Колесо Времени. Книга 14. Память Света

От стоявших рядом Найнив и Мин пахло глубоким потрясением. Будь на то воля Света, еще какое-то время Найнив будет пребывать в состоянии шока. Шумное выяснение отношений с Морейн ничуть не поможет в сложившейся ситуации.

– Ты не ответила на мой вопрос, – напомнил Ранд.

– Нет, ответила, – с теплотой в голосе отозвалась Морейн. – Просто не теми словами, что ты хотел услышать.

Не вставая с колен, Ранд запрокинул голову и расхохотался:

– О Свет, Морейн! Как вижу, ты нисколько не изменилась!

– Все мы меняемся изо дня в день, – ответила она и снова улыбнулась. – И за последнее время я изменилась сильнее некоторых. Встань. Это я должна преклонить пред тобой колени, лорд Дракон. Всем нам следует это сделать.

Ранд послушался и отступил, пропуская Морейн к центру собрания. Перрин уловил еще один запах и улыбнулся, потому что в шатер следом за Морейн скользнул Том Меррилин. Старый менестрель подмигнул Перрину.

– Морейн! – шагнула к ней Эгвейн. – Белая Башня приветствует тебя с распростертыми объятиями. Сослуженная тобою служба не забыта.

– Хм… – протянула Морейн. – Как вижу, тогда я отыскала будущую Амерлин. Да, это должно благоприятно сказаться на моей судьбе. Какое облегчение! Ведь раньше я полагала, что мне могло грозить усмирение, если не казнь.

– Многое изменилось.

– Вполне очевидно… мать, – кивнула Морейн.

Проходя мимо Перрина, она сжала его плечо и сверкнула глазами.

Один за другим монархи Пограничных земель обнажали клинки и склоняли головы или приседали в реверансе. Похоже, каждый из них был лично знаком с Морейн. Другие правители стояли с озадаченными лицами, хотя Дарлин явно знал, кто она такая, и был скорее… задумчив, нежели смущен.

Морейн остановилась подле Найнив, чей запах вдруг сделался для Перрина неуловимым. Ему показалось это недобрым знаком. «Ох, Свет! Начинается…»

Найнив заключила Морейн в крепкие объятия.

Пару секунд Морейн стояла, не поднимая рук. Судя по запаху, она была потрясена. В конце концов она тоже обняла Найнив, как-то по-матерински, и погладила ее по спине.

Найнив отпустила Морейн, отодвинулась, потом смахнула слезинку и проворчала:

– Только не смей рассказывать об этом Лану.

– И не подумала бы. – С этими словами Морейн продолжила свое шествие и остановилась наконец на середине шатра.

– Несносная женщина, – буркнула Найнив, стирая слезинку с другой щеки.

– Морейн, – сказала Эгвейн, – ты явилась как всегда кстати.

– Такова уж моя судьба.

– Итак, – продолжила Эгвейн, когда Ранд вернулся к столику, – Ранд… Дракон Возрожденный… решил взять этот мир в заложники, и если мы откажемся потакать его причудам, то не станет выполнять свой долг.

Морейн поджала губы, взяла оригинал мирного договора, положенный перед нею Галадом, и пробежала глазами по тексту.

– Так кто эта женщина? – повторил Роэдран. – И почему мы… Эй, хватит уже!

Словно получив шлепок прядью Воздуха, он схватился за голову и бросил свирепый взгляд на Эгвейн, хотя на сей раз удовлетворением пахнуло от одного из Аша’манов.

– Отлично вышло, Грейди, – шепнул Перрин.

– Спасибо, милорд.

Разумеется, Грейди знал Морейн только понаслышке, но среди последователей Ранда она стала фигурой легендарного масштаба.

– Ну так что? – промолвила Эгвейн.

