удивилась этому, но вскоре заметила у тропинки несколько человек. Увидеть их оказалось непросто – по некой причине их фигуры будто сливались с тем, что было вокруг, особенно в темноте. Шончанка заметила одного, только когда он шевельнулся, отделился от остальных и зашагал чуть позади Лильвин и Байла.

Несколькими секундами позже стало ясно, что этот человек распознал в них чужаков. Может, из-за походки или осанки. Из предосторожности они надели самую простую одежду, хотя борода Байла выдавала в нем иллианца.

Лильвин остановилась, тронула мужа за локоть и развернулась лицом к преследователю. Если верить описаниям, это был Страж.

Человек приблизился. Они едва вошли в лагерь, палатки в котором располагались концентрическими кругами. Лильвин с тревогой отметила, что в некоторых горел свет, слишком ровный для свечи или светильника.

– Приветствую! – вежливо поздоровался Байл, подняв руку. – Мы разыскиваем Айз Седай по имени Найнив ал’Мира. Если ее тут нет, тогда хотелось бы встретиться с другой, которую зовут Илэйн Траканд.

– Ни той ни другой в этом лагере нет, – ответил Страж. Он был долгоруким, грациозным, с длинными темными волосами и лицом… каким-то незаконченным, словно скульптор начал высекать его из камня, но потерял интерес и бросил работу.

– Ой! – сказал Байл. – Стало быть, виноваты. Не подскажете ли, где их лагерь? Дело, видите ли, безотлагательное. – Говорил он как дышал. Куда искуснее, чем Лильвин. При необходимости Байл умел очаровать собеседника.

– Погодите-ка, – ответил Страж. – Ваша спутница тоже ищет этих Айз Седай?

– Она, знаете ли… – начал Байл, но Страж, не отводя внимательного взгляда от Лильвин, поднял руку:

– Пускай сама ответит.

– Еще как ищу! – заявила Лильвин. – Клянусь престарелой бабулей! Эти женщины, они обещали нам заплатить, и без денег я не уйду. Ведь Айз Седай говорят только правду, это известно всем и каждому. Если не хотите указать нам дорогу, дайте другого проводника!

От такого словесного шквала Страж заметно опешил, широко раскрыл глаза и, хвала всему сущему, кивнул:

– Сюда.

Подозрения его, как видно, улеглись, и он направился к окраине лагеря.

Лильвин украдкой отдышалась и последовала за Стражем. Байл бросил на нее гордый взгляд и ухмыльнулся так широко, что обернись в тот момент их проводник, непременно бы сообразил, что дело нечисто. Да и сама Лильвин не сдержала едва заметной улыбки.

Иллианский акцент давался ей непросто, но они с Байлом пришли к выводу, что ее звучащая по-шончански речь будет небезопасной, особенно среди Айз Седай. Байл утверждал, что ни один настоящий иллианец не примет Лильвин за свою землячку, но дурачить остальных ей пока что удавалось, причем неплохо.

Шагая в ночи прочь из лагеря Айз Седай, Лильвин чувствовала, как легчает на душе. Пусть она дружит с двумя Айз Седай – а они и впрямь подруги, несмотря на возникшие осложнения, – но это не значит, что ей приятно находиться в лагере, где полным-полно подобных женщин. Страж вывел их с Байлом на открытое пространство посреди Поля Меррилор, где стоял огромный палаточный городок с множеством небольших шатров.

– Айильцы, – шепнул Байл. – Здесь их десятки тысяч.

Любопытно. Об этом народе ходили зловещие слухи и легенды, в которые верилось с большим трудом. В этих рассказах, пусть и полных преувеличений, Айил представали сильнейшими воинами по эту сторону океана. В иной ситуации Лильвин не отказалась бы от тренировочного боя с парой-тройкой айильцев. Она машинально коснулась своей котомки, где в продолговатом кармане, прямо под рукой, хранилась дубинка.

Ну и рослые же они, эти айильцы! Лильвин миновала несколько костров. Сидевшие вокруг них люди казались расслабленными, но за окружающим они следили еще внимательнее, чем Страж. Опасный народ. Они готовы к бою насмерть, даже когда отдыхают у огня. В ночном небе над этим лагерем трепетали флаги, но что на них было изображено, Лильвин рассмотреть не удавалось.

– Что за монарх правит этим лагерем, Страж? – спросила она, и проводник обернулся. Черты его лица терялись в тенях.

– Твой король, иллианка.

Шагавший рядом Байл напрягся.

