скачать книгу бесплатно
– Вор, – коротко и ясно выдал дедок.
«А сам-то, кто?» – взъерепенился Сапрыкин. Впрочем, ума сдержаться почти хватило.
– Не зарывайся, дед, чай не крот. А то…
– Что? – презрительно процедил дед. Из-под серых бровей взгляд вызывающе упал на Юркины сжатые кулаки, откровенно приценился и вновь прыгнул на переносицу парня.
«Сейчас опять что-нибудь выкинет», – внутренне сжался Кудрявцев, но лицо старика заискрилось доброжелательностью. То ли соперник принадлежал не к той лиге, то ли просто пропала охота трепать нервы, однако незнакомец сблагодушничал:
– Видать, тебе никто не растолковывал-то понятий[52 - Понятия – своеобразное видение преступным миром того, «что такое хорошо и что такое плохо», в основе которого лежит его представление о справедливости, добре, зле, правильном и не правильном. Чистота понятий – их объективность и догматизм – ревностно оберегается, а «ересь» жестоко преследуется. Фабула понятий постоянно передается из уст в уста и по сути каждый уголовник знаком с этим сводом криминальной этики. Понятия охватывают все аспекты преступной морали и поэтому, разумеется, не реально запомнить, вызубрить ответы на все случаи жизни. Понятия (то же, что понимание жизни) постигаются постепенно, самим образом жизни. Им, понятиям, следуют интуитивно, исходя из краеугольных тезисов, отталкиваясь от своего уже пережитого опыта. Стоит отметить, что при множестве «шапок»: бандитские, рэкетирские и прочие, понятия на самом деле только одни – воровские, а упомянутые бандитские или рэкетирские поведенческие регламенты – их искаженные, подогнанные под чью-то выгоду вариации – эрзац.].
Казалось, Юрка издевается, испытывая деда тупостью.
– Чего не растолковывал?
– Жизнь нашу[53 - Жизнь наша – все, что имеет отношение к жизни уголовного мира и тонко ассоциируется с идеалом, точно соответствующим предписанным понятиями нормам. Посему выражение «не от жизни (нашей)» созвучно с «не по понятиям» – не правильно значит, не справедливо. И наоборот, «по жизни» – означает верно, без отступления от понятий.], кровью писанную, – взвился незнакомец, тяжело вздохнул и спокойно добавил: – Ладно, не сейчас.
Придя в себя, он протянул руку.
– Виктор[54 - Виктор – в уголовной, арестантской среде называются либо именем, либо отчеством, либо кличкой, и если брать строго по понятиям (жизни), добавляют суть своего образа жизни: Мужик, Бродяга, Вор… Возраст значения не имеет, а обращения по имени-отчеству не распространены.].
Потенциала странного деда в избытке хватало, чтобы приструнить нахалёнка. Случись эта встреча в другое время и с грубияном, от которого не веяло бы таким душевным родством, старик без долгих разговоров так бы и поступил. Но в пацане сидело нечто, отчаянно кричащее: «Мы с тобой одной крови!»
– Скажи-ка, малыш, чем ты живешь? – потянув молодого человека на аллею, спросил дед.
– В каком смысле? – опять не понял Юрий.
– В смысле смысла, – едва удержался Виктор.
Недоуменное лицо собеседника вернуло снисходительность, и старик отчеканил:
– В жизни у каждого из нас своя дорога и свой смысл. Кто-то называет их предназначением, с чем я категорически не согласен. Кто-то – предопределением. Не слыхал древнегреческую легенду о трех дочерях Мойры?
– Бабами не интересуюсь, – насупился Сапрыкин. Разумничавшийся на скользкие темы старик напомнил ему фотографию гипсовой головы с обложки заумной книги, где, вроде, речь о каких-то греках и шла.
– Хи, – дед улыбнулся и тотчас съязвил: – Может, тебя петухи[55 - Петухи – педерасты, они же «обиженные», «опущенные», «дырявые». Низшая прослойка преступного общества, изгои, живущие на правах неприкасаемых.] привлекают?
С полным морозом на лице, что вполне соответствовало погоде, Юрий серьезно заметил:
– Предпочитаю кур. Обжаренных, с корочкой. Не против и цыплят табака, – в изголодавшемся теле сознание рисовало кулинарные шедевры.
Опять мимо.
