Если у блондинки проблемы с головой и два автомата – это не ее проблемы, или Анекдот массового поражения

– Что ж, я бы не отметал сходу ни одного из этих предположений. Заходи ко мне после субботника, если хочешь, и давай обмозгуем это дело. Оно меня уже до печенок достало, если откровенно. Что касается Леры, я подумал, может быть, это как раз то, что нам надо?.. И совсем неважно, есть ли у нее есть двойное дно. Геймер в нашем Институте, в Зоне – это интересный эксперимент.

– Ты охренел? Эксперимент на девчонке?

– Но, послушай, все не так просто. Геймеры народ моторный, реакция тренированная. И адаптивность психики великолепная – миры эти свои виртуальные как перчатки меняют. Девочка, между прочим, стрелять умеет, и еще как. С детства только и делает, что стреляет в этих своих шутерах. Я тут видел ее художества в тире, та-акое принялась вытворять… ну что ты на меня смотришь, как на серийного маньяка? Если бы на ее месте оказался хмурый парень вроде тебя, это, по-твоему, было бы самое оно?

– Зона не место для девчонки!

– Да брось, что у нас здесь женщин нет? Я как с ней познакомился, тут же понял – девочка просто создана для Зоны. Впрочем, это хорошо, что тебе ее жаль. Вот ты за ней и присмотришь, пока не освоилась. Она быстро освоится, увидишь. Лерочка, подойдите, – позвал Док, прежде чем обалдевший Филин успел возмутиться. – Знакомьтесь, Лерочка, это Филин. Он командует у нас огневиками. Держитесь его и слушайтесь, бывают ситуации, в которых геймерский опыт может подвести. Это очень хороший ученый и опытный сталкер.

– Ну-у, Аркадий Георгиевич… меня зовут Крысуля!

* * *

Компания, шумно галдя, в мгновение ока залезла в вертолеты и через весьма недолгое время уже высаживалась в долине, носившей романтическое название Ржавое Болото. Все научники – не только специалисты по выбросам – в один голос предрекали, что в этой долине по всем параметрам должны были появиться «ледники», аномалии с чуть ли не с температурой жидкого азота. Артефакты возле них возникали специфические, невероятно полезные и очень дорогие, под официальным названием «холодильник» (сталкеры называли их Льдинками). Впрочем, так называемые «левые» недорогие артефакты – почти законная личная добыча субботниковцев, ожидались тоже в большом количестве. Львиная их часть, кстати сказать, обычно употреблялась участниками «для промочить горло», пересохшее в процессе праведных трудов на пользу науки.

Что касается Льдинок, один такой артефакт мог обеспечить низкой температурой весь медицинский центр весьма даже надолго. Перекупщики давали за Льдинки такую цену, что д-ой! Вот только безопасно для собственной жизни брать их можно было лишь вне действия самой аномалии. Иначе, как утверждали люди бывалые, сталкеру наступал гарантированный кирдык – никакие защитные средства не помогали.

Сталкеры пробовали было кидать в аномалию гранаты в надежде, что взрывом артефакт отбросит от нее подальше, но, во-первых, артефакты от взрыва лопались и погибали, а во-вторых, при взрыве осколки низкотемпературных хреновин разлетались в разные стороны со всеми неизбежно печальными для окружающего пространства последствиями. В общем, каждый Ледник требовал к себе индивидуального подхода, даже научникам всякий раз приходилось поломать-таки свои мудрые головы.

Но, как считал Филин, сначала до всей этой лирики еще надо благополучно добраться, до Ледников этих самых со всеми их проблемами. А тут, вы гляньте, это же не поход, а непотребство полнейшее! Девчонка идет раскованно, с улыбочкой на все сорок белейших зубов, а вокруг роятся выше крыш переполненные надеждами местные туземные сердцееды… что б ее черти взяли! Филин ярился. Ну кто же так ходит в Зоне по маршруту? Или у нее девять жизней, как у кошки?