«Мой…»

Дракон Возрожденный. Хорошо, что она не сбилась с шага. Еще чуть-чуть – и запнулась бы. Мужчина, способный направлять Силу. Это гораздо, гораздо хуже, чем Айз Седай.

Страж остановился возле одной из палаток в центре лагеря.

– Вам повезло. У нее горит свет.

Охраны возле палатки не было. Страж спросил разрешения войти, получил утвердительный ответ, после чего откинул входной клапан и кивнул – дескать, вперед, – но другую руку положил на меч и принял боевую стойку.

Лильвин не очень приятно было оставлять за спиной вооруженного бойца, но какой у нее выбор? Так что она вошла внутрь. В свете той чудно́й сферы за письменным столом сидела, сочиняя какое-то послание, знакомая женщина в зеленом платье. Таких, как Найнив ал’Мира, в Шончан называют теларти, что означает «женщина с пламенной душой». Со временем Лильвин поняла, что Айз Седай положено сохранять спокойствие сродни покою тихих вод. Что ж, порой Найнив тоже бывала спокойной, но в одной излучине от этой мирной заводи рокотал бурный водопад.

Когда Лильвин с Байлом вошли, Найнив от письма не отвлеклась. Косы у нее больше не было, и распущенные волосы доходили до плеч. Странное зрелище, будто корабль без мачты.

– Погоди минутку, Слит, – сказала Найнив. – Честное слово, с недавних пор вы, Стражи, суетитесь вокруг меня, будто птички, потерявшие кладку. Неужели у ваших Айз Седай не осталось для вас поручений?

– Многие волнуются за Лана, Найнив Седай, – невозмутимо пророкотал Страж по имени Слит.

– А я, по-твоему, не волнуюсь? Знаешь, надо бы отправить вас рубить дрова или еще чем-то занять. Если еще один Страж заявится с вопросом, не нужна ли мне…

Тут она подняла взгляд и наконец-то увидела Лильвин. Лицо Найнив тут же стало безмятежным. Холодным. Обжигающе холодным. Лильвин бросило в пот. Ее жизнь была в руках этой женщины. Почему же Слит привел их сюда, а не в шатер Илэйн? Пожалуй, не следовало упоминать имя Найнив.

– Эти двое потребовали встречи с вами, – объяснил Слит. Лильвин не заметила, как он вынул меч из ножен. Байл Домон пробурчал что-то себе под нос. – По их словам, пришли за обещанными деньгами. Однако в Башне они ни к кому не обращались и о себе не заявляли и каким-то образом ухитрились юркнуть в переходные врата. Мужчина – из Иллиана, а женщина откуда-то еще. Свой говор она скрывает.

Итак, с акцентом дела обстояли хуже, чем Лильвин предполагала. Она покосилась на меч. Если откатиться вбок, Страж, наверное, промахнется – при условии, что ударит в грудь или в шею. Можно выхватить дубинку и…

Но они в палатке Айз Седай, и Лильвин не успеет вскочить после переката. Ее обездвижат плетением Единой Силы, и это в лучшем случае.

– Мне знакомы эти люди, Слит, – холодным тоном произнесла Найнив. – Правильно, что привел их сюда. Благодарю.

Меч мгновенно вернулся в ножны, и Лильвин почувствовала на шее легкий ветерок, когда Слит тише мыши выскользнул из палатки.

– Если хочешь просить прощения, – начала Найнив, – ты пришла не к тому человеку. Я подумываю, не передать ли тебя Стражам. Пусть допросят. Глядишь, выудят из твоей вероломной головы кое-что полезное о твоем народе.

– Я тоже рада тебя видеть, – хладнокровно отозвалась Лильвин.

– Так что случилось? – осведомилась Найнив.

Что случилось? О чем говорит эта женщина?

– Только не думайте, что я не пробовал дать отпор, – вдруг начал оправдываться Байл. – Пробовал, но меня с легкостью одолели. Повезло, что не перебили моих людей, не сожгли корабль, не пустили его ко дну!

– Уж лучше бы ты, иллианец, погиб вместе со всеми, кто был на борту! – заявила Найнив. – Тер’ангриал оказался в руках у Отрекшейся; Семираг затаилась среди шончан под личиной… Как у них называется судья? «Говорящая Правду» – верно?

