Гавайская рубашка

В зале за столом ещё сидели самые близкие родственники, мама, тётя, старший брат. Рома допил чай и вышел из-за стола. Он хотел вернуться в то время, ещё раз окунуться в те дни, когда они жили действительно по-братски: спали в одной комнате, пол дня гуляли, ели 4 раза в день, смеялись так, что казалось кто-то хотел их защекотать до мочеиспускания. Конечно жаль, что брат не научил Рому играть на гитаре. Он просто не успел…

Медленно, как гость, Рома открыл дверь. Перед ним была маленькая, но в то же время просторная комната. Свет был выключен, но его и не надо было включать, потому что на окне не было штор, и комната была освещена светом улицы и восходящей луны.

Он подошёл к портрету. Здесь брат был такой молодой, ещё во время своего студенчества. Глаза у Ромы начали блестеть от наворачивающихся слёз. Он хотел было что-то сказать фотографии, но не стал говорить лишь открыв рот. Что поделаешь. Человека не вернёшь, а воспоминания в этот момент возвращали Рому в прошлое, на шесть лет назад.

Его силуэт опустился на пол. Он хотел лечь, но заметил на подоконнике потёртый магнитофон, который был включен в розетку. Тётя любила слушать диски оставшиеся от сына. Да и Рома решил включить что-нибудь из «тех самых лет». Диск был внутри, а рядом с магнитофоном лежал футляр от него. Рома взглянул на хорошо освещённый уличным светом футляр и нажал на кнопку воспроизведения. Он лёг на пол и начал вспоминать всё, что ещё осталось в памяти от брата.

Он дышал, как река подо льдом,

Он молчал, как следы на песке,

На камнях под холодным дождем

Он темнел, как дыра на виске,

Он смотрел на замерзший залив,

Он людьми одевал берега,

Наблюдал, как в плену перспектив,

Подыхая, кричала тайга…

Глаза, перед которыми был брат, живой, здоровый и весёлый, смотрели в потолок.

– Брат… – тихо прошептал Рома. Он закрыл глаза и из них одновременно скатились две слезы, две братские ребяческие слезы. И слов больше не было. Они в принципе были не нужны. В пустой комнате этим поздним вечером была лишь музыка и два брата, и при всём этом только тот, кто вошёл бы сейчас в комнату, увидел бы одного человека, лежащего на полу. Для Ромы же брат был здесь. Порой не верится, что человека нет в живых. Ты уверяешь себя, что он уехал куда-нибудь на время. В это же верил и Рома; он просто решил для себя, что брат уехал туда, где учился. Он где-то в России и скоро они увидятся, ведь они наверняка оба соскучились. А пока Рома лежал на полу, и казавшиеся живыми глаза брата смотрели с портрета на него.

Мороз по коже перестал чувствоваться лишь когда музыка стихла.

XV

Темнело рано. Рома возвращался домой с кафе. Посетителей не было, поэтому он ушёл на час раньше. Чувствовалась какая-то усталость, причём усталость приятная.

На автобусной остановке было четыре человека: высокий мужчина с чёрными усами и норковой шапкой, две девчушки лет шестнадцати со спортивными сумками за спинами, видимо возвращавшиеся с вечерней тренировки, и девушка или женщина маленького роста. На ней был длинный пуховик и на голову был накинут капюшон, так что лица не было видно.

Наконец подошёл автобус с номером 17. Он шёл через центр, как раз к дому. Выходящих не было, а вот зашли все, кроме мужчины. Видимо его путь лежал не через центр.

Пустых сидений было много. Девушка в пуховике, подойдя к кондуктору, скинула капюшон. Вот тут то Рома и узнал в ней свою хорошую знакомую – Вику Потапову. Он уже не помнил, познакомился он с ней в ПТУ или в кружке каком-то. Факт в том, что оба они были удивлены встречей и даже не предполагали, что разговор будет именно таким.

– Возьмите, за двоих! – громко сказал Рома, протягивая левую руку с мелочью кондуктору, а правую положив на плечо Вики. Её взгляд прошёл по руке и быстро дошёл до лица.

– Ромка! – раздался женский радостный крик. – Как я рада тебя видеть! – объятия не заставили себя долго ждать.

– А я то как рад! Пойдём вон туда, сядем, – она села у окна. Рома как джентльмен уступил место даме. – Ну как ты? Рассказывай!

– Да отлично всё! На третьем курсе, журналист.

– Ну это я помню! Как учёба? По-прежнему нравится?

