Чугунные облака

Льют крокодильи слёзы одноклассники одной из многочисленных школ. Надрывается от слёз и боли мама, пытается сохранить последнюю каплю достоинства отец. И это единственная картина в мыслях о смерти, нагнетавшая ужас. Реакция моих родителей. Думаю, будет лишним говорить насколько они меня любят. Даже очень.

Почему сейчас они словно ослепли? Почему не хотят слышать меня? Почему в этом городе, среди толпы, я чувствую себя как астронавт, находящийся один посреди бесконечного тёмного космоса?

Спасибо этому городу, за то что теперь, на воображаемых похоронах, появилась Ева. С ней жизнь, пускай даже она оборвётся прямо сейчас, кажется наполненной смыслом. Завершённой. С ней умирать не так страшно.

Хотя нет. Не в этом городе. Не со мной. Я не дам этим конченным маньякам пополнить список моим именем. Хрена с два. Я выживу, посрываю с них глупые карнавальные маски и буду далее добиваться своих жизненных целей.

Поступить на стипендию в лучшее учебное заведение.

Найти своё призвание.

Жить ни в чем себе не отказывая.

Любить ( как банально, но важно в конце концов )

Нет, я не буду принимать смерть с безразличием. Этому городу так просто не заполучить мою душу.

И души моих сверстников.

Точка.

Поле подсолнухов, по которому мы стремительно проезжали, стараясь найти хоть намёк на цивилизацию, воистину бесконечно. Сколько хватает глаз, столько бесконечной чередой тянутся крупные солнечные цветы. Их гигантские бутоны (разве у подсолнухов есть бутоны?) раскачиваются, повинуясь ветру, как бы кивая и приветствуя нас.

Думаю, это невероятно живописное место. Когда ты наслаждаешься одиночеством или обществом любимого человека, неторопливо расхаживаешь по этой всей бесконечности, чувствуешь подступающее вдохновение. Но не когда твои родители орут маты с тональностью солиста Рамштайн.

– Чёрт! – вскрикнул отец, с интересом заглядывая на навигатор, нависавший над передним сидением в подставке – Сколько ещё?

Особо не думая, мама пару раз клацнула по экрану. Цокнула. Раздражено вздохнула. Ещё раз клацнула и с натянутой драматичностью вскрикнула.

– О нет. О НЕТНЕТНЕТ – надо же, сломанный навигатор смог её испугать больше, чем смерть моего сверстника.

– Что? – рассерженно спросил отец.

– Сеть пропала. А вместе с ней и навигатор. А вместе с ним и наш шанс выбраться из этого долбанного поля!

– Вот ЧЁРТ!– отец не прекращал чертыхаться, тарабаня по рулю. На его месте я бы поступал также: глушь, сыскать подобную которой надо постараться, ни единого признака существования человечества в целом – лишь коровье дерьмо посреди пыльной тропы. Узкая дорожка усеяна ямами, из-за которых нашу машину трясёт в бешеной динамичной пляске. В самом её начале мама пару раз ударилась головой о крышу машины.

Пытаясь абстрагироваться от земской суеты, я надеваю наушники и захожу в спотифай. Надеюсь, это не сможет разозлить родителей ещё больше. В конце концов, я подросток переживший стресс. Могу себе много чего позволить, разве не так?

Поэтому, делая вид самого замкнутого и социопатичного включаю «SimCity” и причмокивая узнаю что игра не работает без сети. Серьёзно? Это насколько отбитым, забытым местом должен быть дом маминой новой подруги, чтоб в 2018 тут не работал 3g? Боюсь представить, что нас там ждёт.

Мы неторопливо пробирались по полю дальше, хотя разумнее было бы повернуть обратно. Визгливый голос Арианы Гранде в её новом альбоме начал раздражать, и я снял наушники.

– Где ты надыбала друзей, живущих в такой жопе! – возмущался папа – Анусе! Заднице! Глухомани!

