Чугунные облака

С ней обычный смех становился искусством, приносившим эстетическое удовольствие. А обычные дурачества, вроде как подрезать фиолетовый «чери» с крупной надписью «Uber” на двери – высшей степенью веселья.

Сделав очередную остановку у магазинчика МаМа, я долго всматривался в лестницу, ведущую на крышу. Сейчас это место пугало: окна завесили плотными тёмными картонками, входную дверь обвязали цепью. Ну не дать ни взять жуткое место из программы про привидений. «Привет, с вами паранормальный блог Влада и Евы, и сегодня мы будем вызывать дух сумасшедшей старухи, пытавшейся меня убить». И не знаю, из-за чего мне в голову пришла безумная идея: то ли из-за мрачного видка этого местечка, то ли из-за повышенного в несколько раз от нормы адреналина в крови, но я сказал:

– Давай залезем на крышу.

– Лазить ночью по крышам?! Да это же то что мне сейчас нужно! – моментально оборвала она, в очередной раз одарив меня улыбкой.

Поднимался по шаткой ржавой лестнице я, конечно же, первый. Хоть и инициатива заглянуть под платье Евы меня весьма радовала. Первым делом на вершине глаза ослепила гигантская круглая луна, почти идеальной формы. С левой стороны от неё будто кто-то отгрыз кусок. Я помог подруге проделать оставшийся путь, протянув руку, и удивился, насколько белоснежной была её кожа в этом серебряном свете. Изнутри Евы точно исходило сияние.

Её внешность полное противоречие её характера, и это очень манило. Как можно быть такой холодной и безжизненной на вид, но при этом настолько живой и энергичной? Настоящая девчонка-загадка. Девчонка-противоречие.

Подойдя к самому обрыва крыши, мы сели на край и свесили ноги.

Под нами была высота всего в этаж с лишним, но всё равно отсюда открывался прекрасный вид: из-за того что район находился на возвышении некоторые места города возвышались над чередой посадок. Как пример старый центр. Золотой купол церкви мелкими бликами будто передавал нам сигнал. Или шпили ратуши, колющие тяжёлое небо.

Моя рука медленно опустилась на ладонь Евы, и тут случается странная вещь. Дальнейшие события становятся мутными, смазанными. Они приходят на ум обрывистыми кусками, словно учуяв тепло наших тел мы полностью растворились в друг друге. Перестали быть сами собой. Или просто я был в таком экстазе и эйфории, что мой мозг в опьянении отказывался запоминать что либо.

Мы взяли охапку камней и стали кидать в стоящий на другом конце улицы знак «Стоп». На ум приходит кусок где Ева прыгает и хлопает в ладоши, попав в первый раз. А потом я случайно задел стоявший внизу автомобиль. Сработала жутко громкая сигнализация, и смеясь, мы легли на крышу. Максимально близко к друг-другу. Кажется, вышел хозяин визжавшего авто. Но теперь нам было наплевать. Сейчас мы растворились в звёздах.

А затем возвращаются моменты наших поцелуев… Её глубокие глаза, смотрящие прямо в душу… Её запах… Приятные на ощупь длинные волосы…

Лёжа в кровати и вспоминая вчерашнюю ночь я то и дело расплывался в довольной улыбке. Представляете, мне удалось. Удалось найти настоящую родственную душу в этом огромном мире. Правда я ещё и влюбился в эту родственную душу. Блин, звучит как инцест.

Мою голову как-будто зажимали в тисках с двух сторон, но при этом я во весь голос пел песню, которую вчера включала Ева. И как обычно, я не помню название. Насколько я понял, что-то британское, потому что во время прослушивания она сказала что музыка сейчас у них даёт фору нашей.

И ещё один удивительный факт о Еве: она любила отыскивать на «SoundCloud” классные треки начинающих исполнителей, слушая их и веря, что когда-то они попадут в верхнюю десятку «Billboard”. Ну разве не прелесть? И в этом была вся она – она глубоко уверенна, что где бы ты не родился, чем бы не занимался, ты рано или поздно найдёшь место в мире. На это потребуется время, но по её словам, ты обязательно останешься вознаграждён.

– А что касается людей, которые не могут найти своё место даже в старости? – спросил я, лёжа на крыше и пяля на звёзды – Ты считаешь их «биомусором»?

– Нет! Конечно нет! – подумав и посмотрев на звёзды, она ответила – Так не бывает. Каждого человека поджидает своё счастье.