– Ой, конечно нравится. Всё интересно и занятия и практика. Интервью уже у всех подряд беру. Весело в общем. У тебя там как на парах?

– Хо-хо-хо, весело, ещё как! Ни черта не учат, да и мы особо не стремимся к таким знаниям.

– Чему вас там учат? – с удивлением спросила Вика.

– Да говорю же, ничему не учат. Так, игре в карты, оригами, морскому бою… Ну в общем – самообразование, – Вика расплылась в улыбке. Знакомые не виделись давно и были рады общению друг с другом; это читалось на лице. А ведь когда-то они были довольно близкими друзьями, даже ходили вместе в театр…

«О! Точно!» – подумал про себя Рома. – Ты же в театральную студию как-то ходила?

– Ходила, – улыбка не сползала с её лица.

– А теперь уже не ходишь?

– И теперь хожу. Я это никогда не брошу! Это жизнь моя, отчасти.

– Понятно…

– А ты музыкой по-прежнему занимаешься! – с уверенностью заявила она.

– Как это ты верно подметила! А почему ты с такой уверенностью это сказала?

– Так ты же мне тоже говорил, что «Я музыку не брошу никогда!» – сказала Вика низким голосом, передразнивая Рому. В ответ он засмеялся.

– Ну да, всё верно. А ты домой?

– Да.

– Всё там же живёшь?

– Да, там же.

– Значит, я раньше тебя выйду. Остановки на четыре.

– На три.

– Аха, точно! – после этого оба замолчали, но ненадолго. – Ты всё ещё не нашла свою любовь? Или уже есть тот единственный рядом с тобой?

– Ой, – на выдохе произнесла Вика, – нашла своего, но наверно не того единственного.

– Так, – с заинтересованностью сказал Рома, – поподробнее.

– Мы с ним два месяца вместе. Мне с ним хорошо, но я точно знаю, что замуж за него не пойду.

Подобная логика подвергла Рому душевному потрясению.

«Странные мысли, неправильные. Неправильно это! Как так?! Не дай Бог, моя Аня так же рассуждает!»

Больше до самого выхода Ромы из автобуса они ничего не говорили. Вика ушла в свои размышления, смотря в окно на мелькающие фонари и яркие вывески, а Рома ушёл в свои, тем более теперь было над чем поразмышлять. Перед выходом Рома попрощался, и они взяли друг с друга обещание в скором времени обязательно встретиться или хотя бы созвониться.

От остановки до дома пять минут пешком. Все эти пять минут и ещё до 3ёх ночи Рома переваривал ещё тёплую «пищу для ума». Всегда полезно поразмышлять, особенно если есть над чем…

…Уже давно ничего не писалось. Хотелось выйти из кухни и сесть за письменный стол, начать делать то, что поистине хотелось. В голове только и крутилось что «Прорываться, прорываться, прорываться…» Рома вытер руки о полотенце и повесил его сушиться. Кухня была наполнена свежестью улицы, которая доносилась из слегка приоткрытого окна. Попутно Рома сделал глубокий вдох, захватив своими забитыми ноздрями немного свежего воздуха. Он направился к двери и щелкнул по выключателю.

Через несколько секунд послышалось ещё одно щелканье. На этот раз свет зажёгся, и Рома стоял прислонив голову к стене в нескольких сантиметрах от выключателя. Он ещё раз провёл взор по кухне и проверил всё ли на месте и всё ли выключено: телевизор, окно, холодильник, плита, раковина, часы… Вот оно. Часы. Обе стрелки стояли на двенадцати. Стало быть – полночь.

Полночь, эта полночь.

Две стрелки, как одна, стоят не шевелясь.

Время

Застыло, но тут меняется число.

Всё

Прозрачно и слепо как стекло…

Он любил это ночное время; можно было спокойно посидеть наедине со своими мыслями, что-нибудь написать… Но в этот раз в первом часу нового дня он лишь читал книгу. Хотя почему «лишь»? Читать книги творческому человек полезно, ведь это духовная пища. Когда стало клонить в сон, он погасил лампу и тихо, что бы никого не разбудить, вышел из своей комнаты. Рома подумал, что спали уже все, но из комнаты сестры был виден свет от включенного телевизора. Он прошёл на кухню, где оставалось не вымыто немного посуды. Домыв тарелку и вытерев стол, он проверил, всё ли на кухне так, как должно быть. С лёгким беспокойством он вышел из кухни и направился в одну из последних точек на сегодняшнюю ночь. Это была ванная. Из комнаты сестры больше не было видно света. Теперь спали точно все. Под шум воды стучащей о ванну зашёл разговор самого с собой.