Девять жизней? А он, Филин, должен обеспечивать из них как минимум восемь, так, что ли? Что она вообще тут делает, эта кукла Барби? Такие фифы должны подметать шлейфами паркеты и красные дорожки на Большой Земле, подставлять голенькие плечики под галантные поцелуйчики и чувствительно закатывать глазки. А этой подавай научную аспирантуру, стрельбу по-македонски ей подавай и прочие зональные прелести с героическими субботниками во благо науки.

Р-романтики зональной ей захотелось, кукле безмозглой? Или мальчиков захотелось мускулистых с мужественными подбородками и пронзительно решительными глазами?

Дура! Кукла безмозглая!

Нет, он ничего такого не хочет заявлять о женщинах вообще. Так сказать «как о философской категории». У самого в сотрудниках несколько особей женского пола по молодости лет вполне себе восторженных, но весьма и весьма достойных. И что характерно – о каждой из них он, Филин, вполне себе не кривя душой может смело заявить – «свой парень»! Так что не надо тут о его, Филина, определять в женоненавистники, не прокатит! Но вот что ему по-настоящему ненавистно, до отвращения, до рвоты, это наблюдаемая сейчас картина распущенных вокруг Лерочки… пардон, Крысули… хвостов – павлиньих, фазаньих, да и воробьиных тоже.

Давно уже кем-то замечено, что жить среди людей и быть свободным от людей невозможно. Так что не надо пудрить мозги себе и другим насчет собственного пофигизма. Цель у нас, у всех без исключения людей Зоны одна – выжить. Каждый здесь пытается выжить, всего и «делов». Вот только как выжить. Кто-то хочет просто выжить любой ценой. А кто-то выживает в свое удовольствие… как он себе его, это удовольствие, понимает.

Вот так. Он, Филин, не какой-нибудь прекраснодушный юный романтик, рвущийся изменить мир. У него есть лаборатория, за ход дела в которой он отвечает, в конце концов. И за сотрудников своих он отвечает. А все прочие пусть катятся куда подальше и пусть делают, что хотят. Ему, Филину, лезть в чужие дела, как говорится «невместно»! И на все то, что происходит вне его лаборатории, он давно и прочно забил.

Ч-черт! Сколько раз он пудрил себе мозги насчет собственного пофигизма. Но вот последовал ли он этому замечательному и зверски разумному принципу хоть один-единственный раз? Вот-те хрен, дорогой. Ни в ерунде, доброго слова не стоящей, как истории с Петром Ивановичем не последовал, ни в запредельных ужастиках, вроде знаменитого случая с ненормальным шефом, которого угораздило тащить на каком-то кретинском коромысле целых два мешка песчаника, пропитанного нашим жутким Туманом. И это при катастрофической нехватке Льдинок для его заморозки, между прочим. Это что, не идиотизм? Еще какой идиотизм. Но нас-то с придурком Витькой Коневым, таких всех из себя разумных пофигистов, кто заставлял, спотыкаясь и чуть не падая, бежать ему навстречу и волочь Льдинки безо всякой защиты в обыкновенных авоськах? А если бы мы грохнулись или хотя бы одну из них разбили?

Да, конечно, спасение утопающих… и все такое… но кто тебя утопляться тянул, шеф? На кой этот самый предмет? Чтобы два идиота героически изображали собою то ли Чипа с Дейлом, то ли спасательные круги? Да если бы это был единственный случай и не подавал бы ты юным придуркам придурочного примера для дури. Сколько тебе лет, шеф? Может, я заблуждаюсь и тебе двадцать пять? И нехрен придуриваться, что мне самому уже пятый десяток, а тебе еще всего лишь шестой. Мне пятый десяток еще только-только начинается, а тебе шестой уже заканчивается, разница есть? Стоило бы разобраться, кто тут больший придурок, мы с Витькой, или кто другой, что называется профессором и шефом.