– Я вижу! Вот он, дом! Недалеко! – радостно вскрикнула мама. Её тон приобрёл таких радостных красок, как будто она Робинзон, просидевший на безлюдном острове 20 лет и увидевший вдалеке корабль.

Выглянув в окно, я (аллилуйа!) замечаю скользящий меж толстых зеленоватых стеблей тёмный силуэт деревянного дома. Точнее сказать, халабуды, хотя с размерами этого строения слово «халабуда» не совместимо. Но а как ещё назвать здание, от которого за километр разит нафталином?

– Это точно тот дом? – может быть, свернув не туда мы приехали к семье каких-нибудь безумных сектантов. Или амишей.

– Судя по описанию хозяйки, это он. Старенькая деревянная ферма.

Казалось, я слышал скрип гниющих досок даже за закрытыми дверями авто. Но меня всё равно порадовал его вид. Он словно корабль, среди моря подсолнухов напоминал о цивилизации.

Выйдя из машины я сразу же учуял запах гнилого дерева. Видимо сотни дождей, что удалось пережить этой развалине не прошли мимо.

Сразу же послышалось звонкое куриное пение. Вполне возможно, именно этого певца подадут нам сегодня на обед. Да-да, я не на шутку проголодался.

Наверное, непрактично строить дом из дерева посреди поля. Думаю, это даже глупо. Тут так беспощадно палит солнце, что я боюсь представить какая духота внутри.

Справа, на небольшой вышке располагался ветряк. Слева, за углом дома, лежал стог сена. Позади него – амбар, покрашенный кровавым красным на половину и сарай, способный разрушиться от малейшего сквозняка.

Место откровенно недружелюбное. Насколько хватает глаз – подсолнухи-подсолнухи. О! Хоть какое-то облегчение и напоминание о городе. Стена зелёного леса вдалеке.

Мы находились в той самой степной южной части города. В самом городе, как и ко всему «южному» в мире, к этой части относились из ряда вон плохо. Царство нищебродов, неотёсанных фермеров и колхозников. Богачи севера старались объезжать это гетто десятой дорогой.

А нас занесло в самую его гущу.

Папа первый ступил на деревянный порог. Гнилые доски под его белыми кедами (до конца дня они станут пыльно-серыми) пошатывались и издавали жалобный предсмертный стон боли. Каждый шаг вызывал новый глухой скрип.

Не долго думая, отец нажал на звонок.

«ДИИИН-ДОООН»

Эхо протяжного звука разнеслось по всему дому и напугало чёрных каркающих ворон, сидевших на крыше. Птицы негодуя поднялись в воздух, образуя тёмные кольца на фоне голубого неба. Летая, они держались друг друга и собирались в тёмные облака.

Послышались спешные шаги,

«топтоптоп»

и деревянная дверь с ужасающим скрипом отварилась. За ней стояла седая дама с накинутым на плечи белым кружевным платком. Стиль «весёлая вдова». Её улыбка кажется пугающе широкой, а зубы пугающе белыми. Ну а больше всего пугает то, что мама в качестве подруги представляла молодую женщину, а не бабулю. Ничего против них не имею, просто на неделе одна из таких меня убить хотела (правда, ничего личного).

Но в отличии от той же МаМа седая дама живая и бойкая. Подмигнув мне и поздоровавшись с родителями, она заявляет:

– Моя дочь как раз ждёт вас в гости, – с облегчением выдыхаю – проходите – отвернувшись, дама кричит – Милая, встречай гостей.

Сначала никакого ответа не последовало.

– Милая?