– Почему ты не пишешь? Нет, я понимаю, что сейчас ты должен заниматься записью того материала, что уже сложился на столе, но почему ты не поёшь?..

В голове прокрутилась фраза; « Ты сам ответил на свой вопрос». Шея болела уже третий месяц. А почему – точно не известно. Петь было трудно и неприятно в связи с болевыми ощущениями, а врачи только предполагали и предполагали. Ну что снова думать о врачах; пора ложиться спать. Всё как обычно: водные процедуры, мазь на шею, молитва и ничего толком не написанного, не выстраданного, не изложенного на бумаге. Так заканчивались ещё одни быстротечные сутки.

XVI

Подходя к спортивной школе ?1, Рома взглянул на часы: большая стрелка была на единице, маленькая потихоньку отходила от восьми. Аня договорилась встретиться с Ромой в 20:10; так как тренировка заканчивалась в восемь, десять минут уходило на то, чтобы собраться. Сегодня надо было разобраться во всём, дальше так продолжаться не могло, да и смысла в этом не было. Рома, заведомо раньше назначенного на встречу часа, потерял настроение. Все мысли были о ней, хотя, в принципе было уже всё равно.

Он подошёл к крыльцу школы, на котором снег не был очищен. Зима проходила на удивление тёплая. Грядущий Новый год, обещали синоптики, будет встречен при температуре -15. Ну а сейчас было примерно -10. Уже давно стемнело, но погода располагала к прогулке, которая должна начаться через несколько минут, и, уже факт, что она усугубит плохое настроение и причинит боль. Ну а пока в голове крутились фразы, которые надо бы сказать.

«Зачем? Какой был толк? На кой хрен надо было вселять надежду на любовь? Эти поцелуи… Она просто хотела этого. Плюс один к числу влюбившихся и влюблённых ею в себя. А ведь я её люблю. А она тоже сказала, что любит меня. И какой смысл теперь забывать это всё, если всё было хорошо? Нам было хорошо…»

Поток мыслей прервал скрип двери. Рома не оглянулся; он переборол рефлекс. Мимо прошли две девушки, следом за ними высокорослый парень. Все одеты спортивно по-зимнему – зимние кроссовки, спортивные шапки, спортивные штаны. Только у девушки идущей слева были на ногах джинсы, а в остальном элементы одежды имели сходство. Ещё через минуту дверь скрипнула снова, но никто не вышел с крыльца.

– Привет, – за спиной тихо раздался нежный женский голос, в котором уже можно было услышать раскаяние. Рома повернул голову вправо и через плечо увидел Аню. Он слегка улыбнулся и кивнул головой в знак приветствия. Говорить было сложно. Если тяжело сказать просто «Привет», то начать беседу будет ещё сложнее. Рома мотнул головой в сторону забора и направился по направлению к воротам. Лицо Ани явно выражало грусть. Ей тоже было больно, и она не знала, чем закончится этот вечер. Конечно, она хотела остаться хорошими друзьями, но что на это ответит Рома… Она сошла со ступеньки и пошла за ним.

Выйдя за ворота, Рома свернул налево и медленно побрёл к парку. До него было расстояние лишь в три квартала и там явно есть скамейка, на которой можно посидеть. Аня старалась идти рядом.

– Как дела в группе? – по-прежнему произнесла она.

– Нормально, – нехотя глядя вперёд ответил Рома.

– К экзаменам готов? – продолжала заводить разговор Аня. Рома повесил голову и тяжело вздохнул.

– Мне сейчас тяжело говорить. Давай до парка дойдём. Там…

– Хорошо. Как скажешь.

Пока они не дошли до парка, больше не прозвучало ни одного слова. Зимний вечер становился всё тише. Недавно начавший падать мелкий снежок мягко ложился, где на ещё не заснеженную землю, а где на снег, что выпал вчера. Парк, после того как Аня и Рома перешли дорогу, был всё ближе и ближе. Ещё каких-то два дня назад они переходили её вместе, держась за руки, но как внезапна была потеря любви Аней. А может, она и не любила вовсе? Эти два дня Рома почти ни ел и не спал, а лишь размышлял, вспоминал все, что было хорошее и не очень, связанное с Аней, и ежечасно задавал себе вопрос «Почему?». Действительно, почему, ведь всё было так прекрасно.