– «И свершится так, что созданное людьми будет разрушено, – прошептала Морейн, – и Тень проляжет чрез Узор эпохи, и Темный вновь наложит длань свою на мир людей. Жены возрыдают, а мужей охватит ужас, когда государства земные распадутся, будто сгнившая ветошь. Не устоит ничто и не уцелеет…»

Обеспокоенные, люди переступали с ноги на ногу. Перрин вопросительно взглянул на Ранда.

– «Но будет рожден один, дабы, не дрогнув, встретить Тень, – продолжила Морейн уже громче, – рожден вновь, как был рожден прежде, и будет рожден опять, и так бесконечно! Возрожден будет Дракон, и при его новом рождении станут причитать и скрипеть зубами. В рубище и пепел облачит он людей и своим явлением вновь расколет мир, разрывая скрепляющие узы! Словно раскованная заря, ослепит он нас и опалит нас, но в то же время Дракон Возрожденный встанет против Тени в Последней битве, и кровь его дарует нам Свет. Пусть струятся слезы, о люди мира! Восплачьте свое спасение!»

– Простите, Айз Седай, – произнес Дарлин, – но все это звучит очень зловеще и мрачно.

– По крайней мере, спасению быть, – отозвалась Морейн. – Ваше величество, ответьте мне: пророчество требует, чтобы вы проливали слезы. Станете ли вы плакать из-за того, что спасение дается ценой невыразимых мук? Или восплачете его спасение? Оплачете человека, который станет страдать ради вас? Того единственного, кто, как нам доподлинно известно, не увильнет от этой битвы?

Она повернулась к Ранду.

– Его требования несправедливы, – заявил Грегорин. – Он настаивает, чтобы впредь мы держались тех границ, которые существуют ныне!

– «Он поразит свой народ мечом мира, – сказала Морейн, – и уничтожит их листом».

«Это же Кариатонский цикл. Я слышал раньше такие слова», – вспомнил Перрин.

– Печати, Морейн, – сказала Эгвейн. – Он намерен их разломать. И бросает вызов власти Престола Амерлин.

Похоже, Морейн нисколько не удивилась. Перрин подозревал, что она, прежде чем войти, постояла снаружи и послушала, о чем говорят в шатре. Это очень на нее похоже.

– Ох, Эгвейн… – вздохнула она. – Ты что, не помнишь? «Незапятнанная и несокрушимая доселе Башня, сломленная, преклоняет колени пред знаком, давно позабытым…»

Эгвейн покраснела.

– «И нет здравия в нас, и не прорастет добрых всходов, – цитировала Морейн, – ибо земля едина с Драконом Возрожденным, а он – един с землею. Душа из огня, сердце из камня».

Она взглянула на Грегорина:

– «В гордыне покоряет он, принуждая высокомерие уступать».

На порубежников:

– «Он горы поставит на колени».

На Морской народ:

– «И моря расступятся пред ним».

На Перрина, затем на Берелейн:

– «И склонятся самые небеса».

На Дарлина:

– «Молитесь, дабы сердце из камня помнило слезы…»

И наконец – на Илэйн:

– «А душа из огня не забыла любовь». – Морейн помолчала, затем продолжила: – Никто из вас не способен этому противостоять. Простите. Думаете, он пришел сюда по собственной воле? – Она подняла документ. – Узор – это баланс. Не добро или зло, не глупость или мудрость. Эти понятия не имеют для Узора никакого значения, и все же он найдет равновесие. Прежняя эпоха закончилась Разломом, и поэтому следующая начнется миром – даже если придется запихнуть его вам в глотку, как лекарство капризному малышу.

– Позвольте высказаться? – вышла вперед Айз Седай в коричневой шали.

– Позволяю, – разрешил Ранд.

– Этот документ составлен весьма разумно, лорд Дракон, – сказала тучная Коричневая более резким тоном, чем Перрин мог бы ожидать от представительницы этой Айя. – Но я вижу в нем существенный недостаток, о котором уже упоминалось. Покуда из вашего договора исключены шончан, он не будет иметь значения. О каком мире может идти речь, когда они завоевывают наши земли?

