Имитация науки. Полемические заметки

Имитация науки может быть занятием коммерчески выгодным, как, например, создание фолк-хисторических сочинений. Но материальный интерес не обязательно выражен столь прямо и непосредственно. Ведь ученая степень, должность председателя диссертационного совета, да и просто еще одна позиция в списке научных трудов – тоже бонусы, ради которых имеет смысл имитировать науку.

Вопрос о том, нужно ли противодействовать имитации науки, не относится к числу спорных. Но как с имитацией бороться? Быть может, воздвигать еще более высокие барьеры на пути к научной степени, чем занимается в последние годы ВАК? На наш взгляд, это путь бесперспективный. Он приведет лишь к повышению цены диссертаций на черном рынке. Богачи, желающие удовлетворить свои тщеславные устремления, средства на это всегда найдут. Зато талантливой молодежи дорога в науку будет закрыта. Поэтому, на наш взгляд, следует возлагать надежды не на какие-то формальные средства (хотя мы вовсе не намерены отрицать их необходимость), а на внутренние механизмы функционирования науки как социального института. В науке существует такой мощный саморегулятор, как мнение профессионального сообщества. Но действовать он может при том непременном условии, что реально существует свобода критики.

Итак, подытожим.

Имитация науки – воспроизведение внешних признаков исследования при непонимании элементарных принципов научного познания или намеренном отступлении от них. Нами выделено три формы имитации науки: наивная, обыкновенная и изощренная (элитарная).

Главные признаки наивной имитации: безграмотная речь, обилие ошибок. Основное свойство обыкновенной имитации – наличие идей, идущих вразрез с элементарными принципами научного мышления или твердо установленными фактами. Если мы встречаемся с претенциозным, нарочито запутанным, туманным стилем изложения, т. е. основания предположить, что перед нами – имитация третьего типа.

Но всякий раз вопрос о том, является текст аутентичным или имитационным, должен решаться конкретно, иначе ученый будет лишен права на ошибку, без которого свобода критики существовать не может.

Часть II. Псевдонаука и ее разновидности

Маркеры псевдонауки[124]

В современном мире наука в общественном сознании имеет исключительно высокий статус. Человек, профессионально занимающийся наукой, а тем более общепризнанный научный авторитет, априори наделяется общественным мнением самыми разнообразными достоинствами и добродетелями. Конечно, это прямо связано с той огромной ролью, которую наука играет в общественной жизни. На данное обстоятельство указывает, например, А. Г. Сергеев[125]. Кроме того, притягательность науки объясняется еще и ее экзистенциальной ценностью для личности. Дело заключается в том, что наука (наряду с некоторыми другими сферами самореализации) открывает перед личностью перспективу продления своего социального бытия за пределы физического существования.

Экзистенциальная ценность науки[126]

Какие бы утешения ни изобретала религия, стараясь избавить нас от страха перед неизбежным, но медицинский факт заключается в том, что человек – существо, конечное во времени. Ад и рай, переселение душ – все это иллюзии, продукт фантазии, не желающей считаться с реальностью.

Единственный способ преодолеть временные границы земного бытия – оставить свой след на земле. Человек жив, пока о нем помнят, – вот истина на все времена и для всех народов. И потому самой глубокой потребностью человека была и остается потребность в бессмертии, т. е. в том, чтобы сохраниться в памяти потомков. И не просто сохраниться, а остаться в их благодарной памяти. Есть ведь еще путь Герострата, который тоже обрел бессмертие, но только не через созидание, а путем злодеяния. Пока существует человечество, имя того, кто сжег храм Артемиды, никогда не будет забыто. Оно – символ злобного и завистливого ничтожества, символ морального уродства и духовной нищеты. Герострат, не имея способностей прославить себя великими свершениями, выбрал путь несмываемого позора. Нравственно зрелая личность осознает опасность, таящуюся в таком выборе, и всячески стремится избежать капкана геростратовой славы.