Рома шёл вглубь парка, Аня следовала за ним. Ему было всё равно на гопников, что вполне могли быть здесь в это позднее время. Сейчас он за себя не отвечал, и если бы что приключилось, то либо он кому-то что-то сломает, либо его оставят без сознания. Второй вариант имел один большой плюс – у Ани проснулась бы жалость и, возможно, снова любовь.

Найдя подходящую скамейку, Рома подошёл к ней, рукой смёл снег и сел. Он поставил локти на колени и губами прильнул к сложенным рукам. Аня села немного поодаль него. Молчание длилось две минуты. Наконец сказал Рома:

– Я не знаю, как начать, а ты я вижу, не хочешь.

– Начни, пожалуйста, хоть как-нибудь, только не молчи, – с грустью в голосе произнесла Аня.

– Мне очень тяжело… – сказал он и снова замолчал. – Чего ты добилась?

– Я полюбила тебя, но я не знала, что всё так быстро закончится. У меня времени нет встречаться, тренировки, учёба. Чувства остыли.

– У меня тоже учёба, тоже есть любимое дело. Я тоже занят, но почему-то у меня всегда есть время. Может я тебе мало тепла даю? Может я любить не умею? – разговор начал переходить в более импульсивный и эмоциональный. Рома не хотел смотреть Ане в глаза, потому что считал, что она предала его и их любовь. Он смотрел прямо перед собой, вниз или по сторонам, а она нет-нет да посмотрит на него.

– Ты очень хороший, весёлый и самый добрый парень, но это сложно объяснить…

– А ты попробуй.

– Я не могу, Рома, – и вновь молчание окутало зимний парк, и только мысли изредка монологом нарушали его.

– Что ты хочешь? – спросил Рома.

– Чтобы мы остались друзьями, чтобы всё было как раньше, – ответила она, действительно хотев этого.

– Этого уже не будет, – сказал Рома. – Ты мне в душу плюнула. Ты наплевала на нашу любовь. И теперь хочешь, чтобы всё, что было прежде, вот так «раз – и забылось»?

– Прости меня. Рома, прости меня пожалуйста, – в её голосе чувствовалось присутствие слёз, но даже если бы они сейчас потекли из её глаз, Рома бы их не увидел. Он не смотрел на неё.

– Ты наплевала на святое, лично для меня. Бог простит.

– Зачем ты так говоришь? Неужели я совсем для тебя ничего не значу?

– Ты перестаёшь для меня что-то значить, – на этих словах слёзы выбежали из ёе глаз. – Мы наверно не две созданные друг для друга половины, но я тебя всё же люблю. А вот когда ты говорила «Я тебя люблю», ты врала.

– Я не врала, я правда тебя любила, – сквозь слёзы сказала она, – просто сейчас любовь прошла.

– Любовь вечное чувство, как она может пройти? – спросил Рома. Со стороны вполне естественно могло бы показаться, что он выглядел чёрствым в эти минуты. Но, на самом деле, он сам еле сдерживал слёзы. Он просто старался быть мужчиной и не давал душе совсем вывернуться наизнанку.

– Выходит, что не вечное…

– Выходит, что не вечное лично для тебя. Любовь сложная штука. Наверное, ты ещё её не поняла.

– Не мучай меня. Лучше сразу убей… – от таких слов эмоциональное состояние Ромы ещё более усугубилось. Видно, это был конец.

– Пойдём. Я тебя домой провожу, – сказал он уже стоя и подхватил Аню под руку.

Дом, в котором жила Аня, стоял неподалёку – десять минут пешком. Всё это время она вытирала вновь появлявшиеся слёзы, а Рома шёл рядом, ближе, чем на пути в парк. Никогда ещё никто из них не чувствовал себя так гадко; никогда ещё ни одна из двух душ так не плакала. Аня успокоилась лишь когда они подходили к забору, в последние минуты их общего времени. Они прошли по переулку, по обеим сторонам которого стояли частные дома, ограждённые заборами, так же как и дом Ани. Рома остановился первым у тёмных ворот, цвет которых в темноте было сложно определить. Аня прошла немного дальше него и встала напротив.

– Рома, прости меня пожалуйста, – сказала опустив глаза Аня. Рома посмотрел в её лицо и потянул руку к её подбородку. Он поднял её голову и заглянул в глаза.

– Мне не хватает твоих губ, – сказал он, погладив большим пальцем её нежные губы.

– Прости меня. Я дура, – раскаивалась она, взяв своей рукой руку Ромы. Их пальцы почувствовали соприкосновение.