– Вопрос интересный, – скрестила руки Илэйн. – Но не единственный. Ранд, я понимаю, чего ты хочешь добиться, и за это люблю тебя сильнее прежнего, но нельзя отрицать, что у твоего предложения имеются фундаментальные изъяны. Чтобы подобный договор имел вес, мира должны желать обе стороны, поскольку им это выгодно. Он не предлагает способа, каким возможно уладить разногласия, – а они появятся, ведь они всегда появляются. И любой такого рода документ должен четко и ясно объяснять, каким образом решаются подобные проблемы. Надо установить кару за его нарушение – любую, кроме вступления других государств во всеобщую войну. Без этой поправки мелкие обиды будут нарастать из года в год, пока не закончатся взрывом. Если так посмотреть, от государств едва ли не требуется привести в чувство того, кто первым нарушит мир. Но договор не помешает установить марионеточный режим в проигравшем королевстве – или, если уж на то пошло, в любой другой державе. Боюсь, что со временем этот договор изживет себя: что толку, если он защищает лишь на словах? И конечным результатом будет война, беспредельная и всеобъемлющая. На какое-то время ты установишь мир, особенно пока живы те, кто почитает тебя. Но за каждый год такого мира ты заплатишь годом хаоса и разрушений, когда все начнет расползаться по швам.

– Я заключу мир с шончан. – Ранд постучал пальцем по документу. – Внесем еще одно условие. Если их правительница не поставит свою подпись, этот договор недействителен. Тогда согласны?

– Это решение наименьшей из проблем, – тихо сказала Эгвейн, – но не наибольшей.

– Есть еще более важный вопрос, – послышался чей-то голос.

Перрин изумленно обернулся. Авиенда? Она, как и все остальные айильцы, в спорах и обсуждениях не участвовала. Айильцы лишь следили за происходящим. Перрин даже почти забыл, что они здесь.

– И ты? – спросил Ранд. – Решила пройтись по осколкам моих сновидений, Авиенда?

– Пора бы повзрослеть, Ранд ал’Тор. – Она подошла к столику и ткнула пальцем в свиток. – За тобой тох.

– Тебя он не касается, – возразил Ранд. – Я доверяю тебе – как и твоему народу.

– Айильцы остались в стороне?! – спросил Изар. – О Свет! Как же мы это проглядели?

– Это оскорбление, – заявила Авиенда.

Перрин нахмурился. От девушки остро потянуло решимостью. Любой айилец, от которого так пахнет, в следующее мгновение наденет вуаль и вскинет копье.

– Авиенда, – улыбнулся ей Ранд, – другие готовы вздернуть меня за то, что я принуждаю их к этому договору, а ты сердишься, что в нем не упомянуты Айил?

– Я требую от тебя свою награду, – объявила Авиенда. – И она такова: включи Айил в свой документ, в этот твой «Драконов договор о мире». Иначе мы отвернемся от тебя.

– Ты не можешь говорить за всех, – сказал Ранд, – и тебе нельзя…

Все присутствующие Хранительницы Мудрости, как по команде, выстроились за спиной у Авиенды. Ранд изумленно моргнул.

– Авиенда несет нашу честь, – произнесла Сорилея.

– Не глупи, Ранд ал’Тор, – подхватила Мелэйн.

– Это дело женщин, – добавила Саринда. – Мы не успокоимся, пока с нами не будут обращаться так же, как с мокроземцами.

– Неужели мы не сможем блюсти твой договор? – спросила Эмис. – Хочешь оскорбить нас, намекая, что мы слабее других?

– Да вы рехнулись! – воскликнул Ранд. – Вы хоть понимаете, что в таком случае вам будет запрещено сражаться друг с другом?

– Не просто сражаться, – возразила Авиенда, – а сражаться без причины.

– Война – смысл вашей жизни, – сказал Ранд.