– Бегу, мама – доносится приглушённый голос со второго этажа. Вновь слышатся омерзительные протяжные стоны: так прогибается каждая деревянная ступень старой лестницы под резиновыми домашними тапками новой маминой подруги. Осмотрев её с ног до головы, я понимаю, почему мама сразу же заспешила к ней в гости – улыбка (сто процентов деланная) светится дороговизной, тёмное каре выстрижено под линейку, как кусты у Букингемского дворца. Женщине где-то за сорок, но при этом лицо надёжно не выдаёт возраста. Вот уж не знаю, замешаны тут многочисленные подколки, или может тут дело в здоровом «фермерском» питании. Судя по запашку десятков коров и свиней, недостатка в продовольствии тут явно не предвидится.

– Привет. Я Вика. – мягким голосом нараспев произносит женщина. Такой голос, приторный и сладковатый, как сгущённое молоко. Одним лишь его звуком можно заставить собеседника полюбить тебя. Или возненавидеть – Очень приятно что вы решили почтить нас своим визитом. – «почтить» – ха! Явно перебор с гостеприимством. Мы же вам не королевская семья – Я приготовила обед. Давайте проведу вас в столовую – говорила Вика быстро и уверенно, словно заранее речь заготавливала. Между своими предложениями она не дала вставить не слова, и моему отцу пришлось протягивать клубничный чизкейк и купленную в супермаркете бутылку шампанского в неловком молчании. Приняла гостинцы бабушка бодро кивнув.

Наша семья по очереди переступила высокий порог и с головой окунулась в удушающее царство аромата стариков, пыли и плесени. Аромат стариков, конечно же, собой забивал всё.

Нос в первые секунды нахождения там будто отсох и превратился в маленький сморщенный чернослив. Дышал я ртом, что на деле оказалось ещё противнее чем носом. Нас окружил кортеж из Вики и пока что безымянной бабушки, проводя по тесной прихожей мимо лестницы.

У входа я сразу же наступил на поношенные кожаные сандалии. Да, я мешок с дерьмом в плане грации и ловкости, не отрицаю. Но тут каждая четверть миллиметра была плотно заставлена десятком пар обуви. Резиновые сапоги в грязи. Каблуки (в этой глухомани они, должно быть, совсем бесполезны). Убитые кеды конверс, которым выделено место на помойке.

Неловко поскользнувшись, я посмотрел на Вику. Прошу заметить – молча.

– О, ничего страшного – говорит она.

Вся прихожая увешана снимками и пыльными картинами. Не понять, дубликаты это или оригиналы местных умельцев. На полочках, нависающих над головой, стоят обереги, фарфоровые котята, искусственный тюльпан и прочий мусор. Все эти сокровища руки чешутся собрать в кучу и упаковать в мусорный пакет. На стенах обклеенных обоями цвета детских рыгулек нет свободного места. Всё увешено древними рамами.

Готов поклясться, даже парижский блошиный рынок мечтал о таком скоплении хлама в одном месте.

Не уютно здесь – и точка. Затхлый запашок, теснота при большой площади дома (да, бывает и такое), нарочито показательные улыбки жильцов – всё настораживает. Или просто я с катушек слетаю после всего пережитого.

Папа замыкает нашу шеренгу. По недовольной гримаске видно, что он не в восторге от фермы. Я оборачиваюсь, смотрю на него и кривлюсь. Он, хватаясь за горло в шутку рыгает. Понятное дело молча. Ну а я молча смеюсь. Иногда обожаю своего отца.

Зайдя за деревянную лестницу, уходящую вверх, мы оказываемся в самом узком и самом длинном коридоре, повстречавшимся в моей жизни. Те же рамки, фотки, с которых замершим взглядом на тебя смотрят самые разные люди.

Вот например, чёрно-белое фото. Юная девушка в белом то ли платье, то ли ночнушке грустными глазами прожигает душу. Стоит она напротив амбара, босая. Выглядит сюрреалистично.

Или девочка с рыжими кудрявыми волосами, играющая со свиньей. На этот раз фото в цвете. Сделано во времена, когда люди осознали, что улыбаться на камеру это не смертный грех.