Ну вот и сейчас та же бодяга. Те же самые измочаленные об его, Филинов дурной лоб пресловутые грабли… да-да, те самые, на которые не рекомендуется наступать хотя бы повторно. Ему, Филину, наплевать на всех и всяческих красоток, понятно? Наплевать, будь они хоть тысячу раз куклы Барби. Ни в чьи чужие дела он лезть не желает.

Желать-то он не желает. А что поделать, если это самое его «свое удовольствие» оказывается на проверку вещью весьма специфической. Ему, Филину, почему-то до всего дело, а иначе это чертово «свое удовольствие» не получается. Ограничиваться пресловутым удовлетворением любопытства за государственный счет оно никак не желает. Этот самый «государственный счет» тоже, кстати сказать, о-оченно проблематичен… одни субботники наши чего стоят.

Шеф, стервец, тут же просек это филиново «нетерпение сердца» и пользуется им теперь внаглую. И надо бы его послать, но ведь дуру-то эту ему, Филину, спасателю патентованному и ударенному башкой Чуподейлу… дуру-то действительно жаль. Вон, идет… Головкой вертит, и на ее симпатичном рыльце все та же радостная улыбочка до ушей. Никакой собранности. Никакой настороженности. Ну вот, сейчас в Попрыгунчик вляпается…

А вот не буду я ее останавливать! Попрыгунчик очень подходящая штука для воспитания восторженных бестолочей. Аномалия не смертельная, но весьма-а неприятная. И главное редкая, редчайшая даже, большинству сталкеров не встречавшаяся. Не предупредят. Шуму много, в грязи вываляется с ног до головы и комбинезончик свой изящный раздерет в клочья… Ничего, пусть посверкает голой задницей. Это полезно. После Попрыгунчика она, во-первых, научится по сторонам смотреть, а не пялиться, и, во-вторых, осознает, глядишь, эту самую разницу между игрой и реальностью. Ну, а в-третьих – эвакуируем обратно в вертолет, и пройдет серьезная работа, без помех, как сначала и планировали. И если дуреха после всего этого носа в поле не высунет, так ей же лучше. Дольше проживет.

Пока он рассуждал, девчонка вдруг застыла с уже приподнятой ногой и во всеуслышание радостно объявила:

– О! А тут Попрыгунчик! Это ведь Попрыгунчик, да, Филин? Ну, совсем как во вводном ролике, что шеф показывал. А в шутере мне такие ни разу не попадались, смешно, да?

– Ты что, чертов сын, – сердито зашипел подбежавший Замятин, – совсем же рядом идешь. На девочку пялишься, а не на дорогу?

Попрыгунчик, в который девчонка едва не вляпалась, ничуть не испортил ей настроения. Кажется, дурехе и в голову не пришло, что она может быть на Филина в претензии.

– Филин, можно я к Вам прикопаюсь? Ну очень интересно. Просто отпад. Скажите, – вдруг затеялась она расспрашивать, – а правда, что Вас ударные аномалии не берут, хоть Вы и не монстр? Рассказывают, что однажды Вас чуть ли не пять минут над Пузырем кувыркало, и ничего. Ты только литр коньяка после всего этого высосали, и хоть бы хрен по деревне, только облизнулись!

М-да… Вот оно, сияние славы.

– Ты хоть представь себе, что будет с нормальным человеком после литра коньяка? Что я тебе алкаш патентованный? – пробурчал Филин сердито.

– А по сути? – настырничала девчонка.

– А по сути ты под ноги смотри. И на ля-ля, не отвлекайся. Тут тебе не игра, вторую жизнь никто не предоставит. Я человек насквозь скучный и не интересный и даже, наверное, грубый. Это Замятин у нас романтичный и весь со всех сторон героический герой. И телом, и духом. К нему и прикапывайся, но только когда вернемся домой.

