
Полная версия:
Чья-то сансара
Все это тут, со мной. Маргарита – это я. Я – это она.
Но свою собственную жизнь я же не придумала, верно?
Медлю.
Думаю. Мысли теснятся в голове, как баблы-шары на странице комикса, и я даже не все их могу разобрать, словно они написаны на каком-то чужом языке.
“Скажи “да”.
А я и сказала. Дважды.
Господи. То есть, это вот все бывает на самом деле? По-настоящему? Со мной, из всех людей?
В зеркале отражается Белоснежка из сказки, не иначе, только по имени Рита – Марго, как ее называют все, кроме родителей. Двадцати девяти лет девушка с хорошим вкусом и модной внешностью. С густыми и прямыми темными волосами (хоть и крашеными), с черными, как кофе, цыганскими глазами, с проработанными фитнесом изгибами, со светлой, нежной, мягкой, подтянутой кожей, на поддержание качества которой уходило пол-зарплаты.
Вторые ползарплаты уходили на косметику, красивые вещи, парикмахера, ресницы, ногти и прочее. Быть красивой, в самом деле, стоит дорого – я даже близко не подозревала, насколько много я экономлю, не занимаясь своей внешностью.
Но я и близко никогда не была такой яркой и красивой, какой вылепила себя Марго.
И теперь это мое, что ли?
Было время, когда мне казалось, что вот стоит мне немножко постараться, то я сразу стану красотка. А поскольку постараться мне надо только немного, то и так сойдет – и только сейчас я понимаю весь воз тех дел по “бьютификации”, который тащит такая вот дева, как моя Марго. Такое, конечно, не для меня – но, судя по тому, как она, оставшись без моего пристального контроля, начала на автомате свою рутину по уходу за собой, мне и не придется ничего делать, только вовремя покупать всякие средства.
Просто мечта какая-то, разве нет? “Автобой” и “автопрохождение” для жизни.
Если только я не сошла основательно с ума, и это не следствие какого-то хитрого раздвоения личности с неконтролируемыми фантазиями. И как проверить?..
Марго тянется к телефону, чтобы через селфи разглядеть получше шишку-ссадину, и меня осеняет: я набираю номер жены брата, который единственный из всех телефонов семьи помню наизусть, потому что он у нее простой и похож на номер сети стоматологий из навязчивой рекламы 90-х.
– Алё? – отзывается она практически сразу. – Алё? Кто это?
Голос знакомый и … я отвечаю.
– Катя, привет! Это я. Слушай, я телефон потеряла, поэтому с чужого. Передай ле маман, чтобы не волновалась.
– А ты там в порядке? Все нормуль? Когда дома будешь?
– Я у подруги останусь сегодня, поздно уже ехать. Нот переживайтен, ладно?
Смотрю в зеркало, и вздрагиваю. В зеркале Марго отражаюсь… я.
Так, блин!.. А вдруг кто зайдет?..
– Ладно. Ты заряди телефон-то, у подруги-то, – с намеком говорит Катя, и я торопливо прощаюсь. Отбиваю вызов, некоторое время смотрю на экран с информацией о звонке, и, когда я снова поднимаю глаза на зеркало, мои собственные черты легко сменяются на лицо Марго. Словно кто-то перелистнул страницу вперед.
Вздрагиваю снова. Сосредотачиваюсь на своей прошлой жизни, на себе прежней – и Марго снова уступает место мне самой. Концентрация на вещах Марго – и снова она возвращается.
Так вот как это работает?..
Мы как склеившиеся странички. Главное, чтобы не отклеились, потому что жизнь Марго явно получше, чем моя. По крайней мере, она живет одна в своей комнате, а не с мамой, и в холодильнике всегда, если что, есть еда, которую покупают родители, и работа у нее более нормальная. Или, по крайней мере, мне так кажется.
Я попробую.
Если ничего другого, она, хотя бы, моложе и красивей, и это ресурс, который уж я соображу как использовать. Молодость – это шансы, нормальные шансы, а не последние, не попытки впрыгнуть в уходящий поезд.
– Мы с тобой попробуем жить, – говорю я ей в зеркале.
А как это случилось, и что случилось – я даже и знать не хочу. И совсем не хочу знать, откуда в кармане домашних джинс у нее внезапно взялась смятая листовка про изменение жизни.