В такой капкан угодил, например, член-корреспондент АН СССР Б. А. Березовский. Да, этот человек приобрел широкую известность при жизни и, без сомнения, никогда не будет забыт. Его имя жирным шрифтом впечатано в память современников и никогда не будет предано забвению потомками. Но его будут помнить не как труженика науки, своими исследованиями внесшего вклад в развитие математики (в которой он был профессионалом), а как политического авантюриста, замешанного в бесчисленных аферах и скандалах. Как человека, против которого возбуждалось великое множество уголовных дел. Он окончил свои дни не в обычной городской квартире, на которую мог рассчитывать, оставаясь в статусе труженика наука, а в роскошном лондонском особняке. Как известно, в момент социального перелома он оставил свою научную карьеру, столь успешно начатую в советское время, и погрузился в мутный поток экономических и политических афер. Жизнь Березовского завершилась в безумно дорогом четырехэтажном дворце, недоступном (в обоих смыслах) для человека обычного достатка. Ни один ученый – хоть в России, хоть за ее пределами – не может рассчитывать на то, что ему удастся сколотить миллиардное состояние, достаточное для приобретения дорогой недвижимости.

Хорошо известно, что к концу свой жизни Б. А. Березовский потерпел полный крах в своем так называемом бизнесе. (Фактически – в беззастенчивом воровстве и наглом мошенничестве.) Абстрактно рассуждая, такой финал не был предопределен. Если бы Березовский проявил меньше жадности и больше осмотрительности, если бы он не возомнил себя демиургом российской политической сцены, то вполне возможно, что ему сопутствовал бы успех. И тогда он смог бы к своим дворцами и виллам прибавить новые дворцы и виллы. Но и в этом гипотетическом случае его жизнь нельзя считать удавшейся. Оставив науку, этот далеко не бесталанный, наделенный недюжинной энергией и мощной волей человек упустил свой единственный шанс остаться в благодарной памяти потомков. В сущности, он неудачник, лузер. И стал им не тогда, когда запутался в бесчисленных авантюрах и разорился, а намного раньше, когда фортуна еще благоволила ему и надувала паруса его корабля свежим попутным ветром.

Специально подчеркнем: мы не считаем предпринимательство занятием, которое не достойно человека, живущего, так сказать, на фоне вечности. Конечно, тот «бизнес», в который с головой погрузился Б. А. Березовский, – чистая уголовщина. Такого рода деятельности нет никакого оправдания – ни морального, ни экономического. Ну, а если взять бизнес не воровской, а легальный и созидательный, то он в принципе содержит определенную возможность продлить свою социальную жизнь за пределы физического существования. Так, Генри Форд был чрезвычайно успешным бизнесменом и в то же время талантливым организатором производства. Именно он применил конвейерную технологию изготовления технически сложных изделий, благодаря которой многократно повысилась производительность труда и снизилась себестоимость продукции. О том, какое состояние заработал Генри Форд за свою жизнь, человечество не помнит, да это никому и не интересно. Но вот о том, что именно он существенно способствовал прогрессу технологии, забыть невозможно. Имя Форда-изобретателя осталось в памяти людей. Он выиграл спор с вечностью. Но, подчеркнем, сделал это не в функции капиталиста, а в качестве новатора производства. В реальной истории произошло так, что две эти роли совпали в одном лице, но подобное совпадение, вообще говоря, случайно. Такая же, например, случайность – казус Стива Джобса или Билла Гейтса. Последний чудовищно, абсурдно богат, но, когда завершится его жизнь, не своими миллиардами он останется в людской памяти, а своими достижениями в деле компьютерной революции.