– Ну, насчет героического тела я уже наслышана, – не отставала девчонка. – И с поля-то он не вылезает, и вообще. Но про Вас тоже много чего рассказывают. И про Вальку с Витькой. Я хоть в Институте без году неделя и даже еще на целых два часа меньше, а уже наслушалась от девочек выше крыши, какие вы все тут героические мачо с сурово нахмуренными бронзовыми лбами… да-да, именно так нахмуренными, как сейчас у… некоторых. Не сердитесь, я же не говорю – железными, я – в смысле, как у статуй в древнем Риме. И все-таки, что там такое насчет героического духа? Правда ли, что шеф на себе ставит опыты по взаимодействию зомбированных клеток с живыми и вживляет в себя всякий зомбячий биоматериал?.. Так-таки ничего не боится?.. Отпа-ад! Кошма-ар! А у других что же, кишка тонка?

Филин рассвирепел

– Если ты, блондинка ты н-натуральная, не понимаешь, почему начальник может проводить такие опыты на себе, подчиненных к ним ка-те-го-ри-чес-ки не подпуская, ты просто… Что такое смерть? Стать зомби куда страшнее, чем просто умереть. Объяснить тебе, зачем шеф во время этих экспериментов держит под рукой заряженный пистолет? Не надо?.. Под ноги смотри! Чем больше я тебя узнаю, чем тверже убеждаюсь, что связаться с тобой можно только имея на тебя вполне определенные виды.

– Ну, Вы и сказанули… если Вы о шефе. Во-первых, я сама к нему напросилась. Я клянчила, между прочим. А во-вторых, я всегда чувствую, когда кто-нибудь имеет намерение ко мне клеиться. Вот взять, например… Филин, а можно я тоже буду на ты? А то как-то глупо получается. И утомительно. Так вот, ты ни в одном глазу. А уж профессор Замятин… Так что колись и не сбивай с панталыку.

– По сторонам смотри, б-блондинка чертова! – окончательно озверел Филин. – Тут тебе не парк культуры. Это Зона!

– Ладно, – ничуть не обижаясь, покладисто согласилась девчонка, – Потом поговорим, а то ты нервный какой-то… – ой, а вон Ледник, – обрадовалась она. – Красивый какой, ну просто новогодняя елка!

Действительно, из самой середины Ледника торчала промерзшая до полупрозрачности березка и мелодично позвякивала на ветру свежеморожеными листиками. Эдакая ледяная скульптура, украшенная мерцающими радужными Льдинками. Смотрелась она эстетично, по-новогоднему.

Ледник, конечно, штука страшная и приближаться к нему смертельно опасно. Но, тем не менее, обобрали его дочиста, спасибо всезнающим научникам – посовещались, помозговали не без ругани, конечно, но ведь придумали.

– Ну, что ж, – сказал Замятин, жизнерадостно потирая руки, – начало положено, почин удачный. С почином нас, друзья!

* * *

Работа шла, работа спорилась. «Левая» добыча у участников похода тоже была вполне себе, даже если учитывать интересы воинской части, летчиков и охраны вертолетов.

– Новичкам везет. Кажется, все аномалии вышли поздороваться с нашей новенькой, – хихикали мужики. – Гляди, Крысуля, это Чекушка.

– О! Тогда и я буду с ними здороваться, – объявила девчонка. – Привет, Чекушка!

– А вон там, смотри, Крысонька… во-он, под горочкой… Это у нас называется… гхм… в общем, это «труды диареика»… в смысле, гравитационная аномалия, – вмешался другой парень.

– Привет, Гравюшка! – засмеялась она. А потом, широко размахнувшись, запустила камешек в сторону. В неприметный холмик.

– Привет, Фонтанчик!

Вверх с шипением взметнулась струя пламени.

– Внимательная девочка, – одобрительно зашумели вокруг.

– Да ладно! Играли мы в бродилки и посложнее.