Даже если это дар каких-то там злых сил, я не хочу этого знать, мне все равно.
Марго проснулась, собралась и пошла на работу еще до того, как у меня вообще включились мысли, и я стала хоть что-то понимать.
Минус – она готовится к новому дню раза в три-четыре дольше, чем я сама.
Минус – она оказалась веганкой, и моя попытка утащить из холодильника ветчину закончилась так себе.
Минус – ее тошнило в метро. Вчера мы обе были не в лучшем состоянии, и она толком не могла мне это “передать” по дороге домой, но сейчас мы огребли по полной. И как жить? Марго часто ездила на такси из-за этого, и яростно мечтала о покупке машины.
Минус – у нее есть невыплаченные кредиты. Один – на абонемент в тренажерный зал. Второй – на сумку.
Плюсы – у нее ничего не болит, ходит она легко и быстро, и в каждой полированной поверхности видно прекрасное отражение, которое можно прямо сразу на обложку журнала. Первый раз в жизни с Нового Года в детском саду, когда я была Снегурочкой, я довольна своим внешним видом.
Пожалуй, последний плюс был достаточно тяжеловесным, чтобы перевешивать любые минусы.
– Маргарита Сергеевна, опаздываете? – не успела свернуть за угол – проректор увидел. Марго бы моя подпрыгнула и вжала голову в плечи, но я заставляю ее обернуться уверенно и улыбнуться почти не испуганным оскалом.
– Доброе утро, Григорий Евгеньевич! – отвечаю я ему ее голосом. – Сегодня принесу Вам на подпись новогодний номер.
– А Жанна Оттовна?
– Жанна Оттовна в отпуске, Вы сами ее принудительно отправили. У нее было больше ста дней неотгулянных. Вы сказали, это безобразие.
Возможно, это самая длинная фраза, которую Марго ему сказала за все время своей работы в университете – но я же не Марго, чтобы бояться Страшного большого босса до помрачения рассудка. Что он мне сделает? Отругает? Уволит? Ха.
Да и смотрит он… Марго как-то иначе его воспринимает, наверное, но мне совершенно очевидно, что она ему просто нравится. Привлекает внешне, если не внутренним содержанием. А Марго все кажется, что он станет сейчас ругать ее за татушку на руке, или за глубину выреза, или за слишком высокие каблуки. Найдет, в общем, за что.
– Точно, – подтвердил он. – Я как-то и привык, что она всегда на месте, и никогда в отпуске не бывает. Хорошо, тогда буду ожидать Вас и новогодний номер.
Марго улыбается ему еще раз, прежде, чем уйти в кабинет, и на этот раз получается даже получше – кажется, ее почти животный страх перед начальством немного развеялся под моим влиянием.
Любые страхи напрасны.
Любые страхи ничего не делают лучше, и я тоже стараюсь ничего не бояться, когда в совершенно другой, чем вчера, одежде,в кармане кожаных модных штанов нахожу скомканную листовку. Нет, бояться нельзя. Ни мне, ни ей.
Работа делается как будто сама собой. Я почти не принимаю участия в процессе, да и не понимаю толком ничего – зато сама Марго – понимает и делает, словно игровой персонаж, поставленный на задание. Разбирает статьи и фотографии, и строчит что-то в социальные сети, и в свой канал тоже записывает “на автопилоте” какие-то видео. Я пересмотрела их – вроде бы, и ничего особенного, но как-то … залипательно. Талант у нее, наверное, есть, хотя академических знаний маловато. С другой стороны, зачем они ей? У нее и зарплата будет побольше моей, и обязанностей, хоть и столько же, но в текущей ситуации – все проще, потому что я могу не вникать. У нас разделение обязанностей: она гребет, а я думаю, как мы жить будем.
Интересно, а если на мою Марго побрызгать святой водой, я изыду? А если она, например, умрет, умру ли я с ней? А если она будет под наркозом, то я тоже? Спали мы одновременно – причем я даже немного дольше, значит, она может действовать без меня. А могу ли я действовать полностью без нее? Я же чувствую боль, например, это тут не совсем то же самое, что управлять марионеткой.
Наверное, лучше не экспериментировать.
И, наверное, нужно будет как-то решить с моей собственной работой и моей собственной жизнью – только вот так, чтобы, если что, если вдруг мой странный сон про то, что я совсем другая девочка с листовками, закончится, как-то вернуться обратно и не остаться совсем у разбитого корыта.