– Если ты так считаешь, Ранд ал’Тор, – холодно ответила девушка, – я в самом деле скверно тебя обучила.

– Ее слова полны мудрости, – вышел вперед Руарк. – Смысл нашей жизни был в том, чтобы подготовиться к тому моменту, когда ты призовешь нас на эту Последнюю битву. В том, чтобы стать сильными и дожить до нее. И теперь нам будет нужна новая цель. Ради тебя, Ранд ал’Тор, я забыл о кровной вражде. Забыл навсегда и вновь о ней вспоминать не хочу. Теперь у меня есть друзья, которых я предпочел бы не убивать.

– Это безумие, – покачал головой Ранд. – Ну хорошо. Я включу вас в договор.

Авиенда выглядела довольной, но Перрина что-то смущало. Он не понимал айильцев – Свет, он не понимал даже Гаула, с которым провел столько времени, – но замечал, что эти люди не любят сидеть сложа руки. Даже в минуты отдыха они были настороже. В то время как другие развлекались игрой – к примеру, в кости, – айильцы потихоньку делали что-нибудь полезное.

Перрин подошел к Ранду и коснулся его плеча:

– Можно тебя на минутку?

Ранд помедлил, затем кивнул и повел рукой:

– Теперь нас никто не слышит. Чего ты хотел?

– Ну… я только что понял, что айильцы – они как рабочие инструменты.

– Так-так?

– А если инструмент лежит без дела, он ржавеет, – объяснил Перрин.

– Потому-то они и совершают набеги друг на друга. – Ранд потер висок. – Чтобы не утратить навыков. Поэтому я не стал упоминать их в договоре. О Свет, Перрин! Похоже, грядет катастрофа. Если добавить их в этот документ…

– Вряд ли теперь у тебя есть выбор, – сказал Перрин. – Другие ни за что не подпишут договор, если не включить в него айильцев.

– Да и с ними могут не подписать. – Ранд бросил тоскливый взгляд на документ. – Это была прекрасная мечта, Перрин. Мечта о благе для людей. Я думал, что сумел их убедить, пока Эгвейн не поняла, что я блефую.

Хорошо, что другие не чувствовали запаха эмоций Ранда. Иначе вмиг поняли бы, что он ни за что не откажется от схватки с Темным. На лице – ни намека на волнение, но в душе он нервничал, как мальчишка, впервые стригущий овцу.

– Неужели ты не видишь? – спросил Перрин. – Вот же оно, решение.

Ранд, посмотрев на него, озадаченно сдвинул брови.

– Айильцы, – пояснил Перрин. – Инструмент, которому нельзя лежать без дела. И договор, соблюдение которого должна обеспечивать некая сила…

Ранд помедлил, затем улыбнулся до ушей:

– Перрин, ты гений!

– Когда речь заходит о кузнечном деле – да, в нем я кое-что смыслю.

– О кузнечном деле?.. Какое отношение оно имеет к договору?

– Самое прямое, – сказал Перрин, а про себя подумал: «Ну как можно этого не понимать?»

Ранд повернулся – очевидно, снимая плетение против подслушивания. Он шагнул к столику, взял документ и передал его писарям, стоявшим в ожидании в дальней части шатра:

– Надо добавить два пункта. Во-первых, договор не имеет силы, пока он не подписан шончанской императрицей или Дочерью Девяти Лун, а во-вторых… Айил – все, кроме клана Шайдо, – должны быть указаны в документе как гаранты мира и посредники в спорах между государствами. Любая страна, которая сочтет себя обиженной или пострадавшей, может обратиться к ним, и Айил – повторяю, Айил, а не враждующие армии – обеспечат разрешение конфликта. Они получат право преследовать преступников, не обращая внимания на границы государств. Они обязаны будут подчиняться законам той страны, в которой находятся, но при этом они не будут считаться ее подданными. – Он повернулся к королеве Андора. – Вот она, принуждающая сила, и она не даст разрастись тем семенам раздоров.