Цель деятельности капиталиста – прибыль. Средства для него вторичны. Если капиталист может добиться своей цели за счет совершенствования техники, с помощью использования достижений науки или путем применения каких-то новых социальных технологий, он получает шанс стать агентом прогресса и тем самым продлить свою жизнь после завершения земного пути. Но если прибыль может быть извлечена путем переноса производства в страны с дешевой рабочей силой (что консервирует существующий уровень технологии) путем усиления эксплуатации или использования подневольного труда, то капиталист без малейших колебаний и сомнений использует эти способы. Более того, именно они, как более простые и дешевые, и применяются в первую очередь. Не случаен тот факт, что прогрессивный процесс автоматизации производства, начавшийся в странах капиталистического ядра после Второй мировой войны, фактически не получил своего развития. В пятидесятые годы прошлого века казалось, что всеобщая автоматизация производства – дело ближайшего будущего. Но за прошедшие десятилетия прогресс в деле автоматизации оказался, в сущности, незначительным. В настоящее время дело обстоит так, что гораздо проще нанять в Китае десять рабочих невысокой квалификации, чем создать в США или Западной Европе автоматизированное производство, которое требует от работника высокого уровня общей и специальной подготовки. Поэтому свой вклад в повышение цивилизационного потенциала общества капиталист может внести лишь случайно, когда его материальный интерес (который им только и движет) совпадет с общим вектором прогресса. Есть еще, правда, такой вариант, как меценатство. Например, Альфред Нобель учредил знаменитую премию и тем самым перехитрил судьбу, которая готовила ему незавидную славу человека, разбогатевшего путем совершенствования средств человекоубийства. Ничуть не преуменьшая позитивную роль меценатства как фактора культурного прогресса, заметим, однако, что явление это, по большому счету, маргинальное, нетипичное, поскольку противоречит основному мотиву деятельности капиталиста, каковым, без сомнения, является банальная жадность.

Совершенно иначе обстоит дело в науке. Здесь цель деятельности отдельного ученого закономерно (а не случайно и факультативно) лежит в русле социального и культурного прогресса. Отдельный ученый, конечно, занимается индивидуальным творчеством: планирует и осуществляет эксперимент, производит расчеты, развивает теорию и т. п. Но это только поверхностный слой реальности. Содержательный, сущностный смысл деятельности ученого может быть понят только тогда, когда мы рассматриваем его как члена научного сообщества. Самая глубокая сущность науки состоит в том, что она есть коллективный поиск истины. Каждый ученый трудится на своем участке, но все вместе занимаются решением общей проблемы. И успех одного – это всегда успех всех. Что не отменяет, разумеется, соперничества в науке. Каждый ученый стремится получить результат раньше других, ибо это вернейший способ самоутверждения, прямой путь к тому, чтобы остаться в вечности. Поэтому в науке вопросам приоритета уделяется самое пристальное внимание; споры о приоритете, нередко драматические, – постоянный спутник научного прогресса. Но дело, которым занимаются ученые, их не разъединяет, а, наоборот, сплачивает. В бизнесе идет игра на выбывание: успех одного есть непременно поражение соперника; вожделенная цель предпринимателя – довести всех конкурентов до разорения, добиться полной монополии. Научное сообщество существует на диаметрально противоположных принципах. Если кто-то смог приподнять краешек завесы над истиной, то это позволяет и другим ученым приблизиться к пониманию сущности изучаемых процессов. Удача не может выпасть на долю каждого, она капризна, зависит от многих случайностей, но не случайно то, что любое индивидуальное достижение ученого есть одновременно достижение научного сообщества как целого.

Не все имена ученых, конечно, остаются в вечности, да это и невозможно просто в силу того, что в занятия наукой вовлечены миллионы. Однако шанс есть у каждого. Мало кто из тех, кто окончил среднюю школу, знает, например, о трудах итальянского физика Алессандро Вольты (1745–1827), о его вкладе в науку. Но это имя увековечено в названии единицы электрического напряжения, и это означает, что ученый не промелькнул мотыльком в истории человечества, а оставил в ней неизгладимый след. И тот, кто пожелает (из любопытства или по какой-то иной причине) узнать, почему напряжение измеряется именно в таких единицах, может ознакомиться с достижениями выдающегося исследователя, с его биографией и трудами. Имена ученых запечатлены в названиях многих физических единиц. Сила тока измеряется в кулонах, название дано по имени французского учебного Шарля Кулона (1736–1836). Единица мощности носит название ватт. В названии увековечено имя шотландского физика Джеймса Уатта (1736–1819). Именем немецкого физика Вильгельма Эдуарда Вебера (1804–1891) названа единица измерения магнитного потока в системе СИ. Электрическая емкость в той же системе единиц измеряется в фарадах. Так физики сохранили для потомков имя великого английского физика Майкла Фарадея (1791–1867). В честь Николы Теслы (1856–1943), выдающегося американского изобретателя и электротехника сербского происхождения, названа единица измерения индукции магнитного поля в системе СИ. Уместно вспомнить в этой связи и такую внесистемную единицу измерения активности, как кюри. Таким образом ученые воздали честь двум выдающимся физикам – супругам Пьеру Кюри (1859–1906) и Марии Склодовской-Кюри (1867–1934).