– Да, – тихо признала Лильвин. Теперь она все поняла. – Сожалею, что нарушила клятву, но…

– Что-что, Эгинин? Сожалеешь? – Найнив вскочила из-за стола, едва не опрокинув стул. – Не самое подходящее слово в устах человека, поставившего под угрозу весь мир и едва не столкнувшего всех нас с обрыва, за которым нет ничего, кроме тьмы! По приказу Семираг этот тер’ангриал скопировали, женщина, и одна копия оказалась на шее у Дракона Возрожденного. Да-да, Дракона Возрожденного! Представь себе его под контролем одной из Отрекшихся! – Найнив всплеснула руками. – О Свет! Мы были на волоске, на тончайшем волоске от гибели, и все из-за тебя. Конец всего сущего. Ни Узора, ни мира, ничего! Из-за твоей безалаберности едва не угасли миллионы жизней!

– Я… – Лильвин вдруг поняла, сколь грандиозны ее неудачи. Ее жизнь кончена. Она утратила даже само имя. Ни имени, ни корабля, отобранного самой Дочерью Девяти Лун. Однако в нынешнем свете это утратило всякую важность.

– Я дал отпор, – твердо повторил Байл. – Сражался так, как только мог.

– Как видно, я должна была драться рядом с тобой, – предположила Лильвин.

– Это я и пытался объяснить, – мрачно подтвердил Байл. – Много раз пытался, чтоб мне сгореть.

– О-хо-хо, – схватилась за голову Найнив. – Что ты делаешь здесь, Эгинин? Я-то надеялась, что ты мертва. Случись тебе погибнуть, не нарушив клятвы, и я не смогла бы тебя винить.

«Я сама передала его в руки Сюрот, – подумала Лильвин. – То была цена моей жизни, единственный способ спастись».

– Ну? – сверлила шончанку взглядом Найнив. – Не отмалчивайся, Эгинин!

– Теперь меня зовут иначе. – Лильвин упала на колени. – У меня отняли все, включая мою честь! Видишь? Позволь расплатиться! Отныне я принадлежу тебе!

– В отличие от вас, шончан, – фыркнула Найнив, – мы не держим людей в качестве домашних животных.

Лильвин не изменила позы. Байл положил руку ей на плечо, но не пытался поднять ее с колен. Без малого цивилизованный, теперь он прекрасно понимал, почему Лильвин ведет себя именно так, а не иначе.

– Встань! – резким тоном приказала Найнив. – О Свет, Эгинин! Помнится, ты была такой сильной, что могла разжевать камни и выплюнуть песок!

– И эта сила вынуждает меня подчиниться, – опустив взор, промолвила Лильвин. Неужели Найнив не понимает, насколько это трудно? Куда проще распороть себе горло, вот только у Лильвин больше нет чести и она не вправе требовать столь легкой смерти.

– Встань!

Лильвин послушалась.

– Пойдем. – Найнив схватила лежавший на койке плащ и накинула его на плечи. – Отведу тебя к Амерлин. Быть может, она знает, что с тобой делать.

С этими словами она целеустремленно вышла в ночь, и Лильвин последовала за ней. Решение уже принято. Остался лишь один осмысленный путь, единственный способ сохранить жалкий осколок чести и, быть может, помочь своему народу избавиться от лжи, в которой он существовал с незапамятных времен.

Отныне Лильвин Бескорабельная принадлежит Белой Башне. Что бы ей ни приказали, как бы с ней ни поступили, этот факт останется непреложным. Она – собственность Айз Седай. Лильвин станет да’ковале этой Амерлин и ринется в грядущий шторм, подобно кораблю, чьи паруса истрепал ветер.

Быть может, остаток чести поможет ей завоевать доверие этой женщины.

– Таким способом в Пограничных землях издавна облегчают боль, – пояснил Мелтен, разбинтовывая рану Талманеса. – Волдырник замедляет распространение порчи, вызванной окаянным клинком.

Этот жилистый парень с буйной шевелюрой носил скромный плащ и такую же рубаху, чем походил на андорского дровосека, но говорил как порубежник, а в сумке таскал разноцветные шарики, которыми иной раз жонглировал, чтобы потешить ребят из Отряда Красной руки. В прошлой жизни он, наверное, был менестрелем.

Непростой человек. Такого не ожидаешь встретить в Отряде. Хотя кто из «красноруких» простой?

– Понятия не имею, как он ослабляет действие отравы, – продолжал Мелтен, – но как-то приглушает. Имейте в виду, яд не природного происхождения, так что высосать его из раны не получится.