– Айил? – усомнилась Илэйн.

– Согласны ли вы принять это бремя, Руарк? – спросил Ранд. – Бэил, Джеран, все остальные? Вы заявляете, что останетесь без цели в жизни, а Перрин видит в вас инструмент, которому требуется работа. Возьметесь ли вы за нее? Станете ли предотвращать войны, карать преступников и сотрудничать с правителями стран, дабы стоять на страже справедливости?

– Справедливости? В чьем понимании, Ранд ал’Тор? – спросил Руарк. – В нашем? Или в понимании тех самых правителей?

– Айил будут поступать так, как велит им совесть, – ответил Ранд. – Те, кто призовет вас, должны знать, что правосудие будет вершиться так, как принято у Айил. Тогда вы не станете орудием в чужих руках. Независимость станет гарантией действенности этого решения.

Грегорин и Дарлин начали было возражать, но Ранд заставил их замолчать одним-единственным взглядом. Перрин сложил руки на груди и удовлетворенно кивнул. Протесты звучали куда слабее прежнего, и от многих в шатре пахнуло… задумчивостью.

«Они увидели новую возможность, – понял он. – Считают айильцев дикарями и думают, что ими будет легко манипулировать, когда Ранда не станет». Перрин усмехнулся, представив, сколь горьким будет разочарование, попробуй кто-нибудь из властей предержащих взять айильцев на поводок.

– Все это очень неожиданно, – заметил Руарк.

– Добро пожаловать на званый ужин, – добавила Илэйн, не отводя от Ранда кинжально-острого взгляда. – Угощайтесь супом. – Как ни странно, от нее пахнуло гордостью. Удивительная женщина.

– Предупреждаю, Руарк, – сказал Ранд, – вам придется изменить уклад своей жизни. В подобных делах Айил должны будут действовать сообща. Вожди и Хранительницы Мудрости будут держать совет и принимать совместные решения. Отдельный клан не сможет отправиться на битву, если остальные поддержат противоборствующую сторону.

– Мы это обсудим, – сказал Руарк, кивнув на других вождей. – Твое предложение – это конец истории Айил.

– И новое начало, – возразил Ранд.

Вожди кланов и Хранительницы Мудрости отошли в сторону и стали негромко переговариваться. Авиенда осталась на прежнем месте. Ранд с тревогой смотрел куда-то вбок и шептал что-то себе под нос и так тихо, что Перрин едва разбирал слова:

– …Теперь твой сон… Когда пробудишься от этой жизни, нас больше не будет…

Писари Ранда – от них пахнуло рвением – лихорадочно взялись за исправление документа. Женщина по имени Кадсуане суровым взглядом следила за происходящим.

Пахло от нее невероятной гордостью.

– Добавьте еще один пункт, – велел Ранд. – Если Айил сочтут, что их сил недостаточно, они вправе призвать на помощь другие государства. И перечислите, к каким средствам возможно прибегнуть, чтобы обратиться к Айил с просьбой об удовлетворении своей жалобы или за дозволением атаковать врага.

Писари покивали и с удвоенным энтузиазмом вернулись к работе.

– Ты ведешь себя так, будто все уже решено, – взглянула на Ранда Эгвейн.

– Ох, до решения еще далеко, – сказала Морейн. – Ранд, я должна тебе кое-что сказать.

– А эти слова мне понравятся?

– Подозреваю, что нет. Объясни, зачем ты хочешь самолично командовать армиями? Ведь ты отправишься в Шайол Гул, а оттуда – вне всяких сомнений – не сможешь ничем управлять.

– Кто-то же должен вести войска, Морейн.

– Думаю, с этим согласятся все без исключения.

– Я взял на себя ответственность за этих людей, Морейн. – Ранд заложил руки за спину. От него пахло тревогой. – И должен проследить, чтобы они не остались без присмотра, а ужасы этой битвы были сведены к минимуму.