Имена ученых навсегда остались в названиях некоторых теорем: теорема Архимеда, Пифагора, Виета, Вейерштрасса, Геделя, Ферма, Нетер, Байеса, Гаусса, Жордана… В названиях уравнений: уравнение Дирака, Аррениуса, Бернулли, Ван-дер-Ваальса, Вант-Гоффа, Гейзенберга, Гамильтона-Якоби, де Бройля, Нернста, Жуковского… Именами ученых названы географические объекты: хребет Черского, хребет Гаккеля (в зарубежной литературе Нансена – Гаккеля), хребет Жданко, хребет Ломоносова, хребет Флиндерс, хребет Чихачева. (Это название дано в честь географа П. А. Чихачева. Существует также залив Чихачева, названный в честь другого человека – адмирала Н. М. Чихачева (1830–1917)). В названии такого класса элементарных частиц, как фермионы, читается имя одного из основоположников ядерной физики Энрико Ферми (1901–1954). Названия некоторых объектов солнечной системы (пояс Койпера, облако Оорта, комета Галлея) отсылают нас к именам ученых, внесших большой вклад в развитии астрономии. Довольно распространенная практика в биологических науках – присваивать видам названия по именам ученых, которые эти виды открыли или описали. Лошадь Пржевальского, антилопа Ливингстона, сом Солдатова – вот только некоторые из них.

Люди, в честь которых названы физические единицы, теоремы, уравнения, горные хребты, космические объекты, элементарные частицы, виды животных и многое другое, достигли высшего успеха в жизни – они сумели остаться в вечности. И сколь ничтожен и эфемерен на фоне этого действительного достижения четырехэтажный особняк Березовского или, например, флотилия шикарных яхт Абрамовича!

Размышляя об экзистенциальной ценности науки, мы должны иметь в виду одно немаловажное обстоятельство. Оно состоит в том, что наука – это такой род деятельности, который доступен далеко не каждому. Не всякий толковый студент (о бесталанных речи не ведем) может одолеть барьер аспирантуры. Не каждый аспирант в состоянии подготовить и защитить кандидатскую диссертацию. Лишь часть кандидатов наук обладает достаточными способностями, силой воли и упорством, чтобы добиться докторской степени. Наука – это такой социальный институт, который содержит несколько очень сложных и жестких квалификационных фильтров, и пройти через них – задача, которая далеко не всем по плечу. Конечно, само по себе обладание ученой степенью еще не гарантирует соответствующей научной квалификации. Любой социальный институт несовершенен, в функционировании любой системы порой случаются ошибки и сбои, однако это не отменяет необходимости регламентации и порядка. Если человек преодолел препятствия, отделяющие его от ученой степени, то это служит доказательством того, что он способен сказать новое слово в науке. И вот человек, сумевший получить реальные результаты в науке, причем настолько существенные, что его избрали членкором АН СССР, круто меняет траекторию жизни и очертя голову бросается в мутный поток авантюр. Речь, как понимает читатель, идет все о том же Б. А. Березовском. Судьба одарила его способностями к науке, он эти способности реализовал и добился серьезных успехов. Перед ним открылась перспектива увековечить свое имя в названии теории, уравнения или, например, теоремы. И, вообразим себе, в XXV в. на вопрос какого-нибудь любознательного ученика «Кто такой Березовский?» учитель бы отвечал: «Это автор знаменитого уравнения, вошедшего в золотой фонд математики». Теперь же на такой вопрос учитель скажет: «Да, был такой авантюрист, сколотивший миллиардное состояние в период интенсивного разграбления советского наследства, а потом полностью обанкротившийся». Так он распорядился своей судьбой, отринув ее дар. И ради чего? Ради четырехэтажного особняка и прочих символов делового успеха.