– Мешал тебе этот гейзер? – сердито спросил Филин у подопечной. – Мы идем туда? Нет? Ну, вот и проверяй дорогу перед собой, а не закидывай всю Зону булыжниками.

– А поздороваться?

– Вот ведь бестолочь! Это маршрут. Маршрут, а не шутеры твои. На дорогу, говорю, смотри, а не перед мужиками выеживайся. Нет у тебя запасных жизней, ты, чудо природы.

– Эй, Бульдозер, чего девочку обижаешь? – зашумели мужики.

– Он любя, а не по злобе, ведь верно, Филин? – с девчонки все было как с гуся вода. Веселилась вовсю, мерзавка.

Смотри-ка, уже и защитнички отыскались. Добренькие. Но глупые.

– Тогда сами за ней и присматривайте, добряки, – плюнул Филин и отошел в сторону. Действительно, ему что, больше всех надо? Док глянул с укоризной. Пусть смотрит. Сам должен был научить эту безмозглую блондинку элементарным вещам… если только это в принципе возможно.

Выброс был далеко не такой уж и ужасный, а вот аномалий тут почему-то высыпало изрядно. Это, конечно, странно. Но полезно. Много аномалий – много и артефактиков. Шли, собирали. Увлеклись, придурки, так что сами виноваты – походный порядок, между прочим, надо держать. Так что, когда это случилось, народ стоял почти что… аж бы как, в общем.

Крысуля, хихикавшая о чем-то с парой солдат, вдруг схватилась за пистолеты.

– Привет, йети, – радостно заорала она и принялась палить перед собой сразу с двух рук в едва заметную размытую тень, мелькнувшую на фоне еловых лап.

Огромная пепельно-бурая горилла, которой, будто и не было здесь за секунду до того, взревев от боли, кинулась на людей. Девчонку тут же зашвырнули назад. Но йети оказался не один, так что понятия «впереди – позади» быстро потеряли всякий смысл.

Разбираясь со своими «оппонентами», Филин нервно выискивал взглядом дуреху. Стоило оставить на минутку без присмотра – сразу же впоролась в историю! Ага, вон она. И, конечно же, с самой неудобной стороны, хрен пробьешься. Он отступил, пропустил мимо яростно орущего снежного человека и, сместившись право, выстрелил. Еще один такой маневр, и … ах ты… тут ее уже нет. Вон она где, б-б-блондинка шустрая. Лупит почти в упор из двух пистолетов в здоровенного йети, мощная шея которого… ну ни фига себе… украшена тремя нитками стеклянных бус. Лупит, даже язычок от усердия высунула. Ладно, экстренная помощь там вроде не требуется, оно и хорошо, свои дела образовались. Ага, тут двое… черт, вот еще один слева… Ну, так уже и нет его.

А потом йети кончились.

Ф-фу, пронесло. Опасность была серьезнее некуда. А эта мерзавка стоит, глазки веселые, глупые, и скалится во всю пасть. И правда не врут анекдоты про блондинок, так и выпорол бы дуру. Совершенно не понимает, из какой истории только что вывернулись… это же чистое чудо, что без потерь, и даже серьезно раненных нет. Эти снежные человеки мерзость уникальная даже для здешних мест. Они никогда не бывают сытыми, и живое, что бы под руку ни попалось, рвут в клочья.

– На девочку пялились, паразиты! А за дорогой кто будет смотреть? – Филин пер на Крысулиных ухажеров и взаправду сущим бульдозером. Его поддержали энергично, многоголосо и даже чуть ли не матерно.

– А почему столько шума, мы же вчистую выиграли? – девчонка обиженно хлопала длинными ресничками и, похоже, даже не придуривалась. – Я имею в виду, победили, – поправилась она, споткнувшись о свирепый взгляд Филина. И тут же опять расцвела:

– Нет, какой классный шутер! Вот уж не думала, что в реале может быть так интересно. Не иметь запасных жизней это, оказывается, так клево! Это возбуждает!