– Боюсь, это не лучшая цель для полководца, – негромко заметила Морейн. – В сражении главное – не сберечь войска, а одержать победу. Тебе не обязательно командовать этими армиями, Ранд. Вернее, тебе не нужно их возглавлять.

– Я не допущу, чтобы эта битва превратилась в беспорядочный клубок противоречий, Морейн. Знала бы ты, какие ошибки мы допустили в прошлый раз, что за неразбериха бывает, если каждый мнит себя главным! Битва – это хаос, но нам все равно не обойтись без главнокомандующего, который будет принимать решения и следить, чтобы все действовали вместе.

– Как насчет Белой Башни? – спросила Романда, подступив – точнее, протолкавшись – к Эгвейн. – У нас имеются возможности быстро перемещаться от одной армии к другой, мы умеем оставаться хладнокровными там, где другие потеряют голову, и нам доверяют правители всех государств.

Услышав окончание фразы, Дарлин приподнял бровь.

– Белая Башня и впрямь представляется оптимальным вариантом, лорд Дракон, – добавила Тенобия.

– Нет, – ответил Ранд. – Амерлин способна на многое, но вести войска в бой… Не думаю, что это разумный выбор.

Эгвейн, как ни странно, молчала. Перрин внимательно посмотрел на нее. Прежде он подумал бы, что Эгвейн с готовностью сразу же ухватится за это предложение.

– На этом месте должен быть один из нас, – сказал Дарлин. – Выбранный из тех, кто пойдет в бой на этом поле.

– Пожалуй, – кивнул Ранд. – Если все будут знать, кто руководит сражением, я откажусь от последнего требования. Но с первыми двумя вам надо смириться.

– Ты все еще настаиваешь на том, чтобы разломать печати? – спросила Эгвейн.

– Не беспокойся, Эгвейн, – улыбнулась Морейн. – Он не будет ломать печати.

Ранд помрачнел, а Эгвейн расцвела в улыбке.

– Их сломаешь ты, Эгвейн, – продолжила Морейн.

– Что? Ни в коем случае!

– Ты – Блюстительница печатей, мать. Разве ты не слышала моих слов? «И свершится так, что созданное людьми будет разрушено, и Тень проляжет чрез Узор эпохи, и Темный вновь наложит длань свою на мир людей…» Это должно случиться.

Теперь помрачнела и Эгвейн.

– Ты же видела это, не так ли? – прошептала Морейн. – Что тебе снилось, мать?

Поначалу Эгвейн не ответила.

– Что ты видела? – подступила к ней Морейн.

– Видела, как Ранд делает шаг за шагом, – ответила Эгвейн, глядя ей в глаза, – и под ногами у него хрустят осколки узилища Темного. А еще видела, как Ранд пытается пробить в нем брешь. Но я ни разу не видела, чтобы Ранд на деле открывал его, Морейн.

– А как же осколки, мать? – спросила Морейн. – Печати были сломаны!

– Сновидения не стоит толковать буквально. Необходима интерпретация.

– Ты же понимаешь, о чем на самом деле этот сон. Печати необходимо сломать, и за них отвечаешь ты. Вот ты их и сломаешь, когда пробьет час. Ранд, лорд Дракон Возрожденный, отдай ей печати.

– Мне это не нравится, Морейн, – заявил Ранд.

– Стало быть, мало что изменилось, – беспечно произнесла она. – Насколько помню, ты зачастую отказывался делать то, что должен. Особенно когда указания исходили от меня.

Он пару секунд помолчал, затем рассмеялся, сунул руку в карман куртки и выложил на столик три диска из квейндияра. Каждый был разделен на черную и белую половину волнистой линией.

– Как она узнает, что час пробил? – спросил Ранд.

– Узнает, – ответила Морейн.