Талманес надавил на бок ладонью. Жжется так, будто под кожей ползает шипастая лоза и при каждом движении впивается в плоть. Он прямо-таки чувствовал, как яд распространяется по телу. О Свет, как же больно!

Неподалеку солдаты Отряда пробивались к дворцу. В город вошли через южные ворота, а удерживать западные оставили наемников под началом Сандипа.

Если в Кэймлине и остался очаг сопротивления, то во дворце, но, к несчастью, по городским кварталам, что отделяли от него воинов Талманеса, блуждали троллочьи кулаки. Раз за разом натыкаясь на своры этих монстров, «краснорукие» вынуждены были вступать в кровопролитные стычки.

К тому же узнать, действительно ли там, на холме, есть способные сражаться бойцы, было невозможно – для этого требовалось прорваться к дворцу, рискуя попасть в окружение, если один из блуждающих троллочьих кулаков зайдет с тыла. Но деваться некуда: Талманес обязан выяснить, что осталось от обороны дворца – если от нее вообще что-нибудь осталось. А уже оттуда он двинется дальше в город и доберется до драконов.

Повсюду пахло дымом и кровью. Выдалась недолгая передышка, и убитых троллоков оттащили к правой обочине, чтобы очистить проход.

В этой части Кэймлина тоже встречались беженцы – хотя уже не река, но ручеек, который сочился из темноты навстречу Талманесу и его людям, частично занявшим главный проезд ко дворцу. Эти беженцы не требовали защитить их лавки или спасти жилища; они лишь рыдали от счастья при встрече с вооруженными людьми. Мадвин направлял их к свободе по прорубленному бойцами Отряда безопасному коридору.

Талманес посмотрел наверх, на холм, на вершине которого едва виднелся в ночи дворец. Пожары, охватившие почти весь город, не тронули его белых стен, и они вздымались из клубов дыма, будто призраки. Огня нет. Следовательно, дворец защищают – верно? Разве он не стал бы первой целью ворвавшихся в Кэймлин троллоков?

Чуть раньше Талманес отправил вперед разведчиков, чтобы дать своим людям – да и самому себе – хоть какой-то роздых.

Мелтен закончил накладывать припарку и туго затянул бинты.

– Спасибо, Мелтен, – кивнул Талманес. – Такое чувство, что уже помогает. Ты сказал, что это помогает унять боль. А какой еще есть способ?

Мелтен отстегнул от ремня металлическую фляжку и протянул ее Талманесу:

– Шайнарский бренди, очень крепкий.

– Выпивать в бою? Вряд ли это хорошая мысль, приятель.

– Берите, – мягко сказал Мелтен. – Хлебните от души, милорд. Иначе не пройдет и часа, как вы не сможете встать.

Талманес помедлил, потом взял фляжку и сделал долгий глоток. Бренди обжигал едва ли не сильнее, чем рана от клинка мурддраала. Талманес прокашлялся и сунул фляжку за пазуху.

– По-моему, Мелтен, ты перепутал бутылки, а эту жидкость сцедил из дубильного чана.

– А еще говорят, что лорд Талманес лишен чувства юмора, – хмыкнул Мелтен.

– Напрочь, – подтвердил Талманес. – Лучше ты со своим мечом держись поближе.

Мелтен с торжественным видом кивнул и прошептал:

– Страхоборец…

– В смысле?

– Это порубежный титул. Вы сразили Исчезающего, и теперь вы страхоборец.

– В нем уже торчало штук семнадцать арбалетных болтов.

– Какая разница, страхоборец? – Мелтен положил крепкую руку ему на плечо. – Когда боль станет невыносимой, сожмите кулаки, поднимите руки, и я все сделаю.

Талманес встал и непроизвольно охнул. Оба понимали, что к чему. Те немногие порубежники, кто служил в Отряде, сходились во мнении, что раны, нанесенные такан’дарским клинком, ведут себя непредсказуемо. Некоторые быстро нагнаиваются, от других человеку становится дурно, а если они чернеют, как у Талманеса… Такое хуже всего. Спасти его могли только Айз Седай, да и то лишь в ближайшие несколько часов.

– Знаешь, – пробурчал Талманес, – хорошо, что у меня нет чувства юмора. Иначе я подумал бы, что Узор играет со мной какую-то шутку. Дэннел! Тащи сюда карту, если есть!

«О Свет, как же не хватает Ванина…»

– Милорд! – Из потемок выскочил Дэннел, капитан одного из орудийных расчетов Отряда, с факелом в руке и с наспех нарисованной картой. – По-моему, я нашел короткий путь к тому месту, где Алудра хранит драконов.