– Куры[56 - Куры – стукачи, осведомители, сексоты.] – это те, кто стучит. Иными словами – суки, мусорские бляди[57 - Мусорские бляди – определение, вынесенное в адрес тех, кто отступил от воровского, перешел на сторону тюремно-лагерной администрации и, пользуясь ее опекой, зверствует, выполняя грязные, жестокие поручения. К примеру, почти в каждом централе имеются так называемые пресс-хаты – камеры, в которых по указке из кабинетов тюремных оперативников, управлений министерства внутренних дел, издеваются, выбивая нужные показания, над не признающими своей вины арестантами, ломают дух неугодных правоохранительным структурам лиц, обладающих среди преступников авторитетом и отказавшихся от сотрудничества. Контингент пресс-хат состоит из отбросов, имеющих по жизни серьезные проступки и появляться которым в порядочных камерах или в зоне небезопасно для жизни. Поэтому мусорские бляди за обещанную администрацией заботу об их судьбе выполняют любую прихоть «опекунов».]. А они долго не живут, понял?
– Пытаюсь, – развел руками Сапрыкин, – но пока не понял. Выходит, цыплят того… ну это, сам говоришь – чтоб курами не становились и не стучали?
«Не глуп», – дед отметил находчивость парня, сумевшего связать несовместимые понятия, а вслух пояснил:
– Гребни красные у них, видал?
– Ну.
– Что петухи, что куры – все они единой сущности. И цыплята их – те же гребни, перья и клювы. Ежели «табака» с корочкой из них не спечь, вырастет курка либо петушок. А они – не нашей масти. Петух – он долбится, курка – стучит. Уразумел?
Хотя Юрка понял частично, истинное понимание пришло много позже, он, сообразив, что речь идет о серьезных вещах, утвердительно кивнул.
– Да что здесь разуметь? Не нашей масти. Какая же она у нас, а, дед?
– Черная. Воровская. Слышал о такой, внучок? – отечески вопросил старик.
Не заметив, как подтаял ледок в устах достопримечательного деда, Юрий удивился открывшейся близости между собой, Виктором и любимым цветом, названного мастью.
– Черная, – трепетно прошептали губы, а мысли вдохновенно просияли:
«Моя масть…»
Зимнее имя
Мужских характеров булат
Скрестится, ослепив глаза Фортуны.
Сольются брызги искорок в карат,
Кристалл являя в мир подлунный.
Они увиделись вновь. На следующий день Юрий как никогда рано подскочил и, вняв сонным упрекам тетки Клавы, не успевшей с завтраком, заспешил к назначенному месту встречи с чувством позабытой «охотничьей» легкости.
Фактически торопиться было необязательно, ибо в запасе оставалось несколько часов, а до нужной точки – десять минут ходьбы. Тем не менее он спешил. В память намертво въелись прозвучавшие при вчерашнем прощании дружеские наставления о явлениях:
«Можно представиться, а лучше явиться. Можно уйти – не обязательно смыться. Можно отмыться, если не в душе», а в ду'ше. Представляемся все мы. Рано или поздно – каждый предстанет перед Господом нашим и будет ответ держать. Мы – за то, что крадем и воровским живем, другие – за предательство и плутовство, а мусора – за скотство. Мужику[58 - Мужик – вопреки общепринятому мнению, это имя не является сколь-нибудь зазорным или унижающим своего обладателя. Мужик, в отличие от Бродяги (смотри), не живет строго по понятиям, а лишь в разной мере придерживается их. Воровской мужик – уважаемое среди преступников имя, это порядочный арестант, чистый по жизни, но по разным причинам, и по личному желанию в том числе, не претендующий на достижение большего имени. Блатной (приблатненный) мужик-арестант, в силу своих убеждений и мировоззрения игнорирует требования тюремно- лагерной администрации, например, отказывается от выхода на работу (смотри отрицалово).], если согрешил, можно напиться и явиться. Бродяге[59 - Бродяга – имя, а также образ жизни того, кто стремится к имени Вор и непрерывно совершенствуется в этом устремлении. Во многих Бродягах Воры видят равную себе молодую смену и уважительно называют их младшими братьями.] впадлу самолично мозги дурманить и волкам[60 - Волки (позорные) – то же, что мусора.] себя на растерзание кидать. Он может явиться – не запылиться на сходняк[61 - Сходняк (сходка воровская) – встреча на «высшем уровне», инициируемая Ворами для решения вопросов обсуждения спорных моментов, наболевших проблем.], может на стрелку[62 - Стре'лка – назначенная в определенном месте и в оговоренное время встреча.] или к бабе, коль запала. Опаздывать на такие мероприятия – что в грязь лицом ткнуться. Не пришел на стрелку – просквозил значит, люд тебя всерьез не воспримет. А если ты чушь без роду, имени и племени – кому ты нужен? Посему, ежели сказал – стрелка в девять тута, пропади, но будь…»
При всем желании Виктор не смог бы передать понятий преступной философии за один вечер, но прибытие Сапрыкина за два часа до назначенной встречи свидетельствовало о незаурядных способностях деда. Юрка всегда был себе на уме и мало к кому прислушивался. Виктор же первым сумел пробить брешь в ребяческой самоуверенности. Юрий не просто слушал, затаив дыхание, он впитывал, глотал жадно и с наслаждением, как хищник у водопоя после обильного завтрака ланью. Знакомые с детства слова приобретали иное значение, новый смысл интриговал и открывал невиданные просторы родственного духа. Слово Вора будто сил вдохнуло затерявшемуся в джунглях путнику, подарило колодец со спасительной водицей пустынному страннику, распахнуло небо истосковавшемуся узнику. Оно влекло, тревожило, облагораживая душу, и снова влекло дальше таинственной силой открывшейся истины.