Нет, идиотка была совершенно, абсолютно, полностью неисправима.

– А за этих мальчиков-обезьянчиков бонусы какие-нибудь полагаются? – вдруг спросила она озабоченно.

– Что?!

– Что-нибудь такое… нужное-полезное.

– Дура, идиотка, кретинка, обалдуйка, – тихо сказал Филин с усталой безнадежностью. – Жива осталась – вот тебе самый лучший твой бонус. Ясно?

– Да быть того не может! – возмутилась Крысуля. – Это нечестно. Сейчас проверим… Мои – вон тот, самый первый, и этот, прифуфыренный. Девчонка присела на корточки и на глазах охреневшего народа начала с натугой переворачивать труп йети, бормоча под нос:

– Тяжелый, зараза! Есть в этом милом шутере свои недоработки.

У йети неожиданно обнаружилась какая-то торба на кожаном ремешке. Девчонка полоснула ремешок ножом и открыла торбу. А в ней оказались артефакты. Да какие! Народ пребывал в полном и совершенном обалдении.

– Никогда не слышал, что йети собирают артефакты. Зачем?!

– Как это, зачем? – искренне удивилась девчонка. – Сдадут перекупщикам. Что ж они, не люди… хотя и снежные? Откуда у него, по-вашему, эти бусы?

– Ну… убил кого-то и снял.

– Здесь каждый второй такое носит? Нет? Стало быть, каждый третий, ага?.. Или, может, кто из монстров? Хотя он именно тот самый что ни на есть монстр…да… Ах, никто не носит? Тогда кого же он убил и с кого снял?

– Устами младенца… – хмыкнул Замятин. – Думаю, девочка права. Если ты перекупщик, почему бы не припрячь к сбору артефактов всех, у кого есть руки?

– Ага… А кто-то, глядишь, и зубами собирает, так? – скептически буркнул Филин.

– Вполне возможно. Чем расплатиться, это всегда можно сообразить.

– Конечно! – легкомысленно объявила блондинка. – Для каждого найдутся свои стеклянные бусы.

Филин искоса глянул на девчонку. Она сама-то понимает, какую мысль только что родила, филосоплюшка хренова? Что сказала!? А Замятин пробормотал под нос непонятные слова «одаренная дура». И Филину в его голосе послышался опять же непонятный оттенок одобрения.

Военно-сталкерский люд, вдохновленный зрелищем артефактов, которые девчонка пересыпала с ладони на ладонь, кинулся проверять своих йети. Но везет, как известно, только новичкам или дуракам. Если же человек совмещает оба эти качества… ну, тогда он снимает торбу с хабаром с убитого йети. Между тем, девчонка наигралась со своей добычей и подняла глаза на опять столпившийся вокруг народ.

– Кажется, мы сегодня гуляем!

* * *

Гуляли долго и со вкусом. Просадить ее, Крысулину, добычу было непросто, пусть и такой оравой. Сначала набились в институтский бар. Потом чуть ли не в полном составе решили двинуть в Пионерск, местную «град-столицу». Биолог Володя, который был оттуда родом, настоятельно рекомендовал не тратить время на здешние захолустья, а поехать в единственное в тутошних широтах место, достойное по праву именоваться городом. Крысуля, виновница торжества, сдуру заинтересовалась, и они поехали.

– Смотри, у нас здесь все совсем как на Большой Земле, – гордо провозгласил Володя, взявший на себя роль гида.

– Пожалуй… – согласилась Крысуля без особого энтузиазма.