Какие же в этих местах прекрасные звёзды! Все, как на ладони. Миллионы блестящих серебряных точек, каждую можно рассмотреть в деталях. Каждый огонёк на своём месте.

Лёжа на крыше, теперь уж, заброшенного магазина, я чувствовал себя центром вселенной. Казалось, я вбирал всю её энергию, наполнял себя всем её счастьем. Я наконец почувствовал себя собой, вместе с Евой растворившись в звёздах.

Дальнейшее, что вспоминается – как я зашёл домой. На часы даже и не смотрел. Родители сидели на кухне с включённым телевизором. Играла глупая ночная программа про звёзд, обсуждали Линдси Лохан. Внатуре? Люди придумали миллион новых моделей АйФона, продвинулись в робототехнике, интернетом можно пользоваться в любой точке страны. А они до сих пор обсуждают Линдси Лохан? Факт в том, что озабоченные родители передачу вовсе и не смотрели. Увидев меня, агрессивно вскочили со стульев и начали отчитывать, но все слова пролетали мимо меня. Я думаю, было заметно что на тот момент я не находился там. Я до сих пор лежал на крыше, наслаждаясь звёздами. И Евой.

Возможно, увидев мои горящие глаза и улыбку, папа с мамой смягчились. Какому родителю, после всех испытаний, не захочется увидеть сына счастливым?

Всю ту ночь я чувствовал себя ненатурально радостным, как-будто пьяным. Ну не может же человек получать столько эмоций, находясь в том прогнившем городи? Огни вокруг стали ярче, звуки громче а сон наконец наполнился приятными сновидениями, заменившими постоянные кошмары.

Надеюсь, Ева чувствовала тоже самое. Излучая своё яркое сияние, она выглядела даже счастливей, чем я.

По залу моего дома, должно быть, пронёсся ураган Катрин. Вещи раскиданы повсюду, насколько глаз хватает. На кухонном столе что-то забыли папины трусы «Calvin Klein”, которые он купил, отказав мне в томе «Мастера и Маргариты», приглянувшемся мне в книжном отделе торгового центра. Мой отец любит комфортные труханы, и сейчас это может лицезреть любой гость нашего дома.

Диван завален мамиными платьями. Что касаемо её: она всегда предпочитала максимально броское и вырвиглазное. И знаете что? Этот стиль подходит ей больше чем Леди Гаге, честное слово!

Лицезрея беспорядок, царящий на первом этаже, я боялся представить кавардак в родительской спальне.

Я открываю холодильник, доставая соевое молоко. Адски хочется шоколадных мюсли (от мюсли там остался один единственный крохотный кусочек орешка на всю упаковку), но спустившаяся с лестницы мама категорически против. Прыгая на одной ноге, она пытается натянуть на себя тёмные колготки из «Calzedonia”. Конечно же, ради церковной службы она решилась изменить своему стилю. Никто не поймёт, если на следущий день после похорон мальчика, на молитву она явится в платье, блестящем как диско-болл.

Осмотрев меня с головы до ног, мама издаёт протяжный стон:

– Мы опоздаем! Из-за тебя! О Господи!

Да, на мне одни трусы. Зато я красиво оформил причёску! Выгляжу как Омен из третьего фильма (в церковь, должно быть, подобный образ никуда не годится).

– Дорогая, не произноси имя Божье в суе! – наставляет отец, пролетая над лестницей как ласточка над морем. Выглядит он ослепительно: сверкающая чистотой белая рубашка, строгие тёмные брюки. Да, весьма классически и стандартно. Но мать природа наградила моего отца офигенной фигурой: широкие плечи, стальной пресс и грудь как у Скалы Джонсона. Надеюсь, когда-то моя фигура тоже перевоплотится в подобное. Генетика, не подведи!

А мама вообще звезда. Элегантное тёмное платье и высокие каблуки. Стройная, эффектная и элегантная. Удивительно, что у пары с внешностью голивудских актёров (красивых актёров) получился я. Хотя, свою внешность я всегда оценивал здраво. Люди часто говорят, что с моим лицом можно идти на кастинг любого бойс-бенда, причём успешно его пройти. Но это всё равно не мешает мне с головой потонуть в комплексах.

– Твой костюм лежит на гладилке – оборвала мама, прежде чем перейти к нужному недовольному монологу – Нет, ну ты только посмотри! Он будет выглядеть как сирота!

– А по-моему всё о’кей – поддерживает меня отец.

– Нет, ничего не будет «о’кей», когда ты по ночам лазишь непонятно где!