Уже в конце коридора до меня доходит – не та ли это ферма, где МаМа сто лет назад работала? Точно! Узнаю знакомый просторный амбар, та же местность… Нет! Раз в неделю я могу позволить развязать клубок мыслей и догадок и спокойно пообедать в удовольствие.

Полумрак коридора развеялся, когда мы вошли в столовую с низким потолком. Тут его, скорее всего, подгоняли под рост Хоббита. Просторный обеденный стол накрыт скатертью с кружевами, в хрустальных тарелках стояли овощной салат, оливки, консервы. Между ними башнями нависали острые соусы (очень по фермерски), вино (для родителей – воскресенье спасено) и кола.

Ах да, бабушка сразу с не сходящей улыбкой предложила мне ягодно-фруктовый морс.

– Мой рецепт – всё так же лыбясь хвастливо заявила она. Так, эта любезность начинала пугать. Хотелось прошептать: «Если вас держат в плену, моргните три раза». Будто к краям её рта привязали нитки и теперь без остановок тянут вверх.

Не успел я моргнуть, как мой стакан полностью заполнился «фирменным» морсом, а родительские бокалы красным вином.

Обед официально начался.

В этой комнате обои красного цвета. Сама она мрачная и пугающая до ужаса, ведь в ней нет окна. Вторая дверь, находящаяся по обратную сторону стола ведёт на более ли менее просторную кухню.

В столовую Дракулы как-то умудрились вместить два небольших книжных шкафа, заваленных старыми букинистическими изданиями. Думаю, если открыть стеклянные дверцы шкафа, пыли от туда выспится как во время песчаной бури где-то в Иране.

Садясь на жёсткий стул, я неторопливо рассматриваю названия книг. Как оказалось, в основном местные автора о местной жизни. А я думал занудная допотопная классика.

В то время Вика ведает свою историю, как бы оправдываясь в том, что пригласила в гости первых встречных. И правда странно. А мало ли, эта семейка нас на органы хочет разобрать?

Ха.

Ха-ха-ха.

– Вы знаете, новые молодые лица тут – это так здорово! – ага, особенно когда их каждый день убивают, как комаров. Гениально, Вика! – Я привыкла сидеть на этой ферме в полном одиночестве, довольствуясь компанией свиней. Иногда выезды в столицу к родственникам бывшего мужа хоть как-то исправляли ситуацию – она не лукавила, ведь выглядела будто не отсюда. Блестящее лицо, подтянутая фигура и живой голос не сосчитались с ветхой халабудой. Продолжая рассказ, женщина в упор не замечала стоящий тут запах затхлости.

Серьёзно, будто пришёл на обед в дом престарелых. Интересно, не будет по-хамски если я попрошу открыть окно и проветрить комнату?

Из кухни послышалось звонкое «ДЗЫНЬЬЬ!». Скорее всего, даже духовка тут пережила вторую мировую. И первую тоже.

– Утка приготовлена! Я мигом! – Вика и бабушка скрылись за дверями, ведущими на кухню. Слово «утка» меня приободрило, заставив минуту попускать слюнки, но я мигом собрался, чтобы бросить на маму укоризненный взгляд, говорящий: «Куда ты нас притянула? Лучше б заказали пиццу и посмотрели Нэтфликс!». Но опоздал. Такой же взгляд бросал отец. А мама лишь растерянно оглядывалась по сторонам и пожимала плечами. Её саму скривило от «прекрасного» аромата дедушкиных потных носков, смешанных с привкусом ветхой пыли, заставшей времена короля Артура, и завершающихся душком валидола, карвалола и миллиона других старпёрских лекарств.

