Поэма о скрытом смысле. Третий дафтар

Как охотничья собака, вилял он хвостом,

камни он обращал в песок под [своими] копытами.

Камни и железо дыханием он втягивал,

мелко изжевывал железо на виду.

В воздух поднимался он выше башен,

так что бежали от него прочь и румийцы, и грузины.

Пену он выбрасывал, словно верблюд, из глотки;

хоть одна капля на кого бы ни попадала, становился тот прокаженным.

1105 Скрип его зубов разбивал сердце,

даже сердца черных львов не выдерживали.

Когда к своему народу пришел тот избранный,

за угол рта его (дракона) взял, и тот стал посохом.

Оперся он на него и говорил: «Удивительно!

Перед нами – солнце, а перед врагом – ночь!

Удивительно, что не видит это войско

мира, полного утреннего солнца!

Глаза открыты, уши открыты, и это солнце;

поражает меня то, как закрывает глаза Господь!

1110 Я ими поражен, а они поражены мной,

от одной весны они [становятся] колючкой, а я становлюсь жасмином.

Поднес я им множество чаш лучшего вина[164],

но стала камнем вода Его перед этой толпой.

Связал я букет роз и поднес [им]:

каждая роза стала как колючка, а нектар стал жалом.

То уделом души тех, кто не в себе, бывает;

а поскольку они в себе, разве это [им] явлено будет?»

Спящий наяву нам нужен,

чтобы, бодрствуя, он видел сны.

1115 Врагом этому сладкому сну стали мысли людей,

чтобы не спал [человек], перекрыли мысли [ему] глотку.

Изумление необходимо, которое сметет мысли;

изумление поглотило и мысли, и упоминания.

Всякий, кто более совершенен в искусстве,

в плане смысла отстал, а в плане формы – впереди [всех].

«Возвращаются![165]» – сказал [Господь], и возвращение бывает таким,

как когда стадо поворачивает и идет к дому.

Когда вернулось стадо, от входа

позади [всех] остается тот козел, который был вожаком.

1120 Впереди оказывается последняя хромая коза,

смешит возвращение лица хмурящихся.

Из-за ерунды как стали эти люди хромыми,

отдали славу, а купили позор?

Со сломанными ногами идут эти совершающие хаджж;

от трудностей есть скрытая дорога к избавлению.

Сердце от знаний омыли эти люди,

поскольку этих [материальных] знаний не признает тот путь.

Нужно такое знание, корень которого – с той стороны,

потому что каждая ветвь – проводник к своему корню.

1125 Каждое крыло разве перелетит всю широту моря?

к [Божественному] присутствию доставит только знание, непосредственно

внушенное Им.

Так зачем знанию ты обучаешь человека,

когда ему надобно грудь [свою] от него очистить?

Так не ищи же первенства, с этой стороны будь хром,

а во время возвращения ты будь предводителем.

[Тем, о ком сказано] «[Мы] последние и первые»[166], будь, о остроумный;

первее дерева свежий плод.

Хоть плод появляется последним,

[все же] он первый, потому что был целью.

1130 Подобно ангелам скажи: «Нет у нас знания», —

чтобы взяли тебя за руку [слова] «Научил Ты нас»[167].

Если в этой школе не знаешь ты, как читать по слогам,

то как Ахмад, ты полон светом разума.

Если ты не прославился в странах,

ты не потерян, «Аллах лучше всех знает о рабах!»

В той развалине, которая [никому] не известна,

ради сохранности находится сокровищница золота.

В место известное сокровища разве положат?

Об этом сказано: «Избавление [спрятано] под страданиями».

1135 Память подсказывает много затруднений здесь, однако

разорвет путы хороший конь.

Любовь к Нему – огонь, сжигающий путы,

любую фантазию сметет свет дня.

В той стороне ищи ответ, о избранный,

откуда этот вопрос пришел к тебе.

Не имеющий [своего] угла уголок сердца – проезжая дорога,

а сияние ни восточное, ни западное[168] – от луны.

Ты и по эту сторону, и по ту – как нищий;

о гора смысла, зачем ты ищешь эхо?