Под звуки упрёков я оделся за пять минут, и при этом выглядел ничего так.

Это нормально, что в таком угрюмом городишке церковь по красоте запросто может конкурировать с Нотр-Дамом?

Гигантский зал, обставленный позолоченными иконами и алтарями. Глаза воле неволе ползут вверх, рассматривая детально прорисованные на стенах лики святых, захватывающие дух своей красочностью.

Признаться честно, не ожидал. От красоты этого места перехватывает дыхание, и сразу же возникает вопрос: «Ну как тут не верить?» Никогда не понимал атеистов.

Гигантские купола изнутри выглядят как разделённые на две половинки куриные яйца. Кажется, они нависают над тобой километром в высоту, бережно храня пошатывающиеся блестящие люстры. На другой стороне от алтаря располагаются уютные балкончики, увенчанные изысканной ковкой из стали. В тонких линиях перекладин и ограждений вырисовываются известные библейские истории. Шедевр.

На одном из них собирается одетый в бело-чёрные накидки хор. Они суетятся, перекладывают с места на место листы с молитвами, аккуратно перешептываются.

Проходят минуты спустя твоего первого взгляда ввысь, а ты так и не опустил головы. Шея затекает, спину сводит как у восьмидесятилетнего, но ты не можешь оторвать глаз. Вдыхаешь аромат восковых свечей, закрываешь глаза, вслушиваясь в воздушные голоса готовящегося к молитве хора, и осознаёшь, что сейчас стоишь в другом мире. В мире чистоты, в мире других жизненных ценностей. В мире где неравенства не существует, как и несчастья. В мире, где в мыслях судорожно перебираешь все свои грехи и каешься. В мире, где становится стыдно за осуждение других, злобу и агрессию. В мире, где погибшие на глазах сверстники становятся ближе, и ты искренне просишь для них комфортное место в раю.

Закрыв глаза и находясь во тьме я вспоминаю окровавленное лицо Дэна, алые ручьи у переносицы разносчика пиццы, вырванный язык Виктора, опущенные глаза Давида, и прошу для каждого мир на том свете.

А потом на ногу наступает неловкая шатающаяся в разные стороны дама, и открыв глаза ты ощущаешь себя изгнанником из лучшего мира. Глаза наконец опускаются, и ты лицезришь безумную толкучку. Люди пытаются занять деревянные лавки как место в бункере после апокалипсиса. Они наваливаются друг на друга, шепчут, наступают на ноги. Спасибо что при этом хоть не разводят базар.

Сейчас, очнувшись после прибытия в параллельной реальности, я чувствую насколько внутри жарко. То ли миллион горящих свечей, то ли тысяча липнущих друг к другу тел создают невыносимую влажность в зале. Под пиджаком стекает липкий пот. Я чувствую, как в опасной зоне подмышек белой рубашки образуются мокрые тёмные пятна. Голова кружится, и вообще, хочется рухнуть на холодный мраморный пол, да вот толкучка мешает.

Одеты все, как подобает трауру – чёрный самый популярный цвет в нарядах. И похоже единственный. Чёрные театральные сумочки, чёрные каблуки, чёрные кожаные туфли, чёрные фраки и пиджаки… По церкви витает аромат десятков крепких парфюмов, одурманивающих, в плохом значении этого слова. Я бы запретил душиться на массовые мероприятия.

На входе, рядом с церковной лавкой выставлены крупные фотографии погибших подростков. Хах, аж ужас пробирает, каждого я видел за какие-то минуты до смерти. И при этом сам до сих пор стою тут, живой, здоровый. Настоящее чудо.

Люди склоняются над портретами школьников, оставляют цветы, ставят свечи. В их глазах стоят слёзы, блестящие в тусклом свете огней как маленькие кристаллы. А потом, в мой мозг пробираются многочисленные заголовки газет, и я думаю: «Что, если для жителей ставить свечи и рыдать обыденное дело?» В этом местечке творится покрытая мраком ересь, о которой в последние дни я напрочь забыл. Делал вид, что живу в стандартном маленьком городке, жизнью стандартного подростка. Но я же знаю, до какой степени тут всё загадочно.

Фух, от этих мыслей не по себе. Единственным выходом остаётся вновь поднять глаза и улететь подальше.

Рассматривая хор, я обнаруживаю новый балкончик. Просторный, пышный. На нём деловито стоят…

Улетел, блин.