Теперь Сапрыкин знает, кто он, ради чего и по каким принципам живет. Непримиримая бродяжья натура ночь напролет вспоминала разговор и, стыдясь глупых ошибок, краснела до астральных пят. Виктор промолчал, когда Юрка безбожно сжимал кулаки и достойно вынес примитивную глупость всех мальчишеских выходок.
«Жалкая картинка. Я, наверное, выглядел смешным. Подумать только – возомнил себя героем», – мучился пацан.
На стрелку урка прикатил за рулем черной «Волги». Припарковавшись, он вышел, аккуратно захлопнул дверь и посмотрел на часы. Незаметно к деду подобраться не удалось. Когда в отражении автомобильных стекол поплыла знакомая фигурка, по лицу Виктора растеклась улыбка.
– Круто живем, деда! Твоя? – поглаживая девственную полировку машины, спросил Юрка.
– Крутые бедра у девок, сиськи, крученные у дам, а жизня наша обыкновенная – день лётная, день нелётная, изредка – налётная.
«Ну дела… Что ни слово, то беда».
Сапрыкин, не так давно гордившийся почерпнутой у Фомы блатной феней[63 - Фе'ня – уголовный жаргон.], приуныл.
– Ладно, не сади измену, малыш, – подбодрил дед.
– Какой я малыш? Семнадцать стукнуло!
– Ого, какой взрослый. Да одно – не в полноте покамест. У нас ведь как? Возраст не определяет отношение. Познания и поступки формируют его. Чем явственнее понимаешь, тем серьезнее воспринимают, соответственно и относятся. Отсюда и понятия воровские силу берут. Когда ухватишь суть, поймешь смысл, примешь традиции и разберешься в нюансах – тогда Воры в тебе равного признают и подход[64 - Подхо'д – всестороннее и объективное разбирательство. Увидев бродягу соответствующим Имени, Воры делают к нему подход, то есть пристрастно разбирают его поступки, достоинства и если не усматривают за человеком ошибок, упущений, некомпетентности, то принимают в семью (смотри). Сказанное: «Воры подошли к нему и равным признали» равноценно тому, что тот, к кому подошли (сделали подход), отныне Вор в полноте.] сделают, а пока слушай, смотри и запоминай. Может и будет из тебя толк-то, бестолковка.
– Не бестолковка я. Не бестолковка – и все тут, – заартачился Юрка. – Зови, как хошь, но не бестолковкой!
– А как Кристалл – чистяк отменный, алмаз неотесанный или изумруд безмозглый?
– Да хоть бы и Кристалл. Все одно лучше, чем бестолковка.
– Лады, Юрок. Быть тебе Кристалликом, но заруби себе на носу: кристалл дорог, пока чистотой сияет. Замараешь его, запятнаешь честь проступками – померкнет он. А с булыжника одна польза – к ногам и в реку…
Выше всяких смыслов
С какого бока грызть гранит науки,
Если теорий сторона оскоминой грозит,
А практикума грань, хотя и далека от скуки,
Но бивней мудрости безжалостно лишит?