1140 Ты ищи в той же стороне, куда во время страдания ты,

поминая «О Господь мой!», склоняешься.

Во время страдания и смерти ты в ту сторону обращаешься;

когда же твоя боль ушла, каков ты, невежда?

Во время тягостей стал ты восклицающим «Аллах!»[169],

а когда тяготы ушли, ты говоришь: «Где путь?»

Это оттого произошло, что Истинного без сомнений

кто бы ни познал, постоянно будет обращен к Нему.

А тот, у кого на разуме и мыслях завеса,

порой бывает сокрыт, а порой – с разорванным воротом (т. е. в трауре).

1145 Разделяющий разум то преобладает, а то опрокинут;

всеобщий разум – в безопасности от «перемены судьбы»[170].

Продай разум и искусность, купи изумление,

[обратись] лицом к унижению, а не к Бухаре, о сын!

Что же мы так себя словами пропитали,

что от рассказа сами стали рассказом!

Я небытием и сказкой стал в стенаниях,

чтобы обращение найти у поклоняющихся[171].

Это – не рассказ для мужа дела,

но описание состояния, присутствие друга пещеры[172].

1150 Те [слова] «сказки первых»[173], как называли мятежные

слова Корана, были следами [их] лицемерия.

Приверженный беспространству [человек], в котором – свет Бога,

будущее, прошлое и настоящее откуда [у него]?

Его будущее и прошлое – [только] по отношению к тебе,

они оба – одно и то же, а ты считаешь, что их два.

Один человек ему – отец, а нам – сын;

крыша – «под» Зайдом, а для ‘Амра она «над».

Отношение «над» и «под» появилось из-за двух этих людей,

потолок же для себя – один, и довольно.

1155 Не подобно оно тому, эти слова – [лишь] пример,

бессильны передать новый смысл старые речи.

Если нет [здесь] берега ручья, о бурдюк, закрой устье;

без уст и берега [всегда] было это море сахара!

[О том, как] Фир‘аун послал в города за волшебниками

Когда Муса возвратился, а он остался,

советников и совещателей к себе позвал,

Так они увидели [правильным], чтобы из разных краев Египта

собрал их царь и соверен Египта.

Он множество людей послал тогда

во все края для того, чтобы собрать колдунов.

1160 В каждую сторону, где был волшебник известный,

пустил он лететь к нему десять гонцов деятельных.

Были два юноши, волшебники прославленные,

волшба их в сердце Луны проникла.

Молоко доили они у Луны явно и не таясь,

в путешествия отправлялись на хуме верхом.

Форму ткани придали они лунному свету,

измерили ее и продали поспешно,

Серебро же унесли. Покупатель прознал [об этом],

рукой от сожаления стал бить себя по лицу.

1165 Сотне тысяч подобных [дел] в колдовстве

они были зачинателями и не были [завершающими], подобными

[согласному-]рави[174].

Когда к ним пришло это послание царя,

мол: «Ищет царь нынче у вас средства

Из-за того, что пришли два бедняка[175],

на царя и его дворец покусились.

Нет с ними ничего кроме одного посоха,

который становится по его [Мусы] приказу драконом.

Царь и войско – все оказались бессильны,

от этих двух людей все возопили.

1170 Необходимо какое-то средство в волшбе,

чтобы ты от этих двух волшебников унес [в безопасности] душу!» —

Тем двум волшебникам когда он это послание передал,

страх и любовь в сердце каждого из них заронились.

Когда они почувствовали себя родственными Мусе[176],

склонили они головы к коленям от удивления.

Подобно школе для суфия колено,

для разрешения трудностей два колена – колдуны.

[О том, как] те два волшебника вызвали [своего] отца из могилы, спросили у души отца об истине относительно Мусы (мир ему!)

Затем они сказали: «О мать, иди сюда!

Где могила отца? Покажи нам дорогу!»

1175 Отвела она их к его могиле, показала дорогу,

затем трехдневный пост они соблюли ради царя,

А потом сказали: «О отец, нам

царь прислал послание от страха,

Что два человека его ввели в затруднение,

честь его перед войском опозорили.