Ожидания с грохотом провалились. Да-да-да, любой здравомыслящий человек эпохи инстаграмма ожидает от поездки на ферму следующее:

Светит солнце. Над зелёным полем, усыпанным земляникой, малинкой и прочими сладчайшими блаженствами летают птицы всех цветов радуги. Пахнет свежестью и летом. Мы собираем в мастерски сплетённые корзины ягоды, попутно рассказывая смешные истории и обсуждая концовку нового сезона «Игры Престолов». Собрав ровно три ягоды, начинаем фотографироваться, снимаем истории и солнечные бумеранги, уходим с поля и выставляем нереальные фото в сеть, попивая прохладный имбирно-базиликовый лимонад и ставя хэштег #агротуризм.

Но никто, даже в худшем сне не ожидал, что попадёт в настоящий колхоз.

Ладно, оставлю возмущения на потом. Для начала продегустирую утку. Благо, она уже не спеша плывёт ко мне. От серебряного подноса вверх вздымается лёгкий дымок, старательно заглушая дедушкины носки и одурманивая ароматом запечённого мяса. Хрустящая шкурка жирком переливается в свете тусклой ламы, под здоровой тушей лежат маленькие помидоры Черри и зелёный салат. Жизнь налаживается!

Представляете, мне первому положили кусок. Самую аппетитную ножку! А я ещё, прости Господи, вонял на это семейство. Золотые люди! Воистину золотые!

Накинувшись на утку, я не сразу поднял глаза и заметил нового человека в комнате. Сутулый, с недомытой головой и сощуренными глазками парниша, мой сверстник, с неприкрытым интересом осматривал мою семью. О правилах этикета, я думаю, он знать не знал, поскольку никакого «здрасте» или, на крайний случай, «здорово», не намечалось.

Одет он был в футболку с каким-то смайликом, видимо из мультика, который я, хвала небесам, не смотрел и смотреть не собираюсь. Печальное зрелище. Парень ростом выше чем метр восемьдесят, с крепким басом и широкими плечами несёт на себе рожу мультяшки из мультика для шестилетних детей с отклонениями в развитии.

Чем дальше, тем больше в суждениях я напоминаю компанию своего брата.

Теперь чувак уставился на меня. Мутные глаза предательски выдали слабое зрение.

– Привет? – озадаченно поздоровался я, пытаясь хоть как-то разговорить парня. Тем более, раз уж я тут, взрослые точно заставят нас общаться как давнейших приятелей. Надеюсь, до этого дела не дойдёт.

– Гена, чего ты не здороваешься с гостями? Простите его. Это мой сын – Геночка. Представляете, ему столько же сколько и вашему Владу.

Хэй-хэй-хэй. Я, как бы, не их раб или выкупленная собственность. И я, как бы, нахожусь в комнате. К чему говорить так, будто я ничего не понимающая псина?

Геночка, должно быть, уснул стоя на месте. Мутный взгляд опустился в пол, сам он лишь кивнул нам в знак приветствия.

Жуткий тип, однако. Может быть болен чем?

Если бы мать его не одёрнула, Геннадий так и продолжил бы стоять во сне. После звонкого замечания Вики он плюхнулся на стул и ссутулившись принялся за индейку.

Сидел он напротив меня, и наклоняясь к тарелке я имел честь наблюдать как неаккуратно парень запихивает в рот кусок утиного мяса. Потом, с причмокиванием обсасывает кость. Для полноты картины нужна громкая грудная отрыжка и пердёж с подливой. Приятного аппетита!

Бабушка, глядя на нас и улыбаясь в сотый раз повторила что мы «сдружимся». С такой интонацией, будто для меня оказана великая честь познакомится с самим преподобным-великим-его-величеством-Геннадием, хрюкающим перед моими глазами.

Вика тем временем не расставалась с бокалом вина, зажав его в ладонях как самую дорогую ценность. Осушала до дна раз за разом, подливая и подливая. По мере выпитого её язык становился подвижнее, работая со скоростью дворников автомобиля в снежную погоду. Она не прекращая тараторила, погружая нас в детали своей душещипательной истории, от которой слёзы на глаза наворачивались. Или это всё стоящий тут омерзительный запах?