Виктор трезво представлял, сколько терпения и сил потребуется, дабы передать Кристаллу опыт, а вместе с ним и воровскую мудрость. Выдержки старику не занимать, тем более, он знал наверняка – попробовать стоило. Слишком долго ждал выпавшего случая. Кристалл – тот редкостный тип шпанюка[65 - Шпаню'к – мальчик, мальчуган, один из тех, кого называют шпаной.], которого не придется постоянно тянуть и подталкивать. Неустанные интересы из уст парня придавали уверенности. А руки будто созданы для краж, подчеркивая исключительность ученика. Его лишь натаскать немного, нюансы разъяснить.
– Смогу… – кряхтел старик, опьяненный близостью мечты, но, бывало, уже через минуту терзался сложностью, поставленной задачи:
«Классика суеты не любит, понятия основательности требуют, нюансы толкований долгих и щепетильности. Жизнь ведь воровская удовлетворительных отметок не приемлет. Незнание одного ведет к ереси в целом…»
Вообще-то, любая наука состоит из теории и практики. Ежели относить искусство карманного мастерства к практике, то воровские понятия, их таинство, суть и смысл, наверное, принадлежат к теории. Условность здесь очевидна, ибо в отличии от основного вопроса бытия, в воровской философии постижение истины исходит не из превосходства духовного или материального, а из крепости связи между ними. Поступки и мышление не обгоняют друг друга, они сливаются в монолит и такое единство составляет воровской образ жизни. Адепт воровского мыслит особыми категориями, соответственно и поступает исходя из них, и по-другому жить не умеет. А кто-то может существовать за счет краж, но мыслить не Вором или же быть очень близким к воровской идеологии, но жить, скажем, инженером и подкрадывать по возможности. Такое раздвоение в воровской религии сродни первородному греху. И не позволяет достичь имени Вора, потому что «грешник» по сути своей не есть Вор – не родился им. И неважно, было ли отклонение от священных принципов давно, по незнанию, или еще по какой-либо причине. Ни одна из них не является уважительной. Клеймо «несоответствия» преследует всю жизнь…
По глубокому убеждению, Виктора, основной упор необходимо делать все-таки на теорию, ибо только она, мудрейшая, переносит человека к развилке, предлагая сделать выбор. Можно быть на «ты» с ней, говоря проще, разбираться в нюансах воровской морали, но ошибиться в нем – выборе. А можно раз и навсегда определиться и поверить, что сие – твое. Впрочем, без особого альтруизма, без бродяжьей прожилинки в душе – самопожертвования, как основного качества гранитного характера – с выбором следует быть осторожным. Старик знал – мало научить, нужно вложить душу в Кристалла, запалить в нем огонь так, чтобы не погасло пламя и пронеслось по всей жизни его, ибо Вор – это имя и неизменное состояние души особой касты уголовного мира.
Одни живут, не думая о смысле,
Другие – в поисках всю жизнь.
Для урки выше всяких смыслов —
Не опорочить имени.
Сумеет ли Кристалл войти в семью воровскую – Виктор не знал. Тот вход молодому еще отыскать надобно. На картах он не обозначен, дорожными знаками не отмечен, законами не предусмотрен, а если и существует, то не наяву, а в сердце. Нет такой школы, где воровскому обучают, есть люди, живущие им. Кто так жил лет этак сорок-пятьдесят назад – автоматически Ворами звались, урками и босяками. Мало их было. Можно сказать, единицы гордое имя носили, оттого и «подход» к бродягам не существовал вовсе. Братья Воры – справедливы. Между собой в единстве жили. С пониманием относились к нуждам людским, помогали достойным, потому и потянулись к ним. А нечисти всякой – такой хватало во все времена – захотелось урвать от уважения арестантского что-то и для себя. Многие надели лицемерные маски. Кому-то может и удалось приблизиться, но ненадолго – семья[66 - Семья» – сплоченный духом и понятиями (что крепче подчас кровных связей) круг Воров, в котором все равны между собой и где благодаря общности интересов царит взаимопонимание и единство.] вмиг гнойники вскрывала. Жизнь