Нет с ними оружия и войска,

только посох, а в посохе – смута и зло.

Ты в мир праведных ушел,

хоть внешне ты в земле и уснул.

1180 Волшба ли это, дай нам знать!

Если же Божественное, о дорогой отец,

Тоже дай знать, чтобы мы поклонились [им],

сами к философскому камню прикоснулись.

Мы потеряли надежду, и вот пришла надежда;

мы – прогнанные, и вот нас влечет к себе великодушие».

Ответ мертвого волшебника своим сыновьям

Сказал им во сне: «О сыновья мои,

невозможно это явно произнести!

Открыто и свободно говорить мне не велено,

но тайна не далека от моих глаз.

1185 Однако явлю я один знак вам,

чтобы явным стало вам это скрытое.

О свет моих очей, когда вы туда отправитесь,

о месте его сна разузнайте.

В то время, когда будет спать этот мудрец,

на этот посох покусись, оставь страх.

Если украдешь и сможешь [это сделать], он – волшебник,

средство против волшебника присутствует перед тобой.

Если же не сможешь, осторожней, он – от Бога,

он – посланник Славного и ведом [Им].

1190 Если [весь] мир Фир‘аун завоюет, и восток, и запад,

[все равно] будет опрокинут: Бог – и тут же война [с Ним]?!

Этот верный знак дал я, о дорогой мой,

напиши же: „Аллах знает лучше всех, что есть правильно”!

Дорогой мой, когда волшебник заснет,

у волшбы и козней его не будет проводника.

Когда пастух заснул, волк будет в безопасности,

поскольку заснул он, усердие его успокоилось.

Но то животное, пастух которого – Господь,

где там для волка надежда и способ?

1195 Колдовство, которое творит Истинный, истинно и правдиво,

называть колдуном того Истинного – ошибка.

Дорогой мой, этот знак – окончательный;

даже если он (пророк) умрет, Истинный для него – Возвышающий».

Уподобление Священного Корана посоху Мусы и кончины Мустафы

(Мухаммада) (мир ему!) сну Мусы, а покушавшихся изменить Коран тем двум детям волшебника, которые покусились украсть посох, когда нашли Мусу спящим

Мустафе (Мухаммаду) обещала милость Истинного:

«Если ты умрешь, не умрет этот Урок!

Я для Книги и твоих чудес – Возвышающий,

тем, кто уменьшает или добавляет к Корану, Я препятствую.

Я для тебя в обоих мирах хранитель[177],

а для упрекающих – защищающий [от них] твои речи.

1200 Никто не сможет ни убавить, ни прибавить к нему (Корану);

ты лучшего хранителя, чем Я, не ищи боле.

Блеск твой Я день ото дня буду увеличивать,

имя твое выбью на золоте и серебре.

Построю Я михраб и минбар для тебя,

в любви [к тебе] Мое подавление (кахр)[178] превратилось в твое подавление.

Твое имя от страха будут произносить скрытно,

когда будут творить намаз, будут прятаться.

От боязни и страха перед проклятыми неверными

вера твоя укроется под землей.

1205 Я же минаретами наполню горизонты,

ослеплю глаза непокорных.

Слуги твои города захватят и видное положение,

вера твоя захватит [пространство] от рыбы до Луны.

До Воскресения сохраним ее Мы,

ты не бойся упразднения веры, о Мустафа (Мухаммад).

О пророк Наш, ты не колдун,

ты искренен, носишь ту же власяницу, что и Муса.

Коран для тебя – как посох [для Мусы],

неверия он проглотит, как дракон.

1210 Если ты и уснешь под землей,

считай подобным его посоху то, что ты произнес.

Покушающимся не овладеть его посохом,

усни же, о царь, благословен [этот] сон.

Тело уснуло, а свет твой – на небе,

для битвы твоей он натянул тетиву на лук.

Философа и то, что творит его рот,

лук твоего света пронзит это стрелой».

Так Он и сделал, и более того, чем сказал;

он (Мухаммад) заснул, но счастье и удача его не спали.

1215 «Дорогой мой, когда заснул волшебник,

дело его лишилось блеска и мощи»[179].