Сегодня-то ладно – я должна быть на конференции, а не на боевом посту, а вот дальше?.. Это мы решим позже.
Мы.
Всю мою жизнь я была только сама за себя, все решения и все ошибки – мои. А сейчас, вдруг, “мы”.
Я и Марго, хоть у нее и нет права голоса.
Она распечатывает макет газеты, выдыхает, прижимает папку к груди и мало не крестится – время идти сдаваться более высокому начальству заместо начальства более низкого. У Марго мелькает подленькая мыслишка – просто почтой отправить и сесть в засаде ждать, но Жанна всегда сама лично ходила с номером к Григорию Евгеньевичу, чтобы он не забил на это, как неважное и не просрал им все сроки.
Его можно понять – он крупный ученый, у него нормальные публикации, и научный журнал, в котором он рулит пальцем, и ему особо не до студенческих газет, но если уж взял на себя труд проверять, “что там дети пописывают” – то не косячь.
Впрочем, это мое мнение, а моя Маргаритка просто боится, даже каблучки подкашиваются. Народная молва гласит, что Григорий Евгеньевич уволил свою последнюю помощницу за то, что у нее слишком громко каблуки цокали по паркету, но Марго не знает, правда ли это. Жанна говорит – правда, но Марго иногда сомневается, что такое вообще возможно.
Однако, когда речь идет о Григории Евгеньевиче, вряд ли есть что-то, чего не может быть. Слишком велик тут масштаб личности.
Помощницы, впрочем, у него сейчас нет – стол в приемной пустой, и Марго с испуганным придыханием говорит секретарю ректора, что она-де, с газетой к Г.Е.
– Прописульки? Ну, давайте, – вздыхает Григорий Евгеньевич, протягивая руку за бумагами. Марго, ни жива, ни мертва, присаживается на край стула напротив и замирает, пока проректор, хмуря лоб, просматривает материалы и хозяйски перечеркивает и двигает блоки. Жанна относилась к этому с иронией – мол, господарю надо что-то подвигать по своему вкусу, нельзя принимать все без правок. А подвигал – вот уже и руку приложил. Марго таким дзеном не отличалась – собственно, какой тут дзен, если ее всю трясет, как мышь под веником?
И из-за того, что ее трясет, она не замечает и тех взглядов, которые Г.Е. то и дело бросает на нее поверх листочков. Вернее, конечно, замечает. И пугается – словно сделала что-то плохое, в то время, как взгляды эти совсем не того толка, чтобы так их пугаться. Я заставляю ее вспоминать. перебираю ее память, как фотокарточки, заново оглядывая и интерпретируя то, что она уже однозначно категоризировала и чего испугалась.
– Вот так поправьте, и можно запускать в печать.
– Спасибо, Григорий Евгеньевич, – отвечает она, и я заставляю ее продолжить. – А помните, Вы спрашивали, есть ли Мастер у Маргариты?
– Вспомнили еще тоже, Маргарита Сергеевна. Это было с полгода назад, разве нет?
– Тем не менее, – мы поднимаем на него взгляд, аккуратно собирая переворошенные странички одну к другой. – Вопрос еще актуален?
– Пожалуй.
– Нет, место Мастера сейчас вакантно.
– Почему Вы отвечаете сейчас, оно как раз освободилось?
– Нет. Просто я посмотрела на Вас немного иначе.
Он замирает на мгновение, словно оценивая наши слова, и потом красиво выгибает бровь.
– И что же Вас на это сподвигло?
И что же нас сподвигло? То, что в Марго вселилась демоническая тетка сорока лет, которая иначе смотрит на мир?
– Почему-то Вы показались мне сегодня очень волнующим.
Марго страшно, что писец. Она вообще не понимает, что творит, что происходит. Но смотри, смотри, Марго: да, ты привыкла к парням своего возраста, но он, хоть и старше, но отлично следит за собой, модно одевается, модно пахнет. У него еще не редеют волосы, спортивная фигура, он совершенно точно не женат – и даже если ничего серьезного из этого не выйдет, это, как минимум, интересно. Особенно с учетом отсутствия в нынешний момент нормальной личной жизни.
А уж мне-то как интересно. У меня таких экземпляров даже близко не случалось.