заставляла соблюдать чистоту. Чтобы впредь в их круг не просачивались приспособленцы, собрались Воры и решили строже подойти к «стремящимся», предоставив каждому бродяге, претендующему на имя Вор, не только поступками довести свое равенство, но и пройти, без предвзятости и лицеприятий, сквозь сито воровского пристрастия, до чистоты ревностного. Отсюда и возникло понятие подхода. Пояснить гражданам-обывателям совокупность всего сокрытого в подходе – задача не из простых, ибо много дезы на этот счет уже выплеснуто. «Сходняки», «крестины», «смотрины» – как только не расписывали, а никто истину толком и не отразил. Впрочем, об этом не сейчас – позже. Пока же…
Наблюдая за Кристаллом, Вор тонко подмечал нюансы, каким другой бы просто не придал значение. Казалось, живет себе шпанёнок – без имени, племени и роду, влачит бездарное существование, как тысячи подобных, а все одно – не то. Походка у него разболтанная и править надобно, речь замысловата, не точна и далека от фени и блатной поэтики – высшей формы воровского арго. А так хотелось, чтобы Кристалл отражал идеал. Руки в карманах, цвыркание сквозь зубы, мурка[67 - Му'рка – чистое воровское арго.] типа: «тюли-пули», «во бля!», «казя-базя» и «все дела!» – если и несут признаки специфического тюремного жаргона – все равно пережиточны. Беспредел государственного аппарата породил в стране новую генерацию – политико-бизнесовые кланы, а с ними и хаос. Предстояло защитить, расширить сферы влияния семьи, переместить эпицентр с тюрем на волю, с воли – в кабинеты, а без людей толковых, грамотных и достойных – не потянуть.
Всю энергию Виктор тратил на шлифовку камешка из столичного кимберлита. Время. Оно пролетало быстро и незаметно. Часть его, как правило, темная – по настоянию Вора тратилась на просветление. Раритетные фолианты из библиотеки старика периодически посещали обитель тетки Клавы. Ночами тонкие пальцы юноши водили по строчкам драгоценного наследия ярчайших мыслителей, помогая заполнять память духовным содержанием морали древних, а днем, после того, как Кристалл разыскивал Виктора, красиво и виртуозно наслаждались практикой.
Впервые Вор собрался показать воспитаннику жуликов[68 - Жу'лики – часть преступного сообщества, своеобразная уголовная интеллигенция, богема воровской субкультуры. В противоположность бандитам избегают применения физической силы и добиваются целей умом, хитростью и ловкостью.], а с некоторыми и познакомить, по прошествии трех лет. К этому дню он готовился долго. И хотя многое еще следовало отшлифовать, Виктор решился. Удерживая неискушенное дрянью[69 - Дрянь – тяжелый наркотик.] и множеством соблазнов сознание молодого вдали от человеческой помойки, он не боялся, что оно заразится пороками и грязными страстями. Дед опасался потерять неочищенный от породы камень в мутной реке. И теперь, когда Кристалл засиял ограненным наполовину бриллиантом, страх недоглядеть сменился на боязнь передержать, ибо нигде так не сверкают и не переливаются грани, как в глазах придирчивого общества.
Просто Кристалл
Неужто редкость – ученик раскрыл талант,
И в блеске том хватил учителя инфаркт.
А если б славил не себя, а ремесло,
Лишь ощутил бы как от сердца отлегло.
По дороге на полуденную стрелку Кристалл сбил* три кошелька. Последний, тощий как глист, похоже уже коченел от голодной смерти. Брезгливо скривившись от вызванной ассоциации, карманник спрыгнул с трамвайчика и огляделся. До встречи с Виктором оставалось несколько свободных минут. Обычно в одиннадцать Вор исчезал неизвестным маршрутом, а спустя час с блажью на лице появлялся вновь. Тайну своих пунктуальных отлучек он не раскрывал, а Кристалл особо и не любопытствовал.
Старик прибыл пешком. Старый карманник поймал Юркин взгляд, остановился и свернул в магазин. Кристалл все понял и юркнул следом. Скоро они с Виктором рассматривали через стеклянную витрину толпу на остановке.
– Видишь бобра[70 - Бобёр – по всем признакам богатей, но скрывающий это, прибедняющийся.] с торбой в руке?
– Пузатого?