Родители тем временем вежливости ради кивали, а сами сто процентов не слушали. Их вниманием овладело сочное жирное мясо, таящее в тарелке на глазах.

Раздался громкий скрип. Послышались звучные тяжёлые шаги, будто к столу идёт борец сумо. Через дверь коридора, прям за моей спиной, зашёл мужчина лет пятидесяти -шестидесяти. Из-за густой бороды особо не разберёшься.

Недовольным взглядом осмотрев нас он буркнул быстрое «здрасте» и двинулся к своему почётному месту во главе стола.

С его появлением в комнате завоняло ещё больше – подмышки, пот и грибковые пятки. Я хорошо разбираюсь в запахах, и периодически страдаю из-за этого.

Пивное пузо, напоминающее шар для боулинга, обтягивала заношенная майка-алкоголичка. Стоит заметить, далеко не белого цвета. Каких только пятен там не было! Зелёно-болотные, коричневые, словно ею кто-то подтёрся, жёлтые, красные – изобилие цветов. В её складках, казалось, можно найти любые сокровища: и недоеденную кильку, и попкорн, и давно утерянный пульт от телевизора, и давно похороненного кота… Из-под рук мужчины вылезали висячие сады Семирамиды, состоящие из длинных небритых кущей. Такие же вылезали и из носа.

Обделив вниманием специально предусмотренный для разделки мяса нож, он принялся разрывать утку на части голыми руками угольного цвета. Мужик будто пять минут назад в шахте смену закончил. Под ногтями целые залежи грязи, накапливаемой там десятилетиями.

Поднося мясо ко рту, мужик принялся… Нет, не есть… Жрать несчастную утку громко чавкая. Из его рта в разные стороны вдоль стола разлетались целые куски пожёванного мяса.

Так омерзительно есть нужно постараться.

Утка вылетевшая из уст мужчины полетела в мою сторону, но я ловко успел увернуться не дав куску в старческих слюнях попасть в зону комфорта.

Маман Геннадия отложила драгоценный и милый сердцу бокал в сторону, с интересом смотря на мужчину.

– Вина? – учтиво спросила она, на что тот резко закачал головой и пробурчал себе что-то под нос.

Я продолжал трапезу, хрустя прекрасной свежей морковкой. Заметив агрессивный взгляд мужика тут же подавился. Я словно словил его сигнал (ПОДАВИСЬПАРЕНЬПОДАВИСЬНЕНАВИЖУВАСВСЕХМРАЗИОСТАВТЬЕМОЙДОМВПОКОЕДАЙТЕПОЖРАТЬВАЛИТЕ), про себя отказываясь продолжать есть что-либо.

Как оказалось, не самый приветливый мужчина оказался отцом Вики. Самая приветливая женщина – мамой.

Вика вновь начала заезженную балладу под названием «История моей жизни». Для полного погружения в рассказ, преисполненный печалью и тоской, хотелось заиграть на скрипке.

– Так вот… – она рассказывала о своём переезде в Калифорнию. Очень неудачном и посредственном. От этой истории становилось не по себе. Нельзя же быть такой невезучей! В первую её Калифорнийскую ночь, в мотеле под Сакраменто её ограбили и вынесли из номера все деньги. Дальше невезучая Виктория пыталась заработать на мойке машин в Сан-Франциско, не получилось. И того поиск новой жизни занял два с половиной дня. А ведь ехала с такими амбициями.

– Если бы не чёртовы воры, будь они не ладны, Боже прости, вы бы мою дочь на экранах кинотеатра рядом с Николь Кидман видели б! – завершила душещипательный рассказ бабушка.

Очередной кусок утки вылетел из пасти мужика и полетел в мою мать. Хотелось в слоу-мо выпрыгнуть с места и сбить её с оси полёта, крича протяжное «НЕЕЕТ!». Не прощу себе, если слюни этого мужика попадут на её лицо.