… «сливки» города. Во главе элиты Арсений и Надин. Ослепительные и дорогие. На жене моего дяде настолько гигантское бриллиантовое колье, что я задумываюсь, это вообще законно одевать такое на траур? Уверен, люди внизу мечтали заполучить хоть маленький бриллиантик с этого украшения. Наверное, его пытались украсть подруги Оушена. Наверное, её шея сейчас сломается под его весом.

Рядом, в прекрасно сидящих тёмных костюмах, стоят Макс и Андрей. Андрей, скорее всего, давно выхватил меня из толпы и взгляда не отводит. Кажется, сейчас дырку на моём старом пиджаке просверлит. Макс, как всегда, с восторгом щенка рассматривает церковь. Потом замечает меня и дружелюбно машет ладонью, шепча что-то Андрею.

Стоп! Куда делась знаменитая густая шевелюра? Андрей решил её сбрить, оставив армейский ёжик. Кажется, мир окончательно сошёл сума.

Жестом, баскетболист подзывает меня к ним, а потом получает в бок локтем от моего брата. Похоже, он обижен сильнее чем я думал.

– Для него у нас не найдётся места – проследив за движением его губ, я уверен, что сказал он именно это.

Хах, и больно хотелось на их «элитарный» балкон! Надеюсь, мой братец не захлебнётся своей же тёмной обидой. Аминь.

И взгляд опять с крахом падает вниз. Толпа, чужие спины, шепотки. Обратив внимание на остальных горожан, я замечаю, с каким интересом все пялят на меня. Думаю, многие имели возможность рассмотреть моё фото в социальных сетях. Обо мне делали посты почти все местные группы на Фейсбук. А разговоров сколько, сплетен… Я даже и не представлял, и представлять не собираюсь.

К тому что я племянник богатейшего из богатейших прибавилось то, что я мелькающая везде «жертва». И, неожиданный поворот, многие комментаторы думают что я убийца. Я бы сказал, большинство.

Уроды, прости Господи.

Недавно, местная журналистка заявила, что до «самосуда» разъярённых жителей остался шаг. Ну а я стану первым, кто попадёт под горячую руку. Обнадеживающе, не правда ли?

Спасибо, что это всё дальше интернета пока что не вышло.

Сейчас, скорее всего, я самый обсуждаемый персонаж в толпе. Ещё немного, и тыкать в меня пальцем как в циркового урода станет нормальным. Раньше были подростки в школе, сейчас их родители, бабули и дедули подключились. Это внимание неистово меня раздражает.

Затем, всё внимание публики переключается, как по нажатию на кнопку. Не знаю, кто вошёл в громадные деревянные двери, но большое ему спасибо! Он или она производит нешуточный фурор, вызывая галдёж напоминающий шум бушующего в ночи ветра. Люди забыли, что находятся в святом месте.

Обернувшись назад, я понял почему. Эта тема заставляла все предрассудки свалить восвояси.

Два широкоплечих высоких амбала в тёмных строгих костюмах бесцеремонно расталкивали толпу, как мусор на свалке. Это вызывало море негодования и упрёков:

– Ах, да как ты смеешь! – возмущалась пожилая дама в тёмном платье, скрывавшим её костлявые плечи. Прижав к сердцу элегантный клатч, она поспешила пнуть каблуком бесцеремонного хама, но оступилась.

За широкими плечами телохранителей парил настоящий призрак. Ну, это моя метафора. Уточняю, из-за того что в этом городе можно всякое нафантазировать. Под «призраком» я имею ввиду тёмный силуэт, скрывающийся под воздушным, как зефир, белоснежным платьем, нарушающим траурность мероприятия.

– Да как она смела прийти в этом?

– Ни чему жизнь не научила!

– Белый? Вы видели? Она, должно быть, шутит.

Платье – настоящее произведение искусства. Я думаю каждая девчонка в детстве грезила выйти в таком замуж. Обгоревшее лицо шоколадного цвета скрывает тонкая фата, руки бережно хранят прозрачные рукава, по спине к бёдрам опускаются вычурные кружева. Заглядение – не то слово. Подобное должно выставляться на витринах лучших домов моды, но почему-то я уверен, что этот наряд сшит на заказ. Он лежит на Алине так, будто она в нём родилась.

Думаю, девчонка-скандал добилась чего желала: волна негодования цунами охватила толпу, напрочь забывшую о цели своего визита в церковь. Отвернувшись от алтаря, главной иконы, и собиравшегося выйти на пьедестал отца Ростислава, они нагло пялят на жертву солярия и при этом осуждающе причмокивают. Так как половину публики составляли крикливые старухи, причитаний развелось немерено.