– Меньше слов, больше толка. Познакомься – это Мамон, барыга[71 - Бары'га – скупщик, перепродавец краденого, и вообще – любой зарабатывающий на жизнь торговлей наркотиками.] в третьем поколении. Дед его в войну хлебом приторговывал, а внучок ныне сбывает малолеткам по дискотекам и ночным клубам дерьмо всякое – от амфитаминов до героина. Машины имеет на все случаи жизни, вплоть до катафалка, а сегодня, вишь, что выдумал, по трамваю соскучился, экзотики захотел, бес! Его сам Бог на блюдце преподнес. Сработаешь, как заговорю с ним. И не боись – слушайся рук. Потом сойдешь. Встретимся в «Старой Фортеции»! Пора тебе публику представить. Пора…
Кристалл, не отрывая взгляда от пузатого, впитывал каждое слово Виктора. Организм погружался в легкую эйфорию. Уста Вора давали последние наставления и понятными им двоим интонациями кодировали юношу на успех по невидимому каналу связи, который возникает между учителем и учеником. Смысл и значение советов улавливались на уровне подсознания…
Сжимая в руке увесистый пресс полтинников, изъятых у Мамона, Юрка пытался понять, что помогло ему отважиться и с блеском выполнить рискованную задачу – собственная ловкость, отрицать которую было бы несерьезно, или помощь друга, поверившего в мастерство ученика. Как бы там ни было, это не походило на экзамен дрожащего студента у сурового профессора. Сегодня ментальная планка слетела, как перышко, и «студент» понял, что отныне ей не тяготеть. Он засыпал профессора знаниями, требуя не отличной отметки, а признания равенства в карманной науке. Виктор смекнул удачу с полувзгляда и не стал портить их общий праздник непроницаемым лицом исихаста. Кристалл и сам испытал прилив энергии, поднимающейся выше любого наслаждения. В какой-то миг понимаешь, что душа уходит в пятки и держит в напряжении, пока рука не обожжется приятной тяжестью лопаты, а с ней возвращается легкость, и горячая волна удовлетворения невероятной силы катится по телу, проникая в каждую клеточку счастливой плоти. Пик этого «наркотического» опьянения длится долю секунды, но достигает такой силы, что удержаться от соблазна повторить приход[72 - Приход – эйфория, кульминационный момент наркотического опьянения или просто блаженственное состояние.] не в состоянии никто. Кристаллик не исключение, а скорее эталонный вывод из правил. Объяснить феерические ощущения при выполнении работы Юрка не мог, как не сумел бы разобраться в пробудившемся когда-то в детстве инстинкте. Разве что сравнить себя с приёмником, а каждую клеточку шальных рук с чуткими сенсорами. Стоило приблизиться к жертве, как в дело включался скрытый высокочастотный генератор, запуская в действие чувствительнейшие механизмы. Не нужно смотреть по сторонам, приглядываться, ловить «глаза», дабы предугадать выход объекта из квиетической медитации. Инстинкт самостоятельно управляет каждой частью тела и, подчиняя своей воле, дарит радость опьянения.
«Слушайся рук…», – прокатилось в памяти отдаленное эхо и затихло.
Деньги Кристалл считал прямо на остановке. Толстая пачка купюр магнитом притягивала взор стоящей неподалеку молодой дамочки, но Кристалл, разломив надбровную дугу, резко взмахнул перед любопытным носом заманчивым «веером» и вернулся к подсчету.
– Вор! – обвинительно крикнула шарахнувшаяся девица и обиженно выпятила нижнюю губу. Юрий круто развернулся.
– Ша, бестолковка! Вор – это имя, а я – просто Кристалл. Подняв голову, он гордо зашагал к «Фортеции».
На перекрестье времен
«В одну и ту же реку дважды не войти»…
Бесспорно, но к античному добавим наше мненье:
Придя опять к воде замри и посмотри,
Где оказался – выше или ниже по теченью?
Крепость-бар «Старая Фортеция» – невзрачная снаружи, уютная как утроба матери, внутри – работала круглосуточно. Юрий был здесь лишь однажды, когда ему стукнуло пятнадцать, и захотелось отпраздновать день рождения по-настоящему…
Он робко переступил порог неизвестного мира и осторожно потянул носом одуряющий запах. Здоровенный бармен, скучающий у стойки, тарабанил по пепельнице в такт гитарным переливам и упорно не замечал подростка с дикими глазенками. Пришлось дважды кашлянуть.
– Чего тебе, парниша? – не поворачивая головы, спросил тогда господин, совмещающий роль бармена и хозяина.
– Горло промочить, – прохрипел Юрка, давя на низкие октавы. Встроенный камертон подвел голосовые.
Гадко ухмыльнувшись, бармен подошел к крану с водой.
– Не той, – на этот раз бас вполне состоялся.