«Град-столица» ее разочаровала. Безликий поселок городского типа, в меру аккуратный. Мощенные булыжником улицы. Вертолетная площадка вполне солидных размеров, можно сказать, чуть ли не настоящий аэродром. Помимо воинской части, занимавшей значительную часть сего поселения, здесь наличествовало здание гражданской администрации, все такое из себя серьезное и солидное. Ну и на фига оно нужно со всеми его обитателями, если реально командует все равно майор? С другой стороны, не будет же он вникать во все хозяйственные дела всех человеческих поселений Зоны, так и свихнуться недолго. Здесь есть и Советы поселений, и градоначальники – председатели этих местных советов, и Совет Периметра, все как у людей. Находилось это важное здание на центральной площади, квадратной и серой, с невнятным монументом посередине. Еще на эту площадь выходили супермаркет, кинотеатр и библиотека. Чуть в стороне, за сквером, который гордо именовался городским парком, наблюдался внутренний амбулаторный пункт Периметра. Все это составляло центр города. А вокруг него пребывали серые в два-три этажа дома для разного рода гражданского населения. Домики самой обычной большеземельной постройки, характерной для середины прошлого века. На ведение боевых действий они были никак не рассчитаны. Правда, их окна были снабжены массивными противотуманными ставнями. Кроме того, в городке то и дело попадались подземные противотуманные убежища. А вот в плане защиты от нападения извне аборигены, видимо, полностью рассчитывали на воинскую часть.

Скукотища, короче. Даже проглядывающая вдали стена с все той же вечной спиралью Бруно и входы в убежища не спасали ситуацию. Не было того колорита. То ли дело Склиф. И народ кругом был насквозь обыкновенный. О двух глазах, двух руках и всем таком прочем. Народ этот ходил пошло невооруженный и без даже каких-нибудь самых завалящих куцых броников.

– Почему люди без оружия? – полуудивилась-полувозмутилась Крысуля.

– У нас порядок! – Володя был явно скандализован. Похоже, он искренне гордился всем этим безликим унынием. – Здесь стволы только у городской охраны. Ну и у военных, разумеется. Гражданскому населению ношение оружия запрещено. А пришлые сдают все свое на КПП.

– Понятно, – сказала Крысуля с неодобрением. – Кабаки-то хоть у вас путные есть?

– Кто о чем, – вздохнул Володя. В его голосе на этот раз наличествовал оттенок печальной снисходительности. Можно подумать, что они не выпить сюда приехали. – Есть, конечно. По нашим меркам вполне. У нас народ сходится по разным заведениям не только дерябнуть, но и просто выпить чаю и пообщаться. Вон там, за парком есть бар. И подальше, если направо и за угол, есть очень приличное кафе.

– Приличное? – опасливо переспросила Крысуля. – тогда лучше пойдем в бар.

В баре она чуть не носом к носу столкнулась с тем самым офицером, что вез ее на вертолете к майору, а потом вдруг обозвал американской шпионкой. Увидев его, она взвизгнула от радости и устремилась к нему, чтобы пообщаться. В-в-всласть! Обсудить тему международного шпионажа и вообще… Но офицер – помнится, фамилия его была Колесов – забурел лицом, махом забросил в рот спиртное, которое смаковал у стойки, поперхнулся, с оглушительным кашлем промчался мимо и выскочил наружу.

– Ну, вот, – обиженно сказала расшалившаяся Крысуля. – Полный облом. Что за мужчины пошли? Никакой куртуазности. А я-то нацелилась очень, ну о-очень тесно пообщаться.

Хотя большинство присутствующих представления не имело о том, что такое куртуазность, но, почувствовав по тону девушки, что со стороны Колесова имело место нечто для всех мужчин унизительное и даже, может быть, предосудительное, тут же проявило горячее желание вступиться за честь мужского пола… в смысле тесноты общения. Пришлось аккуратно отыграть назад.

– Кстати, а почему тебя зовут просто Володя? – поинтересовалась Крысуля у своего гида, когда тема куртуазности была благополучно вышучена и исчерпана. – А прозвище?

– Ох, – собеседник покрутил головой,– Лерочка, я же научный работник, а не какой-нибудь сталкер. Ну какое у меня может быть прозвище?