– Первым делом пробиваемся к дворцу, – отрезал Талманес.

– Милорд… – Пухлогубый Дэннел понизил голос и принялся оправлять форму, будто она сидела как-то не так. – Если Тень завладеет этими драконами…

– Я прекрасно знаю, Дэннел, насколько это опасно. Большое спасибо. Допустим, мы дошли до склада с драконами – и как быстро ты сможешь их увезти? Не хотелось бы рассредоточиться и выбиться из сил, а Кэймлин горит быстрее, чем надушенное письмо, адресованное любовнице благородного лорда. Я намерен забрать орудия и поскорее покинуть город.

– Парой выстрелов я могу сровнять вражеские укрепления с землей, милорд, но драконы – штуки очень неповоротливые. Хорошо, что они привязаны к повозкам, но все равно мы не сможем двигаться быстрее… скажем, быстрее обоза. К тому же потребуется время, чтобы подготовить их к залпу.

– В таком случае идем во дворец, – сказал Талманес.

– Но…

– А во дворце, – непреклонно продолжил он, – если посчастливится, мы найдем женщин, умеющих направлять Силу, и те откроют нам переходные врата прямиком на склад Алудры. Кроме того, если дворцовая гвардия еще сражается, то мы хотя бы будем знать, что друзья прикрывают нам спину. Мы непременно заберем драконов, но сделаем это по-умному.

Талманес заметил, что с холма бегом спускаются Ладвин и Мар. Последний сразу же устремился к Талманесу:

– Там троллоки. Числом не меньше сотни, засели на улице.

– Всем построиться! – крикнул Талманес. – Пробиваемся во дворец!

В палатке-парильне стало совсем тихо.

Авиенда предполагала, что ее рассказ встретят скептически, что непременно последуют вопросы, но не ожидала такой болезненной тишины.

Хотя она понимала, почему все молчат. После своих видений о том, как Айил в будущем постепенно утрачивают джи’и’тох, она чувствовала то же самое. Она видела бесчестье, упадок и гибель своего народа. Теперь же, по крайней мере, ей было с кем разделить это бремя.

Тихо шипели в котле раскаленные камни. Пора бы плеснуть на них воды, но всем шестерым в палатке было не до этого. Остальные пятеро – Хранительницы Мудрости, обнаженные, как и Авиенда, поскольку именно так принято париться. Сорилея, Эмис, Бэйр, Мелэйн и Кимер из клана Томанелле Айил. Все смотрели в пустоту, на время оставшись каждая наедине со своими мыслями.

Одна за другой они распрямляли спину, садились ровнее, будто принимая на плечи новый груз, и это утешало Авиенду. Пусть она и не ждала, что эти пятеро сломаются под гнетом новостей, приятно было видеть, что они не отворачиваются от опасности, но смотрят ей в лицо.

– Затмевающий Зрение уже в шаге от мира, – сказала Мелэйн. – Узор каким-то образом покоробился. В снах мы по-прежнему видим многое из того, что будет или чего не будет, но вероятностей слишком много, и для нас они неразличимы. Ходящим по снам неясна судьба нашего народа. Как и судьба Кар’а’карна после того, как он в Последний день плюнет в глаза Затмевающему Зрение. Нам неведома правда, стоящая за видением Авиенды.

– Мы должны это проверить. – Сорилея обвела остальных твердым как камень взглядом. – Обязаны все узнать. Это единичный случай или отныне такое видение является каждой женщине взамен предыдущего?

– Эленар из клана Дэрайн, – сказала Эмис. – Ее обучение почти закончено. Она будет следующей, кто отправится в Руидин. Можно попросить Хейд и Шанни, чтобы те приободрили ее.

Авиенда едва не поежилась. Она прекрасно знала, как умеют «приободрять» Хранительницы Мудрости.

– Да, так было бы неплохо, – подалась вперед Бэйр. – А что бывает, когда проходишь через стеклянные колонны во второй раз? Быть может, отсюда и запрет на возвращение?

Никто не посмотрел на Авиенду, но девушка чувствовала, что ее не упускают из вида. Ее поступок и впрямь был запретным. Кстати говоря, рассказывать о произошедшем в Руидине тоже не разрешалось.

Опасаться наказания не стоило. Руидин не убил ее; все переживания были обусловлены вращением Колеса. Бэйр продолжала смотреть куда-то вдаль. По щекам и груди Авиенды струился пот.