Оба они поцеловали его могилу и помчались

в Египет для этой великой битвы.

Когда в Египет для этого дела они пришли,

искать Мусу и его дом стали.

Случилось так, что в тот день [их] прибытия

Муса под пальмой уснул.

Тогда указали им люди на него,

мол: «Ступай в ту сторону, поищи пальмовую рощу».

1220 Когда пришел он, увидел среди финиковых пальм

спящего, который был бодрствующим этого мира.

Для удовольствия закрыл он глаза головы,

но Небесный престол и земля все были перед его взглядом.

О, как много тех, у кого глаза бодрствуют, а сердце спит!

И что же может увидеть взгляд людей воды и глины?

У того, кто сердце держит бодрствующим, глаза головы

если заснут, откроется сотня очей.

Если ты не человек сердца (суфий), будь бодрствующим,

ищи сердца и веди битву.

1225 Если же сердце твое бодро, спи в удовольствие,

не скроется твой взгляд от семи [небес] и шести [направлений].

Сказал Пророк: «Спит мой глаз,

но разве спит сердце мое в дремоте?»[180]

Считай, что царь бодрствует, а стражник спит,

пусть будет душа [принесена] в жертву за спящих, зрячих сердцем!

Описания бодрствования сердца, о приверженец смысла,

не вместить и в тысячи поэм-маснави.

Увидев, что заснул он, вытянувшись,

к краже посоха они приготовились.

1230 Волшебники покусились на посох быстро,

мол, надо подойти к нему сзади и тогда похитить.

Когда они немножко вперед продвинулись,

тот посох начал трепетать.

Так сильно задрожал тот посох,

что те двое застыли на месте от страха.

Затем стал он драконом и напал,

оба они пустились в бегство, побледнев.

От ужаса стали они падать ниц,

скатываться кубарем в бегстве с каждого спуска.

1235 Тогда стало им очевидно, что [это чудо] – с Небес,

ибо видали они границы [искусства] волшебников.

Вслед за тем расслабление живота и жар у них появились,

дело у них до агонии и расставания души [с телом] дошло.

Тогда послали они человека в тот же миг

к Мусе, дабы извиниться за это:

«Мы испытали [тебя], и разве пришлось бы нам

тебя испытывать, если б не зависть?

Мы грешны перед царем, прости нас,

о ты, избранный из избранных дворца Аллаха!»

1240 Простил он, и они тут же поправились,

перед Мусой склонив к земле головы.

Сказал Муса: «Я простил, о щедрые,

стали для ада тело и душа ваши запретными.

Я сам вас не видел, о два друга,

сделайте же себя немыми для испрашивания прощения.

Точно так же, внешне чужими, но [на самом деле] знакомыми,

вступите в битву ради Царя!»

Тогда поцеловали они землю и ушли,

поджидали время и удачный случай.

[О том, как] волшебники из городов собрались перед Фир‘ауном, получили почетный прием и били себя в грудь, [говоря] о каре его врага: «Запиши это на нас!»

1245 К Фир‘ауну пришли те волшебники,

оказал он им почести очень весомые.

Давал им обещания и задаток тоже дал:

рабов, лошадей, денег, товаров и припасов.

После этого говорил он: «Слушайте, о первые [в своем деле],

если превзойдете вы в испытании,

Осыплю я вас такими дарами,

что разорвется завеса щедрости и великодушия!»

Сказали они ему: «На счастье тебе, о царь,

выйдем мы победителями, и его дело погибнет[181].

1250 В этом искусстве мы отважны и богатыри,

никто с нами не сравнится в мире!»

Упоминание о Мусе оковами для мыслей стало,

мол, это рассказы, которые давно случились.

Упоминание о Мусе – это как покрывало, но

свет Мусы – это твоя наличность, о добрый человек!

Муса и Фир‘аун – в твоем существе,

надо этих двух врагов искать в себе самом.

До Судного дня есть от Мусы потомство;

это не другой свет, хоть светильник и другой.

1255 Эта глиняная плошка и этот фитиль другие,

но свет его не другой, он – с той стороны.