Выйдя в центр зала, на самое видное место, где её имел счастье лицезреть каждый сидящий тут, Алина скинула фату с лица. По церкви прокатилась буря вздохов. Какая-то безумная дама даже театрально вскрикнула.

Я уже видел это лицо. Напыщенная гламурность и броская красота исчезла, уступив гигантским жирным фурункулам. В местах, где их не было красная, как шкура фермерской свиньи, кожа ужасно слоилась. Физиономия главной красотки города (одной из двух главных) превратилась в красно-коричневое мясистое нечто, от которого становилось неуютно.

Карие глаза нахально осмотрели публику, настолько нагло, будто перед собой они видели безумных животных. Поднявшись вверх, они уставились на балкон – «VIP ложу». Заметив ненавистное лицо, глаза преисполнились отвращением и злобой.

Белый фантом среди тёмной массы неторопливо поднялся по лестнице. Публика, тем временем, пробудилась:

– Бедняжка!

– Даже она этого не заслуживала!

– Брось, она получила по заслугам!

Приятно слышать, что жалостливых комментариев гораздо больше. Возможно, у стада есть сердце.

Ума не приложу почему, но при виде этого зрелища я расплылся в глупей улыбке, встретившись взглядами с Али говоря «Так держать, малышка!». Она расплавила плечи, пролетая над головами изумлённых горожан как ангел, ранее изгнанный из рая. А сейчас этот ангел всеми силами пытается попасть обратно.

Взлетев (конечно же, не в буквальном смысле. Пора бы вам привыкнуть к моим метафорам) на балкончик «элиты» Алина быстро поздоровалась с родителями своей компашки и нагловато повернулась к ним спиной, схватившись за золотистые поручни. Она закрыла глаза, съела тяжёлый вдох. Открыла. Перед ней была детально прорисованная икона с изображением Иисуса, распятым на кресте. По мускулистым рукам стекает алые ручьи. Напуганные глаза обращены вверх, к Господу.

Сама не заметив как, Алина с головой ушла в молитву. Даже в этом «зефирном» платье она ощущала нестерпимую боль, болезненной выдалась даже первая скатившаяся по щеке слезинка.

«Господи, прошу, услышь меня. Дай мне силы пережить это. Дай мне цель, ради которой я смогу жить дальше и пройти сквозь эти мучения. Прости меня, но пока что я её не вижу».

Молитву прервал назойливый писклявый голосок, напоминавший писк резиновой утки, плавающей в ванной. Мама Алины вроде как имела не самый омерзительный голос, но когда старалась понравится окружающим переходила с приемлемого визга на нетерпимый слащавый голосок.

– Алиночка, ты слышала, у Андрея появился новый конь!

Девушка, подобрав подолы пышной юбки, повернулась к сочувствующей её горю компании. С жалостливыми лицами Арсений и Надин слушали душещипательные истории её матери. Для пущего эффекта даже губки в домики сложили. Сплошной театр.

– Новый конь? Круто! – «Когда предыдущий сдох, ты даже и не расстроился!»

Это нормально, что видя его нахальную физиономию, ей хотелось плюнуть в неё на глазах у всех? И это же сама Алина – маэстро в мире хамства и циничных поступков. Поверьте, захотелось бы и плюнула. Но сейчас она лишь лениво рассмотрела несуразный ёжик своего бывшего бойфренда и хмыкнула:

– Новая причёска? Тебе не идёт.

Не ожидав подобной реакции, Андрей растерянно взглянул на родителей. Они не должны видеть, как их сыном манипулирует девчонка.

Каролина, тем временем, быстро обменялась парой реплик с лучшей подругой и принялась дальше оглядывать толпу внизу. Она увлечённо искала лысую голову Валентина, но безутешно. Он говорил что непременно прийдёт. Но похоже, сейчас не лучшее время выходить в свет. А он неплохо бы влился в дресс-код в своём тёмном костюме.

На Каролине были гигантские бриллиантовые серёжки, по весу дающие фору гантелям из спортзала. Кажется, ещё час и они превратят её в слоника Дамбо.

Ну наконец запел хор. К этому моменту мои тёмные лакированные туфли превратились в потоптанную запылённую обувь маленького Мука. Сам я нанюхался потов всевозможных головокружительных ароматов с самых разных тел. Вот например, громила, скорее всего байкер впереди. Пахнет, будто последний раз мылся на своё крещение. Или пацан слева. По-моему, он учится в параллельном классе. Почему он так зловонен?