«Я вовсе не скучаю по ваннам», – твердила себе она. Ведь она не изнеженная мокроземка. Однако по эту сторону гор в палатке-парильне не было такой уж необходимости. Ночами здесь не промерзаешь до костей, так что жар был не расслабляющим, а гнетущим, и если воды предостаточно для нормальной ванны…

Нет. Она решительно сжала челюсти, потом спросила:

– Можно высказаться?

– Не глупи, девочка, – заметила Мелэйн, которая, судя по размеру живота, была на сносях. – Теперь ты одна из нас. Незачем спрашивать разрешения.

Девочка? Не скоро они привыкнут воспринимать ее как ровню. Что ж, хотя бы пытаются. Никто не велел ей заварить чай или плеснуть воды на камни. В отсутствие учениц или гай’шайн эти обязанности они выполняли по очереди.

– Меня беспокоит не то, повторяются видения или нет, – призналась Авиенда, – а их содержание. Это действительно произойдет? Можем ли мы этому помешать?

– Руидин являет нам видения двух типов. – Обладательница темно-рыжих волос и вытянутого загорелого лица, Кимер была довольно молода, лет на десять старше Авиенды. – В первое посещение – то, что может быть, а во второе, между колонн, – то, что уже было.

– Это третье видение могло быть и тем и другим, – сказала Эмис. – Колонны безошибочно показывают прошлое; почему бы им не продемонстрировать будущее с равной достоверностью?

У Авиенды екнуло сердце.

– Но зачем, – тихо произнесла Бэйр, – колоннам показывать безнадежность, на которую нельзя повлиять? Нет, я отказываюсь в это верить. Руидин всегда демонстрировал то, что нужно увидеть. Чтобы помочь нам, а не навредить. В этом видении тоже должен быть смысл. Быть может, подтолкнуть нас к обретению большей чести?

– Это несущественно, – отрезала Сорилея.

– Но… – начала Авиенда.

– Несущественно, – повторила Сорилея. – Будь наша судьба предрешена этим видением, будь мы обречены на… как ты говоришь, на упадок, неужели кто-то из нас смирился бы с таким положением вещей?

В палатке снова стало тихо. Авиенда помотала головой.

– Надо исходить из того, что будущее можно изменить, – сказала Сорилея. – Лучше не задумывайся о своем вопросе, Авиенда. Мы должны выбрать предпочтительный путь.

– Я… – Авиенда поняла, что кивает. – Да-да, ты права, Хранительница Мудрости.

– Но каков он, этот путь? – спросила Кимер. – Что мы должны изменить? Сперва необходимо выиграть Последнюю битву!

– Отчасти, – сказала Эмис, – мне даже хочется, чтобы видение оказалось истинным и неизменным. Ведь оно хотя бы доказывает, что мы одержим верх в этом сражении.

– Ничего оно не доказывает, – возразила Сорилея. – Победа Затмевающего Зрение разорвет Узор, а посему видениям будущего нельзя безоговорочно доверять. Даже с учетом пророчеств о том, что готовят грядущие эпохи, если Затмевающий Зрение победит в битве, то все превратится в ничто.

– Мое видение как-то связано с тем, что планирует Ранд, – сказала Авиенда, и все взгляды устремились к ней. – Судя по вашим словам, завтра он поведает нечто важное.

– У Кар’а’карна… есть склонность устраивать нечто впечатляющее, – с теплотой в голосе произнесла Бэйр. – В этом он подобен крокошипке, всю ночь вьющей гнездо, чтобы утром спеть о нем любому, кто станет слушать.

Авиенда не без удивления узнала о встрече на Поле Меррилор, да и то лишь благодаря узам, связывающим ее с Рандом, – когда решила выяснить, где он находится. Увидев собравшиеся здесь впечатляющие силы мокроземцев, она задалась вопросом, не является ли все это отправной точкой ее видения.

– Такое чувство, что я узнала нечто лишнее, – промолвила она, ни к кому не обращаясь.

– Ты заглянула вглубь одной из версий будущего, – заметила Кимер, – и никогда не станешь прежней.

– Завтра все станет ясно, – сказала Авиенда. – Когда мы узнаем, каков его план.

– По твоему рассказу, – продолжила Кимер, – складывается ощущение, что он намерен отвернуться от Айил. От своего народа. Почему он раздает дары всем подряд – кроме тех, кто заслуживает его внимания больше остальных? Он что, хочет оскорбить нас?