Кроме того, он – это воплощение возможностей и амбиций. Даже если не протянет руку помощи, то амбицией вполне может нас заразить, недаром рассказывают на тренингах про круг общения и его значение.
Григорий Евгеньевич откидывается в кресле, сцепляет руки вместе и смотрит на Марго, а Марго смотрит на него.
– Интересно. Что же, немного личной жизни мне бы не повредило.
– Мне тоже. Но я предпочла бы, чтобы это никак не повлияло на наши рабочие отношения. Чтобы о таким вообще никто на работе не был в курсе.
– Я рад, что у нас одинаковое мнение на этот счет. Я могу Вам написать сегодня?
– Да, Григорий Евгеньевич, – Марго опускает глазки и вместе со своими бумажками выходит в приемную. Сердце у нее так бухается о ребра, что мне кажется, что вот-вот выбьет их нафиг, выскочит и побежит по коридору, разбрызгивая кровь и вопя “господибожечтояделаюто”.
Спокойней, Марго. Спокойней. У нас обеих начинается новая жизнь. Надеюсь, она нам понравится. Хуже чем было – все равно не будет.
Г.Е. в самом деле пишет мне вечером – когда я заканчиваю дела из своей прошлой жизни. Это даже кажется мне каким-то хорошим знаком: вот я подбираю хвосты прошлого, боясь, что придется туда вернуться, и мне тут же написывает наше будущее. Надеюсь, светлое. По крайней мере, у меня на него большие планы, а Марго мне поможет, если в обморок не рухнет
“Маргарита, могу я Вас пригласить сегодня встретиться?”
“Да, Григорий Евгеньевич”.
“Давайте без Евгеньевича, все-таки, а то как-то не очень уместно в текущей ситуации”.
“А мне так нравится, Григорий Евгеньевич.”
“В таком случае я буду настаивать на Евгеньевиче даже в наиболее пикантные моменты”.
В этот момент Марго, кажется, наконец, успокоилась.
До этого ей было страшновато и дурно, и она не очень-то понимала, что и зачем мы делаем, и почему вообще все так, но от этой фразеологии про “пикантные моменты” ее попустило. Я почти физически услышала ее оценку, словно бы она делилась со мной, как с подругой: “вот это он старпер”.
“Но привлекательный.”
“Но привлекательный”, – повторила она за мной послушно.
Интересно, а она вообще может теоретически меня перебороть, сбросить и стать “главной личностью”? Хотя я не могу себе представить, чтобы она нашла что-то интересное в моей собственной прошлой жизни и моей собственной средненькой внешности. Нет, определенно, этот вариант намного лучше. Эта жизнь намного лучше, и мы постараемся сделать ее еще лучше.
“Договорились. Когда и где встречаемся?”
“Дайте Ваш адрес, я пришлю за Вами машину.”
Пока Марго колеблется, я уверенно пишу адрес в ответ.
“Выхино? А что так плохо?”
“Вы знаете, сколько я получаю. Думаете, я могу себе позволить что-то лучшее?”
“Туше”, – лаконично отвечает он, и у меня даже не возникает сомнений, стоит или не стоит надеть на эту встречу парадные трусы в сеточку.
Он до смешного крут.
Словно человек поставил своей целью отметиться кругом и везде, наследив в максимально большем числе сфер, строя себе не “памятник нерукотворный”, а какой-то, прямо-таки, плацдарм на куче стратегически вбитых свай.
Он “поигрывает” на фортепьяно, сочинил “пару романсов”. Романсов, блин! И книжек умных и научных он написал с десяток, и пол-мира объездил. А еще занимается пауэрлифтингом, участвует в марафонах, и, конечно, прекрасно разбирается в вине. Настолько прекрасно, что у него есть свой небольшой виноградник в Краснодарском крае, и винодельня, на которой он для собственного удовольствия выпускает селективные вина. И книжку, про это, конечно же, тоже написал. Честно говоря, мы с Марго не удивились бы, если бы внезапно оказалось, что весь подвальный этаж в доме с его квартирой им выкуплен, туда обустроен прямой лифт и там, внизу, находится его Бэт-база, с которой он по ночам выезжает спасать мир. Почти супергерой.
Интригующий человек, что и сказать. Из какого-то другого мира другой категории людей, которые совсем не как мы, грешные.