Судя по запаху, Эгвейн была настроена скептически, и Перрин ее не винил. Морейн всегда считала, что надо следовать плетению Узора и склонять голову перед оборотами Колеса. Перрин же придерживался иного мнения. Он полагал, что каждый выбирает свой путь, верил в свои силы и делал, что должен, а Узор… На Узор лучше не рассчитывать.

Но Эгвейн – Айз Седай, и сейчас она, похоже, приняла точку зрения Морейн. Или же готова была согласиться с ней, чтобы заполучить печати.

– Разломаю их, когда почувствую, что пора, – сказала она, забирая черно-белые диски.

– Значит, подпишешь? – Под протестующие возгласы писцов, сокрушавшихся о спешке и недостатке отпущенного им времени, Ранд взял договор, к тексту которого снизу были добавлены новые строки. Один из секретарей вскрикнул и потянулся за склянкой с песком, но Ранд сделал что-то с помощью Единой Силы, и чернила мгновенно высохли. На столик перед Эгвейн лег уже готовый документ.

– Да, подпишу, – сказала Эгвейн и протянула руку за пером.

Она внимательно прочла внесенные дополнительно пункты. Другие сестры поглядывали на текст договора из-за ее плеча и по очереди кивали.

Эгвейн коснулась бумаги пером.

– А теперь остальные. – Ранд повернулся и прошелся взглядом по присутствующим, оценивая их реакцию.

– О Свет, как же он поумнел! – шепнула Перрину Фэйли. – Ты хоть понимаешь, что он сделал?

– Что? – почесал бороду Перрин.

– Привел с собой всех, в чьей поддержке не сомневался, – шепотом объяснила Фэйли. – Порубежников, готовых подписать что угодно, лишь бы их родные земли не остались без помощи. Арад Доман, которому Ранд подсобил совсем недавно. Айильцев… хотя как знать, что придет им в голову? В общем, тебе понятно. А затем он позволил Эгвейн объединить вокруг себя остальных. Гениально, Перрин. Она повела за собой всю эту коалицию, выступив против него. И на самом деле Ранду требовалось убедить одну лишь Эгвейн. Как только он добился ее согласия, другие не останутся в стороне, чтобы не потерять лицо.

Явившиеся на встречу правители и впрямь начали подписывать договор. Берелейн подошла первой и охотно поставила на документе размашистый росчерк. Сторонники Эгвейн стали проявлять нетерпение. К столику шагнул Дарлин, взял перо, пару мгновений помедлил и потом поставил свою подпись.

За ним расписался Грегорин. Затем порубежники, каждый по очереди, а после них – король Арад Домана и даже Роэдран, считавший, судя по виду, что собрание закончилось полным провалом. Перрин счел это занятным.

– Он много шумит, – сказал он Фэйли, – но знает, что договор пойдет на пользу его королевству.

– Да, – подтвердила Фэйли. – Отчасти он устроил это фиглярство, чтобы его списали со счетов, – мол, с шута и взятки гладки. В документе говорится, что нынешние границы государств останутся неизменными, а это великое благо для человека, желающего придать устойчивости своему трону. Но…

– Но?

– Но как же шончан? – тихо спросила Фэйли. – Если Ранд сумеет их убедить, останутся ли завоеванные страны под их властью? А женщины, обращенные в дамани… Неужели шончан позволено будет защелкивать эти ошейники на любой женщине, пересекающей границу их владений?

В шатре стало тихо. По-видимому, последние слова Фэйли произнесла громче, чем намеревалась. Иной раз Перрину было трудно понять, что обычные люди слышат, а что – нет.

– С шончан я разберусь, – сказал Ранд. Он навис над столом, наблюдая, как монархи просматривают документ, переговариваются с сопровождающими их советниками и ставят потом свои подписи.

– Как? – спросил Дарлин. – Они отнюдь не горят желанием заключить с тобой мир, лорд Дракон. Я все же думаю, что из-за них твой договор так и не войдет в силу.