– Я тебя люблю. Прощай.

Сказав это, Рома отпустил руку Ани и, сделав три шага назад, развернулся и быстрым шагом начал удаляться по переулку. Аня стояла не двинувшись, и слезами провожала того, кто действительно сильно любил её, до сих пор любит, и ещё некоторое время будет любить, пока чувство боли не перестанет мучить раненное сердце.

XVII

В это утро на первую пару идти не хотелось. Рома ещё вечером поставил будильник на более позднее пробуждение, чем обычно. Пока Рома ещё спал, одногруппники наверняка «гоняли балду» или играли в «дурака», ведь пару проводил Юматов.

Когда он проснулся, мамы с сестрой уже не было. Квартира была полностью в его распоряжении. Оно то и хорошо: можно спокойно сделать зарядку, помыть голову, позавтракать, собраться, и перед уходом ещё вдоволь наиграться на гитаре. Что он, пользуясь моментом, и делал. Только вот настроения в связи со вчерашними событиями не было, да и лёг он поздно – что-то не спалось… Он ходил взад-вперёд с повешенной на плече гитарой и, играя, напевал написанные далеко за полночь слова.

Холодная вода обжигает руки.

Зачем нужны были все эти муки?

Вместе не спелись…

Я в чёрном ловлю лучи света,

Последние что остались от лета.

На солнце погреюсь…

Зима…

Он перестал петь и остановившись рядом с кроватью решительно снял гитару с плеча и облокотил её на кровать. В его подобном утреннем поведении и внешнему виду был заметен траур: чёрная майка, чёрные джинсы. Сделав четыре шага в сторону окна, он положил руки на подоконник. Голова повернулась сначала вправо, осматривая двор, влево и потом опустилась вниз. Рома повернулся спиной к подоконнику и снова положил на него руки, расставив их по разные стороны. Зажмуренные глаза и стиснутые зубы не давали словам и эмоциям вытиснуться наружу.

«Держись, мужик. Переживём. Сколько раз уже было такое? Нагадят в душу, а убирать тебе. Главное, учиться на своих ошибках и перестать ошибаться. Сколько можно…» – недоговорив про себя он открыл глаза. К ногам подошёл рыжий кот и начал тереться о них. Он был самым преданным слушателем, и казалось, всё понимал. Это он сейчас подошёл, когда Рома встал у окна, а до этого кот спокойно лежал на кровати и с умным выражением лица наблюдал за Ромой. Перестав тереться, кот сел напротив Ромы и пронзительно всматривался своими большими «стеклянными» голубо-зелёными глазами. Ещё немного, и из кошачьего глаза покатилась бы слеза. До того уж животное и человек стали связаны.

– Эх ты, дружок, – гладя по голове кота сказал он ему. – Расстроился, понимаешь меня. А ведь у вас котов всё просто – поныл по весне, побродил, поискал, «утолил жажду общения» с кошкой какой-нибудь, к какой хозяева подпустят, и бегаешь целый год довольный. А у нас всё намного сложнее… – Рома взял кота себе на руки, а тот даже не замурлыкал, как это обычно бывает с котами, которые хотят ласки. Его взгляд лишь немного изменился из печального в умный и понимающий, как будто он слушал и запоминал завет отца. – Сказала тебе девушка «Я тебя люблю», и ты ей сказал «Я тебя люблю, – во второй раз он произнёс эту фразу, говоря каждое слово по отдельности. – Всё хорошо, любовь! А потом «на тебе» – и всё обрывается. Зачем говорить «Я тебя люблю» а потом отрекаться от своей любви? Тупо. Больно. Это доказывает, что мир полон глупых людей, из которых большинство женщины, – кот не сводил с Ромы глаз. – «Я тебя люблю» это как клятва, как обещание. Раз уж сказал, то на всю жизнь. Понимаешь? – он слегка потряс кота. А что тот ему ответит? Его взгляд был ответом. Рома лишь вздохнул и произнёс куда-то в пол: «Понимаешь».

Немного присев, он поставил кота на лапы и снова вернулся в исходное положение. К подоконнику. Немного посмотрев безнадёжным взглядом в пол впереди себя, Рома плавно запрокинул голову назад и посмотрел в потолок. Потом закрыл ладонями лицо и, проведя руками по лбу, взъерошил недавно помытые волосы. Посмотрел на часы – пора выходить.