Если ты будешь смотреть на стекло, ты потеряешься,

потому что от стекла происходят множественные двоения.

Если же будешь смотреть на свет, освободишься

от двоения и множественности конечного тела.

Из-за места, куда обращен взор, о сердцевина существования,

[происходит] разногласие между верующим, гебром и иудеем.

Разногласие относительно формы слона

Слон в одном темном доме был,

для показа привели его индийцы.

1260 Чтобы посмотреть на него, много людей [собралось],

в ту темноту заходил каждый человек.

Поскольку увидеть его глазами было невозможно,

в той темноте они его ощупывали ладонями.

У одного ладонь на хобот попала,

сказал он: «Как водосточный желоб это существо!»

У другого рука на ухо наткнулась,

и тот ему как опахало явился.

А другой, ощупав рукой его ногу,

сказал: «Форму слона увидел я подобной столбу».

1265 Еще один ему на спину положил руку,

сказал: «Ведь этот слон, как трон!»

И так каждый, потрогав одну часть,

[потом] понимал его как ее, где бы ни услышал [о слоне].

Из-за места, куда они смотрели, слова их стали противоречивыми,

этот его [буквой] дал прозвал, а тот – [буквой] алиф[182].

Будь в руке каждого человека свеча,

разногласие из их речей ушло бы.

Глаза чувственные – всего лишь как ладонь руки,

ладонь не может дотянуться до всего него (слона).

1270 Глаза моря – это одно, а пена – другое;

оставь пену[183], посмотри глазами моря!

Движение пены из моря [происходит] днем и ночью;

ты видишь пену, но не видишь моря, вот диво!

Мы, как корабли, сталкиваемся друг с другом;

глаза наши темны (слепы), но мы – в светлой воде.

О ты, на корабле тела отправившийся в сон,

ты видел воду, смотри же на воду воды!

У воды есть Вода, которая ее гонит;

у духа есть Дух, который его призывает.

1275 Где были Муса и ‘Иса, когда Солнце

посевам существ давало воду?

Где были Адам и Ева в то время,

когда Господь натянул эту тетиву на лук?

И эти слова тоже ущербны и куцы,

те же слова, что не ущербны, – по ту сторону.

Если скажет [Он что-либо] из них, заскользят твои ноги,

а если ничего из них не скажет – горе тебе!

Если расскажет Он в качестве примера о какой-нибудь форме,

к этой форме ты приклеишься, о юноша.

1280 У тебя связаны ноги, как у травы в земле,

головой ты шевелишь при любом ветре, без уверенности.

Но ног у тебя нет, чтобы передвигаться,

разве что ты ноги из этой глины вырвешь.

Как ты вырвешь ноги, [ведь] жизнь твоя от этой глины?

Для твоей жизни ходьба весьма трудна.

Когда же ты жизнь от Истинного возьмешь, о последователь,

перестанешь ты нуждаться в глине, пойдешь.

Грудной младенец, когда он от кормилицы отрывается,

превращается в поедателя пищи и ее (кормилицу) покидает.

1285 Ты привязан к молоку земли, как зерна;

ищи же себе отрывания от груди у пищи сердец!

Слова мудрости ешь, которые стали скрытым светом,

о ты, кто не приемлет света без завесы,

Пока не станешь принимать, о душа, свет,

пока не увидишь лишенным завесы то, что скрыто.

Как звезда, по небосводу ты пройдешь,

и даже без небосвода, совершишь путешествие, лишенное качеств.

Когда ты таким образом пришел от не быть – к быть,

скажи же, как ты пришел? Ты пришел опьяненным.

1290 Пути прихода не остались в твоей памяти,

но мы один намек прочтем тебе.

Оставь разум – и тогда [будь] разумен;

заткни уши – и тогда слушай!

Нет, не расскажу, ибо ты еще незрел,

ты – в поре весны, ты еще не видел лета.

Этот мир – как дерево, о щедрые,

мы на нем как плоды полузрелые.

Крепко держатся незрелые [плоды] за ветку,

ибо в незрелости они недостойны дворца.