Обошлось. Пожёванный кусок пролетел мимо.

Мужлан тем временем заливающимися кровью глазами, как у быка, готовящегося напасть на тореадора, осматривал именно меня. Не знаю, почему я вызвал у него такой интерес. Он не сводил с меня взгляда, и периодически мы встречались глазами. Я не из тех людей, кто привык стыдливо отводить глаза. Я продолжал смотреть на него, он продолжал смотреть на меня, и я уверен, мы оба чувствовали себя как герои вестерна перед дуэлью. Искра! Буря! Безумие! На его лице написано отвращение, на моём неуверенность. Пару секунд я пытаюсь выстоять под нажимом его глаз, затем сдаюсь и опускаю взгляд в тарелку.

На этот раз ты победил, старикашка!

Становилось смертельно скучно. Я мог бы слушать разговор Вики, хоть и поддержать его не представлялось возможным. Тарахтит со скоростью сто слов в секунду. Чувствую, что скоро или начну переедать или громко зевать. Обо варианта не по мне.

– У вас тут есть Вай-Фай? – громко выпалил я, как только Вика наконец остановилась. И то для того чтобы подлить в бокал вина, затем сразу осушив.

Казалось бы, распространённей и обыденней вопроса для 21 века не придумаешь. Но за столом повисло напряжение, будто я спросил что-то вроде «У вас можно героин купить?» или «Вы на заднем дворе петухов в жертву Богу смерти приносите?»

Мужлан, теперь называем его так, показательно громко залился театральным грудным смехом. Прям злой брат Санта-Клауса, от которого разит перегаром.

Бабушка с удивлением переспросила:

– Вай-Фай?

– Ну да, Вай Фай – поражаясь её реакции повторил я – Интернет, беспроводная сеть, роутер?

– Нет, его у нас нет – оборвала неудавшийся разговор Вика и продолжила «Историю жизни». На очереди глава о студенческом мюзикле. Училась она в одном из самых забытых колледжей планеты. На выпускном курсе ставили «Демон-парикмахер Суини Тод». Главная роль досталась её бойфренду, и из этого вылился десяток забавных историй, которые я конечно же прослушал.

Когда от утки остался общипанный скелет, первая бутылка вина была допита а в бой пошли плоские шутки про секс, «искромётные» и до безобразия «смешные», Вика предложила::

– Гена, не хочешь показать Владу наш дом и ферму? Я думаю ему будет интересно.

О нет. О нет-нет-нет. Конечно, мне интересно посмотреть ферму. Но сейчас меньше всего хотелось оставаться одному с этим малолетним психом.

Он, в свою очередь, отодвинув стул молча встал и тихо вымолвил:

– Пойдём со мной – настолько тихо, что это предложение из присутствующих в столовой, скорее всего, услышал лишь я.

Пришлось идти за ним в мрачный увешанный нагнетающими жуть фото коридор. Выбора-то и не было. Не вернуться же за стол и заявить «Извините Вика, но мне кажется ваш сын болен серьезным психологическим расстройством, и из-за этого я предпочту остаться тут и послушать сногсшибательную шутку про секс на школьной вечеринке». Уверен, такая будет рассказана под завершение второй бутылки красного полусладкого.

Коридор казался бесконечным. Мы прошли прихожую, лестницу ведущую на второй этаж, к спальням, и шли дальше. Проходя мимо комнаты с открытой дверью я уловил стойкий аромат стирального порошка и с интересом заглянул вовнутрь.

– Тут у нас прачечная – наконец заговорил Геннадий.

Комната со стиральными машинками и сушкой усыпана холмами из грязных тряпок. Они сочатся там из всех щелей, вылетая из барабанов машинок, переполняя раковины, и от катастрофической нехватки места непослушно выползая в коридор. Белая плитка (когда-то белая) утратила цвет, превратилась в гниющие зеленоватые камни, держащиеся на стенах из последних сил.