Ладно. Хоть раз в неделю мне стоит откинуть осуждение и удариться в высокое. Задуматься о вечном. Я пытаюсь так поступить, пока какая-нибудь проказа со всей дури не отдавит мне ногу.

Конечно же, я не сел на желанную деревянную лавочку. Точнее, нашёл себе и родителям место, но спустя пару секунд вполне себе здоровый молодой мужчина выкинул меня с него как мешающую пыль. Заявил, что у него вроде как проблемы со спиной и начал чесать про больные колени. Я у него, конечно же, справки из больницы показать не просил, но он решил в мельчайших деталях описать свой диагноз и проблему. Когда затянутый разговор был окончен, на пьедестал зашёл Ростислав.

Облачённый в скромные монашеские тёмные одеяния, он поклонился городу и завёл талантливо спланированную речь. Последний раз я видел его в Инстаграме. Он выставлял пост с детальным описанием ремонта церкви. Слог у него поставлен, скажу я вам, занимательно. Будто Набокову дали задание написать отчёт о городских затратах.

Ростислав вызывал восхищение. Меня не удивляло, что каждый стоящий тут открыв рот слушает его проповедь. Звонкий бас долетал до самых отдаленных уголков большого зала, задевая за живое каждого жителя.

Он рассказывал о погибших амбициозных детях, о их чистых и невинных душах. Конечно, с последним можно было поспорить, но большинство захлёбывались слезами. То тут, то там слышалось хлюпанье носов. Бабули всхлипывали, дедушки давали волю эмоциям. Стабильно спокойный средний возраст также рыдал. Подростки, более сдержанно, поминали убитых товарищей.

Потом началась молитва: все тот же звучный бас быстро затараторил слова, начиная с небольшого канона на латыни. На последнем слове его заменил хор, талантливый, к слову.

И на этом месте пропало осуждение, ненависть и злоба. Сейчас весь город, казалось, был одной дружной семьёй. Сейчас все мы были вечны, лицом выставлены к Богу. Никто не скрывал эмоций, не сдерживал себя. Скрепив руки перед собой в замок, горюющие и волнующиеся люди ударились в общение с высшими силами. По их лицам можно было проследить всю тоску и печаль.

Сейчас люди стояли перед Богом, все одинаковы, и казалось бы, не так уж требовательны в своих просьбах: остаться в живых. Целыми и невредимыми.

Тьму зала, заполненного звонким пением, огоньками пробивали свечи. Они волновались в сквозняке, плакали воском вместе с горожанами.

Всю церковь охватил мрак. Точно такой же, что и захватил город в последнее время. Мрачные тени, чёрные одеяния, горюющие выражения лиц. Стало жутко. В какой тьме все мы и жили, в такой и остались при разговоре с Богом.

А потом случилось, на мой взгляд, чудо. Маленькое чудо, на которое совсем никто не обратил внимания.

Огромное окно, выходящее на площадь, не пропускало внутрь зала солнечный свет. Оно лишь открывало вид на голубое небо, стремительно гонящее редкие облака. А потом, быстро, как вспышка молнии, через него проникли первые лучи. Тонкие, робкие, они протянулись к иконам, но не долетели до горюющей публики. Спустя время, в церковь ворвался толстый и сильный луч. Он немедля протянулся к нам, ударив теплом в тот угол, где стоял я. Будто небеса протягивали руку, всеми силами пытались сказать «Тьма исчезнет: не сразу, постепенно». Конечно, все остальные уголки церкви продолжали пребывать во мраке, горюя и рыдая. Но место, где стоял я, залилось солнечным светом. В нём, танцуя и водя хороводы, кружили мелкие пылинки.

Надежда была. Какой бы мрак не охватывал это место, свет прийдёт. Тьму города разгонит солнце, я знаю это. И считайте меня самым безумнейшим романтиком, но я верю, что это Отец подавал знак свыше. Он сейчас был необходим городу, находящемуся на грани. Висевшему на волоске от срыва. Жаль, что этот невероятный знак, похоже, никто кроме меня не заметил.

Запах горящего воска. Убаюкивающее пение. Красивый, но монотонный голос Ростислава. Всё это располагает полному релаксу, каким бы неуместным он ни был в церкви.

Я прям чувствую, как стремительно проваливаюсь в темноту. И лучи солнца тускнеют, и лица стоящих рядом парней, и байкера-громилы… Как бы удержатся, и не зевнуть с рёвом бегемота. Вот это ли, знаете, настоящее фиаско.