Наверное, интересно так жить. Да, и мы с Марго обе так считаем. На таком фоне даже ее жизнь как-то меркнет, несмотря на то,что она все равно куда лучше моей.
Что надо сделать, чтобы стать кем-то таким, как он? Как надо жить, что говорить себе по утрам, как мотивировать себя со старта, чтобы к сорока пяти прийти кем-то настолько до смешного крутым? Да, что и говорить, я хотела бы провернуть такое.
Я думаю частично об этом, когда смотрю на наши отражения в большом зеркале напротив кровати. Красивое, супер-эстетичное отражение, которое даже придирчивая Марго одобряет – мы хорошо смотримся вместе. “Пикантные моменты” и прочая “стариковские”, по мнению Марго, моменты в сторону, но стариком он совсем не выглядит, не держится и не ощущается. Сильный, красивый мужчина в расцвете сил, который не выглядит чем-то странным и некрасивым рядом с ухоженной и яркой молодой девушкой.
Прикосновения рук, губ, переплетение тел, широкие сильные плечи, на которых так красиво лежат наши светлые и тонкие руки, короткие стоны, протяжные стоны, жар внутри и жар снаружи, и …
– И как Вам?
– По крайней мере, не скучно, Григорий …. Евгеньевич,– вовремя вспоминаю я, не собираясь позволять ему иметь последнее слово в этом несерьезном споре.
– Всего лишь “не скучно”? Видимо, я не в форме.
– Можете попробовать еще раз, – милостиво разрешаю я, и тянусь к нему сама.
Черт, никогда у меня в жизни не было кого-то такого.
Впрочем, у Марго – тоже, и это хоть немного, но выравнивает наши обстоятельства. Мой опыт и вовсе смешон по сравнению со всем этим, но если перебирать её парней – ни один не был настолько же … хорош. Хорош. Он хорош. Интересно, на чем и ком Григорий Евгеньевич тренировался в аспектах секса? Какие-нибудь курсы, или это врожденный талант?
Я почти очарована. Нет, вру. Я очарована. Это Марго – “почти”, но у нее больше требований к мужчинам в принципе, но и ее цепляет. Но мы, как единое существо, мы увлечены – и ситуацией, и процессом, и поэтому когда наш любовник внезапно обмякает, мертвым весом придавливая меня к кровати, я успеваю почувствовать сначала недоумение, потом острую панику. А следом приходит ужасное осознание, что он не дышит.
И я кричу в ужасе, и пытаюсь выбраться из под него, но он значительно крупнее и выше, и весь состоит из тяжелых плотных мышц, и у меня не получается с первого раза.
От адреналина кружится голова, я начинаю задыхаться, и на короткое мгновение я перестаю быть.
Я нахожу себя в темноте и духоте, рот, нос и глаза чем-то забиты, и только спустя, может, минуту, до меня доходит, что я лежу носом в подушку. Первая моя мысль о том, что ну вот, доигравшись, инсультнуло. А потом мир начинает просачиваться вместе с тем, как я прихожу в себя.
Квартира. Огромная и просторная, с высоченными потолками, с дизайнерским ремонтом. Не для того, чтобы было уютно жить, а чтобы соответствовать. И чтобы самому ей соответствовать, тоже. Вещи должны быть определенного уровня, чтобы не было желания расслабиться. Зеркало у кровати того же происхождения – ни шагу назад.
Зеркало.
Вокруг разбросаны женские вещи, явно снятые в порыве страсти. Кожаные штаны, узкий черный топ, витиеватое белье того фасона, который делается во многом для того, чтобы его снять.
А еще это белье тоже имеет ту же цель – не давать своей хозяйке расслабиться, потому что куда как легче осесть квашней, если ты в удобных хлопковых трусах-парашютах.
Но где же хозяйка?..
Поворачиваюсь на бок, поднимаюсь, чувствуя нехорошее давление в груди, и у своего отражения спрашиваю молча, мол, что вообще произошло? Потом понукаю себя встать, подбираю с пола чужую одежду, и откуда-то из нее выпадает скомканная листовка.
Я откуда-то точно знаю, что на ней написано.
“Скажи “да” и все поменяется!”.
Стоп.
Я сказал да?..
Я сказала да. И мир изменился снова.