В качестве дополнительного аргумента в пользу развиваемого здесь представления о побудительных мотивах, движущих учеными, сошлемся на реалии современной российской жизни.

Вряд ли будет большим преувеличением сказать, что в настоящее время в нашей стране созданы все условия для того, чтобы отбить у молодых людей желание связывать свою судьбу с наукой. Наука в современной России – бедная золушка, которую власть морит голодом и унижает всеми мыслимыми и немыслимыми способами, а ученые – подлежащая ликвидации через доведение до нищеты социальная группа. Однако в обществе пока еще есть немало молодых людей, желающих посвятить свою жизнь науке. Ради духовных благ, обретаемых искателями истины, они готовы, выражаясь словами К. Маркса, не страшась усталости, карабкаться по каменистым тропам научного познания[127].

Сущность псевдонауки

Однако не всякий, кто хочет быть ученым, может им в действительности стать. Занятия наукой требуют и способностей, и трудолюбия, и самоотверженности, а главное – преданности истине. В те времена, когда наука была занятием одиночек и не приносила никаких моральных дивидендов, кроме радости открытия, сама возможность того, что среди ученых окажутся случайные люди, была минимальной. Но в наши дни наука превратилась в социальный институт, в который вовлечены миллионы людей, и положение, к сожалению, изменилось. Теперь нередко в науку стремятся проникнуть люди, для которых она – средство не самореализации, а самоутверждения, способ обретения более высоких социальных позиций.

Профессия ученого предъявляет очень высокие требования к интеллекту человека, к его волевым и моральным качествам. Далеко не все претенденты этим требованиям соответствуют. Поэтому у части людей, не имеющих способностей, а также моральных и волевых качеств, необходимых для профессиональных занятий наукой, возникает соблазн подменить науку ее имитацией, создать видимость научной деятельности при фактическом пренебрежении ее базовыми принципами. Короче говоря, в современном обществе существует реальная опасность подмены настоящей науки ее более или менее искусно изготовленным симулякром, опасность вытеснения науки псевдонаукой. Нередко вместо слова «псевдонаука» употребляют термин «лженаука». Наряду с этими терминами используются такие понятия, как антинаука, квазинаука, поддельная (mock) наука. (Обзор литературы по этой проблеме содержится в статье С. А. Яровенко и А. С. Черняевой[128].) В названии комиссии при Президиуме РАН, созданной для защиты настоящей науки от подделок под нее, фигурирует слово «лженаука». Как нами уже отмечалось[129], понятия «лженаука» и «псевдонаука» по объему совпадают. Справедливость данного утверждения проверить достаточно просто. Для этого нужно указать на антоним для каждого из них. И тогда обнаружится, что антоним у них общий: (настоящая) наука. Разница состоит в том, что слово «псевдонаука» звучит менее экспрессивно, – такова единственная причина, по которой мы предпочитаем именно его.

Псевдонауку можно уподобить раковой опухоли. Болезнетворный вирус, внедрившись в структуру клетки, приводит к ее перерождению и последующему бесконтрольному размножению. Если не принимать специальных мер, финал этого процесса бывает всегда трагичен. Развитие злокачественной опухоли начинается с изменения в клетке, масштаб которого микроскопически мал. Но через некоторое время возникает ситуация, когда не замечать произошедшие перемены невозможно, необходимо принимать серьезные меры противодействия. Следует иметь в виду, что псевдонаука обладает способностью реагировать на критику в свой адрес, внося изменения в способы мимикрии. Если проанализировать значительный массив псевдонаучных публикаций за достаточно длительный период, то можно увидеть эти изменения: стиль изложении становится более академичным, количество ссылок на источники возрастает, принятые в научной литературе приличия вроде благодарностей за содействие в подготовке публикации к печати соблюдаются более тщательно и т. д. А с накоплением корпуса псевдонаучных текстов и появлением специальных журналов, публикующих работы такого рода, псевдонаука приобретает вид полноценной сферы духовной жизни, неотличимой от настоящей науки. Таким образом, поскольку вирус псевдонауки имеет свойство мутировать, никакие разовые акции не могут обеспечить полезный эффект. Здесь требуется последовательная, систематическая, должным образом организованная работа. Но прежде необходимо уточнить критерии, посредством которых можно отличить псевдонаучный текст от действительно научного.

Истина и наука

Чтобы отличить псевдонауку от ее неподлинного двойника, нужно отчетливо представлять себе, в чем заключается разница между первым и вторым на уровне сущности. Тогда появляется объективная возможность выявить конкретные симптомы псевдонауки, уловить признаки, на основании которых с достаточной степенью достоверности можно сделать вывод по интересующему нас вопросу. Согласно общепринятому взгляду, наука представляет собой такую форму общественного сознания, которая имеет своей целью постижение объективной истины. Поэтому вполне естественно квалифицировать науку через оппозицию «истина – ложь». Такие попытки действительно предпринимались в отечественной литературе. Еще А. И. Китайгородский в широко известной в советское время научно-популярной книге писал, что лженаука занимается выдумыванием фактов и сочинением ложных теорий[130]. Крупный советский биофизик М. В. Волькенштейн, развенчивая псевдонауку, обращал внимание на то обстоятельство, что она выдвигает идеи, лишенные серьезной теоретической и экспериментальной аргументации, находящиеся в отрыве от логики развития науки[131]. Сами по себе эти суждения вполне справедливы, однако они, так сказать, недостаточно инструментальны. Это дало основание для А. Г. Сергеева поставить под сомнение справедливость подобного подхода. Дело, по его мнению, заключается в том, что само понятие истины внутренне бессодержательно.

Приведем соответствующее высказывание на этот счет:

«Если истиной называть абсолютно надежные, раз и навсегда установленные суждения, в которых не допускается сомнений, то такое понимание истины принадлежит, скорее, религиозному мышлению. Поскольку наука все ставит под сомнение, такого рода истины в ней нет»[132].

Конечно, в научном тексте написание слова «истина» с заглавной буквы – явный моветон. Тут мы с А. Г. Сергеевым совершенно согласны. Наука вообще такого рода деятельность, которая требует крайне сдержанного, аскетичного выражения эмоций. Но это вовсе не означает, что «философская категория истины» есть некое «размытое», нечеткое, туманное образование, которое не может служить нам надежным ориентиром на тернистом пути научного познания. Однако А. Г. Сергеев придерживается на этот счет другой точки зрения. Ввиду принципиальной важности сюжета процитируем его суждение по интересующему нас вопросу полностью:

«Согласно другому взгляду, истина – это соответствие наших представлений независимой от нас объективной реальности. В принципе это допустимый подход, но тогда придется признать, что каждая смена научной парадигмы меняет истину. Например, 500 лет назад истиной было то, что тяжелые предметы «стремятся вниз», – так утверждала физика Аристотеля; 300 лет назад истиной стала ньютоновская «сила всемирного тяготения»; а 100 лет назад Эйнштейн выяснил новую истину: «тела скользят по геодезическим линиям пространства-времени». Поскольку значение слова «истина» неявно подразумевает абсолютность и незыблемость, его использование для обозначения изменчивых научных знаний будет все время вводить нас в заблуждение»[133].

Таким образом, справедливо констатируя изменчивость научных взглядов, А. Г. Сергеев делает вывод о необходимости отказа от самого понятия истины. На наш взгляд, этот вывод неправомерен, так как он влечет за собой крайне негативные последствия для дела защиты науки от внешних и внутренних угроз. Попытаемся представить аргументы в пользу нашей позиции.