Рома отправился в свои очередные учебные будни. Пройдёт месяц, а может быть и два, и боль постепенно оставит в покое одинокое сердце. Он уже вышел из возраста, когда думают о самоубийстве из-за безответной любви, так что жизнь будет продолжаться и сама по себе восстановится. Вот только через пару дней Новый год. Встречать его и провожать старый придётся вновь без любви, без тепла, и теперь уже настроение явно не будет праздничным. Хорошо, что Рома не верил в поговорку «Как Новый год встретишь, так его и проведёшь». Несмотря ни на что он верил, что в новом году будет со своей половиной. Несмотря ни на что…

XVIII

В предновогодние дни в училище было скучно. Все были заняты подготовкой к празднику и пары зачастую проходили в отсутствие преподавателей. Радости от этого только прибавлялось. И, даже зимняя сессия, которая начнётся в начале января, не отвлекала юные умы студентов от беззаботного времяпрепровождения.

Холл училища и вахту за первую пару успели украсить – вчера ещё ничего не было. Разноцветная мишура, елочные игрушки на люстрах, ярко украшенный потолок сразу бросились Роме в глаза. Но ничто из увиденного не подняло его настроения и чувство праздника не вселило. Он отдал пальто в гардероб, где после первой пары, как бы это не показалось странным, толпилось человек тридцать. Кто-то из них, как и Рома, проснулись позже и, быстро позавтракав, натянув на себя штаны и второпях не почистив зубы, примчались на вторую пару, а кто-то изрядно пожалев, что проснулся на первую, хотел быстрее уйти домой и старался сделать это до звонка на пару. Если учитывать, что семь минут перемены уже прошли, то вывод напрашивался сам собой: большинство из тех, кто хотел уйти – уже ушли.

Выйдя из гардероба, Рома направился на пару, но, осознав, что он не помнит в каком кабинете она проходит, по пути свернул в сторону расписания. Занятие должно было быть на третьем этаже. На лестнице ему встретились пару человек, которые, поздоровавшись, спешили узнать, как у него дела и почему он без настроения. Не получая внятного и полного ответа, встретившиеся на пути спускались вниз, а Рома пошёл наверх. По своему большому, не смотря на юный возраст, опыту в человеческих отношениях, он знал, что на вопрос «Что случилось?» интересующемуся знакомому легче ответить «Всё нормально», чем объяснить, почему и из-за чего ему хочется сдохнуть.

Дойдя до кабинета и поздоровавшись с одногруппниками, которые ждали преподавателя у закрытой двери, Рома повторил свой ответ и уверил всех, что всё нормально. Группа находилась в состоянии ожидания сессии, которая настигнет её после Нового года. Те, кто относился к бездельникам, старались узнать у тех, кто «шарит», о наличии шпаргалок к грядущим экзаменам. Один из искателей «лёгкой добычи» подошёл к стоящему в стороне и явно не думающему об успехе будущих экзаменов Роме и спросил:

– У тебя ответы на тесты есть?

– Есть, – врать он не хотел да и не мог.

– На компе есть?

– Есть.

– Скинь, – и тот протянул Роме флешку чёрного цвета. Рома её не взял.

– Сержан, ответь на один вопрос. От того, как ты ответишь, зависит, дам я тебе ответы или нет. Если бы ты сам три ночи подряд набирал двести вопросов с ответами, ты бы дал кому-нибудь их скопировать?

– Нет, конечно, – Сержан сказал это через ехидную улыбку.

– Вот, – протяжно сказал Рома. – А я не такой, как ты. Поэтому я дам тебе ответы, – и, взяв флешку и положив её в карман, направился вместе с группой к открывшемуся только что пришедшим преподавателем кабинету.

Вряд ли подобные слова и подобный поступок Ромы исправят Сержана, и он начнёт самостоятельно готовиться к экзаменам, но Рома чувствовал, что всё сказал правильно.

XIX

Лестничная площадка двенадцатого этажа находилась в предновогодней тишине. Ничто не говорило о том, что на часах было уже 00:55 – наверняка все, кто хотели выйти во двор и повзрывать фейерверки, уже вышли, а все остальные сидели за праздничным столом и слушали нудное праздничное поздравление президента. Те, кто был в квартире Ромы, относились к последним. Они не были исключением. Велись последние приготовления. Мама бегала по дому в поиске бумажек, что бы в момент боя курантов написать желание, сжечь листочек и выпить «его прах» вместе с шампанским. Эта традиция была не нова в семье и её повторяли из года в год, только вот не известно исполнялись ли желания.