Я смотрю на себя в чертовом огромном зеркале – на себя, и на него. Того самого “интригующего человека”, “до смешного крутого” мужика и почти супергероя, которого мы с Марго сейчас так жарко обнимали, но ее нет, и меня нет, есть только он.
Мир резко становится некомфортным местом, и я сажусь снова на край кровати, разглядывая вещи в своих руках. Ничего себе я влетела!..
Впрочем, если мистер крутой герой умеет делать свою рутину так же, как Марго, какое-то время мы продержимся. Но … только вот я не уверена, что генерировать свои безумные уровни энергии, бежать и догонять, и вообще доминировать можно на автомате, поэтому я всерьез не уверена, что мне в самом деле нужна его жизнь, какой бы классной она не казалась со стороны.
Нет-нет, Марго, мне, пожалуй, ближе.
И что мы будем делать?
Вещи в руках напоминают о том, что если меня никто не стал бы искать, то ее – точно будут. Ей никак нельзя пропадать на ровном месте, отправившись на свидание, это может плохо кончится для нас всех, и особенно для нашего нового участника камарильи. Или конклава. Или кто мы там.
И сейчас это все почему-то страшно. То есть, мне почти не было некомфортно, когда я оказалась в теле и личности Марго. Это воспринималось просто как … второй шанс, что ли. Ответ на молитвы. Но сейчас ситуация становится более, чем странной. С другой стороны, может быть, мне удастся сделать с помощью Г.Е. что-то хорошее для нас? У него есть деньги, у него есть возможности. У него почти нет близких родственников: бывшая жена и совершеннолетний сын не в счет. Почему не сделать хорошо для нас, раз оно уже пришло в руки?
Но это все равно все странно, и не понятно, и хотелось бы хотя бы немного понимать, как это все работает.
Сначала надо привести себя в порядок, напоминает тень мыслей Г.Е. в у меня в голове. Перед любыми экспериментами. И я делаю именно это: отправляю его в душ, одеваю, собираю, словно на научный совет университета, потому что расслабляться никак нельзя – мы же помним его максиму, и только потом, полностью укомплектовав его, я пытаюсь переключиться. У меня это получалось с Марго, должно же выйти и сейчас, верно? Сосредотачиваюсь на осознании девушки, которая молча и тихо присутствует внутри меня, и да! Мир мигает, оставляя ее-меня перед зеркалом, возмутительно голую, возмутительно красивую. Она, теряя на ходу вещи, бросается собираться, тоже, приводить себя в должный и приличный вид, после чего я “пробую” снова, хоть и с неохотой: и в этот раз вижу в зеркале совершенно чуждый здесь элемент, свою собственную потасканную физиономию и вполне бедняцкую, как я сейчас вижу, одежду.
– И на что ты вообще надеялась всю свою жизнь, – говорю я сама себе, и щелчком отправляю опостылевшую морду в небытие.
Нет, мне все еще совершенно нечего терять.
Г.Е. заказывает такси для Марго, и она выходит за дверь, захлопывая ее за собой. Интересно, насколько безумно все это выглядело бы на камерах, если бы кто-то решил посмотреть записи из квартиры нашего мистера героя? Я бы сама не поверила, решила бы, что это монтаж. Слишком все это странно и непонятно, и противоречит любым законам реальности, которые мне известны. Впрочем, я никогда не отличалась знанием физики, например. Может быть, теперь уже есть теории, которые бы объяснили такое явление. Какое-нибудь квантовое слипание вместо квантовой спутанности.
Это был интересный, но сложный вечер – и у меня даже нет сил на длительную рефлексию. В комнате Марго я “мигаю” на Г.Е., словно переключаясь между двумя персонажами в игре, и проверяю его рабочую почту с его телефона, потому что нам нужно его благосостояние, разве нет? Мне оно нужно.
И насколько бы ни была мне ближе Марго, все же стоит подумать, не стоит ли игра свеч, и не надо ли мне лучше попытаться привыкнуть к тому, чтобы быть мистером героем. Его-то жизнь, пожалуй, в самом деле еще лучше: хоть он и постарше меня, настоящей меня, но его ресурсность и, скажем, качество намного выше. Он реально крут – и жизнь у него соответствующая.
А я хочу крутую жизнь. Независимую жизнь. Но чтобы при этом в ней были люди, которым я нужна. Как все это совместить?