1295 Когда же созрел [плод] и стал сладок, то, кусая губы [от нетерпения],

слабо держится он за ветви после этого.

Когда от того счастья усладился рот,

опостылело человеку царство этого мира.

Крепкая хватка и рвение – это незрелость,

пока ты зародыш, [твое] дело – питаться кровью.

Осталось еще другое, но сказ о нем

тебе Святой дух скажет, без меня.

Нет, ты скажешь на ухо сам себе,

а не я, и никто другой кроме меня, о ты, кто тоже есть я,

1300 Как в то время, когда ты заснешь,

от себя ты уходишь к себе.

Ты слушаешь себя и думаешь: это такой-то

тебе во сне сказал это втайне.

Ты – не только ты, о милый друг,

но ты – небосвод и глубокое море.

Это твое огромное «ты», которое есть девять сотен тебя, —

океан, место, где потонула сотня тебя.

Где тут место для границы бодрствования и сна?

Не говори ни слова, а Аллах знает лучше, что есть правильно!

1305 Не говори ни слова, чтобы услышать от говорящих

то, что не умещается на языке и в повествовании.

Не говори ни слова, чтобы услышать от того Солнца

то, что не вошло в книгу и в обращение.

Не говори ни слова, чтобы заговорил для тебя дух,

оставь [самостоятельное] плавание, [когда ты] на корабле Нуха.

Как Кан‘ан[184], который плавал, [говоря:]

«Не нужен мне корабль Нуха-врага!» —

«Эй, приди, на корабль отца сядь,

чтобы не потонуть в потопе, о слабый!»

1310 Отвечал: «Нет, я научился плавать,

я помимо твоей свечи [другую] свечу зажег!» —

«Смотри же, не делай [так], ибо это волны потопа напасти,

руки, ноги и плавание сегодня – ничто!

Это ветер подавления (кахр) и напасть, гасящая свечу,

кроме свечи Истинного [ничто] не выстоит, молчи!»

Говорил он: «Нет, я пойду на ту высокую гору,

убережет та гора меня от любого вреда». —

«Смотри же, не делай [так], ибо гора – соломинка ныне!

Кроме как Своему возлюбленному не даст [Он] безопасности [никому]».

1315 Сказал [Кан‘ан]: «Когда это я слушал твои советы,

что ты возжелал, чтобы я был из этой семьи?

Не нравились мне никогда твои речи,

я не нуждаюсь в тебе в обоих мирах!» —

«Смотри же, не делай [так], друг, ведь [сегодня] не день для прихоти,

у Господа нет родственников и товарищей!

Ты делал [так] до сих пор, но этот миг узок,

в этом дворце чья прихоть важнее?

„Не родил, не был рожден“[185] Он от вечности,

ни отца нет у Него, ни сына, ни дяди.

1320 Прихоть сыновей разве станет Он сносить,

прихоти отцов разве станет Он выслушивать?

„Я не рожден, о старик, поменьше прихотей!

Я не родитель, о юноша, поменьше красуйся!

Я не супруг, не подвержен я страстному влечению,

оставь прихоти здесь, о госпожа!”

Кроме смирения, рабского служения и нужды

в этом присутствии ничто не имеет влияния».

Сказал: «Отец, много лет ты это говорил

и снова говоришь, возмущаешься невежеством.

1325 Сколько из этих [речей] ты говорил всем людям,

чтобы выслушать равнодушных ответов множество.

Это твое холодное дыхание не проникло мне в уши,

особенно теперь, когда стал я знающ и дороден».

Сказал: «Друг, какой будет вред, если

послушаешься ты раз совета отца?»

Все так же давал он ласковые советы,

все так же давал тот грубые отговорки.

Ни отец наставлением Кан‘ана не насытился,

и ни одного слова в уши этого несчастного не вошло.

1330 Они вели эти речи, а резкие волны

ударили о голову Кан‘ана, и он рассыпался на кусочки.

Нух сказал: «О Царь терпеливый!

У меня сдох осел, а Твой поток унес груз!

Ты обещал мне много раз,

что, мол: „Твоя семья обретет